***
— Слава… Слава! Хочу открыть глаза, но не могу — настолько тяжелы веки. Вязкую тишину разрывает шепчущий моё имя голос, но мне никак не обозначить себя в ответ. Даже на то, чтобы пошевелить конечностями и понять, что руки связаны за спиной, а ещё что-то давит на лодыжки, уходит целая вечность. — Коротышка! Открой глаза. Посмотри на меня! Волнение в голосе Бена никак не улучшает ситуацию. В конце концов, я заставляю себя успокоиться и открыть хотя бы один глаз. Я в незнакомом мне доме. Опускаю глаза на свои вытянутые вперёд ноги. Тем, что давит на них, оказываются тугие верёвки. Руки тоже связаны, только за спиной. А ещё, кажется, с чем-то соединены: то ли с батареей, то ли с металлической частью мебели. Так или иначе, когда я подаюсь вперёд, чувствую сильное давление на запястьях. — Окей, — выдыхает Бен, когда я перевожу на него взгляд. Он сидит в такой же позе в противоположном углу между камином и здоровенным деревянным буфетом. По его лицу спускается струйка крови: начинается с волос, проходит меж бровей, обходит нос, касается уголка губ. — Ты жива, — кивает он. — Ты тоже, — произношу с трудом. Нормально говорить мешает онемевшая челюсть. Но, что странно, она не болит. Как и плечо. Опускаю взгляд на сгоревший рукав, но вместо ожога вижу чистую розоватую кожу без единого изъяна. Даже крохотный шрам, оставшийся после неудачного падения ещё в детстве, исчез. — Где мы? — Угадай с трёх раз, — Бен поворачивает голову и сплёвывает на пол. — И два уже было. — Тот парень украл нас? — Я бы выразился иначе, но смысл ты уловила. Бен дёргается всем телом, пытаясь ослабить верёвки на ногах и руках. Я повторяю его примеру, но становится только хуже. — Вам лучше прекратить вертеться, — говорит голос. Его обладатель выходит из-за угла спустя секунду. В этот раз капюшон фиолетового плаща болтается за спиной, и я наконец знакомлюсь с Власом лицом к лицу. Удивительно, но вместо демонически чёрных глаз, которые я представляла, на меня смотрят голубые и чистые, как летнее небо над Старым мостом. Они оттеняют острые черты, придавая лицу чуть ли не ангельское выражение. — Чем сильнее сопротивление, тем туже затягиваются узлы. — Пошёл к чёрту! — Бен скалится и назло Власу снова принимается за своё. Я дёргаю руками для пробы. Это не блеф — теперь, акцентируя внимание, я чувствую, как верёвки с каждым моим движением всё сильнее перетягивают запястья. — Я не хочу причинять вам боль, — Влас проходит в комнату и замирает у дивана, схватившись за его спинку. — Не хочу, чтобы страдали мои друзья… — Нет у тебя больше друзей, — произносит Бен. Его взглядом из-под бровей сейчас запросто можно было бы убить. — Бен… — Не Бенкай мне тут! Предатель! Убийца! — Это не так… — Скажи это тем, кто умер из-за тебя! Зло пнув двумя ногами стенку буфета, Бен откидывает голову назад. Из него словно разом уходят все силы. Устремив взгляд куда-то перед собой, Бен закусывает губу. Вряд ли он произнесёт сейчас ещё хоть слово. — Тебя я не знаю, — Влас делает шаг в мою сторону. — Ты новенькая? Я коротко киваю. Влас выглядит таким… дружелюбным. Хочется вести себя как Бен, но не могу же я злиться на человека, который смотрит на меня с таким интересом! — Слава, — представляюсь я. — А ты Влас. Мне многое о тебе рассказывали. Влас, поджав губы, качает головой. — Могу себе представить. Вы получили наше сообщение? — Да. — И? Я молчу. Не знаю, стоит ли мне отвечать. — Обещаю, что не причиню тебе зла. — Влас выставляет перед собой руки. — Если бы я хотел убить вас, я бы давно сделал это, — Влас подходит совсем близко ко мне. Краем глаза замечаю