***
Пятнистая рысь устало развалилась на пушистой еловой ветке, вытянувшись до хруста в костях и широко умиротворенно зевнув. Ее Вожак лежал тут же, шумно фыркая и роясь мордой в лесной хвое. Рысь умильно наморщила нос и весело фыркнула. Она любила, когда Льдан позволял себе некоторые вольности, пусть редко и исключительно наедине. Рысь перекинулась в красивую молодую девку, приподнялась на локтях, окинув зорким взглядом лесную чащу. Кроме них поблизости никого не было, и она успокоилась, не став тянуться за валяющейся неподалеку одежей. Не к спеху. Рада любила ощущать голой кожей прохладу леса. Только так, и в рысиной личине, она чувствовала с ним настоящее единение. — Не колется? — заботливо спросил Льдан, имея ввиду ветку, на которой она лежала. Он прилег рядом с ней. Рада умостила голову на его его крепкой привыкшей к труду груди, умиротворенно прикрыла глаза. — Колется. Но мне все равно. — А мне нет. Льдан перевернулся на спину и ловко закинул на себя свою засмеявшуюся избранницу. — Перестань! — А ты заставь меня. Долгий поцелуй разгорячил кровь Вожака. Он не сдержал короткого горлового рыка и еще крепче прижал к себе хитро улыбающуюся девку. А Рада именно того и добивалась. — Моя, — мужчина перевернулся и навалился на нее, жадно вдыхая сладкий запах зовущей самки. — Только моя. Рада томно вздохнула и прогнулась в спине, но их прервал протяжный волчий вой, вдруг просочившийся вглубь чащи с другой части леса. Их леса! Рыси мгновенно перекинулись в звериные личины и сорвались с места. Рада едва успела прихватить зубами свою одежу, когда Вожак грозно рявкул не нее, требуя поторапливаться. Затем кинул Зов. Кошку пробила незряшная дрожь, когда она нутром ощутила его властный клич. «Стая — в Логово!» Рада едва поспевала за Льданом, слившимся в бело-палевую полосу на фоне темных стволов лесной чащи. Он непрерывно звал Тайля, но ответа не было.***
Рысиный терем затрещал, покачнулся. Огонь охватил его от порога до крыши, чудом не перекидываясь на окружающие деревья. Видать Осененные рысей озаботились, чтобы пожар, случись таковой, не навредил лесу. Серый опустил лук и подозвал к себе молодого переярка Зубца. Тот подбежал, в страхе поджав хвост, и Серый грубо всунул оборотню в зубы уже бесполезное оружие Охотника из Суйлеша. Последние стрелы потратил на рысиное Логово, а новые делать не умеют. Ничего. Свою задачу он уже выполнил. И в Лебяжьих Переходах, и здесь, в рысином Логове. — Зароешь где-нибудь, — сказал Серый, тут же забыв о Зубце и рявкнув обступившей его стае. — Остальные бегом, за мной. Волколак повел стаю по запахам рысьих детенышей, успевших порснуть прочь от своего горящего Логова. Серый мог бы с легкостью нагнать их обоих, мог бы мощными челюстями раздробить их тонкие шейки, но не стал. Довольно, что пришлось выбираться в такую даль. Пусть стаи рыси разбираются сами, а он лишь проследит, чтобы их интересы совпадали с его. Посмертно, если потребуется.***
Умила наддала ходу, зачуяв позади новые волчьи запахи. «Настигают!» Сполох согласно рыкнул. Он первым наткнулся на нее и Тверда, и сразу повел обоих в противоположную от Логова сторону. Туда, откуда последний раз слышал напуганные голоса детей, и куда поперед него убежала Никия. «Где Светоч?» — спросил Тверд, внезапно осознавший, что они бегут втроем, без второго брата. «Далеко». «То есть как? Где?» Сполох сцепил зубы, и вытянул вперед морду, заставляя себя еще быстрее шевелить лапами. Он сделал вид, будто не услышал вопроса. Тверд хотел настоять, но не успел. Умила радостно подпрыгнула на ходу, первая завидев мелькание палевой шкуры в просвете между деревьями. «Слава Хранителям, живы!». Они пробегали узкую поляну с поваленным поперек деревом, когда на нее выскочили Льдан с Радой. «Не спи, — коротко бросил Вожак, прыгая на неприметную звериную тропку впереди Сполоха и своим примером подгоняя стаю. — Держаться рядом, далеко не отбегать. Мы почти их нагнали». Рыси замкнулись вокруг Вожака и понеслись одним слитным пятнистым комком, готовые отразить нападение с какой угодно стороны. Волки чуть отстали. Их было значительно больше, но они не знали этот лес так хорошо, как сами рыси. Льдану удалось вырвать с пару минут форы. Скоро они услышали напуганные голоса детенышей, плачущих и взывающих к помощи. «… — смачно выругался Тверд, встопорщив густую черную шерсть на хребте. — У речной излучины что-ли стали?» Льдан оскалил зубы, издал странный скулящий звук, означавший крайнюю степень отчаяния. «Похоже на то. Каким ветром их туда понесло?» «Волками», — буркнул Тверд, сипло втягивая заметно посвежевший без