Бастард

Современная школа шокирует двумя обстоятельствами, первое — ученики, второе — учителя. Брюн Серебрянная Струна

                     О самом праздничном ужине ничего интересного сказать не могу: все было примерно так же, как и в мое время. Разве что вместо лаконичной приветственной речи Макгонагал мы выслушали довольно пространный монолог Дамблдора о добре, справедливости и прочих вечных ценностях, которые активно пропагандируются в школе. Я даже заслушался — что-что, а красиво говорить нынешний директор умел. Главное отличие для меня было, разумеется, в том, что я смотрел это представление не из зала, как привык, а торчал на самой сцене эдаким статистом, стараясь отсвечивать как можно меньше. Преподавательский стол в день праздничного пира представлял собой довольно забавное зрелище. Точнее, не сам стол, а сидящие за ним преподаватели. Похоже, каждый из нас оценивал официальность мероприятия по-своему. Кто-то, как Спраут, пришел в повседневном, кто-то наоборот явился в парадной мантии, а кто-то, подобно Трелони, вообще забил. Ха! Если бы я знал, что так можно было, я бы тоже еще подумал идти или нет. Тем более, некоторые студенты, похоже, узнали мою приметную физиономию. Счастье еще, что таких оказалось не очень много. Приятно знать, что остались на свете люди, которые не читали папашиных книжек. Впрочем, после того, как директор меня представил, мне все равно хана. Боец, борец, путешественник, писатель, кавалер... чего!? Кого это, интересно, батюшка поймал на Confundus?! Ничем другим присвоение ордена Мерлина я объяснить не могу. И, кстати, где сам орден? Я в Локхартовских вещах ничего похожего не находил. Может в сейфе? Ладно, черт с ним. После такой аттестации у меня просто не было шансов прикинуться ветошью, так что я встал, поклонился ученикам, встретившим меня бурными и продолжительными. Да, да, это все я! И борец, и творец. Спасибо еще, что Дамблдор про «самую обаятельную улыбку» не упомянул. Возвращался я к себе в комнаты с каким-то пакостным предчувствием относительно завтрашнего дня. Все лето мне ловко удавалось не попадаться на глаза папашиным поклонникам, а презентация во «Флорише и Блоттсе» хоть и была тем еще испытанием на прочность, но длилась всего четыре часа. Нет, я никогда не отличался особенной скромностью или отсутствием здорового себялюбия, но пристальное внимание большого количества людей меня напрягает. Особенно, если эти люди приписывают мне то, к чему я не имею ни малейшего отношения. С этими мыслями я и вырубился. * * * Утро для меня начинается в шесть часов — то есть на два часа раньше, чем я привык. В учебное время завтрак здесь подают в восемь, а значит, время на обычную утреннюю программу придется занимать у сна. Плюнуть на тренировки я не могу: за годы, что прошли со времен аврорских курсов, я слишком к ним привык. Как в доступной форме объяснил нам когда-то инструктор, магия не способна заменить ни быстрых ног, ни силы в руках, ни нормальной дыхалки. Магия вообще не панацея, что бы там ни считали господа консерваторы. Подчинить себе магию, конечно, трудно. Но подчинить себе свое же тело так, чтобы в любой экстренной ситуации оно было твоим союзником — задачка не намного проще. Так что я выбираюсь из кровати, с отвращением покосившись на хмурое сентябрьское небо за окнами, и отправляюсь на шестой этаж в восточное крыло замка: эта часть Хогвартса сейчас пустует, в ней куча заброшенных классов и широких коридоров. В замке вообще места гораздо больше, чем требуется для школьных нужд. Так что аборигены обживают в основном южную и западную части здания. Остальные помещения стоят пустыми, некоторые из коридоров и вовсе напоминают побоище. Странно, неужели у вездесущих домовиков лапки не дошли? Или это какое-то особое распоряжение начальства? Так или иначе, результат вот он: поломанная мебель, опрокинутые статуи и пыль. Впрочем, пыли там, моими стараниями, уже неделю как нет. А вот бардак я трогать не стал. Размеренный бег трусцой по ровной поверхности хорош только для новичков. Один из плюсов регулярных тренировок — наступающий после них прилив бодрости. Правда приходит это чувство не сразу. Первые месяцы в учебке меня хватало лишь на то, чтобы доползти до любой мало-мальски подходящей поверхности и рухнуть на нее, хрипло умоляя меня заавадить. Наш инструктор по физподготовке в ответ на такие просьбы только хмыкал и пинком отправлял нерадивых курсантов в душ, до которого некоторые из нас добирались в прямом смысле на четвереньках. Зато когда мышцы поняли, что сопротивление бесполезно, открылось что-то вроде второго дыхания, и почти все мы начали получать от тренировок некое извращенное удовольствие. Так что, сидя за преподавательским столом и глядя на то, как дохлыми улитками выползают к завтраку студенты, я испытываю к ним нечто отдаленно похожее на жалость. Особенно к старшим курсам, которые мне предстоит зверски пытать на уроках. Малышне пока можно не беспокоиться, а вот студентов, начиная курса, эдак, с четвертого, ждет веселый год. Правда веселье начнется еще не сегодня. — Я внесла изменения в расписание, как вы и просили, Гил, — Макгонагал через