Я сходила в туалет, пописала и умылась холодной водой. Баклажанные рулетики, печёночный торт и манговые пирожные наслоились на пироги с палтусом и теперь плавали в коньяке и кофе, как атомные подводные лодки в ледяном Баренцевом море. И, кажется, готовились к всплытию. Я достала телефон и написала мужу: «Приезжаю завтра, 7 вагон». Я не знала, встретит он меня или нет. Может, он уже подал на развод, с него станется.
Светильники в купе не горели, телевизор выключен. Андрей лежал головой к двери.
— Закрой дверь и выгляни в окно.
Я толкнула дверь, она легко прокатилась и щёлкнула замком, отсекая нас от спящего вагона. Колёса стучали тихо и умиротворяюще. В окне свивались и пульсировали зелёные ленты северного сияния — прямо как на заставке компьютера. Я тоже перекинула подушки в ноги и легла. Мы смотрели на небо и молчали, а потом Андрей продолжил историю:
— В тот приезд я впервые увидел северное сияние. Миша сказал, что из-за электричества в атмосфере у меня может развиться полярный синдром: нарушение терморегуляции, функций дыхания, возможна неконтролируемая эрекция. Я поверил и действительно ощущал все симптомы, пока Миша не признался, что пошутил. Но я думаю, в любой шутке есть доля правды. Северное сияние — это больно. Меня на пот пробивает, дышать трудно. Кажется, грудь придавило чем-то тяжёлым, а внутри жжёт. Хотя эрекции нет. У меня давно уже нет эрекции. Наверное, из-за фена — это лекарство от разбитого сердца, которое я принимаю. Но так даже проще, меня устраивает. Давай выпьем?
— Давай. Кто такой Игорь?
— Без понятия. Игорь, Игорь… Его многие шапочно знали, он и в клубах появлялся, и на тусовках тематических. Слышал, у него успешный металлический бизнес, но я не в курсе. Я вообще сначала думал, что он безработный байкер: цветная татуировка на шее, косуха, кожаные штаны. На сиденье его мотоцикла я разглядел забавное тиснение в виде члена. Юморист. Но для обычного байкера он был слишком крут, деньги тратил не считая. Короче, полная противоположность Мише. Тот — интеллигентный, вежливый, здоровый образ жизни и планы на десять лет вперёд. А Игорь — наглый, хриплый, мат-перемат, бухло и секс без разбора. Хотя вру, у них и общее было: оба предпочитали сверху, и оба были старше меня. Игорь — лет на десять, но тоже большая разница.
— Влюбился в него? А как же Миша?
— Нет, с Игорем я просто трахался. Он умел это делать, но как человек меня не привлекал. Любовь — одно, а секс — другое. Я любил только Мишу, но как же мне хуёво было, когда он уезжал! Спать не мог, еда в рот не лезла. Он жалел меня, приносил из клиники снотворное и успокоительное. Может, я тогда и подсел на препараты? Иногда я ездил в Мурманск вместе с ним, жил на даче. Однажды в августе, когда жена уехала в отпуск, я уговорил его пустить меня в городскую квартиру. Мне очень хотелось увидеть, как он живёт без меня, где спит, что видит из окна. Это было странно: везде знакомые вещи, его рубашки, ботинки, а рядом чужие женские тряпки. И запах чужой, резкий. Я тогда впервые задумался, каково ему жить на два города. Не просто на два города, а на две жизни. Он тщательно скрывал нашу связь. Даже Данька, единственный, с кем я был знаком, не подозревал, что между нами что-то есть. То есть он подозревал, что если отец не ночует в их питерской квартире, то у него кто-то завёлся, но на меня не думал. Прикрывал отца перед матерью, лишнего не болтал. К тому времени, как я пошёл вразнос, он закончил институт и уехал в Штаты. Подходящий момент, чтобы развестись, правда? Но нет, Миша и слышать не хотел о разводе. У них с женой общий бизнес, двадцать лет семейного стажа и внуки на горизонте. Это было так по-еврейски.
— Ты не думал расстаться с ним?
— Каждый день думал! Каждый долбаный день, прожитый без него. Но когда он возвращался, я целовал ему руки и думал, что лучше сдохнуть, чем расстаться. Я знал, что он мой человек: мой отец, мой сын, мой друг, моя любовь. Я тоже закончил институт, но бухгалтерия меня не привлекала, и я начал в полную силу работать в «Мальвине». Нормально зарабатывал. Машину в кредит купил, матери посылал, тратил деньги на нашу общую жизнь. Я не был содержанкой. В студенческую пору — да, он здорово меня выручал, но потом мы почти сравнялись. Я стал модным востребованным стилистом, обо мне в журнале написали.
