Глава 3. Неизвестность.
«Нет ничего тягостней мучительной неизвестности». Оскар Уайлд. «Портрет Дориана Грея». - Итак, Дитрих, что тебе удалось узнать? – очки рейхсмаршала сверкнули, отражая свет ламп, такой же холодный, как взгляд его золотых глаз. Дитрих моргнул – показалось, что он упустил нить разговора и вообще не понимает, как оказался в кабинете Монтаны. На миг. Но потом странное ощущение ушло. А память сообщила всё необходимое. И он ответил: - Честно говоря, не слишком многое. - И всё же я жду подробностей, - как мальчишка, которому обещали сладостей, загорелся Монтана. - Я сумел проследить историю Штрассе до середины девятнадцатого века, - ответил Крюгер, припоминая тог, что читал в архиве Рейхсканцелярии. – Уже тогда он был не молод. Он носил другое имя, но и в то время занимался научными изысканиями. Здесь, - Дитрих вынул из кармана инфо-куб, размером не больше кубика для игры в кости, - всё, что мне удалось разыскать. - Хм…, - Монтана не спешил забирать куб, который поставил на стол его подчинённый. Он сцепил руки в замок, согнув в локтях, и склонил лицо так, что оно оказалось наполовину скрыто кистями рук. – Думаете, этим сведениям можно доверять? Не мне вам рассказывать, как Рейх умеет исправлять историю. - Да, - решительно подтвердил оберфюрер. Он был абсолютно уверен в своих словах. - Хм…, - снова изрёк Монтана, на лице которого отразилась напряжённая работа мысли. А потом – вдруг – он улыбнулся. – Что ж, пусть я и ожидал большего, но это уже что-то, - положил руку в белой перчатке на куб, подтянул к себе. Повертел вещицу в пальцах. – Вы уверены, что не наткнулись больше ни на что, достойное внимания? - Разве что вся история Штрассе выглядит очень хорошо подчищенной, - пожал плечами Крюгер. Ему было неприятно приходить к «майору» с таким скудным результатом, но такова жизнь. Единственное, что он ещё мог добавить – свои сомнения и подозрения. Но такие невещественные материи к делу, что называется, не пришьёшь. - Для людей думающих это не секрет. Отчасти потому я и поручил расследование тебе, - изящным движением рейхсмаршал поправил очки. Интуиция твердила – что-то не так. Но понять, что именно, пока не представлялось возможным. - Расследование ещё не окончено, - флегматично пожал плечами Дитрих. На самом деле он считал, что пока сделал лишь первый шаг в разгадке феномена Штрассе. - Надеюсь, нам удастся докопаться до истины. Думаю, для этого тебе придётся наведаться в святая святых Вильгельма. - На антарктическую базу? - Именно. Я подумаю над предлогом официального визита. - Я понял, - кивнул вампир. – Майор, Шрёдингер уже предоставил свой доклад? - Нет. С тех пор, как он отправился в архив «Аненербе» я ещё его не видел. - Мы с ним говорили в Рейхсканцелярии. Похоже, он не был достаточно осторожен и привлёк внимание людей Зиверса. - Это неприятно, - скривил губы Монтана. Затевать конфликт с «Аненербе» сейчас не входило в его планы. Тем более, когда на носу активная фаза вторжения в новый мир, к которому приковано пристальное внимание Фюрера, и к которому готовились целое десятилетние. Но, с другой стороны, не разбив яиц не сделать омлет. Если Зиверс предъявит претензии, Монтана с готовностью примет этот вызов. – О чём вы говорили? - Он лишь сказал, что «засветился» и тут же исчез. Я решил последовать его примеру, - ответил Крюгер. - Его преследовали? – это было утверждение, а не вопрос. - Возможно. Сам Шрёдингер был в этом уверен. - Что ж, в таком случае он должен был скрыться в одном из убежищ, маскирующих его квантовый след. Учитывая ситуацию, я не удивлён, что он пока не вышел на связь, - однако было не похоже, что «майор» хоть немного был доволен таким выводом. – На этом всё, Дитрих. Можешь быть свободен. О визите на «Базу 211» тебе сообщат. Крюгер встал по стойке «смирно», вскинул руку и удалился. Рейхсмаршал задумчиво поглядел на закрывшуюся за ним дверь. Теперь, когда его сильнейший, за исключением, пожалуй, Ганса Гюнше, подчинённый, покинул кабинет, «майор», наконец, сообразил, что же такого неправильного было во всей этой встрече. Дело было не в том, что Крюгер достиг весьма скромного результата. В конце концов, расследование действительно только началось. Да и сама задача, поставленная перед ним, была очень нетривиальна. То, что расследование будет буксовать на первых порах, было ожидаемо. Дело было в самом Крюгере. Он как будто был… другим. Что бы это ни значило. Монтана знал всё и обо всех участниках программы «Последний батальон». Со многими даже поддерживал что-то вроде поверхностно-дружеских отношений. Но Крюгер – это отдельная тема. Его Максимилиан знал лучше, чем сам Дитрих знал себя. В конечном итоге он ведь был воплощением победы Монтаны над самым великолепным врагом, какого только ему посылала жизнь. Он должен был знать всё. И вот сейчас вроде бы всё было как обычно – у оберфюрера был тот взгляд, те же жесты и мимика, то же построение фраз. Иными словами всё было как обычно и по всем признакам Дитрих был… тем самым Дитрихом. И, тем не менее, что-то было по-другому. Что-то встревожило «майора», когда он увидел Крюгера в этот раз. И если причина этого не бросалась в глаза, значит, это было что-то глубинное. А может это лишь паранойя. Но Монтана никогда не доверял свою судьбу случаю. Он провёл ладонью над столом, где тотчас вспыхнули свёрнутые голографические экраны. Коснулся кнопки «Связь» и ввёл трёхзначный номер. В окне, вылезшем на передний план, спустя десяток секунд появилось усталое лицо Эйвондейла Непьера. - Майор? – удивился профессор. – Неужели есть что-то ещё, что мы с вами не обсудили? – он имел в виду приказ рейхсмаршала возобновить работу программы «Последний батальон», в связи с чем в последние дни был загружен работой. - Нет, - качнул головой Монтана. – Но мне нужно с вами поговорить. - О чём же? - Зайдите ко мне, - и по тону, каким это было сказано, Непьер понял – его ждёт серьёзный разговор. - И, всё же, действительно так необходимо было сворачивать нашу работу и тащить нас на новое место? – недовольно проблеял упитанный, средних лет мужчина с жиденькой шевелюрой и слишком выдающимся носом, одетый в стандартный комбинезон для полевых исследований. Группа в составе десятка учёных и шести бойцов в сопровождении нескольких парящих платформ с нагруженным на них оборудованием быстро продвигалась по внушительной галерее в Заветном Городе. Ферецци закатил глаза – сейчас ему очень захотелось хоть разочек дать этому нытику в морду. С того самого момента, как поступило распоряжение Вюста, подкреплённое последующим приказом главы экспедиции, этот гражданин, Фридрих Бергман, доктор чего-то там в каком-то институте – Марио совершенно не было интересно, чего и где – с периодичностью в минут пять-десять всячески давал знать, насколько сильно он огорчён и недоволен тем, что