Пепел и пыль

Совет прибыл ранним утром и не в полном составе. По словам Лены, общее количество членов в Совете — девять: нечетное, чтобы можно было принимать решения при помощи голосования. Сам состав обновляется редко — только после чьей-то смерти. Такого понятия, как отставка, у них и вовсе нет: если ты однажды удостоился чести стать членом Совета, то, будь добр, сохрани это право за собой до самого конца. Провести моё посвящение прибыли трое: низкорослая женщина с седыми прядями в пышной копне каштановых волос и выкрашенными в красный губами по имени Моника, Ларион — мужчина с ярко-зелёными глазами и ямочкой на подбородке, и светловолосый Илья, отличительной чертой которого является огромным шрам от ожога, покрывающий шею и часть правой щеки. Все члены Совета облачены исключительно в чёрное. Одежда — не классика, какую носят Дмитрий и Лидия, и не уличный стиль, какой предпочитает Ольга. На них что-то явно не из нашего мира: рваные плащи, брюки с многочисленными ремнями и креплениями, кофты с высоким горлом, полностью скрывающим шею. Я вижу членов Совета впервые, когда спускаюсь на завтрак. Молча, они проходят мимо меня, оставляя за собой шлейф из странного земляного запаха. Когда мы на короткое мгновение равняемся, я даже замираю. Совет — не просто стражи. Они лучшие. Мудрейшие. Сильнейшие. Представить сложно, через что они успели пройти за долгое время своей службы, и против каких врагов им пришлось сражаться, чтобы защитить нас — людей в неведении. — Сколько лет Илье? — спрашиваю я у Виолы. Именно она по моим описаниям заочно представила мне членов Совета. — Он ведьмак, — говорит Виола. — А их возраст предсказать сложнее, чем погоду. — Я слышал, что ему восемьдесят, — отвечает Бен. Я сижу в комнате «Альфы» — пришла сюда сразу после завтрака. Ваню не видела с самого подъёма, что наводит на мысль о старательном игнорировании меня. — Ему может быть и сто восемьдесят, — парирует Виола. — И тридцать. Она вызвалась сделать мне причёску, и хотя я не очень люблю все эти косички, всё же разрешила ей немного «поиграть в парикмахера». — А твоему Власу сколько лет? — спрашиваю я. То, что парень Виолы — ведьмак, я запомнила сразу. — Двадцать один. — Уверена? — Ну, паспорт я у него не спрашивала, — раздражённо бурчит она. Я чувствую резкую боль в затылке и прошу Виолу быть повнимательнее, если она не хочет, чтобы мой скальп остался у неё в руках. — Извини. И вообще-то, он не мой парень! — Да, — подтверждает Бен. — Я тоже так говорю всем девчонкам, с которыми сплю. Только вот они, почему-то, обижаются. — Ты отвратителен! — Я снимаю с себя кроссовок и кидаю в Бена, но промахиваюсь: он успевает исчезнуть за дверью, ведущей в коридор. А кроссовок с грохотом ударяется об стену. — Влас правда не мой парень, — говорит Виола извиняющимся тоном. — В смысле, я бы очень хотела, чтобы он им был, но мама с папой не позволят мне встречаться с родственником одного из самых опасных магов. — Да уж, — киваю я. — С подобной биографией с родителями знакомиться не придёшь. — Тем более, с моими. Ты бы знала, какие они снобы по части чистоты крови. — А я уже слышала о Лизе с Рэмом. Печально. Виола ничего не отвечает. Некоторое время она молча перебирает мои волосы, пропуская между пальцев. Когда заканчивает плести, перевязывает их белой шёлковой лентой. — Мне так больно смотреть на то, как Рэм мучается, — говорит она, легонько толкая меня в спину, как бы говоря: «Я закончила, можешь вставать с пола». Я поднимаюсь, отряхиваю зад и сажусь на кровать рядом с ней. Сегодня на мне всё белое, и из-за этого я чувствую себя не в своей тарелке: ни к чему не прислониться, ничего не коснуться — вдруг испачкаюсь раньше посвящения. Белое — как метафора того, что пока я не принадлежу ни одному из направлений. — Он любит её? Виола кивает. — Очень. Мы