Le Tour de France или Большая петля

Одиннадцатое апреля. Когда-то давно для Лили это было самым лучшим днем в году, лучше него могло быть разве что Рождество. Одиннадцатое апреля — день, когда Лили появилась на свет. Раньше почти вся семья собиралась за большим столом: ее семья, то есть Поттеры, семья тети Гермионы и дяди Рона, семья дяди Джорджа, и, конечно, бабушка Молли и дедушка Артур. Они все сидели в поместье Поттеров, в этот день Лили разрешалось сидеть за одним столом со взрослыми, и она была очень горда этим, показывая Хьюго язык. Утром такого дня Лили пыталась встать как можно раньше, ведь около стола ее ждала гора подарков от всех родственников. Она радостная бежала открывать их, а потом благодарила всех, рассказывая первому попавшемуся на пути человеку, какие подарки больше всего поразили ее. Теперь все было не так. Лили даже не обращала внимания, если кто-то говорил про какое-то событие одиннадцатого апреля. Этот день для нее теперь стал самым обычным. Она получала поздравления от одноклассников и подруг, ей дарили подарки, но скорее какую-то мелочь, лишь бы показать, что да, они помнят, хоть и вспомнили о празднике накануне и достали то, что лежало в шкафу уже несколько лет. Родственники, как правило, дарили все деньгами. Лили так нравилось куда больше, и она сама просила, чтобы родственники делали именно такие подарки. Деньги можно было самому потратить на что угодно, а вот сладости, которые родственники так любили ей дарить, — нет. Лили думала, что её шестнадцатилетие ничем не будет отличаться от последних празднований ее дней рождений, однако она ошиблась. Утром Лили получила письмо, в котором мама вместе с папой поздравляли ее, и мама просила ее прийти, чтобы она лично выбрала подарок. Мама писала о том, что шестнадцатилетие — очень важная дата, через год Лили уже будет совершеннолетней, поэтому подарок не может ограничиться просто деньгами. Лили очень хотелось написать в ответ, что пусть тогда подарят денег побольше, но подумала и не стала, у нее и так не самые лучшие отношения с родителями. Не как у Альбуса, конечно, но и не как у Джеймса, любимчика всей семьи. В ответе на письмо матери Лили согласилась прийти, но не понимала, как это устроить, ведь вокруг школы был антиаппарационный барьер. За маму ей ответила МакГонагалл. Она сказала, чтобы Лили собрала все нужные вещи и через полчаса была у нее в кабинете. Перемещаться домой она будет по камину — весьма логично, и странно, что Лили сама до этого не додумалась. Через полчаса именинница уже была в кабинете директрисы. МакГонагалл сказала, что Лили должна быть здесь не раньше, чем через час, потому что на этот час камин будет закрыт. Девушка кивнула. Путешествие по камину проходило неожиданно быстро, и через пару минут мама уже встречала свою дочь с распростертыми объятиями. Лили не торопилась в них бежать, да и сама Джинни Поттер только быстро притянула дочь к себе, а потом сразу же отпустила. Еще раз поздравив с Днем Рождения и пожелав всего того, что Лили желали уже сколько лет подряд, Джинни стала спрашивать, как у нее дела, как жизнь во Франции, и рассказывала о себе. — Отца нет, ты знаешь, он на работе, а у Джеймса, как он говорит, «творческий кризис», и он пошел набираться вдохновения в компании друзей, — добавила мама, — так что мы тут только своей, женской компанией. Ясно. Отец как всегда на работе, а Джеймс напивается. Веселая у них жизнь. Всей своей «женской компанией» они аппарировали на Косую аллею. Лили, оказывается, соскучилась по этому месту. Родная английская улица была чем-то непривычным после Франции. Во Франции было спокойно, людей на улице было немного, и они, как правило, не носились. Каждый