гари воздух. Горящее Логово осталось далеко позади, сосновый бор постепенно сменился редкой мелколиственной рощицей. Сквозь нее проглядывало звездное небо. «Мне нужно кое-что сказать… — вскинулся было решившийна на что-то Сполох, но Льдан опередил его. «Позже. Сначала найдем детей, пока беды не натворили. До другого берега не допрыгнут, а если со страху вброд сунутся — шеи переломают. Там сплошные пороги». «Никия уже должна быть с ними, — Умила попыталась хоть как-то успокоить Вожака. — Она убережет». — У-у-у! — волчий вой внезапно раздался совсем рядом, по правую сторону от бегущей стаи. Подмогу позвали, не иначе. Льдан круто развернулся, помчался прямо по лужам, оставшимся от талого снега. За ним оседали тучи водяной пыли. Стая следовала за ним по пятам. «Если начнут окружать — бегите без оглядки, уводите детей. Мы с Твердом вырвем вам фору». «Нет! — в один голос воспротивились Умила с Радой. — И не думай!..» «Выбора нет. С ними Серый, их больше. И черные, кажется, тоже здесь…». Льдан втянул носом воздух и чуть не ухнул носом в очередную лужу, чувствуя, как в груди расползается мертвенный хлад. Следом кровавый запах почуяла и остальная стая. Горько заплакала Умила, раненными зверьми взревели Тверд и Сполох. Одна Рада, бегущая бок о бок с Льданом, промолчала, но не потому, что не страдала. Ее сковал тот же хлад, что и Вожака. Но в отличии от него, Рада попросту отказывалась поверить в то, что сообщал ей рысиный нюх. Этого просто не могло случиться! Все происки Каженника, обман! Она не могла… Стая Льдана выпрыгнула из густых травяных зарослей у лесной опушки, тут же попятилась от неожиданности и грозно зарычала. Со стороны бурлящей почти вышедшей из берегов реки их ожидала чужая рысиная стая. — Как любезно с твоей стороны привести с собой всех, Льдан, — Шайрат поднялся с поваленного дерева на берегу реки, на котором поджидал «гостей». Он щелкнул пальцами и стоящий подле него крепкий мужик, в котором Льдан узнал Шороха, снял морочащий полог. Воздух наполнился запахами и детским плачем. Тайль и Яра съежились в обнимку у бездыханного рысиного тела, со слипшейся от крови серой шерстью. Никия… Неподалеку от нее валялось еще несколько рысей, с распоротыми когтями мордами и подранными боками. Старая лесная хищница не сдалась без боя, но силы были не равны. Кровавая пелена затопила взор Льдана, но прежде чем он кинулся, из зарослей начали выходить волки. Самый крупный и лютый — Вожак с серой шерстью — в мгновение ока подскочил к окруженной рысиной стае и за шкирку выдернул из нее взвизгнувшую Раду, не успевшую даже выпустить когти. Шайрат победно засмеялся, дав знак своей стае отступить в сторонку. Льдан взвыл и кинулся на волколака, но мощная волна Дара сбила его с лап. А потом Серый впечатал в землю и остальную стаю. Льдан сопротивлялся изо всех сил, пытаясь вырваться, но Серый заметно окреп с их последней встречи. Волчий Вожак без труда удерживал их плашмя на земле с пару минут. Потом снял давление Дара, перекинулся в человека и требовательно велел: — Все обращайтесь, живо. Или девка уже не встанет. По его указке один из матерых склонился над скулящей пятнистой кошкой и угрожающе оскалил чудовищные клыки. Ему достаточно было всего лишь сомкнуть челюсти, чтобы перекусить Раде шею. Льдан обернулся первым, с ненавистью посмотрев на ухмыляющегося молодого мужчину, объятого сиянием дикого Дара. — Что тебе нужно, бешеный? Серый нахмурился, но больше ничем не выдал раздражения. Он говорил медленно и спокойно, но куда с больше властностью, чем сам Льдан. — Молчать. Ваша стая причинила много хлопот. Пришла пора платить. Эту, — он кивнул на дрожащую, сжавшуюся в комок Раду. На нее капала слюна из порыкивающей пасти матерого, — беру в полон. Не исполнишь, что требует — она умрет. Попробуешь преследовать нас — она умрет. А сделаешь что хочет черный — так и быть, отпустим. Уяснил, рысь? Льдан сцепил зубы. Трудно себя переломить, на ему не оставили выбора. Льдан коротко переглянулся с Умилой, утирающей злые слезы. «Как доберетесь — найди Лиса. Вместе справитесь, спасете ее. Обещай!» Осененная незаметно кивнула, уже зная, что не сможет отказать Вожаку. — Да, — Льдан сделал вид, что с трудом, но переламывает гордость, подчиняется. Серый довольно усмехнулся. — Слыхал, черный? Он весь твой. Уходим. Шайрат торжествующе ощерился, и волколаки стали оборачиваться. Тот, что скалился над Радой, носом подпихнул ее в бок и рявкнул так грозно, что Рада не нашла сил сопротивляться. Поднялась на подгибающихся лапах и пошла, куда велено, умоляюще оборачиваясь на своего бледного, как