же двойняшки, и понимаем друг друга без слов. Рэм всегда был популярен у девчонок из-за своей внешности, но никогда ни с кем не встречался. Девчонки вешались на него, а он … ждал Лизу всё это время. И те два месяца, которые они встречались… — Виола закрывает глаза и улыбается. — Боже, я брата никогда в жизни не видела таким счастливым! Он светился изнутри! Знаешь, ему ведь всё равно на то, что отец Лизы оборотень. И даже если бы ген, передавшийся ей, хоть как-то проявился, он бы всё равно от неё не ушёл. — То есть, Лиза совсем не оборотень? — Нет, несмотря на то, что Амадеус — альфа. Можно сказать, что Лиза лишь на 2 процента волк и на 98 процентов человек. Максимум, который она получила — редкие головные боли. — И ваши родители всё равно против? — Настолько, что у мамы чуть вена на шее не лопнула, когда Рэм привёл Лизу к нам в гости. С тех пор с предками он не разговаривает, даже все вещи свои перевёз сюда, в штаб. Но с Лизой всё равно не встречается — за неё боится. Мало ли что. Подобное поведение родителей Виолы и Рэма кажется мне ужасным. Я сразу вспоминаю слова Дмитрия о том, какой непонимающей оказалась моя мама. Но её я могу хоть как-то оправдать гиперопекой над своим любимым и над ребёнком, а тут… И вроде то же самое, но как-то по-другому. В дверь раздаётся одинокий стук. После Виолиного: «Войдите», она приоткрывается, и в небольшую щель свою голову просовывает Нина. — Готова? — спрашивает она. Я встаю. — Да, — выходит как-то неуверенно. Я повторяю ещё раз: — Да. Готова. — Отлично, — она широко распахивает дверь и манит меня. — Надеюсь, ты сделаешь правильный выбор. Нина ведёт меня в общую гостиную. Возле двери она желает мне удачи и быстро ретируется в неизвестном направлении. Я гляжу на дверную ручку, а у самой в голове мысли вроде: «Если я сейчас сбегу, кто-нибудь это заметит?». Да, я твёрдо решила, что останусь, но ведь и право на крошечное сомнение имею. Такое, в стиле: «Мне ведь, вроде, не хочется умирать раньше двадцати от рук какого-нибудь чупакабры из другого мира!». Переминаюсь с ноги на ногу, сжимаю в пальцах край белоснежного свитера. В животе неприятное чувство, а овсянка, съеденная на завтрак, так и просится наружу. Облизываю губы. Во рту сухо, как в жаркой пустыне. Круглый ворот свитера душит, я машу ладонью перед лицом, поднимая лёгкий ветерок. Я ведь совсем не такая сильная, какими являются здешние ребята. Лишь вопрос времени, когда я совершу свою первую ошибку и обреку на провал не только себя, но и тех, с кем придётся работать... Так, хватит! Я легко бью себя по щекам, хватаюсь за дверную ручку. Выдыхаю. И поворачиваю её. В общей гостиной темнее, чем я помню. Окна плотно зашторены, но из-за раннего времени свет всё равно проникает в помещение. Если Совет пытался навести таинственную атмосферу, то их план явно провалился. — Проходи, — говорит мужской голос. Я поворачиваю голову и замечаю членов Совета. Они стоят возле книжных стеллажей, и, как мне кажется на первый взгляд, вид у них скучающий. Закрываю за собой дверь и прохожу в центр комнаты. Они молчат, я — подавно. Может, они ждут от меня чего-то? Чёрт, почему я подробнее не расспросила о процессе посвящения у Виолы? — Значит, ты дочь Дмитрия? — вдруг спрашивает Моника. Она первая делает шаг мне навстречу. У Моники приятный голос. Если закрыть глаза, можно представить перед собой голливудскую диву восьмидесятых годов. — Да, — киваю я. Моника щурится. — Ты очень на него похожа. — Знаю. Мама из меня это сходство всегда хотела ремнём выбить. Закончив, я издаю нервный смешок. А когда понимаю, что именно сказала, мне хочется убить себя на месте. Пора бы уже запомнить, что стоит держать рот на замке в моменты волнения. Всё равно ничего хорошего из него не вылетает. — Что с твоим лицом? — Ларион хмурит и без того