его согнали с облюбованного места исследований. В отличие от остальных своих коллег, которые спокойно восприняли ситуацию. Пока те деловито собирали свои пожитки и грузили оборудование на платформы, Бергман делал то же самое, но при этом недовольно «жужжал» как назойливый комар. А после того, как группа была готова и двинулась в путь под чутким руководством Ферецци и его бойцов, нытьё этого учёного вышло на новый уровень и стало особенно раздражающим. Настолько, что после очередной его скорбной тирады Марио едва сдерживался. Кесслер поглядела на коллегу уничтожающим взглядом и студёным, как Ледовитый океан, тоном, произнесла: - Если хотите – можете вернуться. Фридрих, как оказалось, не хотел. Потому, что оставаться в одиночестве в Заветном Городе – то ещё удовольствие. И сразу притих. Или, может он испугался вида разгневанной Кесслер. Ферецци не мог не отметить, что в этот момент она была подобна фурии. Не женщина – огонь! - Благодарю вас, фроляйн, - подойдя к даме, тихо сказал итальянец. Кризис благодаря её вмешательству миновал – ему уже не хотелось заниматься рукоприкладством. - Не стоит, - отмахнулась та равнодушно. Она даже едва ли даже взглянула на Марио, чему тот был несколько огорчён. – Вообще Фридрих – хороший специалист, - вдруг сказала женщина. – Но он уж очень трепетно относится к нарушению своих планов. Даже болезненно. - Вся наша жизнь только и делает, что нарушает наши планы, с лёгкой улыбкой ответил Ферецци, поняв, что это – тот шанс, который нельзя упускать. Пока Кесслер разговорилась, этим надо пользоваться. - Звучит как оправдание. - Почему же? - Говоря так, вы как будто перекладываете ответственность за свою жизнь и реализацию ваших планов на какие-то внешние силы, не подвластные вам. - Всегда есть обстоятельства, которые нам не подвластны, - не таким Марио представлял себе начало разговора, но раз уж так вышло, он просто не имел права ударить в грязь лицом. - Я с такими не сталкивалась, - ответила Мария, наконец, наградив собеседника взглядом. - Значит вы – либо очень везучий человек, либо… - Либо? - Либо ваши планы всегда учитывают или подстраиваются под обстоятельства, которые в ином случае были бы непреодолимы. - Хм… Вы верите в удачу? – вопрос прозвучал скорее как укор. - А вы? - Не вежливо отвечать вопросом на вопрос, - нахмурилась Кесслер. - Я знаю, что она есть, - честно признался Марио. – а знание и вера – не одно и то же. - И на чём же основано ваше знание? – скепсис, которым женщина обдала итальянца, был густой как патока. - На личном опыте. Скажем, вот это место и всё, что вы с коллегами прибыли сюда исследовать – это нашли я и внук Геринга. В процессе спасения собственных жизней. И вот, выходит, что нам удалось не только спастись, но и обнаружить нечто, имеющее большую научную ценность. Чем не удача? – Ферецци обезоруживающе улыбнулся. Но собеседница казалась холоднее айсберга, потопившего «Титаник». - Что ж, я не отрицаю, что иногда случаются поразительные совпадения, - вымолвила Мария. Честно говоря, она даже не знала, зачем затеяла этот разговор, но прекращать его теперь на полуслове, не хотелось. Конечно, Ферецци казался ей не самым лучшим собеседником, но физиономии коллег по научной работе уже настолько ей надоели, что она готова была «искать спасения» даже в компании такого безалаберного нахала. - Эти поразительные совпадения и называют удачей, - добродушно усмехнулся Марио. - И у меня их в жизни было не счесть – впору начать изучать меня как уникальный человеческий феномен. - Не боитесь такими словами сглазить вашу удачу? – лукавый огонёк в холодном взгляде женщины тут же дал понять Марио, что она вовсе не так скептично настроена к теме удачи. Однако разговору было не суждено продолжиться – они как раз подошли к месту работы второй группы. Впереди показался пост охраны. Едва завидев приближающуюся группу, двое бойцов засуетились, спешно скрывая следы партии в карты, и, когда отряд, сопровождаемый Ферецци, подошёл ближе, один из них, козырнув Марио, сообщил: - Вас уже заждались. Фон Нойман приказал сразу проводить вас к вскрытой сети помещений, и… - Просто ведите нас, - сказал Марио, и боец, кивнув, пошёл впереди, показывая дорогу. Они вошли в тот самый коридор, картины на стенах которого в прошлый раз так поразили Ферецци. И он вновь принялся разглядывать их. И не он один – учёные так же проявили к ним живейший интерес. Планета, похожая на изумруд в чёрной оправе космоса. Бой странных «снежинок» с летающими динозаврами. Две армады кораблей, изготовившиеся сражаться за изумрудную планету. И, конечно, главный экспонат – картина, изображающая чудовищный багровый космос, пронизанный щупальцами, оплетающими изумрудную планету, и легион уродливых тварей во главе с демоном, против которых выступал человек в чёрном плаще. - Потрясающая техника, - воскликнул Бергман, застыв на один миг. Вокруг были следы того, что ещё совсем недавно здесь кипела работа – столы, оборудование, кипы бумаг и тому подобное. Большая часть людей уже перебралась на новое место, но шесть человек продолжали собирать свои «пожитки», провожая взглядом группу. - Не отставайте, Фридрих. Вы же знаете – Виктор не любит ждать, - поторопил зазевавшегося коллегу другой учёный. - Да, конечно, - ответил тот, засеменив следом. Но в этот момент замер на месте уже Ферецци, и всей группе пришлось остановиться вместе с ним. Он глядел на потолок впереди. Глядел, и чувствовал, как нечто липкое и противное начинает закрадываться в сердце. Потому что целую секцию потолка украшала картина – белокаменный замок, парящий в чёрных облаках и окутанный вспышками молний. А рядом, но чуть в удалении – то, чего там совершенно не могло, не должно было быть. Изображённый во всех деталях, повреждённый и почти растерзанный… космический корабль в форме купола! И Марио точно знал, что это за корабль! Так выглядела верхняя часть базы «Фронта освобождения»! - Нет! Этого не может быть! – выдохнул мужчина, тряхнув головой, будто надеясь, что картина – лишь наваждение, и оно сразу пройдёт. Но оно не прошло. - В чём дело? – впервые в голосе Кесслер послышалось участие. - В этой картине, - ткнул пальцем в потолок Марио. И ему почудилось, что в этот момент кто-то очень большой и могущественный посмотрен на него неодобрительно. - А что в ней такого? - А то, что когда мы с Герингом были здесь в прошлый раз, то её тут и в помине не было! – Марио не знал, почему, но эта картина вызывала у него беспокойство. Сильное беспокойство. Это было просто из ряда вон. Потому, что некому было рисовать картины в Заветном Городе, тем более такие! Ну не тем же чёрным тварям, от которых он спасся здесь в прошлый раз, этим заниматься? - Если это действительно так… - Идём. Вы сами говорили, что фон Нойман не любит ждать, - Марио решительно зашагал вперёд, желая