"Прости, любимая, так получилось..."

      Первую неделю Лия ещё обижалась. Как он мог? Во-первых, подслушивать за дверью, как дурно воспитанный подросток, а во-вторых… во-вторых, сказать ей такое. Не то чтобы она сама не думала об этой возможности, — наконец уехать отсюда и завести себе нормальную жизнь, семью, — но услышать это от Дэна было неожиданно больно.       Обсудить свои мысли с Полиной не получалось: подруга с головой окунулась в свою собственную личную жизнь и говорить теперь могла только о Роджере. Лия была за неё по-настоящему рада, но отчего-то избегала проводить время в компании счастливой парочки.       Тед, лишившись разом всего своего начальства, ударился во все тяжкие. Похоже было, что он крутил одновременно по меньшей мере два романа, без зазрения совести пользуясь хозяйской машиной для того, чтобы попутно заводить мимолётные интрижки.       Потом, закончив работу, уехали реставраторы. Отмывать после них почти ничего не пришлось — вопреки Лииным опасениям, они оставили после себя практически стерильную чистоту. Их руководительница, татуированная с ног до головы Аайда, осталась. Вскоре выяснилось, что в доме обосновалась ещё одна влюблённая пара — экстравагантная финка сумела вскружить голову самому начальнику охраны.       Всё это время о Серже она совершенно не вспоминала. Даже мысль о том, чтобы уехать из этого дома была какой-то абстрактной, не связанной с конкретным человеком. Точнее, наоборот — неотделимой от того самого человека. «Уехать» значило только оказаться подальше от Дэна. Оказаться так далеко, чтобы больше не чувствовалась эта ноющая пустота внутри, чтобы не снились ночами зелёные глаза, насмешливые и нежные. Целого океана для этого оказалось мало.       Вынужденное одиночество в доме, полном людей, ничуть не помогало отвлечься. Хотя работы у неё, в отличие от того же Теда, меньше не становилось, — пыль сама собой никуда не девалась, — но и этого было мало для того, чтобы хоть как-то себя занять и не думать о нём.       Лия носила, не снимая, бисерный браслетик с рыжим лисом. Его подарок. «Он смешной и поднимает мне настроение», — сообщила она Полли, хотя та ни о чём её не спрашивала.       Аайда надёжно оккупировала спортивный зал, и теперь на тренажёрах висели длинные полупрозрачные драпировки цвета корицы и шафрана, испещрённые по краю экзотическими санскритскими значками, а в углах медленно курились ароматические свечи. Ранним утром она сама занималась там практикой, а после восьми вечера непреклонно притаскивала вяло упирающегося Станислава на профилактические занятия йогой «для позвоночникаа». Лия избегала заходить туда. Воспоминания об их последнем поцелуе, горькие и томительные одновременно, накатывали на неё каждый раз, и даже восточный колорит ни капли не спасал.       Кора… Он любит Кору. Не её. Она просто в какой-то момент случайно подвернулась под руку. И все эти нежные взгляды, и касания рук, и прогулка по ночному городку, и тот умопомрачительный поцелуй — всё это предназначалось не ей. Поэтому каждый раз его злость и отчуждение брали верх. Дело не в том, который Дэн настоящий. Дело в том, кого он видел перед собой — свою погибшую возлюбленную или… какую-то рыжую ведьму.       Лия вздыхала, смаргивала слезинки с ресниц и с удвоенной силой принималась за работу. Дом просто сиял, но это не приносило ей никакой радости.       Вечерами становилось совсем тоскливо. За окном ходили ходуном от ветра голые ветви деревьев и мокрые белые хлопья таяли, не долетая до земли. Заботливо укутанные Полиной розы в серых промозглых сумерках казались изломанными силуэтами каких-то одиноких существ, заблудившихся среди пустых садовых дорожек.       Иногда Лия играла на рояле. Она честно спросила разрешения у Станислава, который теперь остался за главного, и получила полную индульгенцию. «Что угодно, только не собачий вальс». Насчёт этого он мог не опасаться. В одну из своих поездок в город девушка купила целый ворох нот в букинистическом магазинчике на площади, практически на развес. Никакой системы в них не было — встречалась и классика, и современные мелодии, и музыка из фильмов, — так что Лия просто оставила только то, что ей действительно понравилось. Время от времени её приходил послушать кто-то из обитателей дома, — даже Винни неожиданно проникся, — но чаще она играла сама для себя.       