смерть, Вожака. — Погоди! Серый недовольно обернулся к Льдану. — Тебе позволяли говорить, рысь? — Дозволь хоть кого еще с ней послать! Она… моя. Не могу просто отпустить. Не могу… — Заметь, за язык тебя никто не тянул, — хмыкнул Серый, без раздумий указав на Умилу. — Эта пойдет. Будет окормлять стаю, покуда не сладишь с делом черных. Справишься — отпущу обеих. Тверд протестующее зарычал, стиснув пудовые кулаки, но Льдан одними глазами заставил его замолчать. Осененная его кошка, а не он. И она сможет о себе позаботиться при нужде. Умила гордо выпрямилась и проскользнула мимо Серого к Раде. Молодая рысь прижалась к ней в поисках защиты, чуть осмелела. По меньшей мере глядела на волков уже не затравлено, а с вызовом. Льдан чуть приободрился. Рада заметно изменилась после обращения, стала куда жесче, злее. Так со всеми бывает в первые годы. Но с Умилой, авось, поостережется волков почем зря бесить. А если и вычудит чего, так Лис вступится. Он у него в долгу, сбережет девок. — Уговор был другой, — вдруг ощерился Шайрат, делая шаг навстречу волколакам. — Мне нужны все Осененные. Ты не можешь ее забрать! Серый обернулся волком и так глянул на Шайрата, что тот позорно осел на землю. Он не смел пересечься взглядом с безумной зеленью глаз Серого. А тот в награду не стал долго его мучать. С пару секунд побуравил Шайрата угрожающи взглядом, затем коротко рявкнул, и волколаки стали покидать речной берег. Серый исчез последним, не оглядываясь и, наверное, уже позабыв о рысиной стае. Льдан позволил себе облегченно выдохнуть. Он повернулся к Шайрату, опасливо поглядывающему в сторону скрывшейся волчьей стаи, и указал на Никию. Мертвая рысь до сих пор лежала на мокрой от крови земле. Над ней крутилась пара мошек, привлеченная запахом мертвой плоти. — Ты?.. — Я, — не пытался отрицать Шайрат. На его лице застыла мерзкая ухмылочка, знакомая Льдану еще с детства. — Она подрала Шуха и Вельца, чуть не выцарапала мне глаз. Предки велят отвечать на кровь кровью. — Мы не убиваем свое племя. Сегодня ты перешел черту, изгой, — от мрачного голоса Льдана многие из рысей Шайрата зарычали, а Тверд со Сполохом наоборот, приободрились. Они встали по плечам Вожака, поддерживая его полным оскалом и выпущенными когтями. — И ты заплатишь сполна. Шайрат издевательски расхохотался. Его смех подхватил и Шорох, и пара десятков других рысей, наблюдавших за Вожаками издалека, не привлекая к себе внимания. — Это вряд ли, дружок. Мне достаточно кинуть Зов, и Серый не оставит от твоих девок и целой шерстинки. Что, думал, наглость так и будет сходить тебе с рук? Нет, Льдан. Настал мой час… Наш час. Можешь выйти, малец. Сполох сипло выдохнул, увидев медленно вынырнувшую из ниоткуда рысь со светлой шкурой без единого пятнышка. Шерсть на ее морде слиплась от крови, в глазах светилась жажда и невиданная доселе злоба. Светоч все же нашел свою стаю.***
Добираться до Лебяжьих Переходов выдалось с пару суток, через лесные засидки Диких и навеянный непогодой туман. К самим пещерам Ходящие вышли лишь к утру третьего дня, осчастливив стража, оставленного дожидаться их возвращения на границе обережного круга кровососов. Волколак радостно тявкнул, завидев перекидывающихся оборотней, и по разрешению Серого, умчался в лес, охотиться. — Ждите тут, — велел Серый, без усилий переведя рысей через обережный круг. — И не дергайтесь, если жизнь дорога. Выход в пещерах только один, и он охраняется. Кус не любит, когда девки балуют. Так, Кус? Лютый волколак, почти такой же здоровый, как и с сам Серый, грозно оскалился и заградил путь в лес, к свободе. От него пахло кровью. Людской. Рада зажмурилась, удерживая восставшее звериное нутро, и на всякий случай бочком пристроилась поближе к Умиле. В одном лишь сарафане на голое тело она казалась себе слабой и беззащитной, но хоть так. Не дали бы вздеть одежу, так бы и ходила рысью, не решившись перекидываться и под страхом смерти. У Умилы подобных проблем не было. Осененная красовалась в ладной рукодельной рубахе, такой же юбке, но о себе думала в последнюю очередь. Умила озабоченно осматривала редкий подлесок и прислушивалась к журчанию ручья, текущего вдалеке. Где-то за ним, в темных низинах и норах копошились засыпающие полудикие рыси, волколаки и упыри, привлеченные Даром Серого. За черту кровосовов их, ясное дело, никто не пустил. Серый, может, и бешеный, но не дурак. — Как же мы теперь? — зябко поежилась Рада. — Льдан… — Сдюжит. Не бывало того, чтоб рыси пред волками склонялись. — А Никия? Умила вздрогнула плечами и хмуро пообещала: — Шайрат поплатится, вот увидишь. И за Никию, и за наш