как можно быстрее убраться подальше от этой картины. Но теперь она не шла из головы, а оставшись позади как будто сверлила его спину взглядом. На учёных же известие о картине, которая появилась сама по себе, наоборот взбодрило – они принялись оживлённо беседовать, делясь мнениями и гипотезами. Наконец они оказались у внушительной каменной двери, развороченной взрывом. Через звездообразную дыру в ней виднелось просторное, освещённое лампами, но всё равно тонущее в полумраке, большое помещение. И там вовсю кипела работа – сновали люди, раздавались команды и возгласы, гудело оборудование, дроны сканировали всё подряд, и так далее. А когда они вошли внутрь, сразу стало ясно, почему фон Нойман и Вюст решили сконцентрировать всю работу именно здесь. Помещение. Оно совершенно не походило на то, что обычно ожидаешь увидеть в подземного городе на чужой планете, познавшей магию, но никогда в своей истории не ведавшей о технологиях. Это помещение совершенно не вписывалось в Заветный Город. Ни камня, ни колонн, ни магических кристаллов. Нет. Оно скорее походило на зал в каком-нибудь очень странном, очень чужом космическом корабле – плавные линии, какие-то рёбра, гофрированные поверхности, непонятные аппараты. Всё было создано из странного чёрного металла. - Это просто…, - Кесслер умолкла на полуслове, не зная, как выразить охватившее её чувство. Потрясение? Да, она определённо была потрясена. Но это, пожалуй, было нечто большее, чем просто потрясение. Неизмеримо большее. - Кесслер, Бергман, Сандавал…, - громким, хорошо поставленным голосом с командирскими нотками обратил на себя внимание важно идущий навстречу аристократического вида седовласый мужчина «за пятьдесят», облачённый в продвинутую модель полевого научного комбинезона. Его римский профиль можно было чеканить на монетах, а окутывавшая его аура властности мгновенно внушая полную покорность. Виктор фон Нойман. Он подошёл, выдерживая паузу, а затем с лёгким налётом недовольства сказал: - Вы не торопились. Учёные тут же облегчённо вздохнули – он не сказал «опоздали». Тогда можно было не рассчитывать на спокойную работу и продвижение по карьерной лестнице – фон Нойман терпеть не мог непунктуальность, а его положение в Национальной академии Наук позволяло ему влиять на очень многое. Иными словами лучше было его не раздражать. - Простите, профессор, - тут же извинилась Кесслер. Остальные её коллеги – а помимо названных Виктором их было человек десять – вразнобой сказали что-то похожее. Марио невольно хмыкнул – ни дать, ни взять - детский сад на прогулке. Но атмосфера, царившая здесь, в этом до невозможности неправильном помещении, не дала этому проблеску юмора развиться в чуть более приподнятое настроение. Сам этот зал был каким-то… неправильным. Материал, из которого тут всё было сделано, будто поглощающий свет, пропорции, формы – всё это вызывало стойкое ощущение чужеродности. Даже несовместимости. Отторжение, что происходило на каком-то глубинном, подсознательном уровне. Всё вокруг явно было сделано не людьми. - Распаковывайтесь. У нас много работы, - сказал профессор сухим, как сгоревшее дерево, голосом, протягивая Кесслер, которая была главой группы с первой площадки, планшет. – Здесь ваше задание и план работ. Мария приняла устройство. - Скажите, профессор, - набрался смелости Бергман. Его маленькие любопытные глазки бегали из стороны в сторону, жадно рассматривая всё вокруг. В них горело пламя жажды знаний. – Уже есть гипотеза, что же вы здесь нашли? - Есть. Несколько. Н опока делиться ими преждевременно, - ответил фон Нойман, недовольно поглядев на упитанного учёного. – Принимайтесь за работу – открытия сами себя не сделают, - сказал он, и, резко развернувшись, ушёл. - У меня есть гипотеза, - заявил Марио. И тут же её озвучил: - Это корабль пришельцев. - Я даже не стану с вами спорить, герр Ферецци, - неожиданно добродушно отозвался Бергман. Похоже, он так и не понял, насколько сильно раздражал командира своей охраны по пути сюда. – Потому, что всё может быть. Вюст появился внезапно – вырос за спиной Марио как тень, когда группа учёных во главе с Кесслер, «выдающейся кормой» которой залюбовался итальянец, отправилась разгружать своё «добро». - Ты вовремя, - тихий, навевающий мысли о холодной стали ножевого лезвия, голос Вюста совершенно не произвёл на Марио впечатления. Они были знакомы слишком давно, и Ферецци уже успел привыкнуть к этой манере командира – возникать совершенно внезапно и заводить разговор. - Фон Нойман другого мнения, - хмыкнул итальянец, обернувшись. Бледное лицо Вюста в окружающем сумраке казалось принадлежащим восставшему из могилы мертвецу. - Фон Нойман – перфекционист, - пожал плечами Карл. – Мне не нравится это место. - Ты в этом не одинок. Могу поспорить – никто из присутствующих здесь не испытывает энтузиазма. Это место давит на психику. - Дроны обследуют остальные помещения. Настоящий лабиринт. - Весь Заветный Город – лабиринт размером с планету. - Здесь другое. Как бы сказать… Тут совершенно иная логика, не похожая на то, что встречается в остальном Заметном Городе, - сказал Вюст, а губы его растянулись в линию. И тут Марио понял, что командир напряжён. Вот теперь и ему впору было напрячься – уж если у него была уникальная удача, то Вюст обладал отличным чутьём. - В чём дело? - Хех, - кривая ухмылка сделала Карла похожим на зловещего маньяка. – Пока не знаю. Узнаю, когда за дронами двинемся мы. - Что они уже картографировали? – спросил Марио. - Держи, - с этими словами Вюст передал ему свой планшет, на экране которого высвечивалась карта обследованных помещений, обновляющаяся в реальном времени – она постоянно обрастала деталями, новыми залами, коридорами, объектами и тому подобным. Схема имела уже два этажа, нанизанные на единую ось, а её протяжённость составляла не менее километра. - Внушительно, - присвистнул Ферецци, оценивая масштабы. Он вертел трёхмерную модель и так, и этак. Модель помещений была создана с абсолютной точностью, но показана лишь в инфракрасном спектре – обычного освещения в открытом исследователями лабиринте не было, а фонари дронов расходовали слишком много заряда аккумуляторов. Что было странно. Похоже, экспедицию по недосмотру снабдили бракованной партией. - Тревожно, - качнул головой Вюст, подойдя ближе. – Особенно здесь и здесь, - касаниями пальца он выделил на карте два помещения. Одно напоминало огромную ребристую пупырчатую сферу, в центре которой в инфракрасном диапазоне едва угадывалась конструкция, составленная из гроздьев каких-то гранул. Второе помещение… Оно было куда больше, чем все, отмеченные на карте. И оно было единственным, чей внутренний объём на схеме не был картографирован, чернея гнетущей пустотой. - Думаешь, будут проблемы? – Марио очень не хотелось, чтобы в этой миссии у них были