голову Флитвика протягивает мне свиток. — Хотя не понимаю, зачем вам это. Довольно странный выбор. — Это только для старших курсов, мадам, — я бегло просматриваю разграфленную таблицу. Любопытный декан Райвенкло тут же заглядывает в мое расписание. — Райвенкло-Гриффиндор, Слизерин-Хаффлпаф? — удивленно спрашивает он. — Интересное сочетание. Могу я спросить, почему? К нашему разговору, кажется, прислушиваются и остальные преподаватели, но тут никакой государственной тайны нет. — Во-первых, потому что любимое в школе сочетание Слизерин-Гриффиндор слишком взрывоопасно, — поясняю я. — И чем старше студенты, тем серьезнее последствия. А, во-вторых, старшие курсы изучают не существ, а основы боя с такими же людьми. Райвенкловцы — стратеги, Гриффиндорцы — воины, Слизеринцы — единоличники, Хафлпаффцы за командную работу. — Хм... хотите, чтобы они посмотрели на достоинства и недостатки факультетской политики вживую? — с некоторым даже уважением интересуется мой бывший декан. — Что-то вроде того, — я киваю. — А потом учились работать вместе. В обеих парах неплохой баланс: из одних получатся хорошие штабисты, из других — бойцы. — Такое чувство, Гил, что вы готовите их к войне, — неодобрительно замечает Макгонагал. — Я, мадам, готовлю их ко всему, — я сворачиваю расписание в трубочку и засовываю в карман мантии. Мне кажется, или Дамблдор, который, якобы, вообще не слушает наш треп, едва заметно усмехнулся? Да и Снейп как-то подозрительно щурится. Нет, ребята, ничего я про Волдеморта вашего не знаю и даже не догадываюсь. Я просто добросовестный. От необходимости развивать тему меня избавляет прибытие почты, так что я на законных основаниях загораживаюсь от мира «Пророком». Для меня, загремевшего сюда из будущего, это чтиво не только интересное, но и полезное. Министерство во второй раз не утвердило поправки к закону «о занятости населения в Магической Британии»; под Бримингемом стартует международная конференция по рунной магии; в Инвернессе неизвестный маг до смерти напугал престарелого маггла, по ошибке аппарировав прямиком к нему в гостиную; Винсент Дарем, одна из ключевых фигур в партии маголейбористов, разводится с женой; алхимический концерн «Алиен и Алиен» открывает новый корпус лабораторий недалеко от Колчестера. На заглавии последней статьи мой взгляд задерживается надолго. Колчестерские лаборатории — четыре приземистых широких здания из белого кирпича, образующие почти идеальный квадрат с небольшим сквером в центре. Второй дом, черт побери. Как бы пафосно это ни звучало, но бывали месяцы, когда я проводил там гораздо больше времени, чем в особняке Алиенов. Забавно, выходит, что этот комплекс папаша Джон открыл всего через несколько месяцев после моего рождения... — РОНАЛЬД УИЗЛИ! КАК. ТЫ. ПОСМЕЛ. УКРАСТЬ АВТОМОБИЛЬ!? Это еще что за нафиг!? Рядом профессор Снейп давится кофе, а профессор Флитвик с лязгом упускает из рук вилку с наколотым на нее куском яичницы. Я высовываюсь из-за газеты, как солдат из окопа. Благо, куда смотреть я примерно догадываюсь. — Я НЕ УДИВЛЮСЬ, ЕСЛИ ТЕБЯ ИСКЛЮЧАТ ИЗ ШКОЛЫ. ПОГОДИ, Я ДО ТЕБЯ ДОБЕРУСЬ. ДУМАЮ, ТЫ ПОНИМАЕШЬ, ЧТО МЫ ПЕРЕЖИЛИ, НЕ НАЙДЯ МАШИНЫ НА МЕСТЕ… Снейп отчетливо расслабляется: краем глаза я вижу, как метнувшаяся, было, к палочке рука медленно возвращается обратно на стол. Да и я, поняв в чем дело, испытываю облегчение. Если конец света все же и случится, то, похоже, не сегодня. Хотя, это смотря для кого: даже отсюда видно, как оба летчика-автомобилиста пытаются сделать вид, будто происходящее не имеет к ним ни малейшего отношения. Получается у них, прямо скажем, паршиво. — …ВЕЧЕРОМ… ПИСЬМО ОТ ДАМБЛДОРА. Я ДУМАЛА, ОТЕЦ ОТ ОГОРЧЕНИЯ УМРЕТ. МЫ РАСТИЛИ ТЕБЯ СОВСЕМ В ДРУГИХ ПРАВИЛАХ. ВЫ ВЕДЬ С ГАРРИ МОГЛИ ОБА ПОГИБНУТЬ! — А вот и справедливое воздаяние, о котором вы так переживали, — насмешливо бросает мне зельевар. Теперь, когда первый испуг прошел, его вся эта сцена, похоже, забавляет. Балаган и правда получается еще тот. — На драконе вряд ли теперь полетят, — соглашаюсь я. — Хотя, если бы у меня была такая чуткая мать, я бы над тем, чтобы улететь, всерьез подумал. — Молли всегда была несколько вспыльчива, — стараясь перекрыть вопли громовещателя, вступается за мать лопоухого Рональда профессор Макгонагал. — А здесь еще и ситуация...необычная. — Точнее и не скажешь. Необычная. — хмыкает Флитвик. Остальные учителя тоже, кажется, обсуждают незапланированное «развлечение», но из-за миссис Уизли я вижу только, как шевелятся их губы. Один Дамблдор как будто спокоен, хотя судя по молчаливой грусти, с которой он смотрит на разворачивающееся перед нами шоу, думаем мы с директором в этот момент об одном и том же. Воздаяние, конечно, получилось, что надо. Вот только материнские таланты миссис Уизли чем дальше, тем больше вызывают вопросов. Иметь такое количество детей и не понимать, насколько позорно для двенадцатилетнего пацана вот так вот при сверстниках быть отчитанным «мамочкой»... Или как раз в том и суть? Тогда это как-то слишком жестоко. — ...