слишком низко посаженные брови. — Упала с лестницы. — Упала с лестницы? — будто не расслышав, переспрашивает Моника. Я киваю. — С той, что ведёт в тренировочный зал. Там кто-то что-то пролил, и… Замолкаю, когда понимаю, что мой ответ всё равно не изменит уже испорченное первое впечатление. — Дай мне свою руку, — заполняя тишину своим низкий голосом, приказывает Илья. — Нерабочую. В зависимости от того, левша ты или правша. Он двигается быстро: два шага, и вот расстояние между нами уже минимальное. Я слушаюсь и протягиваю левую руку. Илья хватает меня за предплечье и поворачивает его внутренней стороной к себе. Тут вступает Моника. Едва я вижу, что у неё в руке что-то поблёскивает, как чувствую боль в среднем пальце. Сильно сжимаю челюсть. Не хватало ещё взвизгнуть, чтобы окончательно довести ситуацию до предела неловкости. Боль проходит вместе с тем, как Моника капает мне на палец что-то из небольшого флакончика, похожего на тот, в котором хранятся пробные экземпляры духов. Видимо, эта серебристая жидкость и есть эфир, о котором говорил Ваня. Прямо на глазах эфир смешивается с каплей моей крови, но не стекает по пальцу, а наоборот проникает внутрь. Теперь я не вижу, но чувствую: движение целого роя пчёл под своей кожей. — Не опускай её, — говорит Илья. Он больше не держит мою руку. Вместо этого, тянется к поясу, где в чёрном мешочке висит что-то, что я изначально приняла бы за термос. Но этим оказывается странный предмет, напоминающий броню для предплечий. Я даже не удивляюсь, когда Илья раскрывает его и надевает на мою руку. — Не буду врать, — произносит он, защёлкивая замочек, — ощущения не из приятных. Второй такой же обод он надевает на своё предплечье. Снова берёт меня за руку, в этот раз чуть выше локтя. Наши ободы соприкасаются по шву. В какой-то момент мне кажется, что они становятся одним целым. — Ярослава — дочь Дмитрия, рода Романовых, — произносит Илья, представляя меня перед кем-то невидимым. — Сосредоточься. — Он трясёт наши сцепленные руки. — Посмотри мне в глаза. Глаза у Ильи холодного серого цвета, почти белые. Несмотря на уродливый шрам, я не могу назвать Илью непривлекательным. Черты лица у него правильные, а здоровая кожа — без единого изъяна, вроде мелкого прыщика или морщины. Если Илья — ведьмак, то он наверняка может излечить себя, как Лия излечила мою руку. Но тут, что бы с ним ни случилось, исправить ситуацию не удалось. Может, сама магия в какой-то момент выступила в роли его противника? — Кем ты решила стать? — голос Ильи вырывает меня из размышлений. — Что ты выбрала, Ярослава? Я кусаю щёку. Мой выбор — осмысленный ли он? Хорошо я подумала? Все ли «за» и «против» взвесила? Поняла ли, насколько фатальным станет моё решение, в случае провала? Ответ один: не знаю. И так каждый раз. Вопросы множатся в геометрической прогрессии, а ответов как не бывало. Разве может быть стражем этого мира и спасителем сотни тысяч чужих жизней настолько неуверенный в себе человек? — Я… А что, если Бен прав, и страх — это лишь самовнушение, попытка избежать ответственности или оправдать свою слабость? — Да, я… Илья недовольно качает головой. Боже, Слава, скажи хоть что-нибудь, пока тебя отсюда не выгнали! — Защитники! — восклицаю я слишком громко. — Я выбрала защитников! Илья едва заметно поворачивает голову назад, на своих коллег. Моника кривит губы в ухмылке, Ларион хмурит брови. — Хорошо, — произносит Илья. — А теперь слушай внимательно и повторяй за мной. Слово в слово. Это крайне важно. Я киваю, мол, поняла. Меня не на шутку начинает потряхивать. Могу лишь надеяться на то, что Илья этого не чувствует. — Клянусь быть верной принципам штаба как своим собственным, — произносит он, предельно чётко выделяя каждое слово. — Клянусь быть верной принципам штаба как своим собственным. — Клянусь