Бастард

Кавалеры приглашают дамов! Там, где брошка, там перед. Две шаги налево, две шаги направо, Шаг вперед и поворот. Алик Фарбер "Школа бальных танцев" — Альбус, сделайте что-нибудь! Директор со вздохом вернул на место вытащенную, было, с полки в учительской книгу и повернулся к своей заместительнице. — Здравствуй, Минерва. В последние годы я почему-то стал особенно часто слышать эту фразу,— сказал он, разглядывая женщину поверх знаменитых на всю магическую Британию очков-половинок. За спиной Дамблдора уже много лет шли ожесточенные дебаты: близорукость у могучего директора, или все-таки дальнозоркость. Сам Альбус об этих спорах был прекрасно осведомлен, но ни одну из сторон не поддерживал и никаких наводок не давал. Не мог же он лишить людей такого невинного, в сущности, развлечения и сказать, что со зрением у него все в полном порядке, а магические стекла помогают видеть тончайшие плетения чар на людях и предметах, зачастую невидимых невооруженным глазом. Именно этим объяснялась известная привычка Дамблдора смотреть на окружающий мир поверх стекол. Слухи о плохом зрении директору были на руку — многие из его оппонентов наивно полагали, что, лишившись очков, он станет хуже ориентироваться на поле боя. Так что пусть уж лучше спорят. — Должно быть, это оттого, что в последние годы вы, как никто другой, нам нужны, чтобы справиться с нашими проблемами, — профессор Макгонагал, чуть успокоившись, поправила тугой пучок на затылке и, повинуясь приглашающему жесту директора, опустилась в одно из кресел. — И что же на сей раз? — покорившись неизбежному, Альбус тоже присел, чтобы Минерва не чувствовала себя неловко. — Во вторник этот сумасшедший выпросил у меня граммофон, — «созналась» женщина. — Мне пришлось отдать, потому что иначе он бы его попросту выкрал! Сидящий у камина со стопкой сочинений Флитвик в ответ на это только приглушенно хмыкнул, а вот куда менее сдержанная Аврора отчетливо хихикнула. Вид у заместительницы был до того возмущенный, что Дамблдор и сам поспешил отвернуться, пряча улыбку. За прошедшие с начала учебного года полтора месяца Минерва не в первый раз вела с директором такие разговоры. Альбус уже начал к этому привыкать, поэтому личность «сумасшедшего» даже уточнять не стал. — Я думаю, ты преувеличиваешь, — вместо этого сказал он. — Гилдерой не кажется мне человеком, способным обокрасть коллегу. — Он кажется человеком, способным на что угодно ради своей прихоти, — пожаловалась Макгонагал. — Альбус, помните, я в начале года говорила вам и Северусу, что мистер Локхарт кажется разумным молодым человеком? Я беру свои слова назад! Лучше бы он и впрямь был невежественным пустозвоном, помешанным на славе, каким я его ожидала увидеть. Я не верующая, директор, вы знаете об этом… — женщина замялась и спросила, — Нет ли способа проверить, не одержим ли человек бесами? — Это вам, Минерва, к священнику надо, а не к Альбусу, — дипломатично заметил Филиус, откладывая бумаги в сторону с явным намерением послушать дискуссию, не отвлекаясь на посторонние мелочи. — Кхм… боюсь, что я действительно таких способов не знаю, — Дамблдор закашлялся и, на всякий случай, отставил подальше свою чашку, в которую уже успел налить чаю. — И, буду откровенен, Минерва, я в бесов не верю. — Я в них тоже не верила, — Минерва пожала плечами. — До этой осени. — Бросьте, дорогая, — Флитвик покачал головой. — Гилдерой весьма…энергичный молодой человек, и своеобразный. Не буду спорить, я тоже не ожидал от своего выпускника такой прыти, а главное…мгм…творческого подхода. Но студенты отзываются о нем очень положительно, что выгодно отличает его от предыдущих трех или четырех преподавателей этой дисциплины. — Что он сделал с граммофоном? — стараясь, чтобы в его голосе сочувствия получилось все-таки больше, чем любопытства, поинтересовался директор. Отчеты коллег о деятельности нового профессора ЗОТИ всегда были очень познавательными. — Привез из Лондона кучу пластинок с маггловской музыкой, притащил все это в кабинет Защиты, и теперь на занятиях ученики с первого по седьмой курс учатся танцевать! В учительской повисла гробовая тишина. Профессор Синистра смотрела на заместительницу директора так, словно у той неожиданно отросла вторая голова, Флитвик торопливо потянулся за чаем, пытаясь подавить судорожный кашель. — Чему учатся? — после полуминутной паузы решила переспросить Аврора. — Танцевать! — с совсем уж несчастным видом повторила профессор трансфигурации. — А…зачем? — поинтересовалась женщина с явным опасением за душевное здоровье коллеги. В отличие от профессора астрономии, Альбус, кажется, и сам знал правильный ответ. Да и Филиус, наверняка, тоже. Минерву, как поклонницу классической школы, инициативность молодого преподавателя приводила в ужас. Альбус вынужден был признаться себе самому, что и его годы не пощадили. Отсутствие практики преподавания и прямого общения с детьми сделали свое черное дело, лишив Дамблдора той изобретательности, которая и вознесла его на вершину педагогического Олимпа. Локхарт же, в этом смысле, директора, пожалуй, радовал. Хотя порой, все же, немного пугал. Будучи крошечной шестеренкой в школьном механизме, молодой человек ухитрился встроиться в него как-то так, что люди и события вокруг него начинали постепенно раскручиваться. Альбус наблюдал за этим процессом и самостоятельно, и через Северуса с Минервой, но все никак не мог определить, как распорядиться этим безостановочным вращением. Как не мог определить: благо профессор Локхарт для Хогвартса, или катастрофа почище одержимого Волдемортом Квиррела. От Тома хотя бы понятно было, чего ждать. Мнений было несколько: Минерва требовала прекратить «уродовать устоявшуюся педагогическую схему»; Северус, напротив, язвительно замечал, что изуродовать эту схему еще больше невозможно, в доказательство приводя стабильно «средненькие» результаты ЖАБА и такие же «средненькие» познания студентов о магии на протяжении десятилетия. Локхарт же напирал на то, что он «ответственен за тех, кого приручил». Так что раз он не учит