soul drug

Сонун уже давно потерял счёт времени - которое провёл в чужой съёмной квартире. Здесь та часть его жизни, о которой не захочется рассказать хоть кому-нибудь. Наверняка, поменяйся они местами, и Шиён тоже не захотел бы открывать рот лишний раз. Когда Шиён, обдолбанный или пьяный, хочет целовать его на улице - Сонун всегда говорит: "Сначала зайдём внутрь". И когда Шиён целуется с ним даже в подъезде, это намного проще. Ещё недавно у него не было денег даже на проезд, а сейчас он накуривается так, словно это самый последний день в его жизни. Каждый из них. Шиён постоянно целуется и хочет трахаться. И каждое утро хуже предыдущего. Почему-то Шиён видит только один выход. Шиён вроде не тупой. Но он словно баран. Сонун проводит у Шиёна целых три дня. Шиён постоянно обнимает, тычется носом в шею и просит. А на несколько часов в день он перестаёт быть похожим на человека и плохо пахнет, пока не запирается в ванной. Шиён распадается на две крайности. Это плохо. Но Сонун не лучше. Сонун с этим разделённым на белое и чёрное Шиёном здесь уже три дня. Сонун знает, что в этих "отношениях" будет только разрушение в обе стороны, если подаст Шиёну руку. Шиён смотрит Сонуну в спину, пока тот готовит (он ему бесплатный повар, что ли?), и говорит: - Влюбиться в тебя, хён, было бы гораздо хуже. Сонун даже не вздрагивает. Шиён всегда начинает говорить неожиданно. Шиён издаёт горький смешок. - Ты сегодня уезжаешь? Сонун выключает плиту и думает, что сказать. - Если уезжаешь, то больше не приезжай. Шиён говорит равнодушно, без какой-либо затаённой обиды. Говорит и смотрит в сторону распахнутого окна через стёкла новых очков. В новом витке бесконечной спирали. Никакого символизма, Шиён не возрождается - лишь гибнет. Шиён молчит о том, что если Сонун приедет ещё раз, то он даст себе шанс. - Давно ты выходил из дома? Шиён поворачивает голову, и за его модными пиксельными очками такое же стекло. - Нет. Шиён не помнит, когда это было, но вряд ли действительно давно. Он смотрит на экран айфона. Три недели назад, когда он не вернулся к Хончолю и ночевал в студии, без сна, на одном голом энтузиазме. Ну, может быть, прикрытым фиговым листком. Или даже целым кустом. Не вернулся к Хончолю, и через три дня тот пропал отовсюду. Шиён не выходил из дома, чтобы съездить к нему, но уверен, что его там нет. Закрывая дверь за Сонуном, Шиён думает, что это конец. Если Сонун приедет к нему ещё раз, то Шиён даст себе шанс. Но Сонун честный человек, и для его семейной жизни Шиён - это ложь. Кроме того, разве он когда-нибудь отказывал его просьбам? Шиён не чувствует пустоты или печали. - Я королева драмы, - говорит он себе, прекрасно осознавая, что "королева" сказано громче, чем он стоит. Под его босыми ступнями четыре этажа до асфальта, и с носа сползают очки. Шиён может себе это позволить. Шиён может себе позволить не стирать куртку, рукавом который вытирал со своего лица следы собственной рвоты, а просто выбросить её. Может разбивать дорогие очки и айфоны. Может лишь немного склониться вперёд, чтобы зад соскользнул с подоконника, и на асфальте красовались разбитыми не только очки. Шиён ловит свой мутный взгляд в отражении утром, прежде чем натянуть медицинскую маску и выйти за дверь. Если Хончолю угодно обижаться и исчезать, то Шиёну угодно не покидать свой локальный уроборос и забрать у Чжихуна деньги. И потратить их привычным образом. В студии, с Чжихуном и кем-нибудь ещё, наверняка Чанджун, но Шиён не чувствует тоски или сожаления. Шиён не чувствует и, кажется, мёртв. В айфоне и тетради, лежащей в рюкзаке за его плечами, снова жив музыкант, так что Шиён может себе позволить.