движение со стороны Бена. — А вместо этого я залечил ваши раны. Разве плохие парни так поступают? Я жму плечами. Плохие парни всегда представлялись мне по-другому: зло, так в полный абсолют. Хотя, если заходить с другой стороны, то и мы не сильно-то смахиваем на пресловутых героев. — Как твоя голова? — спрашивает Влас, имея в виду, видимо, удар, после которого я отключилась. — Дядя думает, Эдгар одно из лучших его творений, но при всех своих физических и психических преимуществах, он имеет слишком скверный характер. Сказано ему было никого в плен не брать и, уж тем более, не ранить стражей… — Сразу убивать на месте, чтобы не сильно заморачиваться, да? — доносится со стороны Бена. Бен сползает по стене, на которую опирался спиной. Теперь его подбородок касается груди. Мне даже смотреть на него неудобно, не представляю, каково в такой позе сидеть самому Бену. — Я не убийца, — мягко произносит Влас. Когда он поворачивает голову в сторону Бена, чёлка падает ему на лоб. Правду говорят: подсознательно, мы выбираем в пару тех, кто, так или иначе, похож на нас. У Виолы такая же бледная кожа, разве что не иссечена тёмными шрамами, такие же чёрные как смоль волосы, такой же вопрошающий взгляд. Я легко могу представить их вместе, но совсем не понимаю, как мне смотреть на Власа и видеть врага вместо парня, который, кажется, совсем не видит в происходящем ничего плохого. — А я тебя ещё на день рождения приглашал, — бурчит Бен. — Знать бы раньше, что ты окажешься таким знатным куском г…. — Моих сил хватит, чтобы вырвать тебе язык, не подходя ближе, — голос Власа в секунду грубеет. — Не заставляй меня этого делать. — Развяжи верёвки и бейся на равных, слабак! Влас шумно выдыхает. Трёт переносицу, устало прикрывает глаза. Его губы едва дёргается, когда он тихо произносит: — Вы не сможете причинить мне вред: дядя постарался. Ни убить, ни обезвредить, ни остановить. А иначе, вы думаете, я сам не пытался?... Обрывая себя, Влас дёргает головой в неестественном движении. Снова поворачивается на меня и теперь улыбается. — Раз уж вы всё равно тут, не скажете, куда Доурина спрятала Нити Времени? Я обыскал треть страны, но так ничего и не нашёл. — Нити были в столице, — отвечаю я. — Когда ты уничтожил её, ты уничтожил и их. На мгновение глаза Власа сужаются. — Это невозможно. Я лично создавал колдовство. Состав смешанный: поисковая магия, плюс магия уничтожения. Если бы Нити Времени были там, они бы остались целы. — В отличие от тех жителей, кто не успел спастись, да? Терпение Власа не может быть бесконечным. Рано или поздно, ему надоест слушать Бена, и тогда беды не миновать. Поэтому я снова привлекаю его внимание на себя: — Что происходит? — спрашиваю с надрывом. Актриса из меня ужасная, но Влас-то об этом не знает. — Виола говорила, что ты хороший. Что ты совсем не похож на того, кто в твоём роду отмечен чёрным крестом. — Это работает. Влас снова смотрит на меня. Хватается за амулет, висящий на шее: та самая пирамида, обращённая вершиной вниз. — Зачем ты всё это делаешь? — Я не могу… объяснить, — запинаясь, произносит Влас. — Это очень сложно. Но лёд тронулся — я вижу сомнение в его сдвинутых к переносице бровях. Он резко выпрямляется и пулей выходит из комнаты. Проводив его взглядом, я обращаюсь к Бену: — Спокойнее можешь себя вести? Мне нет желания сдохнуть из-за того, что ты не можешь вовремя заткнуться. От возмущения у Бена округляются глаза. — А ты молодец, думаешь? Неужели тебе не ясно, что такие как он, — Бен кивает на дверной проём, за которым исчез Влас, — на твои сопли в карамели плевать хотели? — На