многоуважаемую Минерву Макгонагал трансфигурировать мышей в табакерки, то и ждет он от мадам заместителя директора встречной любезности. Минерва в ответ на такие завуалированные предложения катиться к Мерлину, краснела и внутренне закипала, Снейп совершенно по-кошачьи фыркал, а Альбус, по обыкновению своему, выступал в роли миротворца. — Говорит, что это очень помогает обучению! — раздраженно просветила Синистру заместительница директора. — Предлагал самой попробовать и убедиться. На этот раз Альбусу потребовалась вся его выдержка, чтобы скрыть-таки рвущийся с губ смешок. — А ты не хочешь? — не удержался от крошечной шпильки Филиус, заработав в ответ такой разъяренный взгляд, что тут же поднял руки в знак капитуляции, — Мне кажется, Минерва, что ты воспринимаешь все это излишне бурно. Сколько раз в этом самом кабинете ты сетовала на то, что у нас с тобой нет толковой смены? Что студенты год от года демонстрируют все меньший потенциал даже к общей магии, не говоря уже о более специализированных ее разделах, где поровну требуются знания и сила? Что мы, по сути, изживаем сами себя? Ты не задумывалась о том, что Гилдерой и есть представитель той самой «новой школы». И, кажется, ему по-настоящему нравится учить студентов. — А мне кажется, что он просто развлекается за наш счет! — Минерва сдернула с носа очки и принялась нервно крутить их в пальцах. — Излишне бурно, говорите?! Филиус, Мерлина ради, я молчала, пока студенты весь сентябрь носились вокруг озера и превращали квиддичное поле в стадион для занятий легкой атлетикой. А потом на моих уроках даже стоять не могли ровно! Я ничего не сказала, когда в начале октября он попросил у Альбуса разрешение переоборудовать северное крыло в гибрид полосы препятствий и боевого полигона! И ему разрешили! А охота на пикси во главе объединенной команды второкурсников в середине сентября? А живой Клинохвост [1] в качестве наглядного пособия для студентов третьего курса!? Но танцы, это, по-моему, уже чересчур! — А по-моему, в самый раз. Передернув плечами, Макгонагал оглянулась на преподавателя ЗОТИ, как раз в этот момент вошедшего в учительскую. В очередной раз женщина задалась вопросом, как она могла так ошибиться? Да, ее первое впечатление о Локхарте, как о легкомысленном позере было ошибочным, но ошибочным, пожалуй, было и второе, когда Минерва сочла его взвешенным и разумным юношей. Впрочем, ошибиться было не трудно: даже сейчас, глядя на Гилдероя, сложно было заподозрить его в чем-либо. Серая мантия, внимательный, чуть насмешливый взгляд голубых глаз, куча каких-то плакатов под мышкой — должно быть, очередные демонстрационные материалы. Разве что растрепан слегка, да из-под мантии вместо костюма виднеется водолазка и джинсы. На ногах у преподавателя были вполне консервативные черные…беговые кроссовки. — Практикум у шестого курса Райвенкло и Гриффиндора, — очевидно, проследив за ее взглядом, пояснил Гилдерой, сгружая свитки на стол. — Жертв и разрушений нет. — А в чем была суть практикума? — полюбопытствовал Флитвик. — Командная дуэль в северном крыле, — молодой человек сгрузил свитки на стол. На одном из них Минерве удалось рассмотреть что-то подозрительно похожее на план боя, вдоль и поперек расчерченный синими и красными стрелками. — И как успехи? — живо заинтересовался профессор Чар, всегда радеющий за свой факультет. — Скажем так, утешить мне вас, коллеги, пока нечем, — профессор Локхарт уселся в свободное кресло, вытянув к огню длинные, плотно обтянутые джинсовой тканью ноги, и откинул голову на мягкую спинку. — Профессор Флитвик, вашим подопечным настоятельно не хватает прыти, они слишком долго думают, прежде чем начать хоть что-то делать. Принсон, Чеммет и Декром еще куда ни шло, но остальные… в общем, если это было бы взаправду, их бы разнесли минут за пятнадцать, — молодой человек взглянул на довольно усмехающуюся Макгонагал, которая в боеспособности своих львят была полностью уверена, и добавил, — Если только атаковать их будут не Гриффиндорцы. — Чем же вам Гриффиндорцы не угодили? — с полуоборота завелась Минерва, поджимая губы. — Всем угодили, — легко пошел на компромисс Гилдерой. Однако едкая улыбка на его губах подсказывала, что сдавать поле боя он не намерен. — Кроме того, что они должны были быть факультетом храбрых, но пока я вижу скорее факультет глупых. Не интеллектуально, само собой. Скорее нравственно. Ваши подопечные, мадам, слишком уж рвутся проявлять чудеса единоличного героизма, а дуэль, напомню, была командная. Я уже молчу о том, что ловить лбом Ступефаи, идя напролом, в попытке отстоять репутацию факультета, это не героизм. Что бы они сами ни думали. Райвенкловцы хотя бы понимают, что нужно кооперироваться. А у вас там простите, один Вуд по квиддичной привычке старается организовать соплеменников в подобие отряда. Впрочем, простите, мадам, профессор Флитвик, если мои наблюдения вас обижают. Я лишь говорю то, что вижу перед собой здесь и сейчас. И, честно скажу, пока я не в восторге. Но я здесь затем и нужен, чтобы это исправить. — Они только дети! — Макгонагал звонко припечатала ладонью подлокотник своего кресла и тут же бросила взгляд на Дамблдора, ища у последнего поддержки. Директор, однако, вмешиваться не торопился, с интересом переводя взгляд с разгневанной заместительницы на раздосадованного преподавателя защиты. Вид у Гилдероя и впрямь был недовольный, казалось, молодой человек усилием воли сдерживает раздражение. Как определил для себя Альбус, из нежелания рассориться с Минервой окончательно и из уважения к ее статусу. — Бросьте, — сказал Локхарт холодно, — Они подростки, подростки с магией и, в большинстве случаев, мозгами. Когда, по-вашему, мадам, они станут достаточно взрослыми? Через пять лет? Через десять? Напомню, что через год они закончат школу и дальше станут не нашей заботой. И где тогда они должны осваивать защиту, если в школе они для такого слишком малы? Я подписывал контракт, мадам. И в нем ясно написано, что в обмен на зарплату и пансион я обязуюсь научить их защищать себя. Причем