проблемы. Он ещё от неожиданно возникшей картины не отошёл. - Я думаю, что все эти помещения не зря были опечатаны дверью, которую даже плазменная взрывчатка взяла с пятого раза, - хмуро ответил Вюст. Марио сдвинул брови – дурной настрой командира передался и ему. - Надеюсь, пронесёт, - тихо молвил он, возвращая планшет. Ощущение полёта было пьянящим. Даже больше – почти эйфорическим. Но на самом деле это, пожалуй, даже сравнить было не с чем. Прыжок с парашютом был лишь очень отдалённо по ощущениям подобен тому чувству, о котором идёт речь. Потому, что подспудно, где-то в глубине подсознания, всегда оставался страх. Ужас от того, что многократно проверенный перед прыжком парашют подведёт. Что он не раскроется, что запутаются стропы. Что гравитация победит с сокрушительным смертельным счётом. И этот страх не давал насладиться ощущением свободного падения, которое в лучшие моменты можно было принять за ощущение полёта. Использование же реактивного ранца и начавшего его заменять антигравитационного привода и вовсе не давало того ощущения, что можно испытать, лишь отдавшись на волю неба полностью, без остатка. Они давали контроль, чувство управляемости, но не могли изгнать страх, ибо так же были подвержены неисправностям. И, тем самым, лишь ещё больше скрадывали ощущение от полёта. Небо всегда держало в напряжении. Небо всегда заставляло быть бдительным. Небо не прощало ошибок. И потому, даже горделиво заявляя, что он покорил небо, человек никогда на самом деле не мог чувствовать себя его хозяином. Сколько бы самолётов и дисколётов ни поднимались в воздух, какие бы огромные и мощные корабли человек ни отправлял в космос, он всё равно знал – там, снаружи, за этой стальной скорлупой, которая летит лишь благодаря аэродинамике ли, реактивной ли тяге или антигравитации, находится стихия. Враждебная, жестокая и беспощадная. Стихия, к которой он не приспособлен. И стоит стальной скорлупе вдруг дать сбой, сломаться – ничто уже не спасёт. Великий парадокс – человечество всегда стремилось в небо, но достигнув его, обрело страх перед ним, который принялось загонять в глубины психики, так и не сумев сделать небо по-настоящему своим. И так было всегда. До этого самого момента. Внизу расстилалась бескрайняя снежно-ледяная гладь. Ветер подхватывал позёмку, что ручейками, а порой и вихрями вилась там, внизу, медленно меняя очертания снежных дюн и наносов, похожих на волны. Бескрайняя белизна под кристально чистым небом, сияющая на солнце так ярко, что можно ослепнуть. Чёрными точками внизу по проложенным среди вечных снегов условным трассам двигались гусеничные вездеходы. Иногда, стремительные и резвые, проносились машины на антигравитационном приводе. Но в целом их присутствие почти никак не влияло на восприятие ландшафта, раскинувшегося внизу. Безмолвная белая пустыня, готовая в любой момент забрать в свои цепкие ледяные объятия любого, кто будет недостаточно подготовлен или беспечен. И, всё же, было в этом нечто величественное. Загадочное. Неизъяснимо манящее. Будто там, подо льдами, скованная лютыми морозами, которые здесь, на трёхкилометровой высоте, были попросту смертельны, лежала некая невероятная тайна. Однако человек был жаден. В том числе – жаден до знаний. То тут, то там взгляд цеплялся за купола исследовательских станций, военных баз, рабочих городков и аэродромов. Они, как грибы после дождя, очень неравно мерно усеивали белую пустыню, постепенно отнимая у неё это звание. Разве может зваться пустыней местность, где есть столько всего? Ощущение полёта было опьяняющим. Это было ощущение свободы. Свободы лететь куда захочешь. Но главное – свободы от страха перед небом! Ибо теперь – именно теперь – оно, наконец, покорилось человеку окончательно. И вот это чувство было ни с чем не сравнить. Ганс всё смотрел и смотрел, жадно вбирая в память всё, чего касался взгляд – снег, свет, белизна, купола, небо. Чистейшее небо, что, казалось, звало его всю жизнь. И вот он, наконец, здесь. Свободный от страха. Свободный от костылей технологии, мешавших по-настоящему чувствовать небо. Он летит! И теперь это для него так же естественно, как дышать или ходить. Безусловный рефлекс. И это… невероятно! Чувство восторга переполняет, заставляя увеличить скорость. Быстрее! Ещё быстрее! С громом он преодолевает звуковой барьер, и всё вокруг погружается в ватную тишину, в которой слышны лишь собственное дыхание, да стук сердца в груди. То, что он делал сейчас, было невозможно. Ни один человек не был способен на подобное – даже маги. А он это делал! Ветер. Ветер был густым, плотным что бетонная стена! Он бы содрал кожу и раздробил кости любому обычному человеку. Но Ганс уже не был обычным человеком. И ему это начинало нравиться! Зов неба не утихал. Ему нужно было больше. Оно ждало большего от одного из своих первых истинных сыновей. И юный Геринг не собирался разочаровывать небо. Резко, почти мгновенно, совершив невозможный манёвр, он забрал вверх, устремляясь всё выше и выше. Чёрная точка. Человек в облегающем чёрном комбинезоне. Такой быстрый, что невозможно уследить. Такой быстрый, что даже вся сила земного притяжения ему не указ! Земля отдаляется всё стремительнее. Вот уже и купола не видны – слились в единую массу с белой антарктической пустыней. А он всё рвётся вверх. Небо чернеет. Горизонт начинает искривляться, выгибаясь дугой. Здесь уже нет воздуха, но оказалось, что он не особенно и нужен. Давление настолько мизерное, что кровь должна закипеть, а мороз смертелен. Но он жив! Жив и продолжает лететь! Всё выше и выше! За пределы атмосферы, навстречу звёздам и черноте космоса, которой уже залито всё вокруг! Один человек, вырвавшийся за пределы своей «колыбели». Ганс обернулся, опьянённый чувствами, дабы увидеть её. Величественная планета предстала перед ним, окутанная шубой атмосферы. Мирная. Безмятежная. Родная. Земля. Бесконечная тишина в безграничной бездне космоса. Если бы Ганс сейчас мог дышать, то дыхание бы у него перехватило. Никогда он и помыслить не мог о том, что нечто подобное станет возможным. Но вот он – космос! Вот она – Земля! А сам он парит в межмировой пустоте, не защищённый хрупким скафандром, не в скорлупе космического корабля, а как есть – безо всякой защиты, как человек, просто вышедший погулять на улицу. И то, что должно было его убить, просто доставляет лёгкий дискомфорт. Как если бы дул слабый сквозняк. Как если бы слегка подташнивало. Кожу слегка покалывало. Терпимо. В лёгких немного тянуло. И только. Даже смертельный холод почти не ощущался. Он напряг своё зрение, и увидел спутники, плавно бегущие по своим орбитам, космические корабли, искры которых летели прочь от планеты или, наоборот – к ней. Он увидел мусор, скопившийся на орбите Земли за долгие годы, и космонавтов в скафандрах, работающих в открытом