мои… — я замолкаю, с силой сжимая ладони в кулаки. Влас может услышать, и тогда всё пропало. — Я просто пытаюсь разобраться, ясно тебе? Не похож Влас на того, кто всех подряд на мясной рулет крошит! В ответ Бен лишь фыркает. Я слышу голос в соседней комнате и полностью превращаюсь в слух, внимая. До меня доносятся лишь отрывки: — Хочешь, чтобы я показал ей?... Ты уверен, что это поможет? Собеседника не слышно, и я понимаю, что он наверняка лишь в голове Власа: как и говорила Лия — связь через амулет. Звонкие шаги, и вот Влас уже снова в поле моего зрения. — Что вы знаете? — спрашивает он. — Обо мне, о Христофе? Влас смотрит на меня, и я теряюсь. Начинаю лихорадочно продумывать в голове ответ, который может помочь нам с Беном, но на уме вертится лишь известная мне правда. — Мы знаем то же, что знают все, — наконец отвечаю я. — Истории о твоём дяде и тех существах, которые он создал. Таких же, которые и сейчас ходят по Огненным землям. Влас достаёт из кармана своего плаща короткий и тонкий кинжал. В животе острой болью зарождается тревога. Видимо, прочитав это по моему лицу, Влас отрицательно качает головой: — Это для меня, — поясняет он и закатывает рукав, окончательно обнажая предплечья, пестрящие чёрными шрамами. — Кто тебя так ранил? — вырывается у меня. — Это не раны, — Влас чуть улыбается. Моё волнение явно его тронуло. — Это заклинания. Так колдуют мрачные гончие: мы вырезаем их слова на коже единожды, и после этого можем использовать их магию в любое время. Я шумно выдыхаю. — Всё имеет свою цену, — отвечает Влас, комментируя мою немую реакцию. — Как любил говорить Христоф: нельзя сделать омлет, не разбив парочку яиц. Влас прижимает острие ножа к свободному участку кожи на предплечье. Кровь спускается по изгибу руки и падает на пол крохотными каплями, когда он с непроницаемым лицом вырисовывает на руке новое заклинание. Покончив с ним, убирает кинжал обратно в складки плаща и идёт ко мне. — Ты можешь снять верёвки, — говорит он. — Я тебе доверяю. Хочу было возразить, что снять их не удастся — заколдованы ведь, — но прежде дёргаю, чтобы проверить, на всякий случай. И в этот раз узлы поддаются, стоит потянуть руки в стороны. Ноги освобождаются так же быстро. Сейчас я легко могу сбежать… Точнее, постараться. Но шанс на то, что Влас позволит мне уйти, совсем крохотный. К тому же, не могу же я бросить Бена.… При всём желании. Поэтому я медленно поднимаюсь на ноги. — Я хочу показать тебе кое-что, — произносит Влас. И в его голосе я не слышу и капли злости или ненависти. Это вызывает во мне противоречивые чувства. Я должна ненавидеть его, но вместо этого молча принимаю руку, когда он протягивает её мне, чтобы помочь встать и выровняться. —Не знаю, почему, но дядя доверяет тебе, — Влас бегло осматривает меня с ног до головы. — Что в тебе такого особенного, новенькая? Я оставляю его вопрос без ответа. Влас подходит ближе и касается моей щеки, но не в жесте, которым проявляют нежность. Его пальцы напряжены и размещаются на конкретных точках: большой под глазом, указательный на виске, средний — в самой верхней точке уха, безымянный — под мочкой. — Ты ничего не почувствуешь, — предупреждает Влас. — Но будь внимательна, воспоминания — магия очень хрупкая и быстротечная… Его голос тонет в гуле. Напоминает канализацию и воду, под напором бегущую по трубам. Не понимаю, как это произошло, но я уже не в комнате с Власом и Беном, а где-то в помещении, напоминающем подвал. Напротив меня двое молодых людей: парень и девушка, которых я вижу впервые. У неё длинные тёмные волосы, а у него оливковая кожа и ямочки на щеках. Незнакомцы как-то тревожно держатся за руки — не переплетая пальцы, а хватаясь так, словно в любую минуту готовы отскочить друг от друга. — Рис, ты серьёзно? — спрашивает девушка. Кажется, она обращается ко мне. Рот открывается сам собой, но голос, которым я говорю, принадлежит юноше: — Сестра, — я вздыхаю. Внутри разочарование и обида. — После всего, через что мы прошли, ты мне не доверяешь? Девушка отрицательно качает головой. — Доверяю! Больше всех на свете.