от чего угодно, будь то красные колпаки, докси или боггарты. Но, знаете, мадам, кто самый опасный зверь, обитающий за стенами школы? Человек. Мы маги, а не бессмертные боги, профессор! И пьяный маггл с ножом способен вспороть горло даже самому сильному волшебнику, если тот не видит опасности и не умеет за себя постоять, — Локхарт поднялся с кресла и потянулся за чайником. — Право, профессор, тянет спросить, выбираетесь ли вы за пределы этих стен? Нас же так мало, и наша магия во многом не привилегия, а механизм защиты вида. Как иглы у дикобраза или способность земноводных вмерзать в лед. Магия дает нам долгую жизнь, лечит и позволяет защититься от всего, что хочет нас угробить! В этом наше преимущество перед магглами, и в этом же основной косяк… — Кто? — осторожно переспросила Аврора, очевидно боясь сбить оратора с нужного настроя. — В смысле, основная проблема, — поправился молодой человек. — Потому что нам, часто, начинает казаться, что мы неуязвимы для обычных людей. Но это не правда. И я, как человек, взявший на себя эту задачу, стану учить студентов так, как считаю нужным. Я исполнил все формальности, мадам, вы утвердили рабочую программу для всех семи курсов. Какие претензии у вас ко мне теперь? — Но я же не предполагала, что вы станете на практике устраивать драки между факультетами! — Минерва явно была ошарашена той злой и страстной убежденностью, которая звучала в голосе ее юного коллеги по цеху. — Правильно, лучше пусть дерутся в коридорах, — усмехнулся тот. — Мадам, знаете, есть такой принцип: не можешь что-то остановить, научись это «что-то» контролировать. Так вот мне кажется, что пускай уж они дерутся на уроках под моим присмотром и с ограниченным арсеналом разрешенных заклятий, чем делают это на заднем дворе школы, после отбоя, швыряясь друг в друга чем попало. — Довольно интересное мнение, Гил, — высказался Альбус, когда стало понятно, что продолжения дискуссии не предвидится. — За вашими словами чувствуется богатый личный опыт. «Интересно, откуда ему у тебя взяться? — подумал директор, — Учитывая, что все твои «подвиги» не более чем фикция, и мне это хорошо известно». — Есть немного, сэр, — Локхарт чуть заметно усмехнулся и отпил из своей чашки, успокаиваясь. — Профессор Макгонагал, приношу вам свои извинения за этот инцидент, я погорячился и, возможно, был груб. Я не хотел вас обидеть. — Извинения принимаются, — слегка смягчилась Минерва, глядя на, кажется, искренне удрученного коллегу. — В чем-то вы, возможно, и правы. Но я все равно считаю, что вы могли бы быть мягче со студентами. — Я учту, — Гилдерой хмыкнул, так что стало ясно: учесть он, может, и учтет, но сделает все равно по-своему. — А что это за история с танцами? — во избежание второго витка перепалки, поспешила вклиниться в разговор профессор Синистра. — Вы действительно учите студентов танцевать? — Действительно учу, — Локхарт кивнул. — Танцы — прекрасный способ для младших курсов повысить ловкость, гибкость и координацию, развить чувство ритма. А у старшекурсников к этому списку прибавьте еще скорость реакции и полезную дуэльную практику. — А при чем тут дуэли? — удивилась профессор астрономии, в то время как Флитвик одобрительно кивнул своему бывшему студенту. — Прекрасная Аврора, смилуйтесь, — Гилдерой улыбнулся женщине поверх своей чашки с чаем, заставив молодую преподавательницу слегка покраснеть, — Сначала я полтора часа кричал на студентов, а потом излагал свою позицию по поводу увиденного профессору Макгонагал. И в горле у меня все еще першит: я пока не привык болтать столько часов подряд. Хотите знать ответ — рядом с вами сидят непревзойденные мастера магической дуэли. Профессор Дамблдор, профессор Флитвик, удовлетворите женское любопытство? — Собственно, объяснение здесь простое, — сказал Альбус. — Танцы действительно очень способствуют физическому развитию, не говоря уж о том, что прививают и культурные ценности. Все хорошие дуэлянты, Аврора, еще и хорошие танцоры. — У магической дуэли всегда есть свой ритм, как и у танца, — подхватил эстафету Флитвик. — В определенном смысле, дуэль и есть танец, разве что музыку, под которую двигаются бойцы, слышат, а точнее чувствуют, только они сами. И если вы правильно угадаете «музыку» противника, считайте, что половина победы у вас в кармане, а если не дадите ему угадать свою — то, пожалуй, и две трети. Бой с некоторыми напоминает вальс, стремительный, легкий, но плавный, поровну сочетающий в себе атаки и защиту. С другими — вычурный менуэт, где балом правит церемониал и многоуровневые чары сложного плетения. Третьи могут и вовсе утянуть вас в ритм танго, где сперва резкие, быстрые атаки почти не оставляют возможности выставлять защиту, а затем наступает затишье, во время которого ваш противник копит силы для следующей серии ударов. Каждый дуэлянт предпочитает свою мелодию. — Даже я не сказал бы лучше, — согласился Дамблдор. — Замечу только, что в бою действуют фактически те же правила, что и в дуэли, разве что «менуэтов» там не бывает, не те условия. Зато танго, галопов и полек, сколько угодно. Так что наш юный коллега прав, танцы очень полезны для студентов. К тому же им теперь будет чем блеснуть на факультетских вечеринках. — А какую, в таком случае, мелодию для дуэлей предпочитаете вы, Гил? — немного кокетливо поинтересовалась профессор Синистра у задумчиво разглядывающего пламя в камине Локхарта. — А? — молодой человек рассеяно посмотрел на нее своими ярко-голубыми глазами, но почти тут же ответил. — Рок-н-ролл, Аврора. Я люблю рок-н-ролл. * * * Утром субботы, то есть дня следующего за разговором в учительской, я спускаюсь к одному из боковых выходов замка с твердым намерением смыться в Лондон. На этой неделе мне выпала сомнительная честь дежурить ночью по школе и у меня в распоряжении не так много времени. Я уже обратил внимание, что большинство моих коллег предпочитают Хогвартс в течение года не покидать ни в будни, ни в праздники. Неужели так приятно в собственный выходной таращиться на все те же каменные стены? В первый