— Марина показывала.
— Да, Марина… Она знала, что у меня есть мужик, но без подробностей. Я никому не рассказывал, а тебе вот рассказываю.
— Потому что мы пьяные и едем в спальном вагоне. Эффект попутчика.
— Не угадала. Наливай. Давай выпьем за то, чтобы каждый мог исповедаться, когда наступит его срок.
— Какой ещё срок? — я выпила и закусила сыровяленой шейкой. Напомнила: — Ты на Игоре остановился.
— Ха, остановился! Да, но до Игоря я многих перебрал. Миша уезжал, а я пускался во все тяжкие. И так мне хреново было, что я перестал скрывать свои похождения. Однажды он спросил по телефону, чем я занимался, а я выдал: «Ебался с кем-то в бане, имени не помню». Мне по телефону легче было признаться, чем глядя в глаза. Он замолчал надолго. Я думал, трубку бросит, но он сказал: «Тебе понравилось? Ну и ладно. Я не имею права тебе предъявлять». Меня вынесло тогда. «Ты что, не ревнуешь меня?» — «Это неважно, я справлюсь», — «С чем ты справишься, Миша? Со своими чувствами ко мне? С женой и тестем, которые держат тебя за яйца? С тем, что я ебусь направо и налево, когда ты уезжаешь? С тем, что мы никогда не будем вместе?»
— Вот ты сука, Андрюша. Такие вещи надо в лицо говорить, а не по телефону.
— Я потом и в лицо сказал. С тех пор я обо всём ему рассказывал, даже привирал для усиления эффекта. Он делал больно мне — я делал больно ему. Я превратился в садиста, и мстил ему за то, что мои мечты не сбылись, за то, что он оказался не таким, как я вообразил. Я знаю, никто не рождается на свет, чтобы оправдать чьи-то ожидания, но к нам это не относилось: мы абсолютно точно родились друг для друга. Он тоже это понимал, он не был дураком, но он был трусом. Боялся разрушить свой благополучный мирок, который давно утонул в дерьме. Как, скажи мне, как можно спать с законной супругой на той кровати, где кувыркался с любимым парнем? Вот чего я не понимаю! Как он мог носить меня на руках, обсасывать и вылизывать, когда знал, что я трахаюсь с кем попало? Он даже резинки не надевал! Как его не тошнило от меня?!
— Любил.
— А развестись ему религия не позволяла? Какое-то время мы жили так: он приезжал в Питер, и всё было чудесно, а когда он уезжал, я уходил в загул. Рассказывал ему по телефону, какие члены в какие дырки меня имели. Он слушал и не перебивал, даже реплики вставлял. При этом я поставил условие: узнаю, что он мне изменяет, убью на месте. Убью. Так странно. Я почему-то всё время его ревновал и считал себя жертвой, хотя он мне поводов не давал. Он тоже поставил условие: не таскаться, когда он в Питере. Мы соблюдали эти правила и кое-как жили. Довольно долго жили, хотя эта жизнь напоминала хождение по лезвию бритвы. Это было совсем не то, о чём я мечтал. Дебильная история.
Андрей сел на полке и обнял себя руками, будто его колотило от холода. Свет из окна окрашивал его лицо зелёным и всё вокруг делал призрачным, нереальным. Я дошла до той стадии опьянения, когда не понимаешь, бодрствуешь ты или спишь.
— Что-то у вас пошло не так.
— Всё пошло не так. Я изменился: стал злым и подлым. Он изменился: похудел и перестал улыбаться. Он больше не светился. Приезжал всё реже, а в Питере много работал. Мне казалось, он жалеет, что связался со мной. Это было так несправедливо! Это же он меня растоптал! Я не был такой мразью до него! Я обвинял его в наших проблемах, а он соглашался: «Да, я один во всём виноват. Тебя не в чем упрекнуть». Меня это выбешивало. Мы оба чувствовали, что несёмся в пропасть, но свернуть уже не могли. Я просил Игоря: «Выеби меня так, чтобы в голове ничего не осталось». Не помню, как мы познакомились, он был одним из многих, но в какой-то момент я понял, что только он может меня расслабить. У него и дурь была, он делился.
— Ты точно в него не влюбился?