дом. Если придется, сама придушу выродка. — Вставай в очередь, Умила, — из зева Пещера донесся звучный мальчишеский голос. Но его обладатель оказался не так юн, как могло показаться. Навстречу рысям поднялся высокий худощавый мужчина, с густой темной шевелюрой цвета древесной коры и озорной улыбкой на остром веснушчатом лице. Он махнул рукой, приглашая следовать за собой. Рада замешкалась, но заметно просиявшая Умила, метнувшаяся к незнакомцу с криком: «Лис!», развеяла ее страхи. — Будет, будет. Обожди с вопросами, успеется, — шепнул ей на ушко Лис, а мысленно добавил, обращаясь уже к обеим: «Шайрата уже видели?» «Да, — подтвердила Умила, сжав кулаки. — Он…» «Не здесь». Лис многозначительно повел бровями в сторону сопящего волколака, и стал спускаться в Лебяжьи Переходы. Умила и Рада пошли следом, стараясь не соскальзывать на пологом неровном дне огромной пещеры. Понемногу к свежему воздуху прибавились запахи сырости, камня, в какой-то момент разбавившиеся печным дымком и запахом свежей выпечки. Типичные запахи людской веси. Вот только людьми не пахло. Кус неотступно следовал за тройкой рысей, обильно капая слюной из полуоткрытой пасти. В другой раз Рада бы обязательно полюбовалась открывающимися красотами и насладилась сладкими запахами сытой жизни, но проклятый волколак не давал ей покоя. Вместо того, чтобы подобно Умиле разглядывать теряющиеся в вышине громадные своды пещеры, или добротные избы кровососов, новообращенная то и дело опасливо косилась на Куса. Рада готовилась обернуться рысью и пуститься наутек, если тот внезапно кинется. Но то ли авторитет Серого удержал, то ли сыт был — свезло. Кус проводил их до самой веси кровососов и улегся на камнях недалеко от домов. Оттуда было удобнее всего следить, чтобы полоняне не сбегли. Рыси прошли с десяток дворов, спугнули несколько куриц, бездумно полезших под ноги. Людские фигурки сновали по протоптанным дорожкам туда-сюда, но на них внимания не обращали. А некоторые и вовсе воротили носы, как и от волколаков. Таким Лис улыбался особенно приветливо и оживленно махал рукой — привык отшучиваться на злобу. А вот Умилу и Раду заметно коробило. Законы гостеприимства святы, а они пусть и не совсем гости, но все же ожидали от кровосов более теплого приема. Лис только посмеялся на их жалобы. В деревушку пустили, камнями не закидали, и на том спасибо. — Глянь, — заметила Умила, входя в полутемную хату, освещенную зеленым огнем из очага, — любо устроился. Ве́сна тоже здесь? Лис пригласил рысей сесть на скамью, а сам зашуршал у печи, гремя чугунками и крынками. Хата была обставлена богато, но вместе с тем беспорядочно. Чувствовалось отсутствие женской руки, и Умила поняла, каков будет ответ прежде, чем тот прозвучал. — Нет. В Логове у Тихих Брод осталась. За детьми пригляд нужен, да и мне так спокойней. — Добро, — согласилась Умила, внимательно осматривающая через щелочку в ставнях поросшей сорной травой двор. — А хату как выжулил? Лис засмеялся: — Все-то ты знаешь. Как, как? Уметь надо! У кого язык подвешен, тот не пропадет. Здесь ютимся с другими Осененными Серого, кому дозволили под крышей жить. Мало их, а ныне вовсе я один остался. Люта Охотники сцапали, а Шайратовские давеча на ихнюю тройку напоролись, у Ершима. Ну и Каженник с ними, по мне черным все равно веры нет. Так что, как вы?.. — Нет уж, ты сперва скажи, — вдруг озлилась Умила. — Почто с Шайратом ходишь? Он Никию загрыз, Серого на Логово вывел! Меня с Радой вон... Как ты можешь?! — А что я? — вяло огрызнулся Лис, передавая Раде крынку с чистой родниковой водой. — Черные только за черными и идут, а других Осененных в его стае мало. И те против не пойдут. Каждый чем-то, да обязан гаду. Кого от Охотников схоронил, кого от волков сберег или вызвериться не дал. А долг для нас сама знаешь — не пустое. Вот и тяну лямку, как могу. У меня дети, жена. Ничего больше не остается. «Можно дать отпор! — Умила обернулась рысью. — Льдан поведет нас!» Лис и Рада последовали ее примеру. «Так он все ж таки передумал?» «Шайрат убил Никию. Сжег Логово. Из-за него мы в полон к Серому попали. Как ты думаешь?» Лис призадумался и поглядел на Раду, неуютно выпускающую и убирающую коготки. Новообращенную явно смущали незнакомые резкие запахи. «Хорошую кошку Льдан выбрал, — признал он, — ладную. Понятно, чего черный так взъярился». «Ты поможешь нам, или как?» «Чем?» «Как это "чем"? — возмутилась Умила. — Бежать надо, пока Серый ушел! Льдан просил тебя помочь. В уплату старого долга. Он сказал, ты поймешь». Лис показал кончики клыков и опустил уши, что в людской личине означало