соблюдать законы и правила штаба, изучить которые станет моей прямой обязанностью. — Клянусь соблюдать законы и правила штаба, изучить которые станет моей прямой обязанностью. Клятвы напоминают о маминых попытках привлечь меня к её еженедельным воскресным походам в церковь. Однажды я сказала, что боюсь ступить на порог и самовоспламениться, и она, хоть и обиделась, но тут же бросила эту затею. — Клянусь защищать тех, кто будет в этом нуждаться, несмотря на цену, которую придётся заплатить. — Клянусь защищать тех, кто будет в этом нуждаться, несмотря на цену, которую придётся заплатить. Чувствую жжение под металлическим ободом. С каждым произнесённым словом, оно становится всё сильнее. — Клянусь сражаться до последней пули, последнего удара, последнего вдоха. — Клянусь сражаться до последней пули, последнего удара, последнего вдоха. — Клянусь охранять человеческий мир от других, враждебно настроенных. — Клянусь охранять человеческий мир от других, враждебно настроенных. Понимаю, что ещё немного — и мне уже будет не до клятв. Всё перед глазами плывёт настолько, что я почти не различаю стоящих позади Ильи Монику и Лариона. — Клянусь убивать только тогда, когда не будет другого выхода. — Клянусь убивать только тогда, когда не будет другого выхода. — Клянусь быть бесстрашной и самоотверженной, сильной физически и стойкой духовно, совершенствовать свои умения и всегда стремиться быть лучше. — Клянусь быть бесстрашной и самоотверженной, сильной физически и стойкой духовно, совершенствовать свои умения и всегда стремиться быть лучше. Начинает зудеть не только предплечье. Это странное ощущение разрядом тока поступает в каждую клеточку тела. Мне хочется разбежаться и удариться головой об стену, лишь бы прекратить всё это. Глаза закрывать нельзя. Я щурюсь, фокусирую взгляд на лице Ильи. — Клянусь использовать по назначению доверенную мне силу, эквиваленту которой является чистая магия. — Клянусь использовать по назначению доверенную мне силу, эквиваленту которой является чистая магия. — Клянусь именем Авеля — первого стража, чья кровь была пролита за мир, — что стану достойным преемником былой славы своих предков. — Клянусь именем Авеля — первого стража, чья кровь была пролита за мир, — что стану достойным преемником былой славы своих предков. И вдруг всё проходит, и вместо боли я ощущаю внезапный подъём сил. Сейчас дайте мне любые горы — и я сверну их одной правой. — Поздравляю, Ярослава, — произносит Илья. Он снимает с моего запястья обод. От кисти и до сгиба локтя красным горят символы на неизвестном мне языке. — Через пару дней они станут почти прозрачными и будут проявляться только при необходимости использовать эхно или при определённом угле освещения, — говорит Ларион. Он отходит к столику и берёт в руки зелёную мантию с коричневыми капюшоном и оборками по шву вдоль кроя. Сине-чёрная и жёлто-красная остаются одиноко лежать. Ларион передаёт мантию Монике. Она — Илье. Илья, в свою очередь, накидывает мантию мне на плечи и застёгивает маленький крючочек впереди, чтобы она держалась. — Теперь ты защитник, — произносит Моника. Интересно, кем были сами члены Совета в своё время? — Клятва поможет тебе постигать любые азы боя, а также владения оружием, — говорит Илья. — Она поможет улучшить стратегическое и тактическое мышления, подарит тебе необходимую уверенность и стойкость. Будь готова к тому, что теперь ты совершенно другой человек. Я вглядываюсь в символы. Касаюсь их пальцами. — Хранители передадут тебе свод законов и правил, его нужно будет проштудировать и запомнить. Важно следовать каждому пункту. Я киваю, не сводя взгляда с руки. Сжимаю и разжимаю кулак. Интересно, стражи всегда чувствуют эту вибрацию под кожей? — С этого момента, ты обязана носить только одежду форменного цвета и посещать плановые и