раз, собравшись в город, я проштудировал заветные пять футов моих должностных обязанностей, которые торжественно хранятся в верхнем ящике письменного стола: опасался, что обнаружу там правило, запрещающее мне выходить за пределы Хогвартса, пока длится учебный год. Но выяснилось, что никакого запрета нет, и мистер Филч не станет позорно загонять меня шваброй обратно в мои апартаменты. Зато Пивз явно претендует на его лавры. Полтергейст-маньяк, искренне считающий, что у него есть чувство юмора, решил, что погожее субботнее утро — идеальное время, чтобы запустить в меня кастрюлькой с чем-то, что по виду напоминает овсянку, а по сути — даже знать не хочу. Надеюсь, это действительно овсянка. Причем, судя по каверзной роже полтергейста, парящего под потолком небольшого холла, вытряхивать кашу из кастрюльки он вовсе не собирается, предпочитая метнуть снаряд, так сказать, целиком. — А куда это идет наш сумасшедший профессор? — предвкушающе орет он, завидев меня. Пивз называет меня именно так, периодически сокращая до почти ласкового «препод-псих». — Свалил бы ты, а? — вместо ответа душевно советую я. — И овсянку домовикам верни, чудище, им еще студентов ей кормить. — А если нет? А если нет? — издевательски заводит этот блаженной памяти придурок, опасно помахивая металлической тарой. — Сам ты каши не хочешь, Гилдерой-Шмилдерой? — А ты не хочешь? Бесогонным экзорцизмом в физиономию? — Каким еще экзорцизмом? — похоже, мне-таки удается его заинтересовать. Оглянувшись по сторонам и убедившись, что никого, за исключением изображенных на картинах людей, по близости нет, и ни один ученик в такую рань не задумал прогуляться, я набрасываю на холл заглушающее и негромко, но максимально четко озвучиваю экзорцизм. Если бы я не знал наверняка, что магические портреты не могут менять цвет, я бы решил, что портрет чопорной дамы, висящий на северной стене, только что возмущенно покраснел. Прекрасная нимфа на ростовом полотне, стыдливо потупившись, прячется в тростнике, зато бравые гуляки с панорамного портрета поддерживают меня одобрительными воплями и предложениями пропустить по стаканчику. Полтергейст же, от такой наглости несколько секунд просто хватает воздух призрачным ртом, а затем разражается отборной бранью, нисколько не уступающей моим «экзорцизмам». Последним аккордом в меня летит-таки кастрюля, которая с глухим чавканьем впечатывается в своевременное Protego. Количество экзорцизмов, за авторством Пивза, при этом только возрастает. — Я понял, куда мне по-твоему надо сходить, но в этом месяце у меня слишком плотный график, — говорю я, когда поток красноречия полтергейста иссякает. — Будут спрашивать, я в Лондоне, вернусь к вечеру. Бывай. Я опускаю щит, снимаю заглушку и, в качестве жеста доброй воли, стираю Evanesco лужи овсянки с пола. Метание кастрюли все равно было неизбежным, раз уж я ухитрился напороться на Пивза с утра пораньше. А так хоть настроение себе немного поднял. Октябрьский воздух бодряще свеж и пахнет озерной водой и прелыми листьями, бледное осеннее солнце только-только выползает из-за запретного леса, но день обещает быть ясным, так что, шагая по мокрой траве к точке аппарации, я не особенно тороплюсь. Красота же, черт бы ее побрал! Осень в Лондоне выглядит гораздо более уныло, зато там должно быть теплее…домой что ли заскочить? Нет, не успеваю, Хэйди ждет меня к девяти. * * * В девять утра в субботу в Лондоне можно найти свободный столик где угодно: что в маггловской его части, что в магической. Но я все-таки предпочитаю первый вариант — меньше будут пялиться, да и маггловские кафешки мне всегда нравились гораздо больше волшебных, где то и дело что-то летает, ползает, подпрыгивает, а в некоторых случаях еще и порывается закусить твоим обедом. Именно поэтому я уже минут двадцать сижу в «Flotsam and Jetsam» в обществе нескольких таких же жаворонков и жду мисс Кларк, которая сегодня почему-то свински опаздывает. — Локхарт, тебе кто-нибудь говорил, что ты садист? — проникновенно спрашивает она, наконец, плюхаясь на диванчик напротив меня. — Если твоя сова еще раз прилетит в три часа ночи, да еще и с такими предложениями, я ее выпотрошу и пущу на амулетики, понял? — Да ради Мерлина, — я пожимаю плечами. — Сама потом в Хогвартс объяснительную писать будешь, что ты с казенной птицей сделала. Что ты сделала со своими волосами? — А сам не видишь? — Кларк смешно щурится на меня через стол, вид у нее и правда недовольный. Хотя и не настолько, чтобы ожидать скандала. Хэйди вообще не скандальная, чем я беззастенчиво пользуюсь. — Я постриглась, гений. Надоело всю эту прелесть мыть, сушить и вычесывать. А что, мне не идет? — А вот этого я не говорил, — я протягиваю руку, чтобы взъерошить короткие черные пряди, и девушка впервые мне улыбается. — Ты очаровательна в любом образе, Кларк. — Не надо этой пошлой лести, — моя собеседница хмыкает, — Это мне? — Нет, Хагриду купил, — я протягиваю ей заранее приобретенный в соседнем магазинчике букетик. — Не мог же я выдернуть тебя на свидание и даже цветов не принести! — Это не свидание, Гил, это издевательство, — фыркает она в притворном раздражении, принимая букет, и тут же с надеждой косится на лежащее передо мной меню, — А кофе ты, случаем, не заказал? А то я, кажется, сейчас лицом в стол упаду. — Заказал. И завтрак я заказал. Я у тебя вообще чертовски предусмотрительный тип, — я демонстрирую девушке фирменную «Локхартовскую» улыбку. — Ты прощен и восстановлен в звании героя магической Британии. Ну, или, хотя бы, моего героя! — Кларк несколько секунд смотрит на меня влюбленным взглядом, в котором любви к кофе и яичнице куда больше, чем любви непосредственно ко мне. Пока официантка заставляет наш столик тарелками и чашками — сам я тоже еще не завтракал — она молчит и с вожделением принюхивается, забавно поводя носом. Я действительно уже неплохо знаю ее привычки. В частности и то, что разговаривать с Хэйди, пока она не выпила кофе, абсолютно бесполезная трата сил и времени. До этого, почти что ритуала, мозг у нее работает в режиме автопилота, хотя