АБСОЛЮТНО ЧУДОВИЩНО. ОТЦА НА РАБОТЕ ЖДЕТ РАЗБИРАТЕЛЬСТВО, И ВИНОВАТ В ЭТОМ ТЫ. ЕСЛИ ТЫ СОВЕРШИШЬ ЕЩЕ ХОТЬ ОДИН ПОДОБНЫЙ ПРОСТУПОК, МЫ НЕМЕДЛЕННО ЗАБЕРЕМ ТЕБЯ ИЗ ШКОЛЫ! — Гениально, — в наступившей тишине констатирую я, принимаясь за кофе, в то время, как профессор Макгонагал торопливо отправляется к своим подопечным со стопкой расписаний в руках. — Теперь о проблемах Уизли знают все. Напоследок я еще раз окидываю взглядом студентов, многие из которых откровенно ухохатываются, кивая в сторону гриффиндорцев. На месте Рональда я бы предпочел, чтобы мать меня еще раз где-нибудь забыла. Возможно, насовсем. Коротко попрощавшись с коллегами, — Спраут, Флитвик и Дамблдор даже пожелали мне удачи — я отправляюсь на заклание. Черт возьми, я даже волнуюсь, как перед первым свиданием, причем групповым. * * * — Молчать! — воистину примененный к месту Sonorus способен творить чудеса. Убедившись, что студенты, наконец, перестали трепаться друг с другом, я посылаю им широкую улыбку. — С добрым утром. На случай, если у кого-то проблемы со слухом или на пиру кто-то был слишком занят отбивной, я — профессор Локхарт. Что буду преподавать, вы догадаетесь хотя бы по тому, что сидите в классе ЗОТИ. И сразу вопрос в зал: где еще пятеро? По очумелым лицам пятикурсников Слизерина и Хафлпаффа я понимаю, что к такому темпу с утра пораньше они не готовились. — Пятеро кого, сэр? — робко интересуется сидящая на первой парте девушка с аккуратно заплетенной толстой косой. — Бессмертных душ, мисс. Либо список профессора Макгонагал врет, либо вас должно быть девятнадцать. Я вижу перед собой четырнадцать человек, и мне жутко интересно, где вы потеряли еще пятерых? — Опаздывают... — неуверенно подал голос кудрявый мальчишка в Хафлпаффской мантии. — Неужели? А я-то думал, их гиппогрифф склевал по дороге, — я хмыкаю. Хаффлпаффцы, как всегда, более отзывчивы, чем Слизеринцы. Те после Sonorus-а сделали лица кирпичами и меряют меня холодными, оценивающими взглядами. Блюдут имидж. — Я прекрасно вижу, что они опаздывают. Меня интересует только, почему? Кто из вас, господа и дамы, старосты групп? В ответ я получаю откровенно недоуменные взгляды. Так. Значит в нынешнем Хогвартсе старост, обязанных следить за тем, чтобы товарищей «не склевал гиппогрифф», не назначают. Зря. — Хорошо, — я слегка пожимаю плечами. — Значит будем развивать индивидуальную ответственность. Говорят, что дети, как и животные, прекрасно умеют чувствовать момент. Что ж, похоже, так оно и есть, потому что дверь класса распахивается и в нее, едва ли не пихаясь, вваливается недостающая пятерка: три Хаффлпафца и два Слизеринца. Вид взъерошенный и, как будто, бы помятый. Дрались что ли? — Прошу простить за опоздание, сэр, — смиренно говорит высокий, беловолосый Слизеринец, явно обращаясь ко мне от лица всей компании. — Можем ли мы войти? Точно дрались. — Во-первых, вы уже вошли. Так что не понимаю смысла вопроса. Во-вторых, проходите и садитесь. А в-третьих, в честь первого учебного дня делаю вам скидку. Учтите, в следующий раз вы в этот класс после звонка не попадете. Всех касается, — я обвожу студентов красноречивым взглядом. — Итак, давайте сразу расставим все точки над «i». Как я уже сказал, опаздывать ко мне на пары нельзя, а прогуливать не рекомендую. У вас летом министерские экзамены, и если вы что-то упустите, это будет ваша беда, а не моя. Занятия у нас будут в основном практические, а это значит, что я верю в лучшее в вас. То есть в то, что там, где теорию можно изучать по книгам, вы будете это делать. Да, я идеалист и прошу вас не подрывать мою веру в человечество. Сам я буду давать только дополнительные пояснения к материалу. На практике в этом году вы будете отрабатывать щиты второго уровня и основы боевой магии, ориентированной на противника-мага, если вы будете хорошо держать темп, во втором семестре перейдем к групповому взаимодействию. Далее. Вас я пока не знаю и, уж простите, вряд ли сразу запомню, так что перед ответом называйте свою фамилию. Болтать между собой на уроках тоже не рекомендую, но, поскольку даже моя вера в человечество не безгранична, прошу делать это тихо, а не как десять минут назад. Система начисления баллов стандартная: пять за правильный ответ на теории, десять за хорошую работу на практике. Со следующей пары просьба приходить в удобной одежде, особенно это пожелание касается дам. Юбки имеют неприятное свойство задираться. — кто-то из парней на заднем ряду отчетливо хмыкает, и я насмешливо добавляю. — Не только при участии юношей вашего возраста. Консультации к СОВ начнутся со второй половины октября, расписание получите тогда же. Вопросы? Просьбы? Предложения? — Делия Торндайк. Скажите, сэр, снимаете ли вы баллы и назначаете ли отработки? — русоволосая девушка на Слизеринской половине класса поднялась с места, вопросительно глядя на меня. — Садитесь, мисс Торндайк, вопросы можно задавать с места. Разумеется, баллы сниматься будут. В первую очередь, за саботаж. Курс ЗОТИ и так небезопасен, поэтому за любые попытки «под шумок» выяснить отношения во время уроков будут наказаны все участники. Как правые, так и виноватые. Отработки... — я бросил косой взгляд на заинтересованные лица девушек с обоих факультетов. — Назначаю, если штрафов вам