космосе на корпусе орбитальной крепости «Беовульф» - огромного сооружения, формой напоминающего гантель, усеянную орудийными башнями и пусковыми установками. Он увидел свет далёких звёзд и само Солнце, лукаво подмигивающее из-за края Земли. Он увидел Луну и космическую инфраструктуру, опутывающую её кольцом… Пора было возвращаться. Теперь, когда все тесты Штрассе были пройдены, когда он в одиночку подавил восстание на Замбалле, всё стало… несколько иначе. Совершенно иначе. Соглашаясь на процедуру, Ганс не знал, на что идёт. Но теперь понял – он шагнул в будущее. Сделал гигантский скачок, который приблизит человечество к тому, чтобы оно заняло во вселенной место, полагающееся ему по праву. Потому, что таких как он было несколько десятков уже сейчас. А Штрассе, стремясь воплотить мечту Фюрера, был намерен сделать процедуру доступной для каждого. Со временем. Когда человечество будет готово. А пока этого не случилось, они – легионеры проекта «Супериор» - будут защищать человечество наравне с «Вермахтом», «Абвером», «Гестапо» и «Люфтваффе». По крайней мере, так говорил Штрассе, когда Ганс беседовал с ним в прошлый раз. Он воскресил в памяти тот разговор. Теперь, после процедуры, его память стала эйдетической. И всякий раз, когда ему нужно было что-то вспомнить, оно возникало перед внутренним взором подобно образу, максимально чёткому и подробному. Вот и сейчас было так… Лёгкая тошнота унялась, как только поле, создаваемое огромными шарами-эффекторами, отключилось, перестав маревом расстилаться в воздухе. Мистические символы на площадке перемещения угасали, знаменуя этим завершение перехода между мирами. Невольно вспомнилось его первое перемещение. Тогда он был в составе группы под командованием Валькирий, перед которой стояла задача захватить опасного межпространственного путешественника. Для этого они прибыли на Меридиан, и…. К горлу настойчиво подступала тошнота. Глаза, нервы – всё тело болело, испытывая неестественный зуд и жжение. Он покачнулся, с трудом удержавшись на ногах – кто-то его поддержал. Почувствовал он вдруг себя так паршиво, что даже не смог посмотреть, кто именно ему помог. Навалилась смертельная слабость, в глазах потемнело… - Только не блевони, - раздался откуда-то очень издалека удаляющийся женский голос. Кажется это Ирма Лэр. – Медика сюда! Это его первый переход! Дальше он почти ничего не чувствовал и осознавал, кроме усиливающихся жжения и боли, хоть и понял, что его куда-то отвели, поддерживая под руки и положили на что-то ровное… Вот уж чего бы он точно не хотел вспоминать, так это своих ощущений в тот момент. Так плохо он, пожалуй, себя не чувствовал даже во время прохождения процедуры. И, похоже, тогда он был ближе всего к смерти за всю свою жизнь. «Индивидуальная непереносимость», как тогда сказал врач, «Феномен «Барьера». Редкая – один к тысяче – неизлечимая и необъяснимая особенность, которую нельзя выявить заранее, и которая большинству своих «счастливых» обладателей закрывает путь в другие миры. И вот теперь он, похоже, от неё излечился. А всего-то и нужно было стать лучшей версией себя. Ганс усмехнулся таким мыслями и взглянул на того, кто его встречал. Эта камера перемещения была не велика – она была предназначена только для транспортировки людей между мирами. Высокое – в три этажа – прямоугольное помещение с окнами контрольной комнаты в самом верху под потолком. Стены забраны плиткой из материала, похожего на перламутр. В углах на специальных колоннах высились внушительные белые шары, похожие на по виду на устаревшие системы РЛС. Площадка между ними была расчерчена мистическими знаками, складывавшимися в хитросплетения формул. В помещении была одна-единственная дверь. И сейчас она была открыта. На пороге, улыбаясь и протирая платком монокль, стоял Вильгельм Штрассе, облачённый в неизменный белый халат поверх обычной одежды – рубашка, брюки, туфли. Геринг двинулся вперёд. Признаться, он всё никак не мог привыкнуть к лицу этого человека, обезображенному страшной травмой. Казалось бы, ему ничего не стоило исправить этот изъян. Но Штрассе этого не делал. Как будто его всё устраивало. Как будто ему даже нравилось так выглядеть. - Унтерштурмфюрер, - резкий скрипучий голос учёного тоже был из разряда того, к чему Ганс ещё не успел привыкнуть. – Полагаю, ваша миссия завершилась успешно. - Мятеж подавлен, - сухо, с плохо скрываемой в голосе яростью, ответил Геринг. Штрассе взглянул на старинные золотые карманные часы с цепочкой. - Вы справились за двадцать ти часа пятнадцать минут, - жуткая улыбка исказила лицо старика. Строго говоря, Геринг полагал, что из-за травмы любая улыбка Штрассе выглядит зловеще. Как оскал черепа. - Это было задание на время? – спросил унтерштурмфюрер, подавляя, удерживая в узде те чувства, что сейчас клокотали в душе. - Мне просто было интересно, - развёл руками учёные, пряча часы в карман. Он снова улыбнулся. – Гаулейтер Замбаллы уже связался со мной и выразил бесконечную благодарность. Сегодня вы отлично справились… - Это была бойня, - глухо ответил Ганс. Нет. Иногда абсолютная память была не даром, а проклятьем. Особенно в такие моменты. Всё, что он видел там, на Замбалле, всё, чему был свидетелем – все эти зверства восставших – всё это вновь и вновь представало перед его внутренним взором во всех чудовищных подробностях, заставляя переживать ярость и гнев, жалось и беспомощность… - Хм? – взгляд Штрассе устремился на него. - То, что они творили, эти аборигены… Кем нужно быть, чтобы творить такое с женщинами и детьми? – он взглянул в холодные, но пытающиеся выглядеть полными сочувствия, глаза Вильгельма. А перед его внутренним взором так и стоял образ двух девочек, вжавшихся в дерево у трупов своих родителей в парке Нового Хаффена. Тогда Ганс успех спасти хотя бы их. Но сколько было тех, кого он спасти не успел? - Нелюдями, полагаю, - изрёк Штрассе, водрузив монокль на полагающееся ему место. - Нелюди, - монотонно повторил Ганс, прокручивая в памяти всё, что произошло за последние двадцать три часа и пятнадцать минут. – Лучше и не скажешь. Но знаете – я чувствую себя мясником. У них не было ни единого шанса – у мятежников. И я просто убил всех, кого нашёл. Я не знаю, сколько их был. Я перестал считать в первый же час…, - Ганс тяжело вздохнул. Он понимал, что поступил правильно. Понимал, что защитил мирных граждан, спас от участи, что порой была хуже смерти. Однако в душе его засело едкое отравляющее чувство неправильности случившегося. – Они пытались меня убить, сопротивляться. Использовали всё, что у них было – огнестрел, лазеры, тяжёлые орудия, трофейных роботов и дисколёты. Даже этих древесных великанов. Но всё это разбивалось о меня, как волны о скалы. А я просто… убивал. Как мясник на бойне. И только их маги оказались относительно опасны… - Хм… Это