человек наслаждался весной, на скамейках сидели парочки, а в воздухе витал аромат романтики. Англия была не такой. Шумная Косая аллея, будто улица Нью-Йорка, кишела людьми. Их тут всегда было много, в любое время дня и ночи, в любую погоду. Они все куда-то торопились, сновали от прилавка к прилавку, пробегали мимо, задевали плечами или сумками и редко когда извинялись. Во Франции все уже ходили в легких джинсах и футболках, а здесь еще было холодно, и приходилось надевать кофты со штанами. Даже сами люди в двух этих странах отличались. Англичане были все разные: многие были с цветными волосами, и вовсе не из-за способности к метаморфозу. У многих были татуировки и пирсинг. Лили тоже хотела себе такой и надеялась уговорить маму. Хотя бы перекрасить волосы. Давным-давно, когда Лили было лет одиннадцать, и началась мода разукрашивать волосы, мама пообещала, что разрешит это дочери, только когда она будет не младше шестнадцати. Вообще, Лили могла бы сделать это уже давно, запрет матери не был для нее так уж священен, но она умудрилась как-то забыть об этом. И теперь вовремя вспомнила. — У тебя есть какие-то пожелания, что ты хочешь на День Рождения? Лили проводила взглядом синеволосую девушку с белыми прядями и подумала: сейчас или никогда. Она сказала матери о своем желании. Та стала ее отговаривать, но быстро смирилась и пошла в сторону магазинов одежды. А раз там есть магазины одежды, должны быть и всякие салоны красоты и парикмахерские. Они дошли до первого салона, но Джинни туда не вошла. Она сказала, что у нее есть один знакомый, который может сделать Лили хорошую прическу. Пока они шли, Лили приходилось рассказывать про жизнь в Шармбатоне. Большинство уже было рассказано во время Рождества, поэтому сейчас она скорее дополняла, рассказывала о матчах, стараясь незаметно похвастаться, что она — капитан команды. Мама, конечно, была горда дочерью. Потом Лили стала рассказывать про второе испытание и сообщила, что Малфой пока лидирует. Джинни, конечно, не была так уж рада этой новости, особенно когда узнала, что член ее семьи, то есть Луи, на последнем месте. Вот они уже дошли до нужного салона. Он был не так чтобы большой, и шикарным не выглядел, однако изнутри был вполне себе ничего, чистенький, со светло-желтыми стенами и красивыми оранжевыми сидениями перед зеркалами. Поприветствовала их девушка в фирменном костюме. Выслушав просьбу Джинни, она ушла в помещение, позвав кого-то. Вскоре оттуда вышел мужчина. Он был высокого роста, со смуглой кожей и волосами, заплетенными в дреды. В носу у него было кольцо, а на всех видимых участках кожи татуировки. Мужчина представился Дином и поприветствовал Джинни и ее дочь как своих старых друзей. Из разговора Лили поняла, что этот мужчина — школьный друг матери. Они разговаривали и ностальгировали о былых временах, а к имениннице тем временем подошла девушка-работница, приглашая сесть в кресло и спрашивая, какую прическу она хочет. Лили сказала, что хочет перекрасить волосы, и девушка дала ей соответствующий журнал. Она стала смотреть на множество цветных прядей, попутно слушая разговор матери и мужчины. Видя, что Джинни не интересуется ее выбором, она подозвала девушку и, указав на выбранный цвет, попросила обрезать ее волосы под каре. Пока девушка выполняла свою работу, Джинни жаловалась на современное поколение. Дин не был с ней согласен — вот его сын Питер ни в какую не хотел красить свои волосы, хотя отец неоднократно предлагал это. Сын Питер. Сын смуглого парня, давнего друга Джинни Поттер. — Так вы — Дин Томас? Тот самый? Взрослые удивленно посмотрели на девушку. — Ну да, а почему «тот самый»? Это скорее ты должна была часто слышать «тот самый