***
«Все сюда. К нам. Все, до единого!» Они слали Зов. Старший и младший. Вожак и сын, кровь от крови. Осененные. Дар пылал, жгучей искрой выжигал грудь. «К нам, братья! Родичи. Стая. Семья. К нам!» Тайль вытянулся, выпрямился в одну тугую стрелу от хвоста до холки. По серебристой шерсти прокатывались волны лунного света. Пусть и заблудшие, одичавшие, но свои. Рыси. Лесные охотники. Одичавшие от крови, или потерявшие разум от безысходности. Не важно. Сегодня Вожак созывает всех. И они пришли. Первые тени вышли из леса, горя зеленым светом голодных глаз. Их осталось немного, после гибели Шайрата. Часть перегрызли прямо у большака, зная, что осененной крови на всех не хватит. Другие ушли искать смерти к людским весям, поддавшись голоду и жажде людской плоти. Тех, кто остался в разуме, насчитывалось не больше десятка. Тайль видел, что стоящий в сторонке Сполох пытается отыскать среди них брата, но промеж черных шкур не белело ни единого светлого пятнышка. Рысенок сжался от сочувствия, но Вожак продолжал слать Зов. Значит останавливаться нельзя. Грудину распирало внутреннее рычание. Незримый Дар окутывал поляну, созывал, привлекал. Тайль до последнего сомневался, что получится, пока не ощутил, как отцовский Дар указывает путь. Все еще рысенок, по-прежнему молодой и неопытный, он все же Звал. И рыси шли на их с отцом Зов. Тянулись, как мотыльки летят на свет. Вожак прекратил песню несколько пару оборотов спустя. К тому времени Тайль совсем обессилел. Он буквально валился с лап, желая одного: поскорее закрыть глаза и уснуть. Но отец не дал свернуться клубком. Склонился над ним, цапнул зубами за ухо и поставил обратно на место. «Нельзя выказывать слабость. Не я один созывал стаю, мы оба. В тебе должны видеть силу». «Я не Вожак», — вяло возразил Тайль, поймав завистливый взгляд Яры. Она наворачивала круги за спиной Тверда, пыталась прошмыгнуть к Осененным, но черный кот не пускал. На его морде Тайль впервые за последние месяцы увидел нечто похожее на уважение. «Станешь однажды», — успокоил рысенка Льдан. Он скрылся в дымке превращения и встал уже человеком. Черные рыси показали зубы, когда он повернулся к ним. Но никто не зарычал и не вошел на освещенную луной полянку. Боялись неосторожным движением спугнуть свой последний шанс сохранить разум. — Одну луну, — Льдан возвысил голос, чтобы его услышали на каждом краю лесной поляны, — вы можете остаться с моей стаей, если поможете с Серым. Что делать потом — решайте сами. — А про нас забыл? — из-за дальних деревьев выскочили две рыси, обернувшиеся людьми, едва завидев Вожака. У одной была черная шкура, а второй светлая, от вида которой у Тайля шерсть встала дыбом. Как он посмел вернуться? — Брат! — Сполох в миг вскочил с колен, но тут же утонул в великаньих объятьях Тверда, по знаку Вожака удержавшего его и Яру подальше от лунного круга. Светоч нахмурился, но не сдвинулся с места. Он сильно изменился за последние дни. Лицо осунулось, глаза запали, руки болтались безжизненными плетями. На преданную им стаю смотреть отказывался, предпочитал разглядывать смутные тени у себя под ногами. Его рубаху и порты пятнали свежие кровавые пятна. Такие же, какие красовались на одеже женщины возраста Умилы, стоящей чуть впереди него. Она премерзко ухмылялась и скалила зубы. — Возвращайтесь в стаю, — рысь раскинула руки, остановилась на границе лунного света и лесной тьмы. — Вожака больше нет, но я — Осененная! — Вот как? — Льдан встал напротив нее, напрочь игнорируя пугливо отшатнувшегося Светоча. — Жилка