— Конечно, нет! Не можешь понять, да? Для тебя секс и любовь связаны? Очень по-женски. Нет, мне было на него параллельно. Он был такой: да, я трахаю всех подряд, никаких проблем, пойдём дунем. Много кто с ним трахался, но никто его особо не знал. Меня он устраивал. Он единственный, кого я приглашал домой. Он, конечно, просёк, что я с мужчиной живу, сразу поинтересовался: «А где твой папик? Только не говори, что он подглядывает в замочную скважину». Он постоянно стебал меня папиком. Однажды мы с Мишей сильно поссорились, но он торопился на самолёт, и мы не поговорили. Попрощались скомкано, я вообще молчал, чтобы не начать истерить. Он уехал в Пулково, а я набрал Игоря. Он катался где-то недалеко и приехал минут через двадцать. «У тебя есть что-нибудь?» — спросил я. «Мальвина, не превращайся в аппера*, тебе не идёт», — «Я не аппер, но для тебя могу быть топом, хочешь?» Я повалил его на кровать, она ещё пахла Мишей, его горькими духами. Я сам ещё пах Мишей, мы трахались всего час назад. Несмотря на наши бешеные ссоры, секс у нас был таким же классным, как вначале. Я уже сел на Игоря, как вдруг увидел, что он смотрит мимо меня. Обернулся, а в дверях стоит Миша. Белый как снег. Решил вернуться, чтобы помириться.
— Боже…
— Он попытался что-то сказать, но не смог выдавить ни звука. Игорь спихнул меня с члена и спросил: «Это твой Карабас-Барабас?» Я промычал утвердительно. «Пьеро какое-то, а не Карабас-Барабас». Миша наконец перестал пялиться, отвернулся и молча пошёл к выходу. «Эй, парень, стой!» — крикнул Игорь и бросился за ним. Я лег и накрыл голову подушкой, но всё равно услышал, как в прихожей что-то упало, потом сдавленное хрипение, мат. Я выскочил к ним в чём мать родила. У Игоря рот в крови — значит, Миша ему саданул, но теперь Игорь притиснул его к стене и спрашивал: «Ты из-за Мальвины расстроился? Нахуя тебе эта шлюха?» Миша дёргался, но вырваться не мог, голый Игорь крепко его держал. Я завопил: «Отпусти его, придурок!», а он сказал: «Иди нахуй» — и прижался к Мише бёдрами, зашептал что-то на ухо. Я не слышал, что он там шепчет, и меня это бесило. Я пытался его оттащить, а он уже целовал Мишу в щёки, в сжатые губы, в шею. Везде оставлял свои кровавые метки. «Хватит!» — заорал я им в уши. Миша посмотрел на меня… Вера, не дай тебе бог увидеть такой взгляд у любимого мужчины. Это был ад кромешный. Я заткнулся, словно под дых получил, а Миша медленно, очень медленно откинул голову и приоткрыл губы, чтобы Игорь его поцеловал.
— Мамочки мои! Мне надо выпить, — глаза защипало от пьяной слезливости.
— Игорь помог ему раздеться, отвёл в нашу спальню и уложил на нашу кровать. Миша раздвинул ноги. Вообще-то ему снизу не нравилось, я не ожидал такой покорности. Я уламывал его хотя бы на массаж, но он не давался. Он, если чего-то не хотел, упирался до последнего, как с разводом и переездом, а тут взял и расслабился. Он впервые видел этого обдолбанного мужика в татуировках, цепях и браслетах, но позволил ему больше, чем мне за пять лет. Я сел сбоку от них и попросил: «Мишенька, пожалуйста, не надо, не делай этого, тебе это не нужно, ты пожалеешь». Он закрыл глаза, будто ему больно смотреть на мою рожу. А Игорь уже отсасывал ему разбитым ртом и играл яйцами. Потом смочил палец кровавой слюной и протолкнул… Блядь, я не могу, нет! Я говорил, что любил его больше жизни? Что ревновал до темноты в глазах?
— Я бы сдохла.
Он трясущимися руками выхватил жестяную коробочку и вытряхнул на ладонь пару таблеток. Закинул в рот, поискал, чем запить, не нашёл и глотнул коньяка.