будет мало. С мистером Филчем, у которого вечно не хватает рабочих рук. Я делаю вид, что не замечаю легкого разочарования на их лицах. Так вот почему профессор Снейп волосы салит! Красотой алхимик, конечно, не блещет, но раньше он хотя бы выглядел опрятно. Снейп вообще показался мне человеком, относящимся к тому сорту ученых, которым свойственна некая общая «чистота». У таких людей в доме, на рабочем столе, в одежде и в мозгах всегда царит почти идеальный, аскетичный порядок. Так что сегодня зельевару удалось меня всерьез удивить не столько феноменально кислым, даже для него, выражением лица, сколько внешним видом в целом. Почти до тошноты аккуратный профессор сегодня отчетливо напоминает пеликана, угодившего в нефтяное пятно. Вот только никого кроме меня, кажется, такие метаморфозы не озадачили. И теперь я понимаю почему. Нелегка доля мужчины «призывного возраста» в закрытой школе-интернате. А меня, к тому же, скажу без ложной скромности, природа не обделила вполне симпатичной физиономией. Так что ну его к Мордреду. Пусть Филч им ищет подходящее занятие. — Больше, я так понимаю, вопросов ни у кого нет? Тогда перейдем к уроку. Больно огорчать вас в первый же день, но начнем мы с письменного опроса по темам предыдущих четырех курсов. Тише, я за вашими мысленными стонами себя не слышу. Объясняю причину произвола: мне нужно знать ваш реальный уровень. Для того, чтобы вы вообще поняли программу этого года, у вас должна быть наработана база. Надеюсь, она у вас есть. Я не хочу тратить вхолостую время, заставляя вас бегать, если вы и ходить-то толком не умеете. — А если нет? — подает голос кто-то со Слизеринской половины. — Значит, ваш год будет еще интереснее, чем я предполагал, — я пожимаю плечами. — Времени у вас достаточно, работы сдадите за пятнадцать минут до конца пары, я как раз успею их просмотреть. На второй паре будет практика, тоже по прошлым темам. Можете приступать. Раздав не слишком-то страждущим студентам тексты проверочных, я чинно усаживаюсь за преподавательский стол: теперь можно временно расслабиться. Списывать бедолагам все равно неоткуда. Конечно, такой ход попахивает садизмом, но жизнь вообще штука суровая, а мне и правда чертовски нужно оценить, сколько на самом деле знают нынешние пятикурсники. Судя по выражению паники на лицах большей половины подростков, рассчитывать на хорошие результаты не приходится. * * * Во двор я вываливаюсь с гудящей головой и отчаянным желанием хотя бы полчаса не видеть никого из живых. Три дообеденных пары, кажется, выжали меня досуха, хотя я вроде бы ничего особенного и не делал. Кто сказал, что работа преподавателя легка и приятна? Никто не говорил? И правильно. Ей Мерлин, кажется, мне гораздо проще было бы девятнадцать раз отработать программу четырех школьных курсов самому, чем пытаться заставить выжать что-то из оравы подростков. До перерыва, кроме пятикурсников Слизерина и Хафлпаффа я успел повидаться с шестикурсниками Гриффиндорцами. Ну что сказать? Не знаю, как пойдет дальше, но пока все уныло. Хотя и самых мрачных моих прогнозов господа школяры не оправдали. Во всех группах одна и та же картина: с теорией и у пятикурсников и у шестикурсников все в порядке. Учитывая внезапность проверки, можно даже сказать, что теоретическую базу в нынешнем Хогвартсе ставят очень и очень неплохо. И это при том, что учителя у них тут каждый год новые. Но всегда есть «но». Если бы Акромантула можно было завалить, рассказав ему соответствующий параграф из учебника, за ребят можно было бы не волноваться. Потому что с практикой у них дела обстоят откровенно дерьмово. Меньше половины заклинаний, известных им по теоретическим выкладкам, они способны уверенно применить на практике. Есть, конечно, шанс, что первыми мне под руку попались самые слабые группы, но что-то не верю я в такую удачу. Кое-какие результаты показали разве что слизеринцы, ну да тут удивляться особо нечему. Они же там процентов на семьдесят чистокровные, а у них свои правила. Так называемую элиту магического мира, как правило, обучают не только в школе, благо деньги почти у всей нашей аристократии водятся, а найти нормального репетитора — не проблема. Правительство магической Британии на зарплаты щедрым никогда не было, так что желающих подзаработать специалистов, занятых на государственной службе, всегда хватает. Да и о традициях забывать не стоит: чистокровные маги воспитаны так, что, даже не имея лишних денег, все свои возможности тратят на качественное обучение наследников, в которых видят будущее династии. Те, кто репетиторов детям нанять не может, нередко, обучают отпрысков сами. Ну а некоторым вещам, кроме как у главы рода, вообще ни у кого не научишься. А вот магглорожденные и полукровки оказываются в незавидном положении. Я давно уже заметил странную тенденцию: маги, живущие в смешанных браках, очень редко нанимают чадам частных учителей. Про магглов и говорить нечего, большинство из них магические способности своего ребенка даже осмыслить толком не может. Они слепо полагаются на школу и на то, что взрослые дяди и тети от магии лучше знают, как и чему учить их детей. В общем, год