Увесистый том с репродукциями прерафаэлитов переместился на её прикроватный столик. Она перелистывала его едва ли не каждый вечер: Россетти, Миллес, Хант, Моррис… Уотерхаус. Всякий раз рано или поздно книга открывалась на его «Тристане и Изольде», как будто бы там лежала невидимая глазу закладка. Лия задумчиво обводила кончиками пальцев фигуру черноволосого рыцаря на глянцевой странице. В его лице, изображённом в профиль и слегка уведённом художником в тень, ей упорно виделись знакомые черты. Увы, её собственный рыцарь выпил зелье вечной любви не с ней.       Она отчаянно скучала по нему. Убирая вещи Дэна из голубой комнаты, Лия невольно задумалась о том, как же близко он был от неё. Так близко и так недостижимо далеко — что в соседней комнате, что на другом континенте. Когда-то он был её любимым современным художником. Теперь просто — любимый. Она произнесла это слово про себя по слогам. Дэн. Лю-би-мый… Слоги падали каплями, ясно, светло и печально.       Закончив с комнатой, Лия поднялась наверх. Дверь в его мастерскую оказалась не заперта. На столе лежал лист бумаги, видимо, с последней его работой перед отъездом. Она подошла поближе и с любопытством взглянула. Прекрасная нежная акварель, мастерски выполненная: глаз сразу же отметил и композицию, и тёплый колорит, и отлично переданный свет. Что-то в модели показалось ей знакомым. Нет, не может быть! Каков нахал! Рисовать её голой — да ещё и название ставить в углу: «Солнечное утро. Лия». Маньяк. Сначала ломится в двери к приличным девушкам, а потом их рисует!       На самом углу стола лежал потрёпанный блокнот для набросков. Лия взяла его в руки и пролистала. Сначала какие-то пейзажи, местные холмы, старинные фермерские домики… Полли с цветочным горшком и лопаткой… теперь она сама, выбирающая в магазине вечернее платье — так вот что он тогда рисовал! — бегущий Котька… Тед копается в машине… наброски рук с разными инструментами… снова она, теперь только голова в разных поворотах. Он никогда не рисовал её с натуры, но тем не менее лицо было совершенно узнаваемо. Неужели он так хорошо её запомнил? Невероятно! Дальше… старое дерево с искривлёнными ветвями… опять Лия — теперь с тряпкой и шваброй… а теперь с ночнушкой… тоже мне, джентльмен!.. и на следующей странице — она же в виде ведьмы на костре. Очень мило!       Ну, пусть он пеняет на себя! Раз уж Лия добралась до мастерской в отсутствие хозяина, теперь-то она тут развернётся. Уборка в качестве маленькой мести.       Месть получилась не такой уж и маленькой — видимо, здесь никто не пытался ничего приводить в порядок едва ли не с момента постройки особняка. Зато теперь, когда все полки были тщательно вытерты от пыли, от паркета отчищены пятна краски, бумага разложена в аккуратные стопки по сортам, а подрамники — по размерам, предметы для натюрмортов вымыты и расставлены так, чтобы их все было видно, помещение выглядело совершенно по-другому. Оно не перестало быть мастерской Дэниела Ривенхарта, — Лия очень старалась увидеть и сохранить внутреннюю логику в расположении предметов, и ничего не переставляла без необходимости, — но при этом стало как-то просторнее и светлее.       Девушка устало опустилась на стул. Внезапно ей стало настолько мучительно грустно, что в горле встал комок, а к глазам подкатились слёзы. Каждый раз, когда она раньше заходила сюда, непременно появлялся Дэн… а сейчас его нет. Глупая детская надежда на чудо. Лия встала и вышла из мастерской, плотно прикрыв за собой дверь.       Ночью она проснулась. Ветер за окном практически утих, разогнав рыхлые облака, и теперь сквозь тонкую занавеску на окне белёсо светила луна. Лия села на кровати, подобрав под себя ноги. Несмотря на усталость, сон покинул её окончательно. Обычно в таких случаях ей помогала кружка тёплого молока.       На лестнице, вместо того, чтобы спуститься вниз, на кухню, она, повинуясь внезапному порыву, пошла совершенно в другом направлении. Ночью всё казалось призрачным и нереальным, как во сне, поэтому сейчас Лия сделала то, чего ни за что бы не позволила себе днём.       Она зашла в спальню Дэна, кивнув белеющей в углу статуе, как старой знакомой. Зажгла лампу возле кровати — уютный жёлтый свет разгонял темноту и успокаивал. Сейчас Лия чувствовала себя персонажем в чужом сне, делающим всё, что заблагорассудится. Она подошла к шкафу и вытащила с полки одну из футболок Дэна. Судя по тому, что она лежала комком поверх всех остальных, он надевал её как раз перед отъездом.       Она прошла обратно и села на краешек кровати. Потом легла прямо поверх покрывала и свернулась клубком, уткнувшись носом в мягкую ткань футболки, всё ещё слабо хранившую его запах. Слёзы сами тихо бежали из глаз — она и не думала их останавливать.       Вскоре Лия заснула.