грустную улыбку. «Я бы с радостью, но не выйдет. Вот привели б вас на луну раньше, тогда…» «Лис! — не стерпела Умила. — Не тяни, выкладывай как есть». «От Серого надысь волколачка сбегла. И, в довесок, пленного Охотника увела. Он пока не знает, но скоро узнает. Говорю, нам не уйти. Серый предательств не прощает. Ни своим, ни чужим. Второго побега он не допустит». Осененные замолчали. Молчание длилось бы и дольше, не услышь рыси далекое сопение Куса. Тот явно не удержался и прикорнул на пещерных камнях, вымотавшись после долгого двухдневного пути. В звериной личине они могли расслышать и не такое. Рада твердо встала на все четыре лапы и твердо заявила: «Тогда мы уходим сегодня же, пока он не очухался. Сейчас».***
Ох как Тайль его ненавидел! От одного вида бездушной предательской хари Светоча хотелось рвать его когтями и клыками, пока него ничего не останется. Или пока не утихнет ноющая боль, раздирающая грудь. Когда Тайль с Ярой выбежали к реке и поняли, что дальше деваться некуда, из зарослей у речной излучины выбрался Светоч. Рысята обернулись людьми и, не помня себя от счастья, кинулись к нему навстречу. А потом остановились, не пройдя и пары шагов. За Светочем появились черные рычащие тени. Пять. Десять. Еще больше! Последним на берег выскочил Шайрат, и Тайль окончательно сошел с лица. Их с Ярой быстро окружили, бежать было некуда. Надежды уже не оставалось, как вдруг на черных обрушилась Никия. Тайль не видел, откуда она выпрыгнула. Просто внезапно услышал дикое горловое рычание и уже в следующий миг отпрыгивал от крутящегося рявкающего клубка, в котором мельчали росчерки когтей и клыков. Рыси схлестнулись на смерть. Тайль пытался сунуться, помочь, но проклятый Дар не желал отзываться. Как ни пыжился Осененный, как ни старался — больше пары жалких искорок с пальцев не сорвалось. Где-то рядом верещала Яра, но он не мог разобрать ни слова. До тех пор, пока клубок не распался, и их ногам не упала дергано трясущаяся рысь. На ее боку зияла рваная прореха. Из нее торчали окровавленные ребра и сизые внутренности. На месте правого глаза чернел черный провал. Никия жалобно захрипела и затихла прежде, чем рысята успели сделать второй вдох. Оборотни не понаслышке знают, что такое смерть. Они встречают ее каждый раз на охоте, загоняя и убивая дичь. Яра дико закричала, поднялась с колен и бросилась на Светоча, от горя забыв сменить личину. Тайль не успел ухватить ее за руку. — Не лезь, сопля! Он сейчас ничего не соображает, — Шайрат загородил застывшего камнем Светоча и грубым тычком отбросил Яру на землю, прямо в лужу крови. Ту самую, что натекла от мертвого тела Никии. Девочка заплакала, больно ударившись коленками о каменистый берег ручья. В тот миг Тайль, впервые с обращения прошлым летом, ощутил настоящую ненависть. Рысенок насилу отцепил рыдающую Яру от Никии и, обнимая ее, не мигая посмотрел сначала на Светоча, а потом на криво ухмыляющегося Шайрата. Слов не хватало, но они и не были нужны. Шайрат пинком отправил безвольного Светоча за спины стаи и коротко сказал Тайлю: — Если доживешь и вырастишь — поймешь. А пока не тебе нас судить. Эти слова не значили для Тайля ничего в тот день, ни пять спустя, когда они со стаей Шайрата пересекли речку Радокшу и вышли в густой перелескок близ Тихих Бродов. Твари, зверины лютые! Ничего. Пусть не думают, что он просто так им спустит! Вид горящего тела Никии, которую сожгли по обычаям предков, надолго останется с ним, не даст забыть. Если батя не стал бороться, то он, Тайль, станет. Дайте только время… Последние сутки пути Тайль утешался тем, что придумывал мыслимые и немыслимые кары для Светоча, которого Шайрат от греха подальше отослал вместе с большей частью своей стаи. Оставшимся Осененным предстояло напасть на людской обоз. Рысенок не знал, что Шайрат хочет от его стаи, но догадывался, что в кустах отсидеться не получится. Похоже, те же мысли приходили и Льдану. Он, как всегда, привычно бежал во главе стаи, но то и дело замедлялся, чтобы глянуть то на Тайля, то на Тверда или Сполоха. Видно хотел что-то сказать, но не решался, оттягивал случай. Причина прояснилась к наступлению полудня. Рыси как раз успели миновать широкую поляну с переплетающейся вязью мелких ручейков, питающих Радокшу, и по указке Шайрата затаились недалеко от лесной опушки. Над ними раскинулись густые шелестящие кроны вязов, кленов и ясеней, почти не пропускающие солнечных лучей. Чуть дальше начинался ельник, сквозь который просматривалась кривая большака, утоптанная колесами повозок и почти высохшая под ярко жарящим солнцем. — Нападем с двух