со стороны кажется, будто она осознает действительность и даже подает реплики в тему. Кларк, пожалуй, претендует на роль самого долгого моего увлечения: романчик, закрученный по случаю в начале августа, плавно перекочевал в октябрь. В основном, благодаря тому, что видимся мы нечасто. Я ведь уже упоминал, что предпочитаю не ввязываться в «серьезные отношения»? Себе дороже. Но искать новую девушку у меня, пять дней из семи безвылазно торчащего в школе, нет времени. А служебные романы и вовсе не моя история, так что самые страстные отношения в Хогвартсе у нас сложились, пожалуй, с Макгонагал, наивно полагающей, что меня еще не поздно наставить на путь истинный. И это, если не учитывать, что закрытая атмосфера интерната способствует распространению сплетен и слухов лучше, чем тепло способствует размножению бактерий. Так что, заведи я интрижку с той же Синистрой, явно намекающей на нечто большее, или любой девицей из Хогсмида, куда время от времени выбираются преподаватели, и через неделю в учительской начнут обсуждать чем и в каких позах я с ней занимаюсь по выходным. Терпеть не могу, когда суют нос не с свое дело! И плевать, что свой нос я сую во что ни попадя. А Кларк… с ней мне удобно. Даже слишком. С начала учебного года мы встречались два или три раза, весело и небесполезно проводя время. Чаще всего она остается у меня до воскресенья, а потом мы разбегаемся, периодически обмениваясь ничего не значащими письмами. Хэйди энергична и не глупа, с Хэйди очень даже неплохо в постели, она не обидчива и не истерична. А еще она никогда не спрашивает, есть ли у меня кто-то кроме нее. Хэйди Кларк, как и я сам, предпочитает получать удовольствие здесь и сейчас. В конце концов, мне тоже абсолютно фиолетово, спит ли она с кем-то еще в перерывах между нашими свиданиями. Все это мне вполне нравится в ней и побуждает не искать добра от добра. По крайней мере пока. — Ну и как дела у лучшего писателя современности по версии кумушек Британии? — спрашивает Кларк уже совсем другим, «человеческим» голосом. Ну, так и есть! Пока я думал, она уже успела выхлебать первую чашку кофе и потянуться за второй. Моей. — Больше ничего не написал, — я ловко выхватываю чашку прямо у нее из-под носа, делая большой глоток. — Да и слава Мерлину. А ты знаешь, дорогая моя, что кофеин в таких количествах вреден для растущего организма? Но я, как адепт зла, закажу тебе еще чашечку. Ты уже включилась? — Ага, — она и правда смотрит на меня более осмысленно и, пожалуй, весело. — Слушай, ты серьезно решил забросить писательство? В нашей части Англии ты популярен, как черт! — Моя муза ушла от меня, — с деланной грустью говорю я, — Ей не понравилось, что меня лупят по голове. Не пишется мне, Кларк, хоть убей. Вообще-то моя литературная муза родилась мертвой. Но Хэйди такие пикантные подробности ни к чему. — Я подумаю над твоим предложением, если ты и дальше будешь меня выдергивать из постели в девять утра, — девушка мстительно втыкает вилку в лежащую перед ней сосиску. — Предпочитаешь, чтобы я тебя в нее укладывал? — Да, предпочитаю, — невозмутимо соглашается она. — Эта твоя инициатива вызывает у меня куда большее одобрение. Но прямо сейчас ты можешь мне по-человечески объяснить, ради чего я в восемь утра наощупь пыталась нарисовать себе лицо и не перепутать очередность: сначала трусы, а потом джинсы, или наоборот? — Мне очень нужно в оксфордскую библиотеку, — я проникновенно заглядываю ей в глаза. — Но без тебя, любимая, меня туда черта с два кто пустит. — В девять утра?! Официантка за стойкой оглядывается на нас, но почти тут же отворачивается. Ничего интересного для стороннего наблюдателя мы из себя не представляем: я в линялых джинсах и в куртке, поверх черной рубашки и Хэйди в свитере с высоким горлом, голубых кедах и джинсовых бриджах выглядим как обычная маггловская парочка, с утра пораньше заскочившая позавтракать. — Как по мне, так девять утра ничуть не хуже, чем девять вечера, — хмыкаю я, но под тяжелым взглядом невыспавшейся девушки продолжаю уже серьезно. — Я не смогу остаться до завтра, Хэд, вечером мне придется вернуться в Хогвартс, так что программа на сегодня у нас насыщенная. Да-да, знаю, я суть свинья и урод, который поднял тебя после учебной недели ни свет ни заря. Но я обещаю компенсировать тебе неудобства! М? — Только не надейся, что это тебе встанет только в двойную порцию кофе и чахлый букетик. — Ты забыла еще и завтрак, — педантично напоминаю я, едва сдерживая смех. Лицо у Хэйди, как у классического аврора «при исполнении». — Но я торжественно клянусь весь день исполнять твои капризы и вообще быть рыцарем, идет? — По рукам, — она улыбается так, словно только что развела меня на деньги. Хотя от нее и этого можно ожидать. — Тогда за мной, мой верный паладин. В чертоги знаний! Мерлин бы их побрал…я только вчера просидела там полдня, материалы для семестрового проекта копала. Когда наш библиотекарь меня увидит, его инфаркт хватит от моего научного рвения! * * * — Слушай, тебя что, из Хогвартской библиотеки выставили? — спрашивает Хэйди, глядя, как я копаюсь в библиотечном каталоге. В огромном читальном зале мы сегодня одни. Что не удивительно. — С чего ты взяла? — Да с того, что о вашей библиотеке легенды ходят! Не об ученической, само собой, а о настоящей. Ты там вообще был? — Шутишь? Да я только ради нее в Хогвартс и нанимался! — я хмыкаю. — Был и не раз там еще буду, душа моя. Что не значит, будто я упущу возможность поковыряться и в ваших фондах. Школьные-то от меня никуда не денутся. «Настоящую» библиотеку замка я и правда посетил как только немного обжился в замке: часа через три после того, как распаковал вещи. И сразу понял, что это надолго. Дамблдор был прав — древняя крепость действительно обладает чем-то похожим на разум, а еще живет своей собственной жизнью, власть над которой ограничена даже у директора. Так вот на библиотеку эта самая власть не распространяется. Войти туда может любой из профессоров, а вот распоряжаться там — никто. «Настоящая» библиотека Хогвартса относится именно