что-ль? Я видел, как тебя подрезала Охотница. Как выжила? — Да вот, смогла. Чтобы в лицо тебе сказать, — Жилка набрала воздуха в грудь и гневно выдохнула. — Каженниково ты отродье! Осязаемый гнев Льдана заставил ее зажмуриться и отступить на шаг. Другие обступившие их рыси отхлынули под защиту деревьев, недовольно заворчали. Дар Вожака ослепил и их. На месте остался один Тайль, не отходящий от отца. Рысенок будто и не заметил вспышки Осененного, продолжая пожирать гневными глазами Светоча, забившегося под деревья вместе с другими черными рысями. — Следи за языком, Жилка. Я, может, и не Шайрат, но наглости не потерплю. — Наглости?! Да как ты смеешь, ублюдок? Ты вывел шавку Серого на обоз! Ты!! — Неужели? Конечно, меня обвинить проще, чем за свою дурь ответ держать. — Да как ты… — Случившееся целиком на ваших плечах, черная! Ваш недогляд, не мой. И поделом, скажу. Меньше надо было якшаться с Серым, глядишь, и не огребли бы по зубам. А теперь отвечай: как смогла уползти от Охотников? — Не твоего ума дело, — огрызнулась Жилка, стараясь держаться к Льдану боком и скрыть узкую почти затянувшуюся рану на ребрах. — И не строй из себя нашего Вожака! Вас всего четверо. Рысь махнула рукой, и из леса выплеснулась пятнистая река. Три десятка, четыре! Больше! Сотни чужих запахов сбивали с ног, оглушали. Тайль заметался, понимая, что их поляну заключают в кольцо. — Не дурно, — заметил Льдан, всматриваясь в мелькание рысиных шкур. Черных среди них была от силы четверть. — Всю стаю с Бродов сняла? Нет. Рысят не вижу, значит кто-то с ними остался. А вот что мороком прикрыла — уже интересней. На это умение нужно, и силы. Больше, чем у тебя. Кого на сей раз подрала, Жилка? Всю весь, аль путникам случайным не свезло? — Не твое… — Довольно, — Льдан поднял руки и возвысил голос. Взвизгнувшую рысь опрокинуло на спину, волоком втащило в центр освещенной лунным светом земли. Светоч громко зарычал и кинулся ей на помощь, но и его откинуло. Правда, втрое сильнее. Вопящий предатель пролетел с десяток шагов через поголовье рысей и с треском ударил о кору покачнувшегося вяза на дальнем краю поляны. Тайль торжествующе притопнул передней лапой. Так его!! Сам Вожак даже не обернулся, отмахнувшись от Светоча, как от назойливой мухи. Не обратил он внимания и на горестный всхлип Сполоха, Даром втискивая шипящую и извивающуюся Жилку в перегнившую листву. — Хватит с меня вашей вони. Дар ярко полыхнул. Жилка закричала, забилась в незримых путах. Обступившие их рыси зашипели, приготовились накинутся, но Осененная рысь вдруг затихла, задышала ровнее и тише. Как во сне. Льдан выпрямился и окинул рычащую пятнистую массу суровым взглядом. — Не яритесь, жива она. Очухается к утру, если свезет. А пока мое предложение в силе. Поможете с Серым — протянете до следующей луны. Или уходите прямо сейчас, дичайте. Эта выскочка только на корм и годится, куда ей стаю вести… Рыси по-прежнему недовольно порыкивали, но слушали уже более внимательно. Многие посматривали с любопытством на взъерошенного и готового кинуться в бой Тайля, прикрывавшего отцовскую спину. По серебристой шкуре рысенка бегали вперемешку искорки Дара и блики лунного света. — Ты, — Льдан внезапно указал рукой на здорового пятнистого кота, выделяющегося на фоне других едва ли не на пол головы, — часом не Велетом будешь? Лисов родич, нет? — Он самый, Вожак. По отцовскому роду, — обратившийся в неожиданно сухого и поджарого мужчину Ходящий встал, без церемоний растолкал руками посторонившихся рысей и вышел