Яблоневый сад.

На следующий день вопреки прогнозам Волкова Сергей не лежит безвылазно в кровати. Он нехотя завтракает, кутается в теплые, чуть ли не зимние вещи и выходит во двор. Сидя на лавочке рыжий постепенно проваливается в дремоту. Ему жарко- это поднимается температура, но шарф и свитер он не снимает. Из дремоты на свежем прозрачном осеннем воздухе его выводит головная боль, сначала слабая, потом начинает усиливаться. К моменту, когда Разумовский подходит к читающему в кресле с чашкой крепкого чая в руке Волкову, от нее хочется выть. Но Серый только подскуливает, садясь в кресло напротив. —Ты убитый какой-то —Волк поднимает глаза и смотрит на рыжего с озадаченностью. — Что -то болит? Давай-ка температуру посмотртм. —Да нет. Голова болит. А в аптечке, наверно, ничего нет. — А ты смотрел? В ответ - тихое отрицательное мычание. Олег не находит таблеток, посылает за ними домработницу в аптеку, то бишь достаточно далеко, учитывая факт, что они живут не в центре, а за городом. Подумать только, в столь обеспеченном доме и нет таблеток от головной боли. Даже банального анальгина. —Серый, я сколько раз тебе про аптечку говорил? —Не начинай. И так плохо, без твоих нравоучений. Олег подходит к другу, кладет ему прохладные ладони на виски, стоя за спиной Разумовского. Тот сперва морщится, но потом расслабляется, ибо боль неожиданно пошла на убыль. — Как ты без меня вообще выжил? Интересуется Олег, смотря на рыжую макушку. —Сам не знаю. Как-то. Магия вне Хогвартса! Сквозь остатки головной боли усмехается "Гражданин", а затем чувствует легкое прикосновение к своей макушке Волчьих губ. Он больше чем уверен, что боль уйдет раньше, чем привезут анальгин. Снова закрывает глаза и ждет чего-то непонятного. На сей раз тишину прорезает негромкий кашель Олега. Он убирает одну руку от головы мужчины и прикрывает кулаком рот. —Я тебя заразил походу. —Пустяк. Парацетомол же у тебя есть. Или этот, ну фигня из рекламы. Хорошая штука. —Не знаю. Должны быть. На следующий день в кровати оказывается уже Волков. И вот он -то как раз и лежит безвылазно. Точнее, вылезти он пытается, но ему не дают. Укоризненно смотрят исподлобья и цокают языком. Пичкают таблетками, глинтвейном и угрожают вызвать врача. Сережа даже не доверяет это дело домработнице, ибо Волк по любому встанет, не смотря на ее просьбы. А так он под присмотром зорких голубых глаз, которые к концу дня уже сами слипаются. Разумовский проваливается в дремоту рядом с беспокойно спящим Олегом, приютясь на краешке его постели. Сон был спокойным, но сама ночь выдалась на редкость холодная для конца сентября. Олег проснулся от того, что к нему жались и утыкались холодным носом в его горячее плече. Температура 38.2. Ему не было холодно. —"Не хватало еще и тебе повторно слечь"— думает наёмник, когда укрывает друга и сожителя одеялом. Тот жмется во сне поближе к теплу холодными руками и Олегу становится легче переносить жару. Он снова закрывает глаза, и, сухо кашлянув, снова засыпает. Утром так же холодно. Но не под одеялом. Особенно если лежишь в обнимку с телом с повышенной температурой, особенно если это тело тебя еще и обнимает, кутая во второй слой одеяла. По этому Сергей только высовывает нос из темной духоты, продолжая нежится в тепле, но дышать уже свежим воздухом. Открывает он глаза только минут через пять, когда это самое тело содрагается приступами кашля. Рыжий вздыхает, но не решается будить Олега, что бы тот сходил прополоскал горло и принял лекарства. Пусть спит, пока спится. Да и лень. Слишком уютно так лежать в утреннем сероватом свете первого дня октября. —Доброе утро —Слышится откуда-то снизу, когда Олежа открывает глаза, которые по началу отказывались открываться от слова совсем. —Доброе. Голос наёмника сиплый и тихий, и это не ото сна. Разум нехотя выбирается из дружеских объятий, которые совершенно его не смущают, и пинком поднимает несчастного Олега, отправляя его в ванну. Сам же наводит чай, старается сделать так же, как делал ему Волк. Это получается не шибко хорошо, и ложка падает в щель между плитой и столешницей. Рыжий злится, ему досадно и обидно. Вроде такая мелочь, но мужчина со злостью отшвыривает в раковину вторую ложку. Та жалобно звякает о дно и замирает. — Не психуй ты так. Со всеми случается. Рука Волкова приобнимает друга за плечи, но все это мало помогает, ибо Сережа разворачивается с таким же обозленным на все и вся лицом, смотрит на по-зимнему одетого Олега в свитере и с шарфом. У него усталые больные глвза, но в них спокойствие и доброта, которая появлялась только в такие редкие моменты, когда рядом был Сережа. Не Сергей Разумовский, не Гражданин, не кто бы там еще ни был, а именно Сережа. Сережа, которого он знал. Который любит рисовать воображаемые миры и существ, который кусает губы когда думает или нервничает, который смотрит огромными голубыми глазами так жалобно, что можно сделать все что угодно, а потом эти-же глаза лукаво ухмыляются маленькой победе. Олег смотрит в на сей раз подернутые обидой и злостью на самого себя глаза, и, то ли так действует температура в 39.0, то ли просто все это давно перешло элементарные грани, но он чувствует привкус лимона, смешивающийся со вкусом соли и мятной зубной пасты, мягкость и требовательность чужих губ на своих. И не чувствует ни капли стыда, когда крепче обнимает мускулистые плечи, на которых покоился домашний халат, когда чай опять проливается на пол со звоном разбитой кружки, а руки скользят по мокрой столешнице. —Мы побъем весь твой сервиз. Замечает уже опосля Волк, глядя на Серого с ожиданием всего возможного и невозможного. —У меня их дофига и этот не самый лучший. Фыркает Рыжий, которого, похоже, не особо волнует мораль происходящего как и битая посуда. Он чуть закусывает свою нижнюю губу, а потом говорит, не глядя в глаза наёмнику. —Мята с солью не самое лучшее сочетание. Тот лишь пожимает плечами, отходя от рыжеволосого и заново стая чайник. —Другого пока что нет. —Ничего, я подожду.