к той «дикой» территории, которая, если кому и подчиняется, то исключительно магии, заложенной основателями. Почему? Черт его знает. Но, помнится, в одной книжке, году в 2013-м я видел любопытную теорию: Блэйк Крэйтон, Оксфордский же, кстати, магистр Истории, предполагал, что никто из господ и дам основателей директором Хогвартса никогда не был. Вероятнее всего потому, что в те времена такого понятия, как «директор» не существовало. Да и на кой черт он был нужен практикующим магам, не желавшим терпеть над собой никого, включая господа Бога? Так до конца и не ясно: то ли эта «фантастическая четверка» построила Хогвартс, то ли он был захвачен во время войны Кеннета Смелого[2] за пиктский трон и пожалован рыцарю Годрику за вклад в победу. Но одно понятно — магией его напичкали от подвалов до верхушек башен. Той магией, о которой современные волшебники только слышали: древней, не одомашненной, завязанной на крови, «оседлать» которую под силу далеко не каждому. Кипятить на ней чайники, конечно, нельзя, да и о пляшущих ананасах речи как-то не идет. Зато разнести с ее помощью в клочья пол-округи — это пожалуйста. В те далекие времена Магия недаром считалась шестой стихией, и тогдашние волшебники не столько подчиняли ее себе, сколько заключали с ней сделку. А те, кому цена такой сделки оказывалась не по карману, а еще чаще те, кто вообще не успел въехать в условия «контракта»…. Ну да что тут объяснять? Затем школу и создали: чтобы живых подростков с даром взывать к стихии было больше, а красноречивых воронок на месте деревень и городов — меньше. Что и говорить, новые хозяева на славу обработали этот шедевр архитектуры, однако время тогда было тревожное и за завтрашний день даже великие чародеи не могли поручиться. До принятия статута оставалось еще несколько веков, так что воевали маги наравне с магглами. В любой момент школа могла остаться без управления, и основатели решили этот щекотливый вопрос, тупо назначив особого человека. Эдакого завхоза с расширенным списком полномочий, который в случае чего мог распоряжаться центральной, видимой глазу, частью замка. По большому счету, мера была перестраховочная, но по закону подлости,… куда же без него? Никто не знает, что случилось с Основателями: об их жизни до наших дней дошло не многое, а о смерти — считай ничего. Предполагается, что Салазар рассорился с товарищами на почве чистокровия и слинял. Но также вероятно, что Слизерин просто погиб в очередной кровавой бойне с бриттами или норманами за земли Альбы. А вот что стало с остальными вообще только Мерлин и знает. По летописям понятно, что покинули они Хогвартс внезапно и с концами, оставив того самого особого человека следить за порядком. Обещали отлучиться на пару дней, так сказать, а пропали навсегда. Звали этого особого человека Фарвальд Оронг, — один из самых первых учеников Годрика и, волей судьбы, первый из директоров Хогвартса. Вот так, считал мастер Крэйтон, и получилось, что на некоторые части замка директорская власть не распространяется, и подчиняется магия в таких местах только кровным потомкам четверки. С одной стороны все эти выкладки выглядели сомнительно и прочитанному я тогда не поверил ни на грош, признаюсь честно. Пока не попал в Хогвартс в качестве преподавателя. Познакомившись с «изнанкой» школы, я все чаще думаю, что Крэйтон, черт возьми, был недалек от истины. Взять хотя бы существование библиотеки, в которую по умолчанию имели доступ все профессора и не мог попасть ни один студент, вор, прохожий и мадам Пинс! Дамблдор признался, что никому из директоров не удалось, ни провести внутрь посторонних, ни закрыть доступ в книгохранилище кому-то из учителей. Правило дурацкое, но действует железобетонно. Наверное даже в страшном сне никто из основателей, и бывших теми самыми «профессорами» не мог представить, что спустя многие века эту ответственную должность будет занимать кто-то вроде моего папаши. А потому Хогвартс считал «достойным» всякого, подписавшего магический контракт. Или, вот, скажем, Пивз. Это зловредное существо не могли изжить поколения директоров. Когда я поинтересовался у Флитвика, откуда это чудо вообще взялось, тот ответил, что, судя по дневникам Дамблдоровских предшественников, Пивза века четыре назад по незнанию выпустил директор Брондар, которого черти зачем-то понесли на опечатанный девятый этаж. [3] Что там делал полтергейст в облике маленького, уродливого шута, никто не знает, и кто его там запер — тоже. Но факт остается фактом: эта пакостная скотина не слушается никого, включая директора, и выставить его из Хогвартса невозможно. Ну а сам он, ясное дело, не уходит. А уж девятый этаж… Флитвик, проводивший мне, как новичку, экскурсию, показал это странное место — длинный коридор, с десятком комнат по обеим сторонам. Комнаты были бы похожи на гостевые, вот только ни в одной из них нет окон. Зато магические запоры на дверях работают по сию пору и располагаются, что характерно, снаружи. С одной стороны, ничего страшного там, вроде бы и нет — все чисто, опрятно, хоть и чертовски аскетично. А с другой,… неприятное местечко, скажу честно — мороз по коже. И, похоже, не только у меня: Флитвик говорит, применения этому коридору не нашли, и вообще предпочитают держать его запертым. Мол, зашел как-то молодой еще декан Райвенкло туда на пять минут, полюбопытствовать, а когда вышел, выяснилось, что коллеги его уже третий час по всему замку ищут. Кроме этого, были в замке и «глубокие» подземелья с ритуальными залами и рунными кругами, выбитыми в гранитных плитах пола, и бесконечная лестница, начинающаяся в необжитом крыле на четвертом этаже и заканчивающаяся… судя по данным Флитвика, нигде. Сам низкорослый профессор, обладающий храбростью истинного воина, спустился на сорок два пролета вниз и повернул обратно, не обнаружив ничего кроме каменных стен, ступеней и глухой, бархатной темноты. Также декан по секрету поведал, что лет пять назад, после гулянки, посвященной концу учебного года, пьяный, как, впрочем и все остальные, Снейп на спор с не менее