вперед. — Уж не чаял, что вспомнишь. — Тебя забудешь, — Льдан горько усмехнулся. — Никия мне всю плешь проела, когда после вас посуды не досчиталась. Велет повесил плечи и покаянно опустил голову. — Прости за них. За Никию… Прости, Льдан. Я не знал… — А ответ все одно тебе держать, — грубо прервал его Льдан. — И остальным, кто во своей воле за Шайратом пошел. Почему не упредили? Почему ко мне не пришли, пока не стало поздно, а? Небось среди вас найдутся те кто знали, что он замыслил сделать с моей стаей! А?! Велет вовсе сник, еще и зажмурился. На перекошенное гневом лицо Льдана было страшно смотреть. Тайль глухо заворчал, но никто из осиротевшей стаи Шайрата не ответил ему. Все они не отрывали глаз от Вожака. — За то и ответ держать будете, — хмуро закончил отец Тайля, кивком подзывая к себе Тверда и позволяя изнывающему Сполоху метнуться к брату. — перед родом и предками. А до того по меньшей мере искупите, что натворили. И ты, Велет, проследишь. Тверд встал по правую руку от Вожака, вопросительно вильнул хвостом. Льдан кивнул, и черный кот и так люто оскалился, что многие рыси зашипели в ответ. Одни черные остались стоять, как влитые. Ни шерстинкой не шелохнули! Их внимание перешло к черному собрату, когда-то давно покинувшему стаю. «Поможете Вожаку и мне вызволить жен — так и быть, отпустим на все четыре стороны. И эту забирайте, не жалко», — Тверд брезгливо вазнул по земле задней левой лапой. На лежащую в беспамятстве Жилку посыпались сухие листья, вперемешку с сучками и мелкими ночными насекомыми. «Вожак, ишь… Какой из бабы Вожак, дурни? Самим-то не срамно за бабской юбкой прятаться?» Где-то позади Тайля негодующе мявкнула Яра. Рысенок не сдержал веселого фырка и ценой немалых усилий заставил себя не оборачиваться. Он и так знал, что увидит. Донельзя возмущенную морду, вздыбленную торчком шерсть и гневно сморщенный нос. — До Лебяжьих Переходов без остановок несколько суток с хвостиком, — слово вновь взял Льдан, когда Тверд убедился, что все черные рыси до единой покорно склонили головы. — Бежать будем ночью, начиная с сегодняшней. Если никого поперек не встретим, к исходу седмицы доберемся. — Льдан, — Ветлет перекинулся следом за Вожаком, уже собирающемся рвануть с места, и в уже в звериной личине робко попросил: «Ты не гони меня после. Прошу». «Вас с Лисом никто не звал к Шайрату», — напомнил Льдан. Велета, на голову выше Льдана и даже Тверда, затрясло, как опадающий лист на ветру. «Но… У нас семьи, дети! В Бродах покуда остались, но без Осененной крови и до полной луны не дотянут. Крови много надо. А Жилка слабая, не осилит всех. Нежто у тебя сердца нет?» Тайль с Ярой затаили дыхание, наблюдая за Вожаком. Льдан чуть помолчал, а потом повернулся к оцепеневшему Велету хвостом. «Ты бы попомнил о них, когда позволил Шайрату вывести Серого на мое Логово. Ладно, не скули! Я тебе не Шайрат, чтоб передо мной в грязи кататься. Веди, дозволяю. День вам на сборы, больше ждать не станем. Да, и Весну с семьей тоже захвати. Лис, бедняга, небось вконец по жене истосковался».***