внеплановые тренировки в любое время суток. Правила, правила, правила. Я едва улавливаю слова Ильи. Сейчас меня больше интересует практическая часть; не терпится применить новообретённую силу в деле. — Эй. Горячие пальцы поднимают моё лицо за подбородок. — Может, она и дочка Дмитрия, но ведёт себя как все новички, — произносит Моника. Она подходит к Илье и кладёт ему ладонь на плечо. — Отпусти её уже. — Но нужно… — Она, как и все, разберётся по ходу дела. В первый раз, что ли? Илья закатывает глаза, но отступает. Последние слова, которые я получаю от членов Совета, произносит Ларион: — Ты можешь не знать всех правил, главное, помни, что это не освобождает тебя от ответственности. Я выхожу в коридор. На этаже тихо. Во мне бурлит столько энергии и уверенности, что я, не раздумывая, бегу по лестнице на четвёртый этаж. Нам с Ваней нужно во всём разобраться. В конце концов, что самое плохое может произойти? Ну, уйдёт он, хлопнув дверью — что с того? Я ведь не собираюсь заставлять его называть меня своей сестрой! Мы просто поговорим. Даже в нашей ситуации это не противозаконно. Но в лаборатории я нахожу Лену, Виолу и других хранителей, познакомиться с которыми ещё не успела. Вани тут нет. — Слава! — первой меня замечает Виола. Она взмахивает руками, и добрая половина красной жидкости выплёскивается из пробирки, которую она держала, на белый халат Лены. — Смотри-ка, на тебе зелёное! Поздравляю! Я бы обняла тебя, но тут, сама понимаешь, — она поднимает пробирки над головой. — Мы, кажется, на пороге открытия! Разве это не круто? — Я даже не удивлена, — произносит Лена, оглядывая меня. — Если бы ты выбрала что-то другое, это была бы трагедия. — Замолчав, она опускает взгляд на расплывающееся пятно на своём халате и недовольно качает головой. — Прямо как вот это. — А Ваня где? — спрашиваю я. — Не видела его с самого утра, — отвечает Виола. Она-то, может быть, и не видела, а вот Лена… Подозрительно она как-то брови хмурит. — Он с Беном, — словно прочитав мои мысли, говорит Лена. — С Беном? — Да, они.… В общем, тебе лучше отыскать их самой. Если расскажут — хорошо. А я больше ничего не скажу. Вылетаю из лаборатории и бегу вниз. Успеваю достигнуть первого этажа, когда в кармане штанов вибрирует телефон. — Даня? — отвечаю я, притормаживая и не доходя до металлической лестницы, ведущей в тренировочный зал, пару шагов. — Ты не в школе? — Нет. А тебе, где бы ты сейчас ни была, лучше вернуться домой. Голос у него взволнованный. Слышу, как на заднем плане кто-то разговаривает на повышенных тонах. — В чём дело? — Утром к нам припёрся какой-то мужик, который, впоследствии, представился маминым бывшим мужем. — Что? — Да-да, ты не ослышалась. — Не Дмитрий, случаем? — Угадала. Я едва не роняю телефон. — И что он сказал? — Не знаю, — Даня тяжело вздыхает. — Но матушка рвёт и мечет. Они орут друг на друга уже который час. Никогда бы не подумал, что так долго вообще можно о чём-то спорить. О чём думал Дмитрий? На что рассчитывал? На счастливое воссоединение семейства? — Эй, коротышка! Оборачиваюсь. Бен идёт ко мне со стороны внутреннего дворика. На нём полное вооружение: за спиной рюкзак и арбалет, на нагрудной части комбинезона в специальных креплениях красуются кортики. Кожаные перчатки, ветровка. Вместо привычной кепки — камуфляжная бандана, повязанная полоской. — Защитник, хах? — Бен прыскает в кулак. — Даже не знаю, поздравить или посочувствовать. — Дань, погоди, — говорю в трубку. Зажимаю динамик ладонью и обращаюсь к Бену: — Лена сказала, что Ваня с тобой. — Уже нет, — Бен машет себе за спину. — Ваня с Полиной заканчивают со сборами на складе. Мы уходим. — Куда? — За Марком и Сашей. — А что капитан? Бен пожимает плечами. — Его весь день нет в штабе. Татьяна сказала, что всё сама ему объяснит. — И надолго вы? — Пока не