Поттер». — Папа рассказывал о вас. Вы жили в одной комнате в Гриффиндоре? — Да, было такое время. Еще Гермиона как-то случайно взболтнула, что Джинни на пятом курсе встречалась с Дином Томасом. Лили не была сплетницей, но слухи о родителях послушать любила, особенно своими наблюдениями выявлять, правдивы они или нет. Вот и сейчас ей стало интересно, правда ли ее матери когда-то нравился этот человек? Они просто разговаривали, обсуждали былые времена, Джинни говорила о квиддиче, но Дин Томас начал говорить про какую-то вещь под названием «футбол». Они стали спорить, потом посмеялись сами над собой. Так или иначе, но делали они все только как старые знакомые. Никаких особых взглядов или многозначительных пауз между ними не было. Они даже как друзья себя не вели, так, раньше учились в одной школе, были знакомы благодаря Рону Уизли и Гарри Поттеру, — и все. Тем временем девушка закончила работу с волосами Лили. Она посмотрела в зеркало. Было непривычно смотреть на себя такой. Раньше у нее всегда были длинные рыжие, огненные волосы, а теперь, из-за более темного цвета, лицо стало казаться не таким ярким. Волосы были аккуратно и старательно выкрашены в темно-синий цвет, некоторые пряди были нежного светло-голубого цвета, и теперь волосы были чуть выше плеч. — На что похожа моя дочь, — вздохнула Джинни. Лили было все равно. Правда, когда она выйдет из камина, и ее встретит МакГонагалл, крику будет, что во всей Франции услышат. Однако Лили нравилось, и это главное. Лили осмелела и попросила еще татуировку. К этому Джинни отнеслась легче — магические татуировки не заносили в кровь вредные вещества, да и выглядели красиво. И главный плюс для мамы — их можно было убрать в любое время. Лили не продумывала этого заранее, поэтому не выбрала еще рисунок. Ей дали каталог, в котором были действительно красивые рисунки, но все было не то. Пока взгляд случайно не упал на футболку Дина Томаса. На ней был изображен красивый змей с раскрытой пастью, с клыков которого текла кровь. Лили попросила это изображение. — Ты хочешь татуировку василиска? А не слишком ли это… Договорить ему не дала Джинни. Она побледнела, когда обратила внимание на футболку, и сказала, что разрешает любую татуировку, кроме чего-либо, связанного с василиском. Точно. И как Лили могла забыть ту историю, когда мама была на первом курсе? Маленькую первоклашку Джинни затащил в Тайную комнату и чуть не убил василиск на пару с духом Волдеморта. Если бы ее не спас Гарри Поттер (любой, кто описывал эту историю, выставлял все в очень романтичном свете и считал, что именно это и послужило началом становления их чувств, что на самом деле было не совсем верно), то Лили бы просто не появилась на свет. Фобии — жуткие вещи, а хуже всего — детские фобии. У Лили не было настоящего ужаса перед чем-то, но она могла понять свою маму, которая в одиннадцатилетнем возрасте пережила тот кошмар, о котором рассказывал дядя Рон. И ведь наверняка они еще и не все рассказали, утаив самую страшную часть истории. Лили стала дальше выбирать картинку, а Дин пытался перевести тему и беззаботно продолжать общение. Он, видно, сам себя ругал за то, что надел такую футболку, ведь не одна Джинни знала про василиска. Были некоторые, кто видел его, пусть и в отражении — это тоже не вызывало положительных воспоминаний. Лили остановила свой выбор на змейке, свернувшейся спиралью, с лениво опущенной головой. Лили попросила, чтобы ее накололи так, чтобы вся спираль змеи была в области плечевого сустава, а часть тела и голова как бы свисали с плеча и доходили почти до предплечья. Девушка взяла карандаш и бумагу и быстро нарисовала плечо, руку и змею. Именно так, как Лили и