… Но Рис.… То, о чём ты говоришь — невозможно. — И опасно, — добавляет парень, согласно кивая. — И против правил. Обида сменяется злостью. Они не понимают, как это важно! Глупцы! — Подумай, что скажет Авель, если узнает, — парень с ямочками делает шаг навстречу ко мне. Я знаю его. Очень хорошо. Он всегда был рядом: и в самые трудные дни, когда мать и сестра умирали у меня на глазах, и в самые радостные. То есть не у меня, а у него — Христофа. Рис — как ласково называет его двоюродная сестра Ася. И имя парня с оливковой кожей я тоже знаю: Богдан. — Деда ничего, кроме штаба, не волнует, — прыскаю я. — И ты, Ася, знаешь это не хуже меня. К внукам Авель относится как к должному. Он вообще никого не ценит. Погружён в работу настолько, что с собственными сыновьями встречи назначает через своего помощника. Интересно, он вообще в курсе, что они у него близнецы? — Но то, что ты предлагаешь.… Это не выход, Рис, — Ася сжимает в кулаке ткань своей юбки. — Попробуй объяснить Авелю своё предложение, и он найдёт способ, как воспользоваться им, но безопасно. Авель очень мудрый. Вспомни, сколько всего он сделал для того, чтобы защитить Дубров. Непроизвольно, я обращаю внимание на одежду Аси. Юбка хоть и длинная, но с рваным подолом, рубашка расстёгнута, рукава закатаны. Нам, небольшому городу, в мгновение ставшему центром целой вселенной, пришлось окончательно обособиться и буквально стереть себя с карты, чтобы не позволить остальному государству разрушить хрупкий, едва сформировавшийся строй. И когда везде жизнь женщин только начинала меняться, у нас они уже давно сосуществовали наравне с мужчинами. Авель подсмотрел это у других миров. Идея равенства показалась ему интересной, а после внедрения — самой разумной из возможных. И на мой счёт, это единственное верное решение, которое он принял за время своего правления. — Если бы он был мудрым, он бы не вводил правила вроде запрета на использование стражами магии в своих интересах, — говорю я. Авель сделал много хорошего, но плохого он сделал не меньше. — Тебе стоит хотя бы попробовать… Авель, он… Рис, у тебя хорошая идея, но то, как ты предлагаешь воплотить её в жизнь… Ты просишь о невозможном. — Да что ты заладила! — взрываюсь я. Разворачиваюсь и пинаю каменную стену. Боль огнём охватывает ногу, но мне плевать. — Авель то, Авель это! Я просил у него помощь! Рассказывал о своей идее! Миллион раз! Знаешь, что он сказал? — Слёзы подкатывают к горлу, но я подавляю их, глубоко дыша. — Что иногда одни должны умереть, чтобы другие могли жить. Отворачиваюсь от друзей. После смерти матери и сестры, из близких сердцу у меня остались только Ася и Богдан, и сейчас слова, сказанные им, режут меня не хуже ножа. — Нельзя приготовить омлет, не разбив парочку яиц, — говорю я словами Авеля. Затем добавляю, успокоившись: — А вообще, плевать. Я всё сделаю сам. Найду способ сделать нас сильнее. Люди ничуть не хуже тех, других, кто может жить столетиями, без страха умереть от неизвестной болезни. И о многом я не прошу — просто не вставайте у меня на пути. Пейзаж меняется очень быстро: Ася и Богдан