сторон. Храп, Шорох и Рез возьмут Охотника, вы с Жилкой выскочите из леса, — Шайрат деловито раздавал указания обступившим его рысям. Льдан стоял чуть поодаль. Тайль видел его спину. Долгое время Льдан просто слушал, потом вдруг взъярился, почти сцепился с Шайратом, но другие Осененные растащили, не дали обратиться и перегрызть друг дружку. Тайль было дернулся на подмогу, но Тверд зубами удержал его за шкирку. Они вместе с Ярой, Сполохом и парой десятков простых рысей из стаи Шайрата затаились вдали от дневного света. «Не лезь», — услышал Тайль тихую мысль Сполоха. Он впервые заговорил с тех пор, как Светоч ушел со стаей Шайрата. Сполох был единственным, кто пытался его остановить. Льдан и Тверд делали вид, что Светоча вовсе не существует. Для них он умер. Также, как для Тайля и Яры, с той поры неуловимо изменившейся и растерявшей былую детскую порывистость. Теперь все чаще на привалах девочку можно было заметить сидящей в сторонке и гневно смотрящей на Шайрата и его ближних. С Тайлем она почти не разговаривала. Рысенок знал, что она винит его. За то, что не смог ничего сделать, когда был нужен. За оказавшийся бесполезным Дар… «Не наша забота, — добавил Сполох, видя, что рысенок начал огрызаться. — Мы больше не решаем. Шайрат победил». Из Тайля словно выпустили весь воздух. Он задыхался от обиды и несправедливости. «Но…» «Сполох прав, — гулкий глас Тверда звучал раза в три мрачнее и в сотню горше, чем обычно. — Не высовывайся, авось забудет о тебе. Изгою нужны Осененные, а Умила у Серого. Не дай боги решит…» «Поздно. Кажись, к нам бежит», — Сполох выпрыгнул вперед и заслонил собой Тайля и Яру. К ним и впрямь направлялся Шайрат, по пятам преследуемый донельзя рассерженным Льданом. Рысята грозно заворчали. Они уже достаточно подросли, чтобы рычание получилось достаточно сильным и глубоким, почти как у взрослых рысей. Тверд и Сполох с готовностью поддержали их, разобрав спор Вожаков. «Я сказал — нет!» «Брось, Льдан, — Шайрат остановился в паре шагов от изготовившихся к атаке Тверда и Сполоха. — Мальчишка уже достаточно взрослый, пора научиться настоящему лову. Верно, малек?» Тайль пригнулся, вздыбил шерсть и выпустил когти. Затаившийся Дар вдруг сам по себе проснулся. По его хребту пробежала приятная колющая дрожь. Перед мордой стало сгущаться наливающееся мощью облако Дара. Ох как он их ненавидел! Всех их!! «Стой! — неимоверным рывком Льдан вырвался вперед Шайрата и подскочил к Тайлю. Мальчик услышал его успокаивающий шепот. — У него опять началось. Успокойся. Дыши, сын. Яра, помоги! Стань рядом, один я не удержу». Яра без раздумий прыгнула к Тайлю, прижалась нему бочком, чуть вздрогнув от окутавшего ее хлада. Девочка не боялась, зная, чего ждать. С того дня, как Тайль очнулся и понял, что обратил родную сестру, что-то в нем сломалось. Не внешне — внутренне. Словно в рысенке боролись две сущности. Иногда одна из них брала верх, и без того пылающий Дар Тайля начинал выплескиваться, сметая все на своем пути. Унять его мог только Вожак, вынужденно используя Яру, как громоотвод. Никого больше в таком состоянии Тайль к себе не подпускал. Льдан перекинулся, на кончиках его пальцев вспыхнули огоньки Дара. Вожак водил руками над рысятами, пока звериная злоба не отступила, и Тайль не понял, что вновь способен мыслить. «Мы должны отомстить! — тут же возопил Тайль. — За Логово, Раду! Никию». Яра тихо вздохнула и еще теснее прижалась к нему. Рысенок ощутил, что может пошевелить лапами. Льдан коротко глянул на Шайрата, мирно усевшегося напротив рычащих Сполоха и Тверда. Черный вожак заинтересованно наблюдал за разворачивающейся сценой. Особенно внимательно он следил за Тайлем, и происходящими с ним изменениями. «Не сейчас, — наконец произнес Вожак. — Ты мне веришь?» «Да». «Тогда дыши. Успокойся. С Радой не твоя вина, помни. Просто дыши… Шайрат! Ты все видел. Он не в состоянии. Не сегодня». «Пожалуй. Токмо вот какая закавыка, Льдан…» — Шайрат хищно прищурился и с наслаждением вытянулся. Со стороны большака донеслось конское фырканье, едва слышный людской говор. Обоз подъезжал прямо к рысиной засидке. «…мне плевать. Двигайтесь, оба! Вам досталась самая важная часть лова».***