хотела. Маглорожденные ученики рассказывали, что татуировки делаются путем иглоукалывания. Лили не знала, правду ли они говорили, но в магическом мире все было не так. Девушка приложила рисунок к плечу Лили и, сосредоточившись, провела волшебной палочкой по нему. Боли не было. Абсолютно. Убрав листок, Лили увидела на своей руке прекрасную змейку, которая даже немного извивалась. Именинница поблагодарила девушку-работницу, Дина Томаса и маму за подарок. Джинни расплатилась, и они вышли из салона. Лили чувствовала себя новым человеком. Когда по пути попадался кто-то с такой же странной прической как у нее, девушка уже не смотрела завистливо, а гордо шла, забыв о некогда рыжих волосах. Теперь они в основном шли молча. Джинни предложила сходить в кафе перекусить, и Лили согласилась, ведь оговоренный МакГонагалл час еще не прошел. В кафешке они заказали себе по коктейлю, и Джинни настояла на обеде. Так что Лили ела картошку, попивала коктейль и думала, как же классно она теперь выглядит. Миссис Поттер рассказывала, как там у них жизнь в Англии. Ничего нового, однако у Гарри по-прежнему много работы. В Хогсмиде, насколько знала Джинни, открыли какой-то новый магазин и примыкающую к нему кафешку. Очень удобно. Лили разговаривала с мамой, иногда посматривая на часы. Час уже прошел, и Лили хотелось в Шармбатон, но пока приходилось слушать мать, попутно думая, чем бы заняться в школе. Скоро уже и сама Джинни стала говорить, что у нее много работы, и что ей пора идти. Лили согласилась и сказала, что у нее еще тренировка. Так что, допив свои коктейли, они аппарировали домой. Джинни попрощалась с дочерью, пожелала ей удачи в учебе в такой сложной школе и просто удачи во всем. Лили поблагодарила и шагнула в камин. Обратное путешествие опять же было быстрым, однако что-то пошло не так. Лили не могла выйти из камина. Неужели МакГонагалл забыла разблокировать? Час-то уже прошёл. Лили присмотрелась. Сквозь решетку была видна чья-то спина. Кажется, это была спина МакГонагалл. Значит, Лили все-таки добралась до Шармбатона, вся проблема была только в закрытом камине. За МакГонагалл можно было рассмотреть какого-то человека. Если бы Лили отодвинулась чуть правее, она бы увидела его лицо, но размеры камина не позволяли. Мужчина был высок, широкоплеч, руки у него были смугловатые, но больше ничего Лили сказать не могла, обзор закрывала спина директрисы. Чуть позже стал возвращаться звук. Оказывается, сидя с одной стороны от закрытого камина, можно услышать, что творится по другую его сторону. Это надо запомнить. По голосу и по стоящей на столе бутылке Лили определила, что мужчина пьян. Может, не очень сильно, но голос его выдавал. — … это просто невозможно! Как будто он не знает, какая у нас ситуация в стране! Он не может требовать от нас таких средств, тем более, я уверен, половина, если не больше, уходит к нему и его дружкам в карман! — Прошу вас, мистер Волков, успокойтесь. Криками делу не поможешь. Значит, МакГонагалл разговаривает с Волковым? Директором Дурмстранга? — Это у вас, во всяких Англиях и Франциях, так. Мы, славяне, народ другой! — Но, так или иначе, всем придется платить. Вы же знали, что этот Турнир — недешевое мероприятие. Одна только закупка животных во сколько нам обошлась! Большинство, конечно, оплачивает Франция, но всегда требовали некоторые деньги у других школ. Я знаю, я была заместителем директора при предыдущем Турнире. — И вы так же грабили другие две школы? — Мы никогда никого не грабили, придержите свой язык, мистер Волков! И Франция сейчас также не делает этого. Вам изначально говорили, какая сумма будет затрачена. — Но сейчас-то сумму эту повысили! — И вы сами знаете почему. Тем более, вы