найдём обоих. — Он поправляет лямки рюкзака и язвительно добавляет: — Или ты думала, мы на отдых едем? Я цокаю языком. Подношу телефон к уху и слышу, как Даня в ожидании меня напевает в трубку какую-то ерунду. — Ладно, я … — Бен прочищает горло. — Мне нужно забрать кое-что из тренировочного зала, а потом выдвигаться. Удачи тебе, коротышка. Теперь мы с тобой перестанем общаться, ведь я крутой член оперативной команды, а ты просто рядовой страж, так что предлагаю без лишних сантиментов попрощаться уже сейчас. Он проходит мимо, хлопает меня по плечу. — Бен! — окликаю его я. Он оборачивается. — Я попросила подругу помочь с поиском парней. Ту, что вчера приходила вместе с моим братом. Помнишь? Бен щурится. — У меня отвратительная память на лица. Она рыжая? — Блондинка. — А-а-а, такая в синем лыжном костюме? — В лыжном… Боже, Бен, ты издеваешься? Он хихикает и бегом пускается по ступенькам. — Я просто хотела попросить, чтобы вы и её забрали оттуда! — кричу ему вслед. — Я не прощу себе, если с ней что-то случится по моей вине! Шаги прекращаются. Скрипит лестница, я вижу, как шатаются перекладины. — Ты отправила свою подругу одну в Огненные земли? — Она ведьма. — Из местного ковена? — Нет, из «Белой розы». — Она хоть раз была там раньше? — Я… не знаю. — В таком случае, тебе лучше прикупить что-нибудь чёрное. — Зачем это? — Потому что твоя подруга — труп! Я с силой сжимаю телефон в руке. Едва сдерживаюсь, чтобы не кинуть его в стену. — Когда найдёте Марка, скажи ему, что нужно забрать Лию. Он точно помнит, как она выглядит, потому что она ему понравилась. В ответ долгое время ничего не раздаётся. Я выжидаю. — Хочешь пойти с нами? — вдруг прилетает вопрос, которого я ну совсем не жду. — Что? — Ты слышала. Не заставляй меня повторять дважды. И снова тишина. Спустя некоторое время я почти уверена, что Бен уже где-то в конце зала, собирает свои вещи и совсем меня не слушает. Поэтому не отвечаю, отхожу подальше от лестницы и возвращаюсь к разговору с Даней. — Что Дмитрию надо? — О! — выдыхает Даня. — Наконец! А чёрт его знает, я с ним не разговаривал. Даже если бы хотел, мама своим криком не дала бы мне и слова вставить. Ты придёшь? — Не знаю. — Ну так думай быстрее, — доносится со стороны лестницы. Бен поднимается. В его руках меч, которым я пыталась воспользоваться лишь единожды. Он протягивает его мне. — Разве это не нарушает какой-нибудь закон или правило? — уточняю я. — Разумеется, — кивает Бен. И улыбается. — Алло, приём, Слава! — крик брата в трубке заглушает мои мысли. — Да, я тут! — Тогда я повторюсь: в каком это смысле ты не знаешь? Я тут один выслушивать это не собираюсь… — Тогда иди в школу, Дань! — Сама не понимаю, почему кричу. — Прости, — тут же добавляю я. — Просто тут столько проблем… — Ну да, новая жизнь. На старого брата уже плевать, да? — Не смей так говорить, — произношу сквозь зубы. Бен начинает перебрасывать меч из одной руки в другую. — Всё с тобой понятно, — бросает Даня. И тишина. Абонент прервал вызов по причине того, что он — невообразимая истеричка. — Я полагаю, проблема твоего сомнения устранена? — с этими словами Бен кидает мне меч. Зря. Все игры с мячом в школе проходят мимо меня не только из-за проблем с пинанием и бросанием, но и, в большинстве своём, из-за проблем с ловлей. Я по привычке зажмуриваюсь, выставляя руки перед собой, чтобы защититься от удара, но… чувствую в своих пальцах шершавую поверхность ножен. Меч у меня в руках, а я даже не прилагала никаких усилий! — Это… как? — всё, что могу из себя выдавить. — Это так, — произносит Бен. Подходит ближе, закатывает рукав моей мантии и тычет пальцем в моё предплечье. Клятва. — Я поймала! — Я видел. — Нет, Бен, ты не понимаешь! Я поймала! — Господи, да на, — он изворачивается и достаёт из бокового кармана рюкзака