у меня предвидится веселее не придумаешь. Своеобразным утешением мне служит только то, что у господ студентов он будет еще интереснее. — Спешите занять очередь! Гарри Поттер раздает автографы! Поттер, Уизли, встрепанная шатенка с книжкой по одну сторону, явно нарывающийся будущий целитель Мунго — по другую. Где-то я эту мизансцену уже видел. Прямо-таки найди десять отличий. Лично я пока вижу только три: два крепких, короткостриженных молодца за спиной Малфоя — раз, некий конопатый персонаж обнимку с колдокамерой — два, и отсутствие размахивающих кулаками папаш — три. Как преподаватель я, разумеется, должен пресечь явно назревающий конфликт, погрозить хулиганам пальцем и отправить восвояси, но воспитатель из меня всегда был хреновый. Когда-то в сопливой юности был у меня кот, по кличке Моргот. Так вот, даже его воспитать как следует у меня не вышло: в полном соответствии со своим тезкой, Моргот вырос спесивой, гордой и вредоносной тварью, за неимением под боком валар и нолдор, объявившей классовую войну моему семейству и всем, кто под лапу попадется.* Так что, не став особенно обольщаться по поводу своих талантов, я останавливаюсь, привалившись спиной к дереву, и с интересом наблюдаю, что будет дальше. Благо участники спектакля все равно не обращают на меня внимания, занятые исключительно друг другом. Интересно, надо сказать, не только мне — добрая половина студентов тоже решила, что дышать свежим воздухом поближе к сцене куда как веселее. — Ничего я не раздаю! — насупившись, возражает покрасневший до самых ушей Поттер. — Тебе просто завидно, — на месте этого пацана я бы вообще в разборки не лез. Он даже для первокурсника хлипковат, а уж по сравнению с ребятами за Малфоевской спиной... -Мне? Завидно? — теперь красными пятнами покрывается уже блондин. — А чему завидовать? Чтобы и мне рассекли полчерепа? Нет уж, спасибо! Я не такой дурак. Я тихонько хмыкаю. Надо же. Похоже конопатый репортер все-таки задел Малфоя за живое. Должно быть, с позиции малышни их ужимки выглядят очень внушительно, но лично мне тусовка напоминает спор на детской площадке: у кого деревянный грузовичок лучше. — Подавись слизняками, Малфой! — а Уизли из тех карапузов, что предпочитают не обзываться, а сразу бить совочком по голове. Не размениваясь, так сказать, на мелочи. С красноречием у него фигово, да и с терпением тоже, зато подростковой агрессии — на троих пацанов хватит. Судя по тому, как подбираются Малфоевские дружки, сейчас некоему рыжему придурку ответят взаимностью. — Легче на поворотах, Уизли. Я бы на твоем месте не нарывался на драку. Забыл, что твоя маменька обещала забрать тебя из школы? — Малфой же изо всех сил старается дожать оппонента. Выдав то, что сам он, без сомнения, считает презрительной усмешкой, он противным писклявым голосом цитирует — «Если совершишь хоть один проступок…». Помнишь? Все дело в том, Поттер, что Уизли тоже мечтает получить твое фото с автографом. Это сокровище будет стоить дороже, чем весь его дом. Ну все. Сейчас будет «Флориш и Блоттс». Блондин против рыжего, раунд второй. Версия для юного зрителя. Понятия не имею, каким заклинанием попытался засветить Малфою в физиономию Уизли — может что-то из семейного арсенала — а вот сам будущий целитель расщедрился на Furunkulus. Кстати, реакции белобрысого стоит отдать должное. Но полюбоваться результатами зрителям так и не удалось: поглощающий щит, поставленный точно между противниками, «съел» оба ученических заклинания, даже не завибрировав. Хлипковаты еще мальчишки для серьезной дуэли. Самое забавное, что никто из младшекурснков, похоже, не понял, что случилось. Малфой и Уизли с одинаковым недоумением пялятся друг на друга, остальные тоже крутят головами по сторонам. Самой сообразительной оказывается девчонка: она первая останавливает на мне взгляд. Молодец. Даже старшие студенты на меня не глядят — поразительно, как коричневая мантия на фоне древесной коры способна сделать из человека почти невидимку. Особенно если этот самый человек стоит неподвижно. — Развлекаетесь? — с любопытством спрашиваю я, изучая непередаваемую гамму эмоций на детских лицах. — Сэр, мы… — Самое замечательное в таких фразах то, что они рассчитаны на ответную реплику, которая позволит их не продолжать. По себе знаю. — Если не знаете, что сказать, лучше не начинайте, — советую я, когда становится понятно, что дальше нам предстоит наслаждаться только птичьим щебетом и шелестом ветра в листве. — Или делайте реверанс, мисс… ** — Грейнджер, сэр. — Мисс Грэйнджер. Стою я тут давно, так что все самое интересное, в принципе, слышал. Как вас зовут? — К-колин… — мальчишка прижимает к себе колдокамеру, словно новорожденного младенца. На лице у него читается что-то вроде «вот я попал…». Если я все правильно понял, и это субтильное чудо — первокурсник, везет ему и правда как утопленнику. Не успел приехать, а уже попал между молотом и наковальней. В разборки гриффиндорцев со слизеринцами то есть. — Колин Криви. — Итак, мистер Криви, — я отлипаю, наконец, от дерева и неторопливо приближаюсь к проштрафившимся ученикам. Старшие студенты тоже подтягиваются поближе, очевидно, желая