были одним из тех, кто голосовал за такие изменения. Так что теперь время расплачиваться. Процент повышения, к тому же, совсем незначительный. — Для кого как незначительный, прошу заметить! Мое правительство отказывается платить за это. — Берите деньги из фонда школы. — Но как же… — Он потом пополнится за счет спонсоров и того же правительства. Так что не переживайте, мистер Волков, и дайте мне уже закончить мою работу. — Эх, хорошо же Себастьян устроился — делает, что хочет, берет столько денег, сколько надо. — Если вы про министра магии, то вы должны понимать, что в его работе все далеко не так просто. — Да рассказывал мне его папаша, насколько там непросто. Вот Эрнест — классный мужик, как был классным годы назад, так таким и остается. Вот его сынку этого не понять. Не министр, а жалкая тряпка. — У себя вы можете сколько угодно говорить на эту тему, судачить со своими министрами, но тут вас могут легко арестовать за клевету на правительственное лицо. — Да что они мне сделают? Да я их!.. МакГонагалл начала выходить из себя. — Вам бы лучше уйти к себе в комнату и проспаться, вы сейчас говорите поистине неправильные вещи, и нам еще повезло, что мадам Делакур-Уизли здесь нет. — Да что она сделает? Шавка министра. — Эта, как вы выразились, «шавка министра» без проблем может пойти к нему и все рассказать. — Она никогда не пойдет лично к министру из-за такой ерунды. — Лично — нет. На то она и директор. И вы, между прочим, тоже директор, а позорите свою честь, честь вашей школы и честь вашей страны. — И то верно. Эта девчонка донесет кому-нибудь. — Ей уже около сорока пяти и у нее трое детей. По-моему, уже поздно называть ее девчонкой. — Может, и так. Ладно, пожалуй, мне действительно пора идти. Надеюсь, что мы выиграем Кубок у вашего мальчишки. — Желаю удачи, но точно могу сказать, что, даже если вы возьмете Кубок, легко он вам не дастся. Мистер Малфой — очень сильный волшебник. — Вот и посмотрим, кто сильнее. — И мужчина, покачиваясь, вышел из кабинета. МакГонагалл проверила, надежно ли закрыта дверь, и обернулась, смотря прямо в камин. — Вы очень громко шуршали, мисс Поттер. Нам обоим повезло, что мистер Волков был не в том состоянии, чтобы прислушиваться к непонятным шорохам. Директриса подошла к камину и, произнеся тихо пароль, открыла вход. Лили наконец-то вышла, порядком испачкавшись в золе. — Видимо, хорошо погуляли. Вы ведь знаете, что в нашей школе неприлично ходить в таком виде? — Но я же сейчас в другой школе, — усмехнулась Лили. Сколько же всего она узнала сегодня. Больше, чем за все предыдущие месяцы, проведенные в этой школе. — Но на следующий год вы будете учиться на седьмом курсе в Хогвартсе, и я надеюсь увидеть вас с рыжими волосами. — Надежда умирает последней, профессор. — Какая дерзость, мисс Уизли! Десять баллов с … — и замолчала. А Лили было весело и смешно — уже никто не мог отругать ее. А потеря баллов Гриффиндора ей была совершенно не страшна. — С Гриффиндора. Если скажете громче, может быть, в Хогвартсе вас услышат и баллы снимутся. Вот весело будет! — Ничего веселого, мисс. Несмотря на ваш сегодняшний праздник, я назначаю вам отработку. Приходите в мой кабинет в шесть вечера. — Вы хотите еще дольше посмотреть на мои волосы? Сколько угодно, профессор. МакГонагалл была уже в бешенстве. Она сказала, что отыграется за все это в Хогвартсе, и велела ей немедленно уходить. Что Лили и нужно было. Она начала разыгрывать этот спектакль лишь бы МакГонагалл не вспомнила о том, что ее ученица подслушала один очень важный разговор. Девушка решила, как придет, все обязательно запишет на случай, если о ней вспомнят и сотрут память. Также важен был вопрос, что ей делать с этим