подгулявшей Макгонагал, спустился по ней на шестьдесят пролетов и вернулся оттуда трезвым, мрачным и с тех пор ничего крепче чая с азартными коллегами не пьет. Надо сказать, что о наличии таких достопримечательностей в школе я и не подозревал. Как оказалось, студенты вообще чертовски мало знают о Хогвартсе, в котором проводят семь лет жизни. И слава Мерлину. Входы во все подобные места защищены древней магией позволяющей преподавателям попасть туда, куда ученикам вход заказан - они их даже не видят. Не даром одним из основных пунктов магического контракта, который я подписал, является пункт о неразглашении. Да та же нашумевшая Тайная комната — вотчина Слизерина глубоко под замком! Если принять теорию Крэйтона, становится понятно, почему Дамблдор так и не смог ее ни открыть, ни, даже, обнаружить: его власть в этом замке заканчивалась где-то на уровне минус первого этажа. То, что Гарри Поттер туда попал — чистая удача, которой гриффиндорскому герою было не занимать. Стоп! На последней мысли я резко похолодел. Поттер же действительно ее нашел и открыл! Когда учился в школе. Я в новейшей истории, скажем прямо, не силен, но помнится там сидел здоровущий Василиск, который целый год ползал по замку и кошмарил учеников… дьявол побери, в каком же году это было? Не помню…хоть авадься. Мне остается только молиться всем богам и чертям: что угодно, лишь бы сейчас на дворе был не ТОТ САМЫЙ год. — Гил?... Гил! — из оцепенения меня вырывает голос мисс Кларк, которая, судя по всему уже некоторое время пытается до меня докричаться. Да еще и ладошкой перед носом машет. — М? Что? — я вопросительно смотрю на свою нынешнюю пассию. — Да в принципе ничего, только лицо у тебя такое, что мне с тобой наедине как-то страшновато стало! — Бойся меня, несчастная, ибо страшен я в жажде познания, — вяло отшучиваюсь я, но Хэйди продолжает вопросительно пялиться на меня своими серо-зелеными глазищами, так что приходится пояснить. — Вспомнил тут одну неприятную историю, Хэд. Про Василиска. — А ты видел Василиска?! — в ее голосе звучит недоверчивое любопытство. Да, да, змеюка и правда довольно редкая. Не говоря уж о том, что те, кто ее видел, как правило, ничего не могут рассказать об этой встрече. — Видел, — честно сознаюсь я. С Кларк я чувствую себя на диво свободно. Она не знает моей биографии и не ищет подвохов, поэтому я свободно могу рассказывать ей о себе, а не о батюшке. Не все, конечно, но какую-то часть правды я могу себе позволить. Поразительно, насколько утомляет и раздражает необходимость постоянно врать. — И в виде ингредиентов для зелий и один раз целого. А вот живого, душа моя, никогда. И надеюсь, что не увижу. Даже свежевылупившийся василиск может убить, а уж взрослый… короче говоря, люди, которые берутся с ними работать, либо Храбрецы, либо идиоты, либо им самим терять уже нечего. — я поднимаю голову от формуляра и улыбаюсь ей. — А мне, есть что терять и я, напомню, райвенкловец, а не гриффиндорец. — Не надо оскорблять мой факультет! — Хайди в притворном гневе бьет меня кулачком в плечо. Ну да, мисс Кларк почти все время проучилась в Канаде, но последние два года, когда семья ее прочно осела в Англии, доучивалась в Хогвартсе. На Гриффиндоре. И почему-то я не удивлен. — Умолкаю, умолкаю, — я в который раз безуспешно пытаюсь заправить за ухо свешивающуюся на лоб прядь волос. Она болтается перед лицом и жутко раздражает. — Лучше скажи мне, как будущий артефактолог нынешнему преподавателю, что мне почитать из этого списка? Мне нужно что-то про артефакты, манипулирующие временем. Есть вообще такие? — Ты даже удивишься, сколько, — Хэйди обходит стол и наклоняется, так что ее дыхание теперь щекочет мне ухо и шею. Девушка быстро проглядывает составленный мной список, в котором навскидку около пятнадцати томов. — Скажу тебе больше, мой милый учитель, со временем в основном и работают только тремя способами: либо артефакты, либо рунные круги, либо кровная магия. Ага, про последнее я и без Кларк знаю, доводилось, так сказать, попробовать на собственной шкуре. — Я бы взяла «От Геды к Сенекте» Рида Пасколини, «Нити бытия» Обарго и, пожалуй, «Тонкую артефакторику» Мальбруна. Остальное либо просто вода, ради воды, либо мне не знакомо. Не думал же ты, что я все тут перечитала, — девушка отстраняется от меня и снова заглядывает в лицо — А теперь признавайся, зачем тебе это? — Хочу узнать, можно ли с помощью артефактов попасть в будущее, — и снова ни грамма лжи. — Считай, что я уже спас своего Джона и чертовски хочу домой.[4] — Да ну тебя, — она хмыкает, но что-то в моем лице заставляет ее посерьезнеть. — Ты что, серьезно? Ты псих, Локхарт! Не знаю, что ты там задумал, а по твоей физиономии вижу, что задумал, но я тебе как артефактолог буйнопомешанному заявляю: своим ходом туда попасть проще и безопасней! — Но ведь так тоже возможно? — чуть настойчивее спрашиваю я. — Хэд, я все понимаю, и, умоляю, не читай мне нотаций. Это бессмысленно и раздражает. Ответь просто: да или нет? Мне, правда, нужно знать. — Понятия не имею, — она пожимает плечами, все еще настороженно меня рассматривая. — Вся хроноартефакторика, о которой мне известно, работает, либо с настоящим, либо с прошлым. Потому что определенного, четкого, реально существующего будущего нет и быть не может, Гил. Как можно попасть в место, которого не существует?! Это тебе «Вариативное множество» Николса Кэччета лучше почитать тогда. — Я читал, — морщусь я. — Теория множественной вселенной, параллельных миров и вероятностей. Мне это не подходит. Мне не интересно знать, можно ли открыть окно в другой мир, мне интересно, можно ли попасть в будущее этого! — Сказала же, не знаю! — раздраженно огрызается она и на некоторое время мы замолкаем. Кларк стоит, отвернувшись от меня и явно бесится. Скорее от «глупости» моих изысканий, чем от моей настойчивости. Поняв, что этот раунд за ней и вспомнив, что обещал быть рыцарем, я поднимаюсь со стула и разворачиваю ее к себе, обнимая за плечи. Несколько секунд неопределенности, когда я не знаю, ответит она мне или