Сказка дедушки Фила

      Этого вечера ждало все королевство, особенно те, кто попал в составленный сеньором Оскарито список. Уж он-то постарался, добавил в него по-настоящему избранных, так что бальный зал оказался наполовину пуст. Ни король, ни наследный принц не придали этой вольности особого значения, потому что главную задачу – пригласить самых богатых людей королевства, - казначей выполнил.       С того самого момента, когда было объявлено о бале, деятельность маленького Сансетус Армазоне круто ускорилась. Богатые незамужние леди и их мамаши, мечтавшие, чтобы именно их дочери очаровали на предстоящем балу принца Арнольдинио, носились по ювелирам, ткачам и парикмахерам, по лучшим мастерам из тех, кого они могли найти в городе. И опоздавшим приходилось справляться своими силами, потому что эти мастера тоже не колдуны – выполнять сверхурочную работу за такой короткий срок для всех сразу. Эту проблему – проблему со временем – не могли решить даже деньги.       Мужья этих почтенных дам, очевидно, так не напрягались. Можно сказать, что они не напрягались вообще; за них всегда хорошо говорил их толстый кошелек. Уже то, что они были приглашены на бал, свидетельствовало об их неоспоримом превосходстве над всеми. Пусть их было немного – достоинства, которого они были преисполнены, хватило бы на десять таких Сансетусов.       И все же, обычного люда, который значил больше, но ценился меньше, было в королевстве подавляющее большинство. Но они не собирались бунтовать, возмущаться, штурмовать замок или грызть локти от зависти. Для некоторых это было развлечение – полюбоваться на яркие огни по-праздничному убранного дворца издалека; другие, особенно некоторые молодые девушки, весь день прорыдали в подушку из-за упущенной возможности, но так же сидели дома, приструненные строгими отцами; третьим вообще не было дела до развлечений королевских толстосумов, и для них этот день ничем не отличался от предыдущих.       Хоть праздник был подготовлен в спешке, к чему королевство совершенно не привыкло, все оказалось на высшем уровне: сеньор Хьюнио, королевский повар и по совместительству лютнист, весь день копошился на кухне, пытаясь сделать из дежурных блюд произведения искусства, достойные королевского праздника, а теперь он деликатно перебирал пальцами тонкие струны лютни, будто все они были фарфоровыми статуэтками ручной работы, и из-под его умелых рук лилась чудесная музыка, заставлявшая забыть все печали. Кондитер по имени Джолитто Уолитто, хоть и ненавидел свою работу, все же постарался сделать ее на совесть, даже несмотря на то, что сеньор Оскарито уж слишком нагло пытался занизить окончательную стоимость его услуг. Но его сладости: топленая карамель, шоколадные фигурки, заварные эклеры, кексы с курагой, молочный пудинг с фруктами и замороженные сливочные шарики в вафле – особый десерт лучшего кондитера Сансетуса, - все выглядело безупречно. Сеньор Эрнандо Поттси – королевский архитектор – занимался украшением замка, не поскупившись на цветные стекла, переливающиеся в играющем свете больших люстр, и гирлянды из сплетенных вместе золотых и серебряных нитей, образующих веревки с искрящейся бахромой. Изящные напольные канделябры были умело расставлены так, что их живой свет выхватывал из мрака каждый уголок зала, в то же время не создавая неудобств гостям. Действительно, такого праздника Сансетус еще не видел. Впрочем, он уже двадцать лет не видел вообще никакого праздника.       Был ли Оскарито из Кокошкино способен на все это в одиночку, даже спрашивать не приходится.       Изящные дамы и галантные кавалеры кружились по залу в живом танце, а те, кто к танцам расположен не был, стояли в сторонке. Одним из таких был и старый король, но он восседал на своем троне и живо осматривал присутствующих, перечисляя по именам всех, кого замечал, стоящему рядом внуку. Как будто Арнольдинио сам не знал, кто есть кто.       - Вон – Бермано, духовник наш, видал?       Филиппе указал на низенького толстенького человечка в восточной робе – он был раввином, приехавшим со своей семьей лет пятнадцать назад из какой-то иудейской страны, да так в королевстве и остался в качестве гостя и поставщика восточных редкостей и сладостей. Разумеется, принц знал его и семью; с сыном иудея он был дружен с детства.       - А эти вон – Веллигнио-Лойди, - не унимался король, смотря уже в другую сторону. - Слишком много задирают нос, но имеют право; они для этого достаточно богаты. А дочь их, Рондона – главная модница королевства. Совершенно без вкуса, на мой взгляд. Смотри, Арнольдо! – снова перевел взгляд Филиппе, дергая внука за рукав. – Это же купец Патаклини!       Принц машинально уставился туда, куда указывал король, и заметил стоявшего в окружении двух дам упитанного мужчину средних лет, одетого в дорогой и чрезмерно вычурный костюм. Большая золотая пряжка с вензелями – двойная буква «Б» - опоясывала его выдающееся брюшко, а парадное платье тускло-зеленого оттенка было украшено золотой вышивкой ручной работы, что смотрелось еще более неуместно, чем на корове седло. И все это венчала грязно-серая шапка зачесанных набок волос. Такой нелепый вид в Сансетусе могли простить только одному человеку – Роберто Патаклини, самому богатому купцу королевства. Естественно, на родине он разбогатеть не смог бы, но во владении сеньора Патаклини было несколько торговых судов, благодаря которым он уже много лет сообщался с Большой Землей, где и сколотил свое состояние, сбывая какие-то заморские диковины, названия и применения которых и сам толком не знал. Его старшая дочь, названная причудливым иноземным именем - красавица Ольга, давно уехала в далекую северную страну Аляскию, с чьим принцем и налаживала контакт, и Роберто собирался покинуть бедный Сансетус и перебраться туда же, поближе к любимой дочери. Но ведь у Патаклини была и младшая дочь – Хельга Джеральдин, чей брак тоже необходимо организовать, чтобы голова об этом больше не болела. А тут принц Арнольдинио объявляет, что собирается выбрать невесту! Лучшей рыбки они в этом пруду не поймают. Но Хельге до Ольги было как до Северного полюса пешком, – то есть, реально, но пока сложновато; так что Патаклини, хоть и воспользовался случаем, все же не сильно верил в успех. Ах, если бы вместо нее была Ольга…       Тем не менее, все трое – Роберто, его жена Мирианна и Джеральдин – были здесь, и взгляд принца гулял туда-сюда между хмурым купцом, его меланхолично-отстраненной женой и скучающей дочерью.       А ведь они с Хельгой Джеральдин были знакомы с детства, так как являлись одногодками и входили в элитную группу некого сеньора Симмони, их наставника. Тот частенько витал в облаках, и тогда Хельга Джеральдин брала ситуацию под контроль, показывая себя во всей красе: в большинстве случаев именно ей группа была обязана валившимися на их головы неприятностями и выговорами от взрослых. Но, если признаться, без Хельги Джеральдин детство принца Арнольдинио, да и всех его друзей, было бы менее красочным и запоминающимся. В какой бы уголок своей памяти он не заглянул – всегда находил там ее: в веселых проделках, в дружных гуляниях по городу, в мальчишеских забавах, в веселых городских празднествах. Хельга Джеральдин поддерживала любую их затею, а в некоторых из них была даже полноправным лидером. Но, вообще-то, никто кроме принца и сеньора Симмони не видел в бунтарском духе девушки ничего хорошего. Все это делало ее несносной и вредной. И, к сожалению принца Арнольдинио, в этом смысле с годами ничего существенно не изменилось.       Но сегодня Хельга Джеральдин стояла в очень симпатичном платье неизменного розового цвета, украшенном тесьмой и серебряной вышивкой, и ныне ее образ выгодно отличался от того, в котором ее привыкли видеть. Принц даже, может, и не узнал бы ее, если бы не большой розовый бант, который девушка носила с четырех лет. Он принцу Арнольдинио нравился, и сегодня венчал не привычные язвенно-желтые хвосты, а искусно уложенные в замысловатую прическу локоны. Но все это было так несвойственно Хельге Джеральдин, что Арнольдинио даже смутился; в глубине души он-то знал, что она, хоть и повзрослела, оставалась такой же раздражительной несносной девчонкой, просто на полтора фута выше.       - Да, дедушка, это он, - констатировал принц, закончив со своим лирическим отступлением.       - И с ним семья. Как удачно!       - Что именно удачно?       - Как, что? Хельга Джеральдин, конечно! – воскликнул Филиппе, довольно потирая руки.       Арнольдинио нахмурился; ничего хорошего этот жест не мог предвещать. И, кажется, принц уже понял, куда ветер дует. Но не успел он запротестовать, как король воодушевленно заявил:       - Ты женишься на ней, мой мальчик!       У Арнольдинио сердце упало от этих слов. Он не мог на это пойти. Хоть он постоянно пытался примириться с буйным нравом подруги детства, Хельга Джеральдин оставила в памяти принца достаточно не самых радужных воспоминаний о себе. В общем и целом, этот вариант был совсем не вариант.       - Дедушка, пожалуйста, послушай. Я понимаю, почему ты выбрал именно ее, ведь Роберто Патаклини – самый богатый человек в Сансетус Армазоне, но есть определенные причины, по которым я не могу исполнить твою волю. Выбери кого-нибудь другого, только не Джеральдин! – взмолился принц, крепко вцепившись в подлокотник трона, словно боялся упасть.       Старик притих и взглянул на внука прищуренным глазом. Весь его вид выражал возрастающее недовольство возражениями принца.       - И какие такие причины мешают тебе выполнить мою волю, коротышка?       - Во-первых, мы с ней друзья, - Арнольдинио наперебой стал перечислять все аргументы, приходившие ему в голову, а их приходило много, и все сразу. – Во-вторых, из нее получится далеко не лучшая королева: она несдержанная и легкомысленная. В-третьих, мне так часто от нее попадало, что я даже в страшном сне не могу представить ее своей женой; вернее, только там и могу, и мне совсем не хочется, чтобы этот сон сбывался. В-четвертых, я вообще думаю, что она меня ненавидит…       - Бла-бла-бла, - король Филиппе демонстративно прижал ладони к ушам. – Бла-бла-бла, я тебя не слышу!       Видя, что дед крепко вцепился в перспективу брака с дочерью Патаклини, - все-таки, тысяча восемьсот тридцать шесть золотников, четыреста шестьдесят восемь серебряников и семнадцать медяков годовых на дороге не валяются, - принц тяжело вздохнул и прервал поток никому не нужных аргументов.       - Дедушка, ну, пожалуйста, - примиряюще произнес он. – Ты мог бы выбрать чуть менее богатую, но куда более достойную девушку. Например, Фибиану Хейрдалио. Они тоже обеспечены и дружат с Патаклини семьями, - но на этом месте принц запнулся, и потом добавил, - Впрочем, нет, у нее что-то намечалось с Джеральдо, и он мне этого не простит, - Арнольдинио замолчал, и тогда ему в голову пришел еще один вариант, отчего в груди что-то зашевелилось. – Или, может, Лайолитту?       Глаза Арнольдинио тут же забегали по залу, ища владелицу этого до боли знакомого имени. Все в королевстве знали, что принц какое-то время был влюблен в сеньориту Сойерти, то есть, все, кроме нее самой. Впрочем, когда правда открылась и ей, девушка сумела красиво и изящно разбить принцу сердце. Если верить слухам, то после того случая он больше не влюблялся. Или же просто не забыл ту, отвергнутую любовь.       Король Филиппе ехидно улыбнулся, следя за внуком.       - Ну, что, нашел? – поинтересовался он.       - Нет, - тихо отозвался принц, стараясь скрыть разочарование, но оно все равно прорвалось наружу со звоном разбившегося стекла, и, казалось, что это услышали все.       - Вот тебе и ответ, коротышка. А на счет Хельги Джеральдин, - откуда ты знаешь, как она к тебе относится на самом деле? Ты ее об этом спрашивал напрямую? Поступки таких вспыльчивых и непостоянных женщин, как девчонка Патаклини, никогда не поддавались законам логики и теории вероятности, а их мысли – губительный лабиринт, в котором они и сами могут блуждать по сто лет. Так что, внучек, прежде чем расстраивать старого деда, подойди к ней и спроси, выйдет ли она за тебя замуж, - сказал Филиппе спокойным, но однозначным тоном, и Арнольдинио понял, что от этого ему никуда не деться. А дальше будь, что будет.       