Черные языки дыма взвились над ярким кострищем. Колдовское зеленоватое пламя обхватило изорванное волчьими клыками рысиное тело. Резко запахло паленой шерстью и горелым мясом. Рада сморщилась, но глаз не спустила, заставила себя смотреть. Этот миг она запомнит на всю жизнь. Также, как и вину за содеянное. — Хранители видят, я не хотела, — тихо покаялась Умила, стоящая радом с Гроздом по другую сторону погребального кострища. Она, как и Рада, не отрывала глаз от горящего Лиса. — Ты сделал доброе дело, Грозд. Мы не забудем. — Не благодари. Его притащили прибылые из стаи Серого. Только не возьму в толк, на кой ему было тело возвращать? — Может, одумался. Понял. Грозд гулко хохотнул. — Серый? Ну насмешила… Я уж столько рассказал — должна понять, с кем дело имеешь. Если отдал, то только оттого, что сам возиться не захотел. Своих-то за Марой в погоню отрядил, а остальные сопляки исще, дальше носа не видят. Вместо того, чтоб пожрать, разметали бы потроха по пещерам. А запахи под камнями долго держатся, кому в вони охота жить? Немного помолчали, слушая треск жадного пламени. Прокопченный дымок тонкой стройкой вздымался к лесным кронам, унося с собой душу того, кого некогда звали Лисом. Обычай требовал сжечь умершего под открытым небом, но Серый не пустил. Обряд проводили недалеко от зева пещер, под присмотром единственного матерого, не ушедшего в погоню за волчицей Серого. Нерадивого Куса Серый загрыз сразу после Лиса. Скоро огонь начал затихать. Умила что-то прошептала напоследок под нос, и поплелась за Гроздом обратно в Переходы. Рада зло кинула в черное пепелище тростинку, которую теребила в пальчиках. Вопреки обещанием Умилы легче не стало. Наоборот, душу взяла еще большая злость. — Он заплатит. Льдан из него всю душу вытрясет! Умила отстала от Грозда, пошла рука об руку с молодой рысью. Матерый прошмыгнул мимо них и исчез в узких переходах, ведущих в пещеры, отведенные волколакам. Как только рыси вошли внутрь пещер, их судьба перестала его волновать. Внутри за ними приглядят кровососы, знающие, что будет, если они во второй раз упустят добычу Серого. — Ты должна пообещать мне. Не лезь вперед, когда он придет. Знаю, Льдан много тебе спускает, но мы должны стоять в стороне. Это дело Вожаков, не наше. — Как ты можешь?! Он загрыз Лиса! — Да. И многих других, без счета. Если не хотим стать следующими, придется держать рты на замке. Справишься? Рада некрасиво скривилась, по привычке показала клыки, но судя по недрогнувшему лицу Умилы получилось не так грозно, как в рысиной личине. — Молчать, мне? После всего, что он сделал нашей стае? — Ты уже убедила нас с Лисом бежать. Вон что вышло. Рада отвернулась, до крови закусила губу. Умила настойчиво взяла ее под руку, с нажимом повторила: — Позволь Льдану самому разобраться. Обещаешь? Все трое остановились на краю деревни. Умила заставила Раду взглянуть на себя, заранее зная, что победа не дастся легко. Сестра Тайля сильно изменилась после обращения. И не во всем в лучшую сторону. — Обещаешь? Рысьи зрачки кошки Вожака сузились, стали звериными, нечеловечьими. — Нет.***
Серый почуял их приближение заранее, за много верст. Рыси думали, что могут подкрасться к Лебяжьим Переходам незаметно, но Лес видит. А умеющий слушать знает, что происходит под его сенью. Серый знал. Он немедля поднял стаю, велел тащить с собой рысей и отправился встречать нежданных гостей. Явился-таки, вопреки запрету. И он заплатит. И за наглость, и за то, что некогда увел у него Осененного мальчишку. Серый помнил. И ничего не прощал. Два племени оборотней сошлись на границе обережной черты кровососов, с наступлением ночи. Серый стоял во главе своей изрядно поредевшей стаи. Половина Осененных отправилась за Марой, стражей он загрыз, потому что упустили ее, и чуть не упустили пленных кошек. Но и с оставшимися волками ему хватит сил порвать глотки зарвавшимся лесным кошкам. Когда из чащи показалась первая рысь, будто заранее изготовившийся Лес зашумел, под сводами пещеры пронеслось