— Я и сдох, Вера. Убежал на кухню, открыл холодильник, захлопнул, поискал чего-то в шкафчике, подкурил сигарету с фильтра, затушил, а меня всего трясло. Прямо нервная трясучка напала. Услышал, как Миша вскрикнул, и рысью метнулся в спальню. Игорь уже хуй наполовину всунул. Спасибо, гандон надел и смазкой воспользовался. Я кинулся царапать ему спину, а он отмахнулся: «Дура, посмотри, как его прёт». Я упал на колени перед кроватью. Лицо Миши горело. И шея, и плечи. От толчков золотой могендовид скользил по груди вперёд-назад, и это снова меня загипнотизировало, как в то первое утро, когда он рубашку гладил. Миша постанывал на выдохе и судорожно комкал простыню. «Сейчас, не торопись, сейчас я выебу тебя по-настоящему. Откуда ты взялся на мою голову, хороший такой?» — шептал Игорь и сжимал обрезанный член в кулаке. Я всхлипнул, Игорь посмотрел на меня и процедил: «Брысь отсюда, он мой». У меня слёзы побежали по щекам. Я не хотел видеть, как Игорь ебёт моего мужчину, но и уйти не мог, ноги не держали. И даже если бы держали, я бы не ушёл. Я не мог оторваться от Миши. Я думал, пока я рядом, это не измена, это обычная групповуха, такое в парах бывает, ерунда. Но в глубине души я знал, что это измена. Меня живьём пожирала ревность, бешеная помоечная крыса. Миша стонал в голос, потом отцепился от простыни и подхватил себя под колени, развёл широко. Искал, как ему лучше. Выглядело очень похабно. Я застонал от бессилия. Игорь дрочил ему жёстко и сильно, он сразу догадался, как надо. Я зажал рот руками, чтобы не завыть. «Я кончу сейчас», — сказал Миша. «Давай, — сказал Игорь, — только глаза открой». Миша открыл глаза, а Игорь взял его за подбородок и повернул в мою сторону. Мы смотрели в глаза друг другу, пока он кончал. Блядь, нет-нет-нет-нет-нет…
***
Я упала на полку и вжалась лицом в подушку. Мне было страшно представить себя на месте Андрюши, но не представлять я не могла. Я видела перед собой не влажные еврейские глаза неведомого Миши, а родные голубые. Я содрогнулась от опустошения и чувства безысходности. Андрей встал и подёргал защёлку на окне:
— Не открывается? Так жарко, я весь потный. Почему так жарко?
Меня, напротив, знобило. Непроглядная чернота за окном посерела, северное сияние угасло. Хмель уходил, но подступала тошнота. В купе неприятно воняло жирной едой, алкоголем и едким потом.
— После этого вы расстались? — спросила я, уняв озноб.
— Нет. После этого я перестал ему изменять. Наши отношения стали спокойнее, но не потому, что мы что-то осознали, а потому, что я выгорел изнутри. У меня появились странные фобии, панические атаки. Один раз в метро мне показалось, что вагон заполняется дымом, и я перестал ездить на метро. Потом перестал водить машину, потому что боялся моргнуть за рулём и потерять управление. Моё моргание напоминало тик. Маринка Дронова нашла врача, который прописал транки, а Мише я ничего не сказал, не хотел его тревожить. Мы жили как раньше, но между нами пропало что-то важное. Я больше не требовал, чтобы он развёлся, а он стал внимательнее и нежнее со мной, предугадывал желания, заботился. Мы оба избегали секса — он старел, а я плотно сидел на препаратах. Трахались, конечно, изредка, но словно повинность отбывали. Мы ещё два года так протянули. В это время умер мой папаша, и я занялся продажей маминого дома и покупкой квартиры в Питере. Миша подарил недостающий миллион. Сказал, что редко делал мне подарки, хотя это неправда. Я с благодарностью взял у него деньги. Мы отдалялись друг от друга. Раньше он уезжал в Мурманск на две-три недели, а теперь — на два-три месяца. Я скучал, но уже не сходил с ума. Никаких других мужчин у меня тоже не было. Игоря с того раза я не видел, он как в воду канул. Прошлым летом Миша так надолго уехал, что я подумал, он никогда не вернётся. Я скатался с Маринкой и её детьми в Турцию, а в сентябре проехал с матерью по Золотому кольцу, она давно мечтала. Когда Миша появился дома, я понял, что отвык от него. Он всё ещё оставался моим любимым, моим единственным, но я повзрослел и больше не верил в сказки. Я сказал: «Давай расстанемся», и он согласился. Мы даже не трахнулись на прощание, такими чужими стали.