Однако то, что было дальше, превзошло все его ожидания. Взяв со стола с угощениями пару десертов, чтобы задобрить свою нареченную, принц протиснулся сквозь толпу туда, где стояла семья купца, чуть не измазав сливочным кремом платья встречавшихся на пути дам. Да они сами лезли на рожон, будто чувствовали, что сейчас решится дальнейшая судьба королевства и трона, и считали себя просто обязанными повлиять на решение принца. Но стоило толстяку Патаклини заметить, что Арнольдинио прокладывает путь именно к ним, он сам стал расталкивать собравшихся, расчищая дорогу.       - Ваше Высочество! Какой бал! – высокопарным голосом пролепетал Роберто, едва принц добрался до них.       - Надеюсь, вам нравится? А как закуски?       - Чудесно! Ничего вкуснее не ел! – воскликнул купец, хватая печенье с сыром с подноса проходящего мимо слуги, чтобы подтвердить свои слова.       Вообще-то, только закуски ему тут и нравились; привыкший к роскошным балам королевств Большой Земли, Роберто Патаклини яснее кого-либо здесь видел все различия и недоработки, но предусмотрительно не стал выражать своего мнения.       - А вам, сеньорита Джеральдин? – принц галантно повернулся к девушке, оказавшейся от них немного дальше, чем он ожидал. – Я принес вам пирожное – особый рецепт нашего кондитера.       Хельга Джеральдин как будто немного растерялась, потом сделала шаг к принцу, принимая угощение.       - Благодарю, Ваше Высочество, - пролепетала девушка, даже не удостоив пирожное взглядом, потому что все ее взгляды были адресованы принцу.       - Не хотите ли немного пройтись? Королевский парк в свете праздничных огней великолепен.       - Я? А… Да, наверное, - заикалась Хельга Джеральдин, как будто смысл слов Арнольдинио был так же далек от нее, как и ее сестра.       Принц подал руку, но блондинка уже убежала, забыв обо всех церемониях. Впрочем, она-то о них никогда и не вспоминала. Арнольдинио едва улыбнулся, и под сконфуженные взгляды Патаклини отправился за невестой.       Темный парк, озаренный лишь светом, льющимся из высоких окон бального зала, казался тихим и загадочным. Даже шум праздника доносился до него сильно приглушенным. Хельга Джеральдин, дойдя до маленького фонтанчика, не работающего в это время суток, обернулась и внезапно обнаружила, что осталась совсем одна: принца нигде не было.       Сначала ее накрыл страх, но быстро прошел, уступая место непониманию. Хельга Джеральдин была, в основном, девушкой смелой, и куда охотнее раздражалась, чем пугалась, так что скоро ее лицо стало изображать гнев.       - Ну, и где этот репоголовый, черт возьми? Завел меня в какую-то глушь, а затем оставил одну! – блондинка сжала кулак и ударила свое отражение в фонтанчике. С шумным всплеском вода подернулась рябью, а когда успокоилась, на поверхности возникло лицо принца Арнольдинио.       Гневная гримаса тут же уступила место меланхоличной полуулыбке, которая всегда возникала как бы сама собой, когда Хельга Джеральдин представляла себе Арнольдинио. Девушка вздохнула и облокотилась на край фонтанчика, чтобы быть ближе к изображению.       - Ах, принц, если бы ты знал…       - Что знал? – внезапно раздалось у нее прямо над ухом, не дав закончить.       Хельга Джеральдин от неожиданности взвизгнула и подскочила, развернувшись. Перед ней стоял принц Арнольдинио. Черт возьми, это было настоящее отражение! Его образ так часто возникал в ее воображении, что она теперь не может отделить иллюзию от реальности. А она только настроилась на лирический лад. Всегда он так!       - Ты что делаешь, Арнольдо?! Так ведь и заикой можно остаться! – гневно прикрикнула она – сейчас ее недовольству не было предела.       - Прости, что напугал. Но ты так быстро убежала, что я не сразу смог догнать.       - Да куда уж тебе, коротышка, - устало сказала она. Обычно, послав пару гадостей в адрес старого друга, она успокаивалась, так что Хельга Джеральдин просто повернулась к фонтанчику, скрестив руки на груди, пока принц не довел ее снова.       - Тебе, правда, нравится бал? – он обошел ее и тоже встал к фонтанчику.       - Нравится, - сухо ответила Хельга Джеральдин.       Арнольдинио слегка нахмурился: он очень хорошо знал этот тон и понимал, что сейчас, наверное, не самый подходящий момент для того, что он собирался сделать. Хотя, смотря с какой стороны судить…       - Я с тобой поговорить хотел, это важно, - начал он, стараясь не запинаться.       