Место нападения рыси Шайрата выбрали толково. В дне пути от людского города, дабы сторожевики не услышали людских криков. И всего в обороте от своего Логова. Случись чего, и подмогу можно позвать, и быстро схорониться в чаще, не страшась погони. А темная мокрая от растаявшего снега земля прекрасно сливалась с шерстью рысиной стаи, умело скрывающейся под корнями деревьев от цепкого взора Охотника. Тот ехал во главе обоза, широкоплечий, поджарый, как и все ратоборцы. Черные одеяния туго обтягивали мускулистую фигуру, из-за спины торчала рукоять полуторного посеребренного меча. Вместе они составляли грозное оружие. Но, увы, всего одно на весь обоз. Льдан скользил меж стволов на опушке позади самой последней телеги обоза, прикрывая собой сына. Тайль заметно волновался, но не отставал, понимая, что выбора у них нет. Серый не оставил его, забрав в полон Раду и Умилу. «На рожон не лезь, — в очередной раз наставлял рысенка Льдан. — Как вытащим — сразу в лес, не мешкай». «Зачем Шайрату девка сдалась? — в который раз недоуменно вопросил Тайль, опасливо поглядывающий на обоз из-за хребта Льдана. — Чего, людей мало едет? Жри, кого в голову взбредет, коль терпеть невмоготу». «А вот вишь как! Неймется ему. Зависть пуще клещей грызет. Как узнал от Серого, что я тебя в стаю увел, так и ярится с тех пор, слюни пускает. А потом Светоч масла в огонь подлил. Про Раду выболтал, остальное». «Ну а мы-то причем?!» «Шайрат хочет, чтобы я ему принес девку. Сам. Чтоб самолюбие потешить. Каженник с ним, пусть подавится — сделаем. А от тебя... Обрыбится, вот что! Рано на тебя еще ношу Осененного взваливать». Судя по задумчиво сморщенному носу, рысенок мало что понял, но все равно издал негодующий мявк. Льдан легонько боднул его лбом на ходу. Слабое успокоение, но какое есть. На большее не осталось времени. Внезапный людской крик с головной части обоза заставил рысей остановиться и навострить уши. — Кресень! С боков заходят! Льдан грязно выругался, наддавая ходу. «Условились же, до поворота вести! Скорей, бежим!» Люди закричали, истово заржали кони, напуганные выпрыгивающими из леса хищниками. Рыси проскочили несколько телег с орущими со страху людьми, поднырнули под брюхо паникующего коня, вставшего на дыбы. Отсюда увидели цель — молодую девку, забившуюся в углу головной повозки. Рядом сражался Охотник, отмахиваясь мечом от наседавшего на него Шороха. Шайрат подло притаился под днищем телеги, выжидая, пока человек ослабеет и не успеет отразить удара из-за спины. Но Охотник попался крепкий, а громадным мечом и вовсе крутил, как легкой тростинкой. «Уводи ее или шлю Зов,» — угрожающе рявкнул Шайрат, завидев несущихся во весь опор Осененных. Его распирало от злобы: только что сгиб Рез, и против Охотника остался один Шорох. О быстрой победе можно забыть. «Тащите в лес, я догоню!» Молодая девка истошно завизжала, увидев лесных хищников так близко, заслонила личико ладошками. Льдан ловко вспрыгнул на подводу. Тайль чуть приотстал и чудом не лишился уха от просвистевшего мимо клинка Охотника. «Помоги». Скованная Зовом жертва уже не сопротивлялась. Льдан перекинул ее через спину и спрыгнул на пыльную дорогу, чуть не уронив под колеса прямо на зашипевшего Шайрата. К счастью, Тайль был рядом, успел ухватить когтями и удержать на отцовской шкуре. Льдан увидел шальные зрачки сына. Неудивительно. От запаха крови Охотника, убитых Осененных рысей и близости человека даже у него самого желудок подводит. Нужно торопиться! «Не отставай». Вожак рванул с места в лес, обогнув тушу одного из убиенных шайратских котов, пронесся мимо шипящего Шороха, наседающего на Охотника. От одной из телег раздался предостерегающий женский крик: — Кресень! Девка! Девку унесли! Льдан не стал оборачиваться, проверяя, бросились ли обозные за ними в погоню. Вместо того оборотень извернул голову, покрепче закусил рубаху своей добычи и вломился в густые заросли на опушке ельника. С подмогой Тайля он споро продрался через кусты и понесся за ним в сторону перелеска, где у старого лога их должен был ждать Шайрат. Правда тот не знал, какую встречу ему заготовил Льдан. И не узнает до самого конца… — Ух, коровища, — уже на дне лога просипел Вожак, сгружая одеревенелую девку в кучу перепрелой листвы. — Хоть молодая, а хребет все одно чуть не надломился. Нет бы самой пробежаться... Так, а кровь откуда? Тайль? «Не заметил», — повинился рысенок, показав лапу с окровавленными когтями. Звериная дикость в его глазах быстро таяла: научился смирять жажду, пока Рада человеком в Логове жила. — Не смей слизывать! — предупредил Льдан, кивая на кучи талого снега. — Вон, омой в луже и дуй обратно. Надо успеть подлечить ее до возвращения Шайрата… Далекий треск ветвей в лесной чаще заставил Льдна вновь обернуться рысью. Над девкой еще не успел рассеяться туман целебного Дара, а он уже водил чуткими ушами, разбирая посылаемые Лесом знаки. «Идет? — подскочил Тайль, тревожно вставший по его правой бок. — Шайрат?» «Нет… Не он».***