— О, расстались? — разочарованно протянула я. — А к кому ты сейчас ездил?
— К нему и ездил. Прошло больше года, как мы разбежались. Меня сначала попустило, а потом я всё чаще вспоминал самое начало, те первые годы, когда я ни о чём не беспокоился, ничего не требовал и верил, что его любовь безгранична. Верил, что мы предназначены друг другу. Ностальгия замучила. Я даже набирал его, но он, похоже, телефон поменял. А в клинике я решил не разыскивать, глупо как-то. «Вы не подскажете бедной Мальвине, куда запропастился её бывший любовник Михаил Иванович?» А недавно я встретил Даньку, он приезжал из Америки. Поболтали с ним. Он всё такой же отмороженный программист. Не женат, девушки нет, и причёска как у пуделя. Он рассказал, что родители разошлись. Мать вкалывает во всех трёх клиниках, часто в Питер приезжает и в Штаты мотается, хотя уже пенсионерка, а отец работает мало, большую часть времени на даче зависает. «Говорит, что пишет любовный роман, — засмеялся Данька. — Ну пусть пишет», — «Это на той даче, которая в ЗАТО? **» — спросил я. «А дачи наконец-то вывели из ЗАТО, теперь можно без пропуска ездить». Я как услышал, что он разошёлся с женой и переехал на дачу, тут же заказал билеты на двадцатое декабря, чтобы приехать в свой день рождения. Перед этим кучу процедур сделал: ботокс, губы подколол. Шугаринг, разумеется. Давненько я волосы не драл, не для кого было.
— Здорово! И он тебя встретил, как в первый раз?
— Нет, я не знал его телефона и не предупредил о приезде. Нагрянул неожиданно, добрался до места на такси. Я ведь там часто бывал, дорогу знаю. Нужный дом увидел издалека. Вокруг темень, а его шале украшено фонариками и светится так ярко, что, наверное, из Норвегии видно. Я постучался и замер, только сердце бухало. Он рывком распахнул дверь: босиком, в старых домашних штанах, весёлый. Почти не изменился, заимел немного морщинок, седины на висках да уродскую короткую стрижку. Его нового парикмахера стоило бы пристрелить. А тело по-прежнему подтянутое, ухоженное, и свет в глазах вернулся. У меня даже в штанах шевельнулось, я же за этот свет в него и влюбился. Он спросил: «Андрей? Какими судьбами?» Я ответил: «У меня сегодня днюха, хочу с тобой отпраздновать. Паспорт показать?» Он стоял и хлопал глазами, а со второго этажа спустился Игорь: «Мишка, кого там принесло?»
— Чего?!
— Да, такая вот беда.
— Они что, вместе?
— Миша сказал: «Игорь, съезди за пивом, а то сауна скоро нагреется, а у нас пива нет». У нас. Игорь оделся и пошёл в гараж. На ходу кинул мне: «Прощай, Мальвина. Надеюсь, ты уберёшься к моему возвращению».
— Какая мерзость. Он же спал с тобой…
— Для него это ничего не значило. Для меня тоже. Не в этом дело. Я посмотрел в открытую дверь гаража: два джипа, японский байк, снегоход. Им только оленьей упряжки не хватало. Когда Игорь слинял, я спросил: «Давно вы вместе?» А Миша ведь не врал никогда, считал, что ложь унижает. Он сказал: «Не задавай вопросов, ответы на которые тебе могут не понравиться», — «Что, блядь, это значит?! Когда вы пересеклись?! Полгода назад? Год?» — «Я не буду отвечать», — упёрся он. «Как долго?!» Миша разозлился: «Не ори на меня! Мы с Игорем не расставались». Я сначала не понял, хотел переспросить. Потом до меня дошло, и я закачался, присел на стул. «Вы вместе три года?» — «Да». Он изменял мне. Нет, не так. Это я изменял ему, когда трахался по клубам, не спрашивая имён, а он поступил в миллион раз хуже. Он обманул меня, предал и насрал в душу. Полюбил другого и скрыл. Как трусливая сволочь дождался, пока я первым предложу расстаться, а потом спокойно бросил свой кибуц*** и поселился с молодым любовником на краю географии. Гоняют всё лето на мотоцикле, а зимой пьют пиво и в сауне парятся. Оказывается, всё возможно. Мои мечты сбылись, да только не со мной. Слушай, Вер, я вчера заглянул в ад. Там не огонь, там полярные льды и одиночество.