гулкое воющее эхо. Так холодный ночной ветер напоминал о ливне, надвигающимся на Лебяжьи Переходы с востока. Палевый вожак рысей подошел вплотную к границе обережной черты, остановился. Льдан, вспомнил Серый. Светящиеся желтым глаза с узкими щелками зрачком цепко оглядели стелящуюся за Серым стаю волколаков, наконец остановились на двух кошках. Серый осклабился, вызывающе выщерил пасть. Он нарочно приказал удерживать полонян на открытом месте. Чтобы каждый видел, как он будет их убивать. Льдан окутался дымкой Дара, оборачиваясь человеком. Протянул руку, провел пальцами по настороженно загудевшему воздуху над чертой. — Я сделал, что велено. Отпусти их. Серый насмешливо прищелкнул зубами. Кошачий Вожак совсем ума лишился! Думает, он ему на слово поверит. — Я могу доказать. Жилка! Из-за деревьев выбежала вторая рысь, с черной шкурой. Она обернулась человеком, молодой женщиной. Серый чуть прищурился, узнав одну из Осененных черного Вожака. — Льдан говорит правду. Дело сделано, они нам больше не нужны. Серый нехотя перекинулся, встал напротив рысьего Вожака. — Почему черный не послал нам Зов сам? — Мы все слали, — сказала Жилка, косясь поочередно то на спину Льдана, то на Серого. — Никто не ответил. Волколак скривился. Он уже и забыл, что свернул шею Лису. Но подозрения почему-то не отпустили, только усилились. Серый оглядел рысей, потом лес, где по запахам чуял их схоронившуюся стаю. — Пусть сам скажет. На поляне воцарилась тишина. Серый и Льдан буравили друг друга ненавидящими взглядами. — Он не с нами. Остался в Бродах. — С чего бы? У нас был уговор. — Шайрат мне не докладывается. Я сделал что велено, и он велел мне идти сюда. Отпусти моих женщин. Немедленно! — Сдается мне, — Серый подошел вплотную к черте. Теперь их с Льданом разделяло расстояние не больше половины ладони. — Ты лжешь, рысь. Льдан поднял ладонь. Из леса тут же появилось пара десятков рысей. Пятнистых и черных, вперемешку. Серый криво улыбнулся, ощутив внезапное веселье. — Я должен быть напуган? Вожак рысей сделал раскрывающий знак ладонями. Серый зарычал, отшатнулся от черты, ощутив покалывающее веяние чужого Дара. В тот же миг на него накатила волна запахов. Не может быть... Он же чуял! Откуда столько взялись? Волколаки завыли, забыв, что находятся за обережной чертой, инстинктивно попятились. Они, как и Серый, внезапно увидели множество точек в лесной тьме. Это рыси открыли глаза, стали спрыгивать с ветвей, где прятались в густой листве. Самые крупные и лютые обступили черту по кругу, отрезали пути отступления. Потом подтянулись оставшиеся. Очень много. Серый пригляделся. Осененных почти не видно, но с такой толпой они и не нужны. Рыси задавят числом, и никакой Дар их не остановит. — Третий раз повторять не стану, волк. — Вам не обойти черту. Серый осекся, увидев, как Льдан без усилий перешагнул вьющийся по земле круг, коротко полыхнувший и потухший, словно его никогда и не было. За ним тот же шаг сделала и рысиная стая. Лесные коты пригнулись к земле, приготовились наброситься на сбившихся в одну кучу волколаков. Те уже отошли от первого испуга и исходили слюной на сплошную стену из пятнистой шерсти. — Я жду, — в голосе рысьего Вожака послышались нотки назревающей резни. — Со всеми сразу не справишься, рысь, — от охватившей его злобы Серому стало трудно говорить. — А девок твоих пер-рвыми пор-р-рвать успеем. — Нет. Кто-то из неосторожно высунувших вперед волколаков предсмертно заскулил. Рыси вцепились в него и утащили в лес прежде, чем Серый успел опомниться. — Не