полюбоваться на избиение младенцев злым преподом. — Расскажите, что случилось. — Сэр… — Мистер Малфой, вашу версию событий мы тоже непременно послушаем. Если есть что рассказать. А пока Колин, вперед. — Я… — привычка детей держать многозначительные паузы после каждого слова просто убийственна. Так и тянет поторопить мотивирующим подзатыльником. — Я хотел попросить Гарри его сфотографировать, а потом пришли эти мальчики и стали его дразнить. А я сказал, что они просто завидуют, а они… — Очень познавательно, — я, по возможности, мягко останавливаю изливающийся на нас поток сознания. — Мистер Малфой, существенное что-нибудь добавите? — Сэр, это было только невинное замечание про любовь Поттера ко всеобщему вниманию, не наша вина, что Уизли отреагировал так болезненно и полез в драку, — вот кого стоит похвалить, так это Малфоя старшего. Репетитора по риторике сыну он нанял стоящего. На фоне гриффиндорцев мальчишка выглядит чуть ли не профессиональным оратором. — Отлично, мистер Малфой, — Люциус зарабатывает от меня поощрительный кивок. Хотя юный блондинчик, судя по довольной ухмылке, принимает его на свой счет. — И, наконец, мистер Рональд Уизли, что вы нам поведаете? — Да врет он все! — безыскусно парирует рыжий. Если бы ненавидящим взглядом можно было сверлить в людях дыры, Малфой уже превратился бы в дуршлаг. — Мы к нему вообще не лезли, а он подошел и начал нас оскорблять! Сэр. Последнее слово произнесено, как я понимаю, для проформы. — И вы, разумеется, не нашли ничего лучше, чем запустить ему в лоб заклятием, — констатирую очевидное я. Новизна впечатлений от «страстей в песочнице» прошла, и я, решив, что мне надоело, перехожу сразу к выводам. — Значит так, поскольку проповеди о пользе гуманизма все равно не мой конек, со Слизерина двадцать и с Гриффиндора двадцать. — За что!? — поразительно слаженным хором стонут Малфой и Уизли. — Мистер Уизли, если, не придумав остроумный ответ, вы будете швыряться в людей заклятьями, вы быстро загремите в Азкабан. — я пожимаю плечами. — Вы же в двадцатом веке живете! Лупить друг друга дубинами по головам уже несколько тысяч лет как не модно. Мистер Малфой, вы зря улыбаетесь. Во-первых, вас это тоже касается. Были бы выше этого, поставили бы щит, а вы furunculus-ом отплевались. А во-вторых, назовите мне хотя бы три признака истинного аристократа. В ответ я получаю лишь глубокомысленное молчание. Не удивительно, если припомнить поведение досточтимого Люциуса в книжном магазине. — Высокомерие, спесь и наглость, — чуть слышно бурчит Уизли себе под нос. А словарный запас у него не такой уж и скудный. — Помогите товарищу по факультету, — под моим взглядом вовсю хихикающие пятикурсники Слизеринцы быстренько ликвидируют ухмылки. Думают, если проверочную сдали, так обо мне можно и забыть до четверга? Напрасно. Странно, но от них я тоже не слышу внятного ответа на элементарный вопрос. Похоже, папаша Джон сильно преувеличивал, когда говорил, что этот пункт «Кодекса Благородных» с малолетства твердо знает каждый чистокровный ребенок. А что? С него сталось бы и приукрасить в назидательных, так сказать, целях. В эту секунду я испытываю странную гордость за Джонатана Алиена. Не любя и не считая своим, он воспитывал меня с той же тщательностью, с какой позже воспитывал и чистокровного до мозга костей Эдмонда. Ну, или, по крайней мере, старался воспитать. А еще фамилия, работа, отчисления в Гринготтс к совершеннолетию… Нет, к черту, надо завязывать с этим! А то еще немного и я додумаюсь до того, что папаша Джон не так уж сильно не любил меня, как хотел показать. — Эм…скромность? — наконец, подает голос кто-то из старшекурсников. — И вежливость, а еще… — Пунктуальность! — подхватывает эстафету следующий. — Сдержанность, — наконец, прорезается и сам Малфой. Мордашка у него обескураженная, если не сказать испуганная. — Корректность, вежливость, невозмутимость, предупредительность, терпимость, скромность, сдержанность, пунктуальность. А я-то думал, что «Кодекс Благородных» изучают еще до Хогвартса… — пятнадцать лет прошло, а у меня этот список до сих пор от зубов отскакивает. Впрочем, не сказать, чтобы я попадал хоть под одно из этих определений. — Так скажите, мистер Малфой, чем из этого вы руководствовались? А еще лучше, ответьте: вы все еще считаете, что я снял баллы незаслуженно? — Нет, сэр, — блондин наконец берет себя в руки. Ничего, пацан, не переживай. Судя по тому, что из тебя, в конце концов, вырастет, кодекс ты все-таки перечитаешь. — Рад, что мы наконец-то разобрались! — я улыбаюсь. — А если вы еще и выводы сделаете… Поттер, Уизли и Грэйнджер, за мной. А остальным — хорошего дня. — А почему мы? — шепотом возмущается Уизли, тем не менее послушно пристраиваясь в арьергард нашей небольшой процессии. Готов поспорить, что если бы не необходимость подстраиваться под мой широкий шаг, он плелся бы в самом хвосте, обиженно загребая ботинками пыль. — Малфой только баллами отделался, а мы… — Рон! — возмущенно шикает на него девчонка, стараясь заткнуть конопатого эффективно и при этом так, чтобы я не услышал. — Прекрати немедленно! Профессора имеют право сами определять меры взысканий. И он абсолютно прав. Ты не должен был бросаться в Малфоя заклинаниями, пусть даже он и вел себя отвратительно! — А он не должен был ничего говорить о Роновой семье, — тихо, но убежденно подключается к дискуссии Поттер. — Не мы начали первыми, Гермиона. — Ага, — поддерживает друга Уизли. — Но только почему-то именно нам влепят взыскание, а Малфой опять вывернулся. Как всегда! Уууу….