— Чудовищно… Не дай бог такое пережить…
— А кто сказал, что я пережил? — Андрюша вытащил таблетницу, но пальцы его не слушались, он не смог открыть крышку. Разжал руку, и коробочка упала на ковёр. — Я попросил вызвать такси. А ещё попросил чаю, меня потряхивало от нервов. Он пожалел меня, он всегда был добрым человеком. Приготовил чай, нарезал бутерброды с колбасой. Я спросил: «Хочешь, побрею тебя напоследок?» Когда мы жили вдвоём, он редко брился сам, он обожал мои руки. Я ведь классно брею, лучше всех в Питере. Бритьё — это целый ритуал, очень интимный, я тебе рассказывал. Он улыбнулся: «Конечно, я буду рад».
Андрей надолго замолчал, уставившись куда-то за пределы нашего купе. Возможно, за пределы Кемской волости, которую мы пересекали, или даже за пределы вселенной. Такие далёкие глаза у него сделались.
— Так ты побрил его?
— Да, побрил… В последний раз. Сел на него верхом и побрил. Только член у меня не встал, я уже жаловался на эрекцию, да? Прости, больше не буду. Потом подали такси, и я поехал на вокзал. По дороге разминулись с машиной Игоря — быстро он за пивом смотался. Наверное, боялся оставить нас наедине, мало ли что. Не того он боялся... Пока я покупал закуски и пирожные, чуть на поезд не опоздал. Из билетов остались только спальные вагоны, пришлось потратиться. Захожу, а тут ты. Повезло мне, — он улыбнулся мягкой обаятельной улыбкой. Он выглядел уставшим, но безмятежным, словно попрощался с прошлым и ни о чём не сожалел.
— А тебе идёт прозвище. Как там в песне? Лишь бы только Мальвина, лишь бы только Мальвина, лишь бы только Мальвина…
— Обожала меня одного, — грустно закончил Андрей.
— Это вся история?
— Да, это конец. Всё имеет свой конец, Верочка. Давай прикончим эту бутылку.
***
Я дремала, когда поезд остановился в Кеми. Дверь с шумом открылась, в купе вошли два человека в штатском и представились сотрудниками уголовного розыска города Мурманска. Включили яркий свет. За ними в коридоре стояли проводники и люди в форме. Я сонно села, прикрываясь одеялом, а Андрей не поднялся. Его растолкали и посадили у столика. Он смотрел по сторонам, явно не соображая, что происходит. Ему задавали вопросы, меня тоже о чём-то спрашивали. От них пахло дешёвым застарелым куревом и бензином. Меня начало мутить. Слишком много коньяка. Я икнула печёночным тортом и кислым манго.
— Андрей Воробьёв, это ваш багаж?
Они открыли его чемоданчик и начали вытаскивать вещи. Одежда, инструменты, планшет. Кто-то снимал на камеру. Я не могла сконцентрироваться на происходящем. Я видела, что Андрей норовит упасть то набок, то вперёд, а его поддерживают за плечи и задают бесконечные вопросы. Русые волосы распустились и закрывали лицо, он с трудом шевелил губами:
— Моя бритва… Пользовался вчера… Да, кровь…
Я с трудом перевела взгляд на стол, где в бархатном футляре лежала мужская опасная бритва, запачканная коричневой грязью. Вспомнилось: «Прижал лезвие к яремной вене». Господи боже! Я снова икнула, меня скрючило и начало выворачивать под ноги следователям и понятым. Меня всё рвало и рвало, вдобавок я начала плакать от страха, и это было отвратительно и ужасно. Я услышала сквозь собственные хрипы, как кто-то закричал: «Он не дышит! Вызывайте скорую, срочно! Блядь, да он в аут обдолбан, у этой хуйни три таблетки — золотая доза. Сколько он принял?» Я хотела сказать, что у него полярный синдром, непереносимость северного сияния, но отрубилась.
Меня даже с поезда не сняли, сказали, что в Питере допросят, когда оклемаюсь. А Андрея в Кеми увезли в больницу.
Муж меня встречать всё-таки приехал. Стоял на перроне озябший, в старом пуховике. Такой родной и любимый. Я заплакала, когда увидела его. Казалось, весь мир умер, и только мы случайно остались в живых. Он тоже разглядел меня через замёрзшее окно, пробрался в купе и прижал к себе:
— Не реви, всё будет хорошо, я люблю тебя. Ты моя жена, мне никто, кроме тебя, не нужен.
Конец