Девушка повернула к нему скучающие черные глаза, как будто не знала, что он хочет сказать. О, вообще не догадывалась. Но сердце почему-то так и норовило выскочить из груди, и Хельга боялась, что Арнольдинио услышит его стук. Казалось, с той же громкостью молот долбит о наковальню, но принц, похоже, кузнечным делом никогда не интересовался, потому что ничего не слышал. Странно, но от этого стало еще обидней.       - Король болен, и я все это устроил, только чтобы порадовать дедушку в его последние дни. Он хочет, чтобы я женился на тебе, Хельга. Если ты не против, конечно.       И тут Хельга Джеральдин застыла, подобно каменным горгульям на фронтоне дворца. А принц еще и на колени опустился, еле ощутимо взяв ее руку в ладони. У дочери купца все поплыло перед глазами, и в своем воображении она в мгновение ока оказалась настолько далеко, что ни на каком корабле не доплыть. Она смотрела пустыми глазами на Арнольдинио и, казалось, видела что-то другое.       - Я… ну, я… - Хельга знала ответ и пыталась его произнести, но вместо этого получалось лишь невнятное блеяние. «Ну же, давай, ты же Хельга Джи Патаклини, ты и не из таких переделок выбиралась!» - кричала она на саму себя, пытаясь шевельнуть онемевшим языком.       Подумать только! Принц все еще стоял перед ней, преклонив колено, и не спускал глаз, будто ждал чего-то. Чего он вообще хочет? Ах, да, выйти за Хельгу… Нет, Хельге жениться… Нет, король женится… Ох, черт, в голове все перемешалось, перемололось и свалилось на Хельгу Джеральдин, когда она меньше всего этого ожидала. Что он там сказал: король болен?       И тут ее как громом поразило, и глаза девушки снова налились гневом. Оцепенение как рукой сняло. Чудеса!       - Что ты сказал, репоголовый? Король хочет?! А я вот не хочу! – она выдернула руку из его ладоней и даже не заметила в его глазах недоумения, смешанного, однако, с облегчением. Неудивительно, ведь ее глаза застилала пелена обиды и безумия. – Жениться на мне, да кем ты себя возомнил! Ты мне до невозможности противен, так что даже не думай о том, чтобы на мне жениться!       Пнув куст чахлых роз, виноватых только в том, что они росли на ее пути, Джеральдин твердым шагом пошла прочь от фонтанчика, не заботясь даже, куда направляется - все глубже в темноту.       Принц Арнольдинио медленно поднялся, не понимая, что вдруг нашло на его подругу. Собственно, он никогда этого не понимал. Чувствовал, что никогда и не сможет. Постояв с минуту на том же месте, где она его оставила, он побрел ко дворцу, в котором не унималось веселье. Дедушка будет недоволен, но что он может сделать? Это ее решение. Принц с самого начала знал, что так будет, но нет, короля Филиппе ослепила алчность! Только теперь им годовых Патаклини не видать. Ну и что? Ну, женится он на девушке чуть менее богатой, зато более уравновешенной и покладистой. Арнольдинио утешал себя этими мыслями, хотя замечал, что большого облегчения это не приносило: как бы он ни пытался отвлечься, все равно возвращался к Хельге Джеральдин и ее постоянным капризам. Сам не зная, в чем, но он чувствовал себя виноватым.       Король дергался, как на иголках, а когда внук передал ему ответ избранницы, вообще вскочил и с неудержимой проворностью понесся к Патаклини. Сказать, что он был зол, значило ничего не сказать. Принц Арнольдинио всерьез забеспокоился насчет сохранения целостности дворца.       На самом деле, купец был так же зол, узнав о выходке своей дочери. Такое поведение Хельги Джеральдин совершенно не вписывалось в его планы – выдать ее замуж за принца и с легким сердцем уплыть в Аляскию. Теперь они либо переубеждают Хельгу, либо меняют планы, и она в качестве наказания остается без мужа. Хотя, вряд ли ее бы это испугало.       Просить руки Хельги Джеральдин приходил уже не один претендент, и даже не два. Некоторые даже ради самой Джеральдин, а не денег ее отца. Девушка хорошо разбиралась в людях, и мотивы очередного воздыхателя чуяла за милю, поэтому пока что все получали от ворот поворот. Некоторые заподозрили Хельгу Джеральдин в мужененавистничестве, а другие ставили на то, что она выйдет замуж только за принца. Но никто и не думал, что девушка так всех удивит, а зря: о ее взрывном невыносимом характере следовало бы помнить.       