оттолкнет, — и тонкие руки обнимают меня в ответ. — Тебе что, правда так нужно это знать? — тихо спрашивает она, пристраиваясь щекой к моей груди и старательно на меня не глядя. — Да, Хэд, — я усмехаюсь. От Кларк горько пахнет полынью. Мне нравится. — Очень. — Расскажешь, зачем? — Не-а, не расскажу, — показавшийся в проеме между стеллажами библиотекарь неодобрительно хмурится в нашу сторону и тут же уходит. — Ты девочка умная, думаю, сама понимаешь, что не для престарелой прабабки Джесси, страсть как мечтающей повидать пра-правнуков стараюсь. — То есть ты у нас и правда Терминатор? — помолчав еще немного, спрашивает она чуть слышно. — Что-то вроде того, — я не отпираюсь. Нет смысла, да и желания особого тоже нет. — И лучше ничего не спрашивай и никому не говори. Иначе я сотру тебе память, и ты никогда не узнаешь, чем все закончится. — Ну, Гил, твою Моргану, ты как себе это представляешь?! Сначала рассказываешь мне такие вещи, а потом «не спрашивай»! Про «не говори» это ладно, в Отдел Тайн анонимных сов засылать не буду, можешь быть уверен. Но… — Ладно, я уже понял, что только Obliviate меня и спасет, — я отстраняю девушку от себя, и киваю ей на список. — Возьмешь на свое имя? Торжественно клянусь вернуть через неделю. — Локхарт! — под ее пронзительным взглядом, в котором любопытство причудливо смешивается с раздражением и мольбой, я чувствую себя пришельцем из космоса нагло помахавшим клешней в камеру Хаббла.[5] — Три вопроса, Кларк, — я усмехаюсь в лучших злодейских традициях. — И ты расскажешь мне, на чем, кроме пластинок, можно в магическом мире проигрывать маггловскую музыку. * * * — Значит, советуешь покопаться в книгах по кровной магии? — задумчиво спрашиваю я, машинально ероша пальцами короткие черные волосы девушки. В ответ я получаю зевок и недовольный взгляд. — А о любви поговорить? — она хмыкает, потягиваясь, и, поскольку лежит Кларк на мне, я это не только вижу, но и чувствую. — А зачем о ней говорить? — притворно удивляюсь я, заставляя Хэд улыбнуться. — Ей заниматься надо. Давай лучше поговорим о магии, а? Солнце уже клонится к закату, затопляя папашину спальню потоками медно-рыжего, как будто тяжелого света. А это значит, что меня ждут ужин в большом зале, непроверенные эссе семикурсников и ночное дежурство по школе. На ужин, впрочем, вполне можно и забить. — Ты неромантичная сволочь, Гил Алиен, — вздыхает Хэйди и я, услышав это обращение, блаженно прикрываю глаза. А я уже и не чаял еще хоть раз его услышать! Ну, в этом мире точно. — Ладно, Мерлин с тобой. Ты вроде бы говорил, что у вас там есть рунные круги, да? — И рунные круги, и жертвенные алтари, и даже какой-то календарь друидов на нижнем ярусе, — не без гордости за родную школу перечисляю я. — Огамическая спираль!? — ахает моя собеседница, с которой разом слетает весь сон. — Действующая!? — Я не проверял, — что-то я такое где-то слышал. Признаться ей, что я понятия не имею, как эта штуковина работает? — И зачем она нужна? — Для ритуалов само собой! — она смотрит на меня, как на психа. — Друидических. И аналогов для рунной магии так и не изобрели. Да если она рабочая, то ей цены нет! Их по всей Британии осталось штуки три. Ту, что в Ньюгрейндже, Отдел Тайн еще в девятнадцатом веке тайком от магглов к себе перетащил прямо с куском почвы вместе! — Ну, рабочая она или нет, но вид у нее такой, будто ей не пользуются, — я пожимаю плечами. Хотя информация интересная, черт побери. — Да я и не удивлен. Ты не представляешь себе, Хэд, сколько там всего, какие возможности…и все это год за годом покрывается пылью. Потому что это… — я морщусь. — Зло. И, знаешь что самое обидное? Что ничего не изменится, моя дорогая. Кровная магия, жреческая и друидическая ритуалистика, некромантия. Все это так и останется злом. Время упущено, Хэд, или воспитание я не знаю. Общество уже сейчас взяло курс на маггловский мир, а дальше будет больше. И это меня полностью устраивает. Только я и консерваторов понять могу, которые за наши традиции зубами цепляются. Потому что мы столько, прости уж, просираем, что это даже обидно. Вместо того, чтобы нас учить пользоваться этой магией правильно, нас все больше пугают и наказывают. Так что мы с детства уже предвзято относимся к таким вещам. А кровной магией раньше в род вводили и дома защищали. На рунных кругах столько жизней спасено было, и не только магических, но и маггловских… и если ты читать умеешь, ты легко найдешь книги, где рассказывается, как некроманты людей с «изнанки» вытаскивали, когда целители уже ничем помочь не могли. Но всем этим можно пользоваться во зло, конечно. Так что и запретили все списком. — Ну, любой магией во зло пользоваться можно, — философски пожимает плечами Хэйди, которая успела за время моей речи с меня скатиться и теперь сидит, сложив ноги по-турецки и чуть склонив голову к плечу, внимательно меня слушая. — Сравнила ты кинжал с фугасом! — я хмыкаю, — Чтобы ножом кучу народа уходить профессионализм нужен и долгие тренировки, а гранату в толпу любой дурак швырнуть может. Ты же сама у меня умница, и знаешь что все дело в намерении. Но вся эта магия слишком древняя, слишком мощная. А не в тех руках вообще катастрофа. Ей можно было либо долго и тщательно учить, либо уж запретить. Наши выбрали запретить, проще вроде как, и безопаснее. Только вода дырочку так и так найдет, Кларк, вот и получаем мы поочередно то идиотов с фугасом, то Волдемортов, — сюр какой-то. Я валяюсь на разгромленной четырехспальной кровати, не озаботившись тем, чтобы хоть штаны натянуть и разглагольствую о магии, а рядом такая же голая Кларк смотрит на меня с видом студентки, забредшей на интересную лекцию. Докатился! Расхохотавшись от этой мысли, я посылаю к Мерлину все заумные мысли и опрокидываю Хэд обратно в развал подушек, игнорируя ее возмущенный вскрик. — Ты что творишь!? — вяло она как-то сопротивляется, неубедительно. Мне вообще чертовски сложно отказать. — Заешь что, Кларк, — шепчу я в ее мгновенно порозовевшее ухо. — Я тут подумал…. Ну ее к дьяволу эту магию. Давай все-таки о любви.