успеете. С минуту Серый размышлял над его словами. Злоба постепенно утихала под гнетом множества желтых кошачьих глаз. Сколько их? Он не умел считать, но чуял, что устоять пред такой толпой не стоит и помыслять. Простым волкам что? Мало рысей, много — все едино. Но он, Серый, понимает что к чему. На то и Вожак, чтобы знать, когда можно дать выход лютости, а когда лучше сойти в сторону, переждать. Тем паче, что у него другая цель. И не стоит понапрасну забывать о ней. — Отпустить, — хрипло приказал он, давя взглядом обманчиво спокойного Льдана. Рысь со шкурой цвета восходящей луны тут же вырвалась из недовольно заворчавшей стаи Серого, исчезла в гуще рысей. Пятнистая наоборот, издала гневный рык и попыталась с налету вцепиться ему в спину. Лютая! Глаза горят, пасть распахнута так, что видно глотку. Но прежде чем Серый успел перекинуться, ее перехватил на лету серебристый рысенок, вынырнувший из-за спины своего Вожака. Клубок из двух рысей покатились по траве. Серый немного понаблюдал за ними, потом недобро обратился к Льдану, стоящему на прежнем месте и не пытающемуся прервать свару. — Тот самый? — Не твоего ума забота. — Не моего? Ошибаешься, рысь, — Серый дал знак своей стае отступать в пещеры. — Я помню мальчишку. Хороший Дар, сильная воля. А ты его испортил, рысью сделал. Не надейся, что забуду. Серый постарался, чтобы в его голосе прозвучало как можно больше явной угрозы. А потом обернулся и дал деру в пещеры, прежде чем рыси осознали, что он остался один среди их стаи. В пещерах к нему кинулись Вожаки кровососов, пытаясь вызнать, что случилось наверху. Он проигнорировал их, как всегда. Хватит с него сегодня болтовни. Пустое все. Стычка с рысями — досадная мелочь, не больше. Пусть бояться, трясутся, думая, что он будет их выслеживать. Не будет. Чхать он хотел на их племя! И на мальчишку. Пусть уходят, Осененных в стае и без него хватает. Сейчас для Серого главное иная месть. Кровная. Охотникам и Цитадели.***
«Рада». Старшая сестра молчала. Не оглянулась, ни отстала от Льдана. Ничем не дала понять, что слышит его. Тайль зашел с другого бока. «Рада, выслушай…» Молчание. Рысенок беспомощно дернулся к Яре, но та лишь шевельнула кисточками на ушах: разбирайся сам. Тверда вовсе не было видно. Он бежал в середине стаи и следил, чтобы Сполох не лез к брату, уныло плетущемуся под охраной четырех котов из семьи мудрого и крепкого не по годам Врана. Тайль вновь нагнал сестру, следующую по правому боку Вожака, как и полагается его кошке. «Рада». «Уйди», — она зашипела на него сквозь зубы. «Рада! Ну прости, я не хотел». «Почто влез, кто тебя просил? Серый убил Лиса! А ты мне помешал отомстить. Кто просил, Тайль?!». «Льдан. Сказал сам не может, иначе все бы накинулись. Пришлось мне». «И что? — она обернулась на ходу, гневно фыркнула. — Ну накинулись бы, и что? Родичи должны помогать друг другу. Какой ты мне после этого брат? А и был ли братом? Льдан говорит, все говорят, но я тебя никогда не знала! А теперь и подавно. Убирайся прочь, пока не придушила». «Рада…». Тайль чуть не плакал, но пятнистая рысь была непреклонна. Она задрала хвост, одарила брата презрительным взглядом и поравнялась с Вожаком. «Ты все сделал правильно. Спас много жизней», — услышал Тайль мысль Умилы. Та пыталась утешить его, хотя находилась совсем с другого краю стаи рысей, уже успевших оставить Лебяжьи Переходы далеко позади. «Она меня ненавидит!» «Не говори глупостей. Рада новообращенная. Звериная натура пока перехлестывает в ней людскую. Обожди немного, дай