стоит учесть на будущее, - кивнул Штрассе, как будто пропустив мимо ушей всё остальное. Но Геринг этого, похоже, не заметил. - А знаете, что самое омерзительное? – Ганс остановился, когда они, наконец, покинули камеру перемещения вы вошли в тамбур, где проходила процедура обеззараживания – лучи медицинских сканеров прошлись по обоим вверх-вниз, помещение заволокло обеззараживающим паром. - Что же? – из клубов рассеивающегося пара голос Вильгельма. - Если я захочу – я с лёгкостью вспомню их лица, - сказал унтерштурмфюрер с какой-то странной интонацией. – Если я захочу, я даже посчитаю по памяти всех, кого я устранил. Но я не хочу… - Вы и не должны. Преступники и выродки не заслуживают того, чтобы о них беспокоиться, - пожал плечами Штрассе, когда двери тамбура отворились, пропуская обоих в коридор, прямой как палка, и оканчивающийся дверью лифта. – Вы сделали то, что было должно. И не стоит тревожиться по этому поводу, - шершавый, скрипучий голос учёного успокаивал. - Хотя знаете – я ошибся, - вдруг заявил Ганс. Теперь он понял, что чувствует на самом деле. – Самое омерзительное было то, насколько легко всё это… происходило. Мне достаточно было малейшего движения, слабейшего напряжения сил – и каждый раз это заканчивалось десятками, а то и сотнями трупов… - Только не говорите мне, что прониклись сочувствием к этим бандитам, - нахмурился Вильгельм, вызывая лифт. - Нет, - решительно мотнул головой Геринг. – Ну… может немного. Когда они осознавали, что не способны меня даже поцарапать, когда в панике и ужасе разбегались, когда молили о пощаде – иногда мне казалось… - И, всё же, вы убили их всех, - сухо констатировал старик, заходя в лифт и дожидаясь собеседника. Тот вошёл, двери затворились, и они тронулись вверх. - Просто вся эта сила… Она огромна. И, признаться, ужасает. А ещё она обесценивает человеческую жизнь. Я сейчас имею в виду всех тех, кто… - Всех тех, кто не прошёл процедуру и не является сверхчеловеком? Обычных людей? – сощурил глаз, скрытый моноклем, Штрассе. Даже сейчас, несмотря на приобретённые сверхспособности, Ганс не мог «читать» Вильгельма. Старик оставался такой же загадкой, как и раньше. Это удивляло. И говорило об одном из двух – либо Штрассе обладаем просто сверхъестественным самоконтролем и ментальной защитой, либо он подстраховался, дабы его детища не использовали свои силы против него. - Да. Именно это я и хотел сказать. - Вы не правы, унтерштурмфюрер. Ваша сила не обесценивает жизни обычных людей. Наоборот – теперь, узнав, насколько она хрупка на самом деле, неужели она не становится бесценной? – услышать нечто подобное из уст самого Штрассе Геринг никак не ожидал. Слишком уж не вязался мрачный образ учёного-отшельника, готового на всё ради прогресса, с подобными заявлениями. Жизнь – одно из величайших чудес вселенной. И единственное из них, способное к развитию и созданию чего-то нового. - Я, кажется, понимаю, - кивнул Геринг. Было странно, но этот разговор от чего-то успокоил его, унял ярость, клокотавшую в душе после увиденного на Замбалле. Нет, Ганс не сомневался – он не мог поступить иначе. Помолчали. Кабина лифта остановилась, выпустив пассажиров переходную камеру, где вернувшихся с той стороны проверяла служба безопасности. Никаких банальных обысков с пристрастием – просто сканеры. Но самые разноплановые, включая даже ментальные и чувствительные к магии. Если что-то было не в порядке, то по сигналу оператора камера тут же окутывалась мощными силовыми полями. А дальше всё уже зависело от ситуации – пойманных «возвращенцев» могли телепортировать либо в лазарет, либо в камеру. Либо вообще прервать процесс телепортации на стадии, когда тело уже было разложено на молекулы, превращённые в пакеты энергии и информации, но ещё не было передано на принимающую платформу и, соответственно – не «собрано» заново. Гарантированное уничтожение. Даже для такого «супера», каким теперь был Геринг. Поэтому он и не любил телепортацию – из-за не нулевой вероятности поломки, в результате которой его может расщепить на атомы, или отправить его задницу на Марс отдельно от остального тела. Наконец, проверка закончилась. Яркая вспышка света охватила мужчин и тут же высадила в фойе у жилых зон проекта «Супериор». Десяток сотрудников, занимавшихся своими делами, и охранники даже внимания не обратили. - Что дальше? – наконец решил нарушить молчание Геринг. Теперь он ощущал себя не так паскудно, как раньше. - А теперь… Ганс зажмурился, заставляя образы прошлого исчезнуть. Даже восприятие времени порой искажалось в моменты таких воспоминаний. Ему ещё предстояло научиться контролировать эту способность, не выпадая из реальности. Яркий солнечный свет пробивался даже сквозь закрытые веки. Пора было возвращаться – он итак изрядно задержался с этой «прогулкой». И, всё же - невесомость. Он наслаждался этим, не похожим ни на что чувством. Оно не было похоже даже на ощущение полёта. Ганс безмятежно плыл в пустоте космоса, подвластный лишь инерции и гравитации Земли. Планета не спешила отпускать своё дитя, захватив в объятия притяжения. Ганс не сделал ничего, чтобы остановить своё медленное падение. Лишь слегка подкорректировал траекторию, чтобы в итоге оказаться над Антарктидой. И, спустя несколько минут, объятый яростным пламенем, не способным ему повредить, он вошёл в атмосферу… Окраины Берлина казались Хейлу унылыми, однообразными и безвкусно-помпезными. Естественно, он никогда бы никому не сказал об этом, но факт оставался фактом: гигантомания, столь присущая архитектуре Рейха, и унитарность, стандартизированность не вызывали в душе того отклика, на который, вероятно, рассчитывал архитектор. Вместо этого при взгляде на здания в душе оберстгруппенфюрера тлело уныние, смешанное с беспокойством. Корнелия до сих пор не вышла на связь. И чем больше времени проходило, тем сильнее эта мысль въедалась в сознание. И, конечно, дело, приведшее его сюда. Не официально. Инкогнито. Под голографической маскировкой внешности. О том, что глава «Абвера» Северной Америки прибыл в Берлин, сейчас не знал никто, кроме горстки людей, ради встречи с которыми Хейл и прибыл в столицу. Вернее – на окраину, занимавшую территорию, сопоставимую с целой федеральной землёй. Но всё это уже считалось Берлином, хотя до основной, исторической, так сказать, части города было ещё далеко. В окнах машины медленно проплывали аляповатые, будто кичащиеся своими размерами, жилые многоэтажки на несколько тысяч человек, мелькали магазины, закусочные, посты полиции. Иногда взгляд цеплялся за внушительные, но уродливые корпуса заводов, нависавшие над улицами угрюмыми громадами коммуникаций, труб и прочих «аксессуаров». Конечно, производство, да и промышленность в целом во всей центральной части Рейха, на территории Германии, уже давно были экологически