слизень. — Вы зря думаете, что я вас не слышу, — не оборачиваясь, говорю я, и за моей спиной воцаряется гробовая тишина. — Вы идете со мной не потому что наказаны. А потому что нам с вами по пути. Более или менее. — Ой! — смущенно вскрикивает девочка. — Точно, у нас же урок через… — Шесть минут, — заканчиваю фразу я. — В точку, мисс Грэйнджер. — Простите, сэр, а о каком кодексе вы говорили? — ого, кажется, я имею дело с фанатом Знаний. Именно так, с большой буквы. Как выпускник Райвенкло я с этой породой людей знаком не понаслышке. Я слегка сбавляю скорость так, чтобы дети могли со мной поравняться. Все равно уже влез в разговор, а поворачиваться к собеседникам спиной как минимум некультурно. Даже если речь идет о двенадцатилетках. Ну так и есть! У девчонки аж глаза загорелись от любопытства, да и Поттер с Уизли выглядят заинтригованными. И когда я научусь молчать в тряпку, интересно? — «Кодекс Благородных», мисс Грэйнджер, — поясняю я. — Это одна из основных книг, по которым воспитывают детей в чистокровных семьях. Как правило, такая есть в каждом поместье и передается от отца к сыну. Если коротко, то это учебник по этикету, напоминающий правила хорошего тона для будущих леди и джентльменов второй половины девятнадцатого века. — А, я слышал о таком! — рыжий кивает. — Вроде как все чистокровные ее должны изучить! — И ключевое слово тут «вроде как», — я хмыкаю. — Почитать ее полезно не только чистокровным магам, таким, например, как вы, если ничего не путаю. Хорошие манеры вообще штука полезная. — Тогда почему мы ее не изучаем? — в голосе Грейнджер досада мешается с возмущением. — Потому что магическое сообщество давно разбилось на классы, — я пожимаю плечами. — Потому что большинство чистокровных — консерваторы и хранят традиции, а магглорожденные и полукровные волшебники считают, что эти правила устарели. Ну и еще потому что по эту книгу начинают изучать в четыре года, а заканчивают в десять. Так что в школьную программу она не входит. — А в нашей библиотеке ее нет? — с надеждой интересуется девочка. — Думаю, что нет. Но если хотите, можете заказать по почте. Заодно и друзья ваши почитают. Им нужно, — мальчишки под моим взглядом мрачнеют, начиная напоминать нахохлившихся воробьев. — Сэр, а… — она явно хочет спросить еще что-то, но я, наученный горьким опытом, не даю ей ни единого шанса. — В класс, мисс Грэйнджер, в класс, — я поспешно ускоряюсь, стремясь к заветной двери кабинета, перед которой уже сбились в кучку гриффиндорские второкурсники. При виде меня они почтительно расступаются, и среди них я чувствую себя так, будто по ошибке вместо Хогвартса забрел в замок Свифтовских лилипутов. Пока дети рассаживаются по местам, производя при этом вдвое больше шума, чем все старшие курсы вместе взятые, я лихорадочно стараюсь придумать подходящие случаю вступительные слова. Ей Мерлин, с подростками у меня получается как-то лучше, чем с мелюзгой. Мелюзга же со звоном колокола дисциплинированно затыкается и теперь таращится на меня со жгучим любопытством. Только Уизли с Поттером продолжают горячечным шепотом обсуждать что-то с соседями по парте: худощавым и встрепанным пацаном с хитрой физиономией и пухлощеким встревоженным мальчишкой. Ну, понятно, делятся подробностями происшествия. — Господа, я вам не мешаю, случаем? — за что я особенно люблю эту аудиторию, так это за акустику. — Отлично. Счастлив, что сумел, наконец, завладеть вашим вниманием. Здравствуйте, класс, давайте знакомиться. Мое имя Гилдерой Локхарт, и так уж вышло, что в этом году я буду преподавать у вас Защиту от Темных Искусств. И поскольку вы перешли всего лишь на второй курс, я не вижу смысла проводить проверочную работу. Не стоит так переживать, мисс Грэйнджер, контрольные у вас еще будут. А пока… кто из вас сдал ЗОТИ на «У»? Что, один мистер Уизли? Ни за что не поверю! Смелее, у меня нет привычки проклинать за неуспеваемость, — к поднятой руке рыжего добавляется еще несколько неуверенно поднятых детских ладошек. — Ну, вот теперь верю. Встаньте пожалуйста, мисс… — Браун, сэр. Лаванда Браун. — Чудно, мисс Браун, вот вы нам как раз и расскажете, что вы успели пройти за прошлый год, — я хмыкаю. Отличники и без преподавателя всю книгу выучили, а лодыри принципиально этого самого преподавателя не слушали, так что я выбираю золотую середину. Да что ж такое!? — Мисс Грэйнджер, вы тоже сдали на «У»? А если нет, то будьте любезны, опустите руку и дайте мисс Браун сосредоточиться. * * * — Простите, профессор, могу я к вам обратиться? — Северус Снейп устало поднял глаза от набросков рецепта экспериментального зелья и внимательно посмотрел на аж приплясывающего перед его столом блондина. Посмотрел так, что тот мгновенно перестал крутиться