конфету. — Поздравляю. — Я тебе что, дрессированная собака? — я морщу нос. Но конфету всё-таки беру и сую в карман. — Шоколадная хоть? — Я, может, и плохой человек, но не настолько, чтобы угощать людей карамельками. С этими словами, Бен идёт в сторону выхода во внутренний домик. Видимо поняв, что я за ним не следую, он оборачивается у двери. — Ну? — его брови ползут вверх. А у меня в одной руке телефон, в другой — меч. И нужно бы перезвонить Дане, спокойно с ним поговорить, возможно, даже поехать домой и разобраться, чего это Дмитрий себе возомнил, но на другой чаше весов Лия, и я понимаю, что, коснись чего, ребята ни за что не поставят её жизнь в приоритете. В отличие от меня. — Слушай, коротышка, я уговаривать не стану. Я быстро набираю Дане смс, перебрасываю меч за спину. — И не надо. Только мне бы переодеться. — Разумеется, — кивает он. — Я бы и сам с тобой никуда не пошёл, пока ты в таком наряде. На улице Бен отправляет меня к складу, где ещё должны быть Полина с Ваней. Но когда я вхожу, вижу только оставленный включённым свет. Чтобы не терять время, решаю в этот раз сама заняться своим внешним видом. Иду в секцию с вещами защитников, беру первое, что бросается в глаза: камуфляжные штаны на резинке, коричневую майку, ветровку. Выбираю кроссовки полегче, расплетаю косу и собираю волосы в небрежный пучок. Белую одежду осторожно сворачиваю и оставляю на одной из пустых полок вместе с зелёной мантией и старыми кроссовками. Последними зачем-то подхватываю солнцезащитные очки. Уже на выходе сталкиваюсь с Полиной. — Эй! Посмотри-ка на себя, какая красавица! — она обнимает меня за плечи. — Поздравляю! — Спасибо, — я отвечаю улыбкой. — Бен сказал, что ты отправишься с ними, — добавляет она шёпотом. — Может, не стоит? Я качаю головой. Лишние сомнения с моей стороны сейчас в лёгкую раскачают эти дурацкие весы, на чашах которых два моих самых дорогих человека. — А она что тут делает? — как гром среди ясного неба раздаётся Ванин голос. Он выглядывает из-за Полининой спины. — Привет, Вань, — я стараюсь вести себя как обычно, но ответа мне не поступает. Мы отходим от склада, туда, где уже стоят Бен с Ниной. Там Ваня повторяет свой вопрос. — Она с нами, — ему отвечает Бен. — Итого, четырнадцать, — констатирует Ваня. — Четырнадцать чего? — Четырнадцать правил мы собираемся сейчас нарушить. Бен фыркает и вместо того, чтобы успокоить Ваню, игнорирует его просьбой к Полине принести ещё один рюкзак. — Защитница! — довольно восклицает Нина, толкая меня в плечо. — Поздравляю! — Спасибо. — И я рада, что ты решила пойти с нами. — Я тоже. — А я — нет, — вмешивается Ваня, старательно избегая моего взгляда. Полина возвращается со склада и помогает мне надеть рюкзак, уже на него прицепить ножны. Затем в ход идёт нарукавник. Он защёлкивается на предплечье, как и обод для клятвы, но совершенно не чувствуется. Точнее, чувствуется, но как её часть: как шрам, родинка или татуировка — словно так и должно быть. Нина показывает, куда нажимать, чтобы включить. Говорит, что дальше я разберусь сама, и что это не сложнее, чем новый мобильник. Их с Беном нарукавники уже давно красуются на предплечьях. Прощаемся с Полиной и быстро покидаем территорию штаба, пускаясь вниз по небольшому холму. Ныряем за дальний ряд гаражей. Отсюда до моста бежим трусцой. Впереди всех, разумеется, Бен. Нина старается держаться на одном уровне со мной, но я ещё не тренирована и не могу держать её темп, поэтому вскоре она присоединяется к Бену. Ваня плетётся позади. Телефон в заднем кармане штанов, куда я сунула его, когда переодевалась, с каждым шагом в сторону моста кажется мне всё тяжелее. Он напоминает мне о разговоре с Даней. Не знаю, правильно ли поступаю. Не уверена, что вообще существует это злополучное «правильно». К мосту подбегаем спустя минут десять. Бен