свыкнуться. Она обязательно простит. Всех нас». Тайль хотел возразить, но тут перед Вожаком выпрыгнула черная рысь, заставившая его затормозить всеми четырьмя лапами. Она обернулась человеком и указала на Раду. — Ты получил что хотел, Льдан. Пришла пора расплаты. * Ночь была полна запахов. Со стороны большака несло людьми и скотом. Позади остались запахи камня, пещер и крови убитого черными рысями прибылого из стаи Серого. А здесь, в низине близ Смоляной речки пахло тиной и прохладой. И отчетливыми волколачьими метками. Рыси все еще были на их территории. Льдан почувствовал самое настоящее раздражение. От неймется змеюке, нашла время! Обязательно надо разборки здесь устраивать, на волколачьей земле. Не могла подождать, пока отбегут подальше! Но делать нечего. Рыси уже навострили уши, ждут. Льдан перекинулся, сделал шаг к воинственно насупившейся Жилке. — Стаю ты не поведешь, сама знаешь. Велет остается со мной, Звеновы, Врана родичи и Осмировы тоже. Уболтали-таки, черти. А у остальных ума не хватит, с вашей-то лютостью. Так кто? «Я». Где-то предупреждающе вскрикнул Тверд, за ним Сполох и еще несколько рысей. Льдан медленно повернулся, проводил недобрым взглядом того, кого некогда считал семьей. Светоч боком пристроился у ноги ухмыляющей Жилки, выпрямился, сверкнул глазами. «Я поведу». Все черные рыси беспрекословно отделились от общей стаи, встали за его спиной. К ним присоединился еще с десяток пятнистых. Ими всеми владили жада людской плоти и крови. — Брат, — задыхающийся Сполох встал по левую руку Льдана, вместе с Твердом и Умилой. Там же затесались и Тайль с Ярой, смотрящие на Светоча с явным желанием попробовать того на прочность когтями. — Что ты творишь? Светоч бездушно глянул на брата, потом на Льдана, но смолчал. А взгляды, что бросала на него бывшая стая и вовсе проигнорировал. Льдан заметил, что особенно он опасается смотреть в сторону Яры. Оно и понятно. Большего гнева и ненависти Льдан не видел на лице дочери за всю ее жизнь в стае. — Он сильный, — Жилка широко ухмылялась, став вдруг неимоверно похожей на сгибшего Шайрата. — Нам под стать. На лове подрал трех людишек, я сама едва пригубить из последнего успела. Всех в одну харю иссушил и не подавился! Хороший Вожак. С ним мы быстро обратим других Осененных, дай только срок. Пока она говорила, рыси разделились на два неравных лагеря, разделенные узкой полосой взаимной неприязни. Больший вмещал черных и несколько групп пятнистых, не захотевших возвращаться к людской жизни. Оставшиеся рыси примкнули к стае Льдана. Он долго ломал взглядом Светоча, прежде чем задать самый важный вопрос. Тот, что или остановит их вражду, или сделает их вечными кровниками. — Ты убил Никию? Рыси с обеих сторон притихли. Даже лес замолк, предчувствуя назревающую беду. Но, к счастью, обошла кривая стороной, миловала. Светоч впервые за все время посмотрел в глаза Вожаку. Прямо, не скрываясь и не увиливая. «Нет. Человека в тот день пробовал, потому не сдержался, куснул разок. Но я не убивал! Я пытался помешать Шайрату, слово даю». — Брешет! — гневно вскрикнула Яра, потрясая кулачком. — Разве не видно?! Светоч по-прежнему смотрел только на Льдана. А тот видел в новоявленном Вожаке вину и сожаление о случившемся, пусть и глубоко запрятанные внутри. Правду тоже. «Шайрат Осененным был. И Вожаком. Я пытался, но что мог? Меня самого чуть не порвали». — Так или нет, но ты предал. Сам, по своей воле, — голос Льдана стегал, как удары хлыста. От них вздрагивал не только сам Светоч, прижавший уши