и уточнил, — это по поводу потерянных баллов, сэр. — Мистер Малфой, — не сказать, чтобы профессор терпеть не мог детей. Просто их природный эгоизм иногда его раздражал. Отпрыск Люциуса исключением из правил не был, считая, что весь земной шар вращается вокруг его белобрысой персоны. А еще он мастерски выбирал самый неподходящий момент, чтобы ему, Северусу Снейпу, об этом напомнить. — На моем попечении находится семь групп Слизерина. И только за сегодняшний день седьмой курс имел несчастье нахамить профессору Трансфигурации, решив, что им, как без пяти минут выпускникам можно все, а первокурсники заблудились в подземельях по пути на первый урок, потому что староста проспал. А проспал староста потому что слишком активно отмечал начало года вместе с сокурсниками и был пойман профессором Флитвиком рядом с кухней. Так что я спрашиваю: о каких баллах речь? За лето профессор успел отвыкнуть от общения с «цветами жизни», равно как и от того, что к здравому смыслу в них взывать, как правило, бесполезно. А еще они совершенно не умели понимать тонких намеков! Так что ближайшие десять минут жизни зельевара были бездарно потрачены на то, чтобы выслушать очень эмоциональный рассказ младшего Малфоя о том, как злобный профессор ЗОТИ несправедливо снял с него двадцать баллов. Буквально ни за что! Да еще и публично унизил, попрекнув «Кодексом Благородных»! И теперь из-за Локхарта ему, Драко Люциусу Малфою, приходится выслушивать шуточки товарищей по факультету — читай, по серпентарию. «Двадцать баллов» — уныло думал Снейп. Он давно уже понял, что младшекурсники придают баллам какое-то сакральное значение и активно пользовался этим в свою пользу. Какие-то смешные пять-десять камушков в песочных часах факультета способны были всерьез заставить ребенка расстроиться и задуматься о том, чтобы хотя бы не попадаться на откровенных правонарушениях. Со старшими курсами этот трюк — увы — уже не срабатывал. Приходилось гонять нерадивых подростков на отработки, нередко тратя на это собственное время. Ну и изощряться словесно, разумеется. При том, что попытку воспитать эмоционально неуравновешенных тинейджеров по эффективности смело можно было приравнивать к попытке примирить между собой головы Руноследа. С поступлением же на Слизерин юного Малфоя жизнь профессора и вовсе заиграла новыми красками. Выращенный в атмосфере нежной любви и трепетной заботы матери, Драко просто обожал жаловаться. Поводом могло быть что угодно: снятые баллы, косые взгляды однокурсников, назначенное взыскание, ну и конечно стычки с Поттером. Вынужденный регулярно слышать о последнем от директора, а также лично участвовать в жизни безголового магнита для неприятностей, Северус Снейп привычку своего подопечного сливать ему свои детские переживания особенно не любил. А уж баллы, Поттер и Локхарт, за которым ему поручено приглядывать, в одном флаконе — это и вовсе чересчур! Тем не менее, даже из смешных жалоб Малфоя Снейп мог извлечь какую-никакую выгоду. Зельевар, ученый, шпион и штатный аналитик Ордена Феникса умел вытаскивать информацию из чего угодно. Значит, «Кодекс Благородных»… это положительно интересно, учитывая, что Локхарт полукровка, причем, как и сам Снейп, маг не по мужской, а по женской линии. То есть, по меркам нынешнего времени, шансов получить классическое образование чистокровного мага у него было столько же, сколько у маггла — поймать Лепрекона. Однако, если Малфой младший не врет, а в этом вопросе ему врать вроде бы не за чем, он демонстрирует достаточно интересные познания… Этот факт Северус аккуратно присоединил к остальным кусочкам мозаики под названием «Гилдерой Локхарт», чтобы на досуге обдумать как следует. Этот парень вызывал у Снейпа мучительное чувство тревоги. Именно парень, потому что назвать его мужчиной у профессора язык не поворачивался. На заявленные двадцать восемь Локхарт явно не тянул. Как и на предполагаемый Альбусом образ охотника за славой. По большому счету неглупый, импульсивный, насмешливый и энергичный молодой человек, вроде бы и не вызывал откровенных подозрений, но при виде его честной физиономии все внутренние детекторы профессора вопили благим матом. Локхарт лгал. Неясно как и в чем, но лгал и то, что Снейп никак не мог обнаружить эту ложь, его несказанно бесило. А еще, пожалуй, вызывало некий охотничий азарт. — Что ж, мистер Малфой, — сказал он, когда поток красноречия блондина, наконец, иссяк. — Думаю, на завтрашнем уроке Зельеварения вы сможете восстановить потерянные баллы. Отменить наказание другого преподавателя я не могу. Не могу, — чуть повысил он голос, видя, что Малфой порывается что-то возразить. — Раз уж вы были так недальновидны и попались на публичном скандале. Я также надеюсь, что вы извлечете урок из сегодняшнего происшествия, и такое больше не повторится. — Да, сэр, — блондин кивнул, и по выражению его лица профессор понял, что юный слизеринец намерен больше не попадаться, но уж точно не избегать столкновений с гриффиндорцами. По крайней мере, у зельевара станет чуть меньше проблем… если повезет. Хотя, учитывая его, Северуса, удачливость, особо обольщаться все-таки не стоило.