чистыми – никаких чадящих дымом труб, выбросов и тому подобного. Но шарма и красоты заводским корпусам это точно не придавало. Гарольд перевёл взгляд со зданий на прохожих, коими были полны тротуары у домов по краям улиц, пешеходные дорожки, парки, кафе, ресторанчики, магазины. Обычные добропорядочные законопослушные граждане. Мужчины и женщины. Старики и дети. Они гуляли, веселились, общались, играли, слушали музыку, что-то обсуждали и спорили, куда-то спешили, работали и в целом занимались тем же, чем занимаются жители любого другого большого города. То же самое Хейл видел в Нью-Йорке. И, всё же, здесь это воспринималось несколько иначе. Торжественное, что ли? Однако глядя на лица этих людей: водителей и продавцов, полицейских и мамаш с детьми, стариков-шахматистов и шумных молодёжных компаний, оберстгруппенфюрер не мог отделаться от одной, сверлящей разум, мысли. «Сколькие из них могут быть агентами врага, даже не подозревая об этом?» Разговор с Гиммлером намертво врезался в память Гарольда. Впрочем, разве могло быть иначе? Устроенная сразу после визита главы МВД тотальна проверка медицинских данных сотрудников штаба ничего не дала. Затевать же медицинское обследование персонала по полной программе Хейл пока не рискнул – если в штабе были «спящие», это могло спровоцировать их на какие-либо действия. А для этого было ещё слишком рано. Гарольд взглянул на часы – полшестого вечера. В Нью-Йорке в это время начинался час пик, и нередко целые кварталы могли застыть в автомобильных пробках. Берлин был лишён этого неудобства, ибо давно уже перешёл на автоматические регулирование дорожного и воздушного движения, которым руководила единая интеллектуальная система на основе ограниченного ИИ. «Прогресс, чтоб его», - насмешливо подумал Гарольд, хмыкнув в соломенные усы – единственная деталь внешности, не затронутая голографической маскировкой. Сам же оберстгруппенфюрер сейчас выглядел совершенно на себя не похожим – коренастый, кряжистый, среднего возраста, представительный мужчина. Свернув налево и проехав ещё полсотни метров, Гарольд остановил своё авто у неприметного трёхэтажного дома, обнесённого невысокой железной изгородью, на калитке которой красовалась невыразительная медная табличка с вытравленным на ней текстом: «Юридическая контора «Алоис и сыновья». Гарольд невольно усмехнулся ещё раз, ибо оценил юмор человека, избравшего именно это учреждение местом для проведения секретного собрания. Каждый школьник знал, как звали отца Фюрера. Выбравшись из машины и закрыв дверцу – Гарольд взял её напрокат – мужчина подошёл к калитке, тронул ручку, входя в небольшой дворик, и, поднявшись по невысокой лестнице к входной двери, постучал. Ему не открыли. Тогда он нажал кнопку звонка – противная до невозможности трель раздалась по ту сторону двери. Однако и после этого ничего не изменилось. Гарольд уже начал подумывать, что прибыл первым, но на всякий случай пнул дверь ногой… и та, внезапно получив ускорение, открылась внутрь, грохнувшись о стену! Хитрый замок, запиравший контору, похоже, был открыт дистанционно. Пожав плечами, Хейл шагнул в светлый коридор, на который были нанизаны двери кабинетов служащих, у коих, судя по всему, сегодня выдался выходной. Коридор упирался в лестницу, ведущую на второй этаж. Проследовав по скрипучему деревянному полу по звук закрывшейся двери, и буквально утопая в запахах бумаги, чернил, дешёвого табака и пыли, Гарольд отключил маскировку и поднялся по лестнице на второй этаж. Он оказался одним большим залом с десятками рабочих мест, отделённых перегородками – столы, заваленные кипами бумаг, старые компьютеры и копировальные автоматы. Кто-то оставил открытый термос, источавший аромат очень недурного кофе… Но здесь было так же пусто ,как и на первом этаже, а потому мужчина преодолел ещё один лестничный пролёт… Чтобы нос к носу столкнуться с Генрихом Гиммлером. - О, вы наконец-то прибыли, - изрёк тот своим блёклым голосом, столь же невзрачным, как и его внешность, изображая приветственную мину на лице. Создавалось ложное впечатление, будто он простоял здесь несколько часов специально, ожидая Хейла. - Оригинальное место, - кивнул оберстгруппенфюрер, не считая нужным как-то комментировать слова Гиммлера. - Неприметное. - Надеюсь, вы не увезли всех его сотрудников в застенки «Гестапо» с чёрными мешками на головах? Генрих исподлобья взглянул на Хейла, будто удивляясь, как тому могла прийти в голову подобная мысль. - У них всего-лишь объявлен внеочередной выходной в связи санитарной обработкой помещений от насекомых, - пожал плечами глава МВД. Они двинулись вперёд по широкому коридору в направлении двери с надписью «Директор, А. Фромм». Помимо этого кабинета здесь были ещё два – заместителя и бухгалтерия. Их целью был кабинет директора. Гиммлер по-хозяйски отворил дверь и, пройдя внутрь, занял последнее пустующее кресло, оставляя Гарольду единственный возможный вариант – стоять, поскольку диванчик у стены и остальные кресла вместе с парой стульев и место за директорским столом были заняты… высшим партийным руководством Рейха и лично Фюрером. Те же, кому не досталось сидячих мест, разделяли судьбу Хейла – стояли, раздражённо поглядывая на Гиммлера. Увидев всех этих людей здесь – всех членов ордена Чёрного солнца – Гарольд подумал, что выглядят они в этой обстановке и гражданской одежде настолько неуместно и аляповато, насколько может выглядеть подобным образом слон в балетной пачке. «Хоть карикатуру пиши или очередной политический анекдот сочиняй», - мелькнула озорная мысль при виде политических бонз в непривычном им окружении. - Итак, все, наконец, в сборе, - заключил фюрер, сидевший за столом директора. Поза, которую он принял, вроде и была совершенно обыкновенной, но от чего-то казалось, будто Гитлер нависает над всеми присутствующими. – Причина нашего пребывания здесь всем известна. Перейдём сразу к делу. У кого какие предложения? - Я считаю, что в нашей ситуации промедление – непозволительная роскошь, - тут же взял слово Геринг. Военный до мозга костей, он отлично осознавал всю опасность сложившейся ситуации. Он понимал, как важна сейчас осторожность. Но так же прекрасно понимал и то, что чем дольше они будут «осторожничать», тем ближе враг будет к осуществлению своих замыслов в итоге. - Нужна конкретика, Герман, - выдохнул Гиммлер, нахмурив высокий лоб. Его холёное, с цепким взглядом, лицо омрачилось. - Даже располагай я, «Абвер» и «Гестапо» в два раза большим штатом, нам бы потребовалось слишком много времени, чтобы отловить всех «сонных кротов». - Чтобы их ловить, их нужно уметь вычислять. Притом быстро, эффективно и незаметно – чтобы не сработала их программа на случай разоблачения, - любуясь фиалками в небольшом горшке на подоконнике, заметил Скорцени. Впрочем, его занимали не только фиалки – он поглядывал на улицу, контролируя любые подозрительные шевеления в направлении конторы Алоиса Фромма. - Прописные истины, Отто, - пыхнул сигаретой Геббельс. Сухой как щепка, черноволосый, с тонкими поджатыми губами на чётко очерченном лице, министр пропаганды являл собой образец спокойствия. Глядя на него могло сложиться впечатление, будто все они собрались тут пить чай, а не обсуждать одну из самых серьёзных угроз, с какими сталкивался Рейх в новейшей истории. – Вольфрам, это ведь ваше ведомство разрабатывало процедуру создания «спящих» агентов для нашей разведки и необходимые инструменты? – взгляд Геббельса метнулся к Зиверсу, со скучающим видом расположившемуся в кресле. Тот утвердительно кивнул. - Да. Но она требует громоздкого оборудования. Конечно, того же результата можно добиться с помощью магии, но тогда «спящий» будет «фонить» так, что любой мало-мальски обученный мистик или простейший детектор его выявит. А старые методики вроде химии и психологии требуют слишком много времени. - А имеющиеся в нашем распоряжении способы выявления «спящих» не позволяют это делать быстро и с размахом, охватывая большие массы населения, - подытожил Фюрер. – Скверно. Пока мы не найдём способ быстро и незаметно выявлять и устранять этих крыс, нам нужно, чтобы противник не узнал о нашей осведомлённости. - Дезинформация, - подхватил идею Хейл. Он уже некоторое время размышлял на эту тему, и кое-какие предложения у него действительно накопились. – Нужно ответить «Фронту» его же методами. - А я всё думал когда «новичок» заговорит, - усмехнулся Скорцени. Совершенно дружелюбно. Вряд ли он собирался уязвить Хейла, но тот испытал укол раздражения. Отто это заметил. – Извините, оберстгруппенфюрер. Просто мы слишком часто собираемся в тесном, так сказать «семейном» кругу. И любой человек, в этот круг не входящий, но волею судьбы оказавшийся на наших…, - Отто перебрал пальцами в воздухе, - посиделках неизбежно привлекает к себе внимание. - Прошу, продолжайте, - обратился к Гарольду Розенберг. – Отто иногда говорит невпопад. - Да неужели? – тихо хмыкнул тот, но внимание вновь было обращено на Хейла. - Так о чём я? Дезинформация и методы «Фронта», - Гарольд расстегнул пуговицу воротника. Некоторые могли бы расценить этот жест как признак волнения или слабости, но на самом деле Гарольду так было просто удобнее. Как показало расследование, проведённое МВД, террористы из «Фронта освобождения» очень искусно водили нас за нос последние лет десять, периодически подбрасывая информацию, которая приводила нас к очередной их ячейке, группе сочувствующих, базе и так далее… В итоге, гоняясь за мелкой рыбёшкой, которую противник искусно выдавал за крупную, мы проморгали главное. - Ближе к делу, оберстгруппенфюрер. Что вы предлагаете? – нетерпеливо осведомился Борман. Фюрер едва заметно кивнул, соглашаясь с этим вопросом. - Подкинуть им информацию о том, чем нам не жалко будет пожертвовать в случае чего, но при этом достаточно важном, чтобы вызвать у «Фронта» серьёзный интерес. И пока они будут распутывать подброшенный нами клубок, мы вычислим их агентов… Ну а дальше – дело техники. Раздались аплодисменты. Это не сдержался Скорцени. Удивлённо приподнял брось. - Ну? Что я говорил? Йозеф, Генрих, теперь вы должны мне по сто марок, - на лице бывшего диверсанта, а ныне – рейхсмаршала Италии и Испании появилась довольная улыбка. - Я с тобой не спорил, - буркнул Гиммлер. Что-то неразборчиво проворчал Геббельс. - Полагаю, предложение, созвучное с моим, уже от кого-то поступило. Или это была какая-то проверка, - заключил Гарольд, не подав и виду, что был несколько растерян – он не мог представить, что все эти люди могут быть настолько несерьёзными, чтобы спорить на то, с каким планом он выступит. - Всё так, оберстгруппенфюрер, - кивнул Гитлер. – Как вы понимаете, мы несколько дольше находимся в курсе событий и уже успели проработать ряд вариантов. Предложенный вами – один из них. - Хм, - глубокомысленно изрёк Хейл, задумавшись над словами Фюрера. Одиннадцать человек, которые сейчас были здесь помимо него, обладали безграничной властью в рейхе и доступом к информации любого уровня. Даже соблюдая строжайшую секретность и исключая участие бесчисленных помощников, служб, отделов и так далее, даже в таком составе все они исключительно благодаря своим профессиональным качествам и личным умениям, опираясь на свои способности, жизненный опыт и ум, вполне могли сами разработать эффективный план противодействия новой угрозе. Могли. Но почему, в таком случае, им понадобилось это собрание? Если то, что о Рыцарях Чёрного Солнца знал Хейл, было правдой – а это было правдой – то чтобы общаться друг с другом, этим людям не нужно было не только встречаться, но и использовать какие-либо технические средства, что сразу отсекало даже вероятность прослушки. Потому, что лидеры Рейха обладали способностями, намного превосходящими то, что доступно обычному человеку. Другое дело, что документальных свидетельств применения этих способностей было очень мало – лидеры нации не стремились демонстрировать своё превосходство. И вот вопрос – почему же таким людям понадобилось собираться здесь и сейчас, да ещё приглашать его? Гарольд не хотел задавать себе этот вопрос, пока ехал сюда. Но, всё же, вот он, взращённый в почве здравого смысла. Оберстгруппенфюрер мельком окинул взглядом всех, кто был в кабинете. Гитлер и Зиверс, Розенберг и Шахт, Скорцени и Геббельс, Геринг и Гиммлер, Борман и, Риббентроп и, а так же Виктор Шаубергер. Что- то в них сейчас было такое, что роднило их всех друг с другом. Некий, едва уловимый, общий настрой. «А, может, у них уже есть план?» - осенило Гарольда, однако развить мысль он не успел – из размышлений его вывел голос Фюрера: - Полагаю, оберстгруппенфюрер, вы уже пришли к определённым выводам относительно того, почему мы здесь собрались на самом деле, - резкие жесты, взгляд, напряжённый чуть более чем следует. - Да. Меня интересует только один вопрос – почему вы пригласили меня? – от чего-то, озвучив этот вопрос, Хейл почувствовал себя неуютно. - Ну, ведь это просто, - расплылся в не предвещающей ничего хорошего улыбке Гиммлер. – Дело в том, герр Хейл, что по нашим сведениям вы – «спящий агент», и… Генрих ещё даже не успел закончить фразу, как прогремел яростный взрыв, затопив кабинет пламенем, изрешетив всё вокруг осколками и сокрушив чудовищной взрывной волной! Взрыв, пламя которого, мигом вырвавшись наружу из разлетевшихся вдребезги окон, взметнулось ввысь, объяв трёхэтажное здание юридической конторы будто спичку! Взрыв, от которого здание, содрогнувшись, начало складываться как карточный домик под крики перепуганных прохожих, гудки автомобилей и взвывшие где-то вдали сирены тревожных служб…Глава 3. Неизвестность.
22 февраля 2021 г. в 15:35