Силясь исправить положение, Роберто Патаклини обещался сам поговорить с дочерью и научить ее уму-разуму. Вот только вдруг оказалось, что девушка пропала.       Музыка сразу стихла, все внимание было приковано к королю и принцу. По залу поползли уже невесть, какие слухи: что Джеральдин украли конкуренты ее отца, чтобы получить выкуп, или что она утопилась в парковом пруду, лишь бы избавиться от этих вездесущих охотников за богатством ее отца. Кто бы мог подумать, что принц, известный своим самопожертвованием и тягой к справедливости, окажется одним из них. Но на подобные обвинения Арнольдинио отвечать не стал, только попросил всех успокоиться и заявил, что девушку уже ищут.       Во дворе по приказу короля уже ждал отряд всадников под командованием Большой Пэт – так назвали главу королевской охраны Петунью. Это была женщина крупная, крепкого телосложения и необыкновенно сильная в руках. Пэт, хоть и была еще молода, без преувеличения стоила трех взрослых мужчин, так что доверить ей безопасность принца было самым разумным решением, принятым королем Филиппе в этот вечер. Так, Арнольдинио вскочил на коня и повел свой отряд за пределы дворца на поиски сбежавшей невесты. Все равно ему от этой свадьбы не отвертеться, будь она хоть сто раз пропащей.       Она неслась в темноте уже довольно долго, и за это время ни разу не обернулась и не поинтересовалась, где находится. Хельга Джеральдин была слишком зла, чтобы думать о таких мелочах. Ветки хлестали ее голые руки и щеки, ноги утопали в перегное, сова в приветствии ухнула где-то над головой, а листья застревали в потрепанных волосах. Прическа все больше походила на птичье гнездо, а великолепное розовое платье заляпалось грязью и порвалось на лоскуты в нескольких местах. Но и этого девушка не замечала, погруженная в свои мысли. Вероятно, она хотела погрузить в них все окружающее пространство, потому что думала вслух:       - Что же ты за дура, Хельга Джи Патаклини?! Ты же шла на бал в надежде, что принц выберет тебя, надела такое прекрасное платье, весь вечер пыталась быть с ним милой. Как он мог все испортить! Он же знает, как нелегко мне дается эта улыбочка, как у мисс Совершенство! Нет, надо было ему сморозить такое: «король хочет»! И ты, Хельга Джеральдин, тоже хороша: какая тебе, к черту, разница? Почему бы просто не выйти за него замуж? Нет, ты наорала на него, как дура! Что он теперь подумает обо мне?       И тут Хельга Джеральдин остановилась, облокотившись на первое попавшееся дерево: наступала фаза, когда ее злостное самобичевание, будто она ругает даже не себя, а кого-то другого, виновного в ее бедах, сменяется лирично-меланхоличным мечтанием о том, чего не случилось, но чего бы она желала. В подтверждение этому, девушка достала из декольте золотой кулон с изображением принца, и ее голос тут же стал тихим, томным и таким несчастным, что растрогал бы и камень. А все потому, что она любила принца.       - Ах, Арнольдо, мой принц на белом коне! Простишь ли ты меня за это? Сколько лет я мечтала об этом моменте, и сама же все испортила. Сколько лет я ловила твои взгляды, твои улыбки, хранила в сердце каждую минуту, проведенную с тобой. Если ты только дашь мне еще один шанс, я обещаю, что на этот раз скажу непоколебимое «да», потому что моя любовь к тебе так сильна, что я, наверное, умру от горя, если ты не простишь меня!       В доказательство этой своей любви Хельга Джеральдин поднесла изображение к губам и щедро чмокнула его. И внезапно почувствовала тяжелое дыхание за своей спиной.       Господи, опять. Девушка интуитивно откинула кулак назад и попала в яблочко, как и все прошлые разы – в нос ее лесного поклонника, Брэйнио. Кто бы сомневался, что он снова окажется рядом. Даже не взглянув на упавшее за спиной без чувств тело, Хельга двинулась прочь.       И снова остановилась. Девушка огляделась по сторонам, но было так темно, что хоть глаз выколи. Она сделала шаг то в одном направлении, то в другом, но ни одно из них не казалось верным. И тогда Джеральдин, наконец, осознала одну очевидную вещь: она заблудилась.