Проклятый Охотник оказался крепче, чем представлял Шайрат. И он был не один! Вторая Охотница взялась из ниоткуда. Худощавая, но ловкая и проворная. На ней не было одежи ратоборца, но меч и та легкость, с какой она полоснула им по молодой Жилке, не оставляли сомнений. Охотница, Осененная. Узрев, как меч окрасила кровь Жилки, Шайрат сам чуть ли не взвыл от бессилия и злости! Уже седьмой Осененный его стаи сгиб из-за случайности, нелепости… Из-за волколака. Черный Вожак с ненавистью уставился в спину слепо разводящему руками молодому мужчине, рванувшему в лес за Охотницей. Серый послал, не иначе! Прознал, бешеный, что рыси собираются сделать. И заслал своего к сторожевикам в обоз, мразь! Но кто выдал? Кому держать ответ? Шорох взвизгнул, осев к ногам Охотника агонически дергающимся окровавленным клубком. В его боку со скрипом проворачивался длинный клинок с узким долом. Преданный взгляд успел скользнуть по оцепеневшему Шайрату, прячущемуся под днищем телеги, прежде чем окончательно потухнуть. «Серый…» Шайрат не владел сильным Даром. Вся его власть в стае зиждилась на преданности тех, кто был обязан ему жизнью. Таких, как Шорох. Он потому и не вмешивался в схватку, зная, что только помешает другим. А теперь… Кто поддержит его? Кто вступится, заставит подчиняться? Он кинул на обоз все силы, всех Осененных. И все сгибли. Все, до одного. Шайрат бросился на Охотника исподтишка, как-то незаметно забыв о Льдане, о мести, обо всем. Ходящий не видел ничего из-за кровавой пелены, застилавшей глаза. Не чуял ничего кроме крови убитых и смертельно раненных рысей. И потому не боялся. Впервые за всю свою жизнь. …Кресня спасло шипение. Не услышь его вой, то и не успел бы подставить острие меча под выпрыгнувшую из-под телеги черную тушу. Окутанная Даром кромка лезвия вошла в глотку рыси, и вышла окровавленным концом посреди хребта. Крючковытые когти так и не успели дотянуться до человеческого сердца. В тот же миг лес взвыл хором рысьих голосов. Кресень облегченно выдохнул и дал телу большого лесного хищника самому соскользнуть с лезвия. Вожак мертв. Тамир, не мешкая, очерчивал обережный круг. Они выжили.***
Льдан попятился от скованной Зовом добычи, то же сделал и Тайль, следуя примеру отца. По склону лога медленно спускалась и наступала на них молодая поджарая девка, недвусмысленно покачивающая острым мечом Охотника. На ней не было вздето черной одежи ратоборца, но Льдан знал, кто перед ним. Видел это в блеске темных мертвенно-пустых глаз. Замечал во вкрадчивых обманчиво плавных движениях, присущих не человеку — хищному зверю, вышедшему на охоту. Вначале решил помстилось, но принюхался и понял, что нет. От нее пахло выдубленной кожей и потом. Железом и кровью убитых рысей. Неуловимым духом Дара, знакомым только Осененным. Всем, чем угодно, только не страхом. Льдан зашипел, скрывая охватившее его недоумение. От чудно, право! Совсем Цитадель опаскудилась, уже и девок невинных ратиться учат. Сопровождавший Охотницу волколак с завязанными лоскутом ткани глазами глухо заворчал, показал ножи-клыки. В ответ Льдан зашипел вдвойне громче, припал животом к земле. Ни шагу больше, блохастый! Не знаю, какой злой судьбиной тебя в людской обоз занесло, но ныне не лезь. Не тебе тягаться с Осененными. Охотница сделала еще шаг. Туманная полоса клинка сместилась с правой руки, серебристым полумесяцем прочертила воздух, удерживая равновесие человека. Льдан почуял шевеление сбоку, услышал шипение. Тайль боялся до одури, незаметно дрожал, но не отступал. Ждал знака Вожака. Но как уйти, если Шайрат вот-вот должен явиться? Порыв ветра принес отголоски рысиного плача. Охотница, не владеющая звериным слухом, ничего не заметила. Льдан сделал еще шажок назад, сам не веря своему счастью. Нежто правду слышит, не врут?! Шайрат сгиб? Лес зашумел еще горше. Лишенная Вожака стая ярилась, не знала, куда податься. «В чащу, — тихо велел Льдан, чтобы сын не полез с перепугу на меч. — Уходим». Рыси развернулись и дунули прочь, только их и видели! Ни Охотница, ни волколак за ними не гнались, но Осененные не остановились, пока не достигли соснового бора на другом конце леса. Льдан кинул Зов, и скоро к ним прибежала донельзя встревоженная стая. Яра тут же бросилась крутиться вокруг устало растянувшегося в хвое друга, по традиции засыпав того глупыми вопросами. Тверд и Сполох убедились, что Вожак цел, и только потом позволили себе выразить радость. Живы, слава Хранителям! Оба! — Рано радоваться, — оборвал их восторги Льдан. — Прежде нужно вызволить Раду и Умилу. И поскорее, пока Серый не прознал о Шайрате... Или пока Рада сама чего-нить не вычудила.