Другой конец

Изма взглянула на Кронка из под ресниц, стараясь выглядеть холодно, но явно с надеждой в глазах. - Ну что, как все прошло? - Все прошло успешно, Изма. Со стороны могло показаться, что Кронк невозмутимо и искусно врет, но на самом деле он из шкуры вон лез, да и совесть давила. Точнее, Совесть. Ангел, недовольно прыгая на плече и пытаясь обратить на себя внимание единственного кто его видит, Кронка, орал: - Как ты можешь столько лгать? Я бы на твоем месте уже без языка остался! Бесеныш, тут же появившийся, заявил: - Да, у тебя бы язык поотсыхал от словечек, которые я знаю. А ты, бро, - Непутевый советник повернулся к хозяину, отвлекшись от соперника. - Главное, ничем не выдать свои лживые слова. Ни один мускул на лице не должен дергаться. Кронк не понимал значения этого странного слова "бро", да и вообще старался игнорировать этих двоих, но попробовал последовать совету чертенка, который тут же начал содержательную беседу с интересными словечками с ангелочком в платье. - Это ТУНИКА!!!!! - завопило это чудо. - Это ИСТЕРИЧКА!!!!! - ткнул бесёныш пальцем в кричащего. – и не фейспалмь Мне тут. Соперник снова остался в недоумении, а Кронк стряхнул с плеч этих двоих. Но Изма, видимо, ничего не заподозрила. Её охватила радость, она начала странно дергаться, но, видимо, она пыталась осуществить выражение "танцевала от счастья". Кронк поморщился и наблюдал за этими конвульсиями минут десять, пока Изма не крикнула ему: – Крооонк!!! Чего стоишь как истукан? Объявляем всей империи о смерти императора! Живее! Парень тут же сорвался с места и побежал выполнять поручение Измы, надеясь, что его ложь не всплывет наружу.

***

– Есть кто живой? – тихо прохрипел император. – выпустите меня отсюда! Голос еле пробивался, наверное поэтому он был таким высоким. Кажется, молитвы услышаны. Мешок приоткрывается и император, наконец, видит свет. И перед ним возникает лицо зрелого мужчины с щетиной, нечухаными волосами, прикрытыми странной грязной шапкой, густыми черными бровями и крестьянским жаргоном. – Это что еще такое? – гаркнул было он и тут же отпрянул и вскрикнул уже – Люди добрые, не я это, ей богу. Куско, аккуратно приподнимаясь на локтях, фыркнул: – Конечно, это не ты, я это... – И тут уже понял, что дело не в голосе. Крестьянин громко закричал и начал отползать, а император, обнаруживший, что его руки, или уже не его, тонкие и какие то утонченные, а волосы немного длиннее обычного. Да и что то изменилось в остальных телесных ощущениях. Теперь уже император закричал, тонким женским голоском и начал отползать. – Нет, ааааааааа, не я это тоже... – при этом заливаясь ненормативной лексикой того времени. Потом Куско замолк и начал кричать крестьянин, потом крестьянин замок и снова начал кричать император. И так бы они и кричали По очереди, в поле, если бы Куско не заглянул в лужу, в которую влез, увидев в ней отражение изменившегося себя. И вот тогда его крик перебил крик крестьянина, хотя, вроде бы, его была очередь, и оглушил всю дичь в километре вокруг. – Я – Девушка?!?!?! Затем уже потише и обхватив руками колени, при этом катаясь в луже, Куско мямлил: – Господи, если это за то, что я жениться не хотел, то я и замуж выходить не буду, верните меня и я женюсь, хоть восемь раз, Только верните меня прежнего. При этом обращаясь, конечно, не к крестьянину. А тот подполз и уже спокойно, но неуверенно сказал: – Эй... Ты это... Успокойся. Но Куско не успокоился, а повернулся к крестьянину и "да познает окаянный гнев его". – Это ты все! Ты меня похитил и сделал таким! Я сдам тебя властям, тебя арестуют... Жалкий простолюдин. Власти эдакой захотелось? Унижений? Крестьянин, отродище, убожество... Тут это "убожество разозлилась". – Я ничего не делал, я сам не знаю, кто вы и как оказались у меня в тележке. И у меня вообще то имя есть. Куско снисходительно посмотрел на крестьянина, мол, перед казнью, так и быть, последнее тебе слово. – Пача.