к голове, но и Жилка, тщетно пытающая сохранить надменное лицо. — Засим изгоняю тебя из стаи. Мог бы убить, чего так Яра желает, но не стану. Мы чтим заветы. А они запрещает поднимать когти за свое племя. Убирайся, Светоч. И никогда не возвращайся. Жилка облегченно выдохнула и позволила себе последнюю гаденькую ухмылочку, прежде чем нырнуть в лес. Сполох в последний раз глянул на брата и исчез в рядах черных рысей, уводя их в чащу, поперек от места, куда двигался Льдан. Лес тотчас ожил, застрекотал, зашелестел и заскрипел гомоном наскакивающих друг на друга звуков. Так показалось Льдану, хотя на деле это он сам настолько отрешился от мира, что перестал замечать происходящее вокруг. Где-то вдалеке завыли Дикие. Затем послышался топот детских ножек, скрип лопающихся веточек на лесной земле, подсохших со сходом снегов. — Как ты мог? — Яра подскочила к Льдану, больно ткнула его кулачком в бок, но тут же побледнела, сама испугавшись своей выходки. — Прости, прости!! Льдан улыбнулся. Егоза. Ох и намучается с ней Тайль, когда в возраст войдет… Пусть сам того пока и не осознает. — И что теперь? — Умила прищурилась, провожая взглядом спины последних рысей, уходящих в тьму лесной чащи за Светочем и Жилкой. Они спешили убраться из волколачьих владений. — В Логово? Льдан покачал головой, молча оглядел обступившую его стаю. Сполоха, мрачного настолько, насколько может быть тот, кто лишился последнего кровного родича. Красавицу Весну, с покрасневшим от рыданий личиком и четырьмя детьми, льнущими к матери в поисках защиты. Велета с семьей, стоящих рядом с ней и потерявших интерес к происходящему в тот миг, как стая черных ушла в лес. Жена Велета — Ива обнимала Весну за вздрагивающие плечи, стараясь близостью смягчить боль. Рыси это умели как никто другой их кошачьего племени. И все равно от них чувствовалось больше всего горя. Остальные семьи попросту ждали, настороженно зыркая по сторонам и стараясь держаться поближе к своему новому Вожаку. Они вымотались от постоянной беготни последних дней. А ведь предстоит еще более долгий путь… Льдан тяжко вздохнул, посмотрел на сына. На не по-детски серьезном лице Тайля читалась хмурая решительность и тщательно скрываемый испуг перед грядущим. Он, как и старшие, понимал, что ничего хорошего их не ждет. Логово у Вестимцев сожгли волколаки, лес близ Тихих Бродов черные не уступят. А их шесть семей. Родичи Льдана, вдова Весна с детьми, Влетовы, Звеновы, Врановы и Осмировы. И никто не знал, куда идти дальше. Все надеялись на Льдана. — В Логово заглянем, заберем что уцелело. Но и не останемся, — после долгого раздумья, порешил Льдан. Рыси обратили на него светящиеся надеждой взоры. Один Тверд обеспокоенно кашлянул. — Не руби сгоряча, Вожак. Куда ж нам еще… Столько ртов, без двора никак. Пропадем. — В Логове уж точно пропадем. Попомни, что Серый сказал. Он, тварь бешеная, ничего не забывает. И то, как я Тайля у него из-под носа увел, тоже. Успеем ли отстроиться, прежде чем снова нагрянет? Тверд смолчал, нахмурил густые кустистые брови. Ответа не требовалось. За минувшую зиму слава дурного нрава Вожака волколаков успела разойтись по всем окрестным лесам. Среди Ходящих в разуме не было того, кто бы не слышал его поганой клички. И не знал страха, который она вызывала. — Так куда же нам податься? — тихо спросил Тайль, нарушая затянувшееся молчание. Льдан улыбнулся, осознав, как символично было услышать этот вопрос именно от сына. Ведь выбранной дорогой он обязан именно ему. — Мы уходим на юг, Тайль. К медведям.