знанием. Можно было бы кому-нибудь рассказать, но Лили просто не знала человека, которому можно было бы и которому нужна была бы эта новость. Также Лили задумалась, что, раз МакГонагалл никак на эти новости не отреагировала, значит, это не секрет, и Лили может выставить себя неосведомленной, сказав такое. А этого она не хотела больше всего, поэтому твердо решила никому не рассказывать. В комнате были обе ее соседки. Роза сидела на кровати и читала книгу — уроки теперь не занимали так много времени в ее жизни, поэтому она могла посвятить себя чтению своих любимых книг. Уитби тоже сидела и читала, только она читала модный журнал. Кто бы сомневался. Когда Лили вошла, девушки подняли головы, не ожидая ничего интересного, но увидели Лили с синими волосами. Это было правда непривычно. — Лили, что ты сделала? — Круто, где тебе такое сделали? Эти два вопроса прозвучали одновременно. — У Томаса отец работает в салоне, поэтому мне сделали все со скидкой. — Вау! — кричала Уитби. — Клево, тоже так хочу! Я бы покрасила волосы в зеленый, или нет, может, розовый, хотя желтый тоже смотрелся бы красиво… — Ты и так блондинка, Стелла, — на автомате поправила Роза. — Ну да, но так я зато буду крашенной! Аргумент. — Лили, зачем ты так покрасилась? А родные знают? — Что хочу, то и делаю, Роз. — А если мама… — Мама ходила со мной и одобрила. У меня еще татуировка есть, — сказала Лили, чтобы окончательно позлить кузину и стала закатывать рукава. Это было неудобно, поэтому она отошла к шкафу и надела вместо кофты майку. Теперь остальные девушки легко могли разглядеть татуировку змеи. — Змея? А ты разве не с Гриффиндора? — удивилась Уитби. — С Гриффиндора, — подтвердила Лили. — Ладно, мне пора. Я первая в душ! — И, схватив свои вещи, Лили ушла в ванную комнату. Волосы было страшно мочить. Вдруг краска оказалась не настоящей, и сейчас все смоется. Выходить из ванной с рыжими волосами было бы настоящим позором для Лили. Она аккуратно поднесла прядь волос к струе воды. Подержала. Цвет волос никак не изменился, поэтому Лили, вздохнув, шагнула в ванную. Когда она закончила мыться и со страхом посмотрела в зеркало, оттуда на нее смотрела девушка с карими глазами, розовым от горячей воды лицом и мокрыми прядями. Все еще синими прядями. Лили облегченно вздохнула. Выйдя из ванны, она пошла к своему столу. Там, за многими тетрадями, была спрятана та единственная, которая была у Лили чем-то вроде дневника. Она писала туда свои мысли, наблюдения, заметки. И всегда все писала от третьего лица. Первые страницы дневника были выдернуты. Лили начинала вести этот дневник, когда ей было двенадцать лет, и в шестнадцать ей было противно читать тот детский лепет, что она заносила сюда. Поэтому страницы четырехлетней давности были вырваны с особой жестокостью. На первой странице Лили нарисовала какое-то граффити, а вот уже дальше шла часть, гордо именуемая «Заметки Лили Луны Поттер». Там было много всего понаписано, и если бы кто прочитал, он бы точно отказался больше общаться с Лили. А за некоторые ее высказывания ее могли посадить в Азкабан за клевету на министра магии и некоторых его подчиненных. Она не писала тут с Рождества, поэтому сейчас хотелось заполнить все пробелы. Она описала второе испытание, рассказала о результате Малфоя и странной реакции Альбуса на это. Написала о странном шаре, о червях и о дуэли. Даже про шкатулку там было пару слов. И вот, закончив описание, она стала писать с нового абзаца. Сначала она нарисовала человека. Девушку. Волосы ей она покрасила сначала в рыжий цвет, а потом закрасила их синим, но так, чтобы рыжий оставался виден. И приписала — «новая жизнь». И начала повествование о подслушанном диалоге.