притормаживает у крайней балки, Нина чуть дальше, проходя по мосту и осматриваясь. Я полностью доверяю им любые дальнейшие действия. Сейчас эти двое единственные, кто точно знают, что делают. — Ладно, — произносит Бен. Мы подтягиваемся к нему поближе. — Пока мистер Зануда не начал свою лекцию, — Бен кивает на Ваню. Тот надувает губы и демонстративно отворачивается. Но не уходит. — Я быстренько объясню всем, куда именно мы сейчас идём. Бен встаёт вполоборота и указывает на мост. Я вглядываюсь, даже прищуриваюсь, но ничего не вижу. — Она прозрачная, — поясняет Бен усталым тоном. — Ты едва увидишь ещё даже если встанешь вот на таком, — он неожиданно выставляет перед моим лицом ладонь, едва не касаясь кончика моего носа, — расстоянии. — Не правда, — встревает Нина. — Ты же воду видишь, хотя она тоже прозрачная, умник. — Ларионова! Я, может, коротышку хотел дезинформировать, а ты всё испортила! — Ага, и с моста под шумок не в том месте скинуть, — Нина качает головой. — Не слушай его, Слав. — А вы уже это делали? — Защитникам разрешено посещать другие миры только при наличии приглашения или разрешения местных властей, — вставляет Ваня. — То есть, в основном, исключительно в экстренных ситуациях. — Не начинай, — морщится Бен. — Уж лучше послушать Ванину занудную правду, чем соскребать с ушей твою лапшу, — говорит Нина. — Может, просто сделаем это? — предлагаю я. Бен приподнимает брови. Я прямо-таки вижу, как в его голове рождается очередная глупая шутка, но Нина опережает его тем, что даёт нехилый подзатыльник. — Пойдём, — она хватает меня за руку и тянет к краю моста. — Врать не буду, лично я ни разу нигде не была. — Мы останавливаемся за несколько шагов до обрыва. Торчащие металлические штыри наводят на меня ужас. — Видишь? — Нина указывает куда-то пальцем. Я вытягиваю шею. — Куда смотреть? — Где-то ближе к правому краю. — Тут ничего нет. — Ты недостаточно стараешься! Она подталкивает меня в спину, но я не сдвигаюсь с места ни на шаг — только сильнее наклоняюсь вперёд. И наконец замечаю. Нина была права — это как смотреть на воду через прозрачный стакан. Лёгкой волной у самого края идёт едва заметное глазу пятно размером около двух метров в ширину и в два раза больше в высоту. Двухмерное нечто, от которого даже с моего места веет чем-то… нечеловеческим. Я поёживаюсь. — Ну что, поехали? — спрашивает Бен. Он разбегается, мчится прямо к краю пропасти. Я с трудом заставляю себя не зажмуриться и вижу, как он исчезает где-то по ту сторону. — Я что-нибудь почувствую? — Смотря где приземлишься, — на помощь снова приходит Ваня. Он всё ещё злится на меня — это я вижу по скупому взгляду, которым он меня одаривает. — Из-за того, что призма меняется, порталы каждый раз открываются в новом месте. Он снимает одну лямку рюкзака. — У меня есть карта, где отмечены… — По-моему, сейчас не время, — вмешивается Нина. С этими словами она повторяет махинации Бена. В этот раз я внимательно слежу за каждым движением и запоминаю, откуда лучше стартовать и куда себя направлять. — Может, вместе? — предлагаю я. Не знаю, как насчёт него, но мне и правда так будет легче. Ваня молча качает головой. — Ладно. — По крайней мере, я попыталась. — Тогда встретимся на той стороне. Потираю ладони, мысленно представляю, как прохожу сквозь призму и оказываюсь по ту сторону. Беру для разбега чуть больше пары метров. В последний раз проверяю, удобно ли сидит рюкзак. И когда уже почти срываюсь с места, Ваня выпадает в сторону и перекрывает мне дорогу. — Стой! — восклицает он. — Не думаю, что смогу… один. Я киваю, совершенно не меняясь в лице, хотя внутри более чем удовлетворена. Ваня встаёт рядом со мной. Мы переглядываемся. Последнее, что помню, прежде чем темнота поглощает меня — это громкий Ванин крик и его пальцы, пытающиеся поймать мою руку.