Заговор молчания

Разразился огромнейший скандал. Снейп орал, как резаный, директор то краснел, то бледнел, чопорная МакГонагалл поджимала губы и отворачивалась, чтобы не лицезреть голых мужчин, хоть им и по одиннадцать лет. Ситуация была предельно ясна — кучка старшекурсников, одетых, как Пожиратели Смерти, оказалась подопечными Флитвика, а то, что под расстегнутой мантией вылетевшего из душа парня не оказалось никакой одежды, не оставляло простора для понимания того, что именно он собирался сделать с беззащитным Поттером (который оказался не таким уж и беззащитным… но об этом заранее знали только слизеринцы, которые не спешили выносить свои секреты на всеобщее обсуждение (зельевар тоже знал по долгу службы, но, поскольку его вмешательство не понадобилось, не лез)). Прибежавший Флитвик остановился, как вкопанный, от лицезрения и понимания сложившейся ситуации. Нападавшие — рэйвенкловцы: Энди Доркас, Люк Ситим, Дэрэн Сомерсет и, зачинщик и главный нападавший, Эсмер Хитт. Мадам Помфри оказывала первую помощь и вливала в него зелья, потому что диагностика выявила у Хитта, жарко поцеловавшегося со стеной, целую кучу переломов и ушибов. По настоянию профессора Снейпа, в срочном порядке был уведомлен Совет Попечителей, хотя директор уверял, что в этом нет необходимости и все вопросы стоит решать внутренними разбирательствами, но декан Слизерина настоял на своем и поддержал его, как ни странно, резко осунувшийся Флитвик. На заседании Гарри в своих показаниях написал, что его пытались изнасиловать, но рэйвенкловцы единогласно твердили, что хотели только пошутить и напугать Мальчика-который-выжил. На вопрос — почему Хитт под мантией был голый, он ответил, что просто хотел искупаться в ванной для старост после того, как напуганная малышня уберется. Мадам Помфри дала показания, что на коже мальчика проступили жутковатые синяки от пальцев на бедрах и ягодицах, но Хитт сказал, что он тут ни при чем и не знает, где таскается Герой и кто щупает его задницу, а он до него не дотрагивался. Кое-кто из совета начал откровенно посмеиваться от того, что ситуация, казавшаяся столь серьезной, превратилась в откровенный фарс. Все знали правду, но чистокровным слизеринцам никто не навредил, а Поттер… что Поттер? Защитников у него особо не наблюдалось. Ему принесли (сквозь зубы) извинения и пообещали больше так не делать. Снейп хотел было возмутиться, но поймал на себе предупреждающий взгляд зеленых глаз с настоятельной просьбой не вмешиваться. По итогу разбирательства, с факультета Рэйвенкло было снято сто баллов, парням были назначены три месяца ежедневных отработок с Филчем и до конца учебного года запрещено ходить в Хогсмид. Поттер совершенно не протестовал и только улыбался той самой улыбкой, от которой Драко передергивало. Ему было совершенно понятно, что еще ничего не закончилось. Три дня спустя прямо на урок трансфигурации к первокурсникам заявился Снейп.  — Минерва, сожалею, что прерываю ваше занятие, но Поттера срочно вызывают в кабинет директора. Я его провожу. Куда более хмурый, чем обычно, вид декана говорил слизеринцам, что дела плохи. Все внимательным взглядом проводили идущего к выходу с рюкзаком Поттера, возле двери он обернулся и усмехнулся. У всех, кто его знал, появилось стойкое впечатление, что он доволен. В кабинете директора Дамблдора, куда Северус привел мальчика, уже присутствовало несколько человек — сам хозяин кабинета, Люциус Малфой, как глава Попечительского Совета, самоуверенно усмехающийся Эсмер Хитт и его более взрослая и тучная версия — отец, Эйдан Хитт. Снейп знал его по собраниям, которые в свое время проводил Темный Лорд. Стало понятно, откуда ветер дует с этим нападением. Дамблдор печально вздохнул:  — Садись, Гарри, мальчик мой. Боюсь, у меня для тебя не радостные новости…  — Позвольте, директор, я сам сообщу мальчику причину моего визита, — отец Эсмера бесцеремонно прервал поджавшего губы Альбуса и вмешался. — Видите ли, мистер Поттер, — он жестко усмехнулся, — мой сын со своей глупой шуткой, конечно, поступил некорректно по отношению к вам, но то, что вы сделали… Это явно превосходит все мыслимые допустимые нормы самозащиты. Ребята дали показания, что вы не только отшвырнули моего сына, тем самым нанеся ему телесные повреждения, которые могли и убить его, но еще и собирались воткнуть ему в глаз свое перо! Это недопустимо! Мой сын — Наследник рода Хитт! Нападение на него можно рассматривать, как намеренное причинение вреда роду, за это в Азкабан сажают, знаете ли! Но поскольку вы всего-навсего невоспитанный щенок, которого просто никто не научил манерам, правилам поведения в Магическом мире и не объяснил, что вы можете себе позволить, а что нет, то я не буду требовать вашего ареста, я хочу, чтобы вас отчислили из школы и вы вернулись в ту Мерлином забытую дыру, из которой выползли!  — Ну, ну, мистер Хитт, вы слишком суровы, — по поведению Дамблдора никогда не было понятно, действительно ли он не понимал, что к чему, и что визитера интересует лишь возможность добраться до Героя, то ли делал вид. Если судить по годам опыта — то знал, а если по поведению — то дурак дураком, ни о чем не подозревающий. — Мальчик просто сильно испугался и ударил вашего сына не специально, это был магический выброс. Я думаю, что в такой ситуации достаточно назначить отработку и Гарри поймет, как важно контролировать свои силы. Снейп стиснул зубы, но промолчал, потому что перед самым входом в кабинет нахальный Поттер сунул ему в руку бумажку с быстро исчезнувшей надписью: «Не вмешивайтесь». Он и не вмешивался, но директор-то почему не пытался защитить ученика? Зельевар встретился взглядом со слегка удивленным Люциусом и чуть заметно отрицательно махнул головой, предупреждая не лезть. Он хотел посмотреть, что будет. А Герой только мило улыбался и слушал обвинения и вопли. Он полез за пазуху, вытащил свой уже широко известный в узких кругах блокнот и стал писать. Огненные буквы появлялись у него за спиной так, что все сразу могли прочитать: «Так-так. Я удивлен, мистер Хитт, что вы такой недальновидный идиот, который не способен здраво оценить ситуацию и сразу начинает беседу с нападения, без оценки своего противника. Разве ваш тупоголовый сынулька-насильник не сообщил вам, как именно я «отшвырнул» его, учитывая, что это, вопреки предположению директора, был вовсе не магический выброс?» Побагровевший мужчина буквально зарычал:  — Что ты себе позволяе-ш-шь, мальчишка? «О, мы уже на ты? Не возражаю. Так вот, или этот придурок все же не сообщил тебе, или же ты просто настолько туп, что не сумел сообразить, что орать на меня — не самая лучшая твоя идея. Стоило бы кланяться мне в ножки и униженно молить не губить сына, а может, и весь твой мерзкий род в целом!» Снейп даже подумал, что Хитта сейчас хватит удар от бешенства, он настолько сильно побагровел, что не мог вымолвить ни слова, а только хватал губами воздух. «Ты же представитель темного рода, значит, должен знать, что полет твоего сына-извращенца, если он, конечно, посвятил тебя в пикантные подробности, — это результат активации моей ритуальной защиты «Эйайлайя-алейма-син». Уж извините, что я такой нервный, но моя магия приравнивает попытку изнасилования к попытке убийства». С лица Хитта медленно спадала краснота, сменяясь бледностью. «Твой сын не корчится в смертельных конвульсиях исключительно потому, что я не спускаю последнюю петельку ритуала, которая и захлестнет его шейку, отправив на тот свет. Я придерживаю ее не потому, что мне жаль твоего сына-извращенца, твои отцовские чувства или твой род, который останется без Наследника, а только потому, что мне не хочется становиться убийцей в одиннадцать лет. Впрочем, скажу откровенно, не знаю, что во мне пересилит — желание разделаться с мерзавцем или нежелание убивать.» Хитт-младший глупо хлопал глазами, но вот остальные, кроме Снейпа, явно понимали, о чем идет речь и были предельно серьезны. Зельевар поднапрягся и с трудом (ритуалистика — не его профиль), но все же извлек из памяти кое-какие подробности об упомянутом «Эйайлайя-алейма-син». Довольно темный кровный ритуал, который мог провести только последний представитель рода для своей защиты, был разработан несколько столетий назад полоумным арабом Сиеной Аб-Сироти Эйамали. Родовая магия опоясывала носителя и защищала его от попыток убийства, но приходилось платить за это почти полным подавлением эмоций. Маг становился безэмоциональным и хладнокровным, как змея. Если, как сказал Поттер, его магия действительно приравнивала попытку изнасилования к попытке убийства, а это вполне возможно, если у носителя кое-какие психологические травмы по этому поводу, то у Хиттов — что у одного, что у второго, серьезные проблемы. Вдруг активизировался Дамблдор:  — Гарри, что ты такое говоришь? Эсмер уже покаран за свой проступок, неужели ты так зол, что способен убить мальчика? «Покаран? Проступок? Мальчик? Директор, вы издеваетесь? Для вас попытка этого кабана изнасиловать одиннадцатилетнего ребенка — это проступок, а снятие ста баллов с факультета — это достойная кара? Если вы не в состоянии увидеть связь «преступление-наказание», то этим придется заняться мне!» Хитт-старший судорожно вздохнул:  — Я… я обращусь в Визенгамот, тебе запретят причинять вред Наследнику рода и обязуют взять виру за причиненный тебе вред! «Ну-ну! И сколько же будет это Визенгамот заседать? Неделю? Две? За это время я прикончу твоего извращенца-сына, а если ты не вышвырнешь его из рода (правда, за это ты получишь неслабый магический откат, поскольку он твой Наследник), то еще и всех родственников послабее, до кого успею дотянуться через его магические связи с родом. К тому же, сомневаюсь, что за попытку изнасилования, которая в данном случае должна рассматриваться, как попытка убийства, назначат банальную виру, ведь я тоже Наследник своего рода, да еще и последний в роду! Тут простым откупом не отделаешься!» Бледный Хитт молчал. Северус видел, что он уже сломался. Да и как тут не сломаться, когда жизнь твоего единственного сына и существование рода в целом, держит в своем тощеньком кулачке ребенок, больше похожий по характеру на хладнокровного демоненка. И который имеет полное право и возможность этот кулачок сжать.  — И чего же вы хотите, мистер Поттер? — голос Хитта звучал безжизненно. Гарри ухмыльнулся, но резкое повышение своего статуса никак не прокомментировал. «Я вижу, к тебе вернулось благоразумие? Хорошо. Мои условия я сообщу дополнительно, а то тут слишком много кандидатов посоветовать, как именно мне стоит жить. Чтобы ты не поседел за время ожидания, могу сказать, что ничего сверхстрашного я от тебя не потребую, всего-навсего, достойного воспитания сына, который даже сейчас не осознает, что насиловать — плохо, а насиловать детей — вдвойне плохо. Если ты не в состоянии это ему объяснить, то придется мне. А объяснить ты не смог потому, что совершенно не считаешь это преступлением и сына вырастил точно таким же как ты, но тебя уже поздно пытаться изменить, а для него еще не все потеряно. Но не бойся, я не буду использовать методы твоего драгоценного Волдеморта и не стану его ломать, потому что, если кого-то ломать, то в итоге получаешь только то, что заслуживаешь — жалкие, ни на что не годные обломки. А сейчас убирайся с глаз моих и забери своего насильника-сына, я не желаю видеть перед глазами его гнусную рожу. Переводи его в другую школу или на домашнее обучение, вот только сперва пусть извинится передо мной в Большом Зале, стоя на коленях, как я люблю. И, да, вам лучше молить все высшие силы, чтобы на меня никто не напал, я не заболел или меня не сбил маггловский автомобиль, потому что моя гибель — это мгновенная гибель вашего сына и вашего рода». Хитты молча встали, совершенно синхронно склонили перед Поттером головы в вежливом поклоне, попрощались с остальными и покинули кабинет через камин. Какими бы они ни были засранцами по жизни, но они, как и большинство чистокровной аристократии, совершенно четко могли определять, когда приходила пора склонить голову и подчиниться превосходящей силе, как бы она ни была выражена — как харизматичный самоуверенный наследник Слизерина или как харизматичный самоуверенный мальчишка, который этого самого наследника в свое время развоплотил. Оставшиеся в кабинете маги молчали, вовсю глядя на Героя, который расслабленно сполз в кресле, еще бы — чистая победа в такой битве ему явно далась не слишком просто. Первым очнулся Дамблдор:  — Гарри, мальчик мой, скажи, откуда у тебя знания об «Эйайлайя-алейма-син»? Это темная кровная магия, кто тебя научил этому ритуалу? Боюсь, что ее применение грозит суровым наказанием. Поттер удивленно посмотрел на директора, а потом иронично приподнял брови и вытащил из кармана маленький флакон до краев наполненный мутной зеленоватой жидкостью, которую и выпил, кривясь и вздрагивая. Флакон он хотел положить обратно в карман, но зельевар требовательно протянул руку и мальчик отдал склянку ему. Снейп открыл крышку, понюхал остатки зелья и огласил свой вердикт:  — Это какая-то модификация обезболивающего и релаксанта направленного действия. Конкретнее не скажу без дополнительных исследований, на что именно направленного.  — Это могу сказать я, — тихий, чуть хрипловатый голос заставил всех невольно вздрогнуть и обернуться на Гарри. — Релаксант направлен на снятие спазма с моих голосовых связок.  — О, так вы все же можете говорить, Поттер. Ловко вы морочили всем голову, — голос Северуса был наполнен злостью и презрением.  — Только после убойной дозы обезболивающего и релаксанта. Моя травма, — мальчик дотронулся до своей шеи в том месте, где ее уродовал шрам, скрытый сейчас под воротником водолазки, — серьезно повредила мне горло, говорить я могу, но это очень больно, а зелье нельзя принимать чаще чем раз в три месяца, чтобы не нанести вред здоровью. Я охотно побеседую с вами в течение следующих нескольких часов, пока действует лекарство.  — Ну, что ж, мистер Поттер, тогда, возможно, вы не откажетесь ответить на несколько наших вопросов, — Люциус наконец не удержался и влез в начинающуюся беседу, потому что он просто не мог перенести существования того количества секретов о которых он, как оказывается, даже и не подозревал. Даже письма Драко не убедили его, что мальчишка представляет из себя нечто любопытное, пока он самолично не убедился в этом на сегодняшнем «представлении» с Хиттом. Это будет весьма интересно.