исчезают, и вместо них меня окружают собственные творения. Сейчас они больше напоминают монстров, чем оборотней, нимф, сирен, фейри или уж тем более людей. Я в растерянности. Результат пугает меня. Не знаю, что делать дальше. Следующий кадр — и те же существа предстают передо мной совершенно в другом обличье. Они сильные, они здоровые, они… Я больше не чувствую себя их творцом, создателем. Я подарил им истинное предназначение. Я их наставник. Их отец. Всё снова меняется. Теперь я куда-то бегу. Страх переполняет меня. Авель и другие стражи уже близко. Знаю, что они просто так меня не отпустят — я слишком далеко зашёл. В жертвах числятся десятки. Всё, что я проделывал в течение шести лет — незаконно и аморально. Но они не понимают, насколько это важно. Я останавливаюсь. Перестаю бежать и решаю обороняться. Закрываю глаза, а когда открываю, вижу отражение в зеркале напротив. Оттуда на меня смотрит мужчина лет сорока с проседью в когда-то тёмно-каштановых блестящих волосах. Его лицо очень мне знакомо. Я словно смотрю на друга, которого не видела долгие десятилетия. На друга, который, похоже, сильно болен. — Вернись в кровать, Рис, — произносит мягкий голос. За спиной появляется женщина, идущая ко мне из коридора. Она не красива по общепринятым стандартам, но у меня, — то есть у Христофа, — от восторга при виде неё перехватывает дыхание. Я люблю её так сильно, что больше всего на свете боюсь оставить её одну, умерев. Я знаю, что сам виноват. Если бы смог переубедить Авеля в своё время.… Если бы смог его победить, то некому было бы отбирать мою силу! Ведь рождённый в семье полукровки-ведьмака и человека, я имел особые, ни с чем несравнимые навыки, которые в итоге так бездарно потерял, пав от проклятья Авеля. Он был настолько ослеплён жаждой правосудия, что не смог остановиться на мгновение и подумать. Он бы понял, что результаты моих экспериментов могут перевернуть мир с ног на голову! Они могут сделать его лучше для людей. Пусть Авель уничтожил всё, что я создал, и превратил мою жизнь в ад, я не сдался. Каждый день, когда находил в себе силы, шёл в лабораторию и работал до предела. Сколько раз Роза находила меня на полу без сознания? Уже и не сосчитать. И мне удалось. Правда, нужно больше времен. Дети ещё слишком малы. Как они справятся без меня? Я умираю сейчас, но я вернусь, когда моя кровь продублируется в моём роду. И тогда человечество осознает свою ошибку — ту самую, где оно лишило жизни своего единственного настоящего спасителя. — Тебе нужно больше спать. Маленькая ладонь ложится мне на плечо. От Розы, любви всей моей жизни, всегда пахнет свежим хлебом и молоком. Последним — особенно сильно. — Ты права, — я беру ладонь Розы и прижимаю её к своим губам. — Ты как всегда права. Я не закрываю глаза, но всё вокруг в секунду погружается в темноту. Вытягиваю руки перед собой — или мне так кажется? — но даже не вижу собственных пальцев. «Романова», говорит голос без тела. «Я не ошибся». Голос звучит в моей голове. Он пришёл откуда-то извне, как паразит, поселившийся в мозгу. «От меня мало что осталось, но я чувствую людей по их крови. И твоя так сильно пахнет костром и влажной землёй, что сразу выдаёт пусть и давнее, но родовое проклятье». Тем же голосом я говорила секунды назад, когда видела в зеркале мужчину. Христоф. «Я рад, что за грехи своих предков ты уже не расплачиваешься». — О чём вы говорите? «О том, что ведьмак Святослав Романов — твой дедушка уж не знаю в каком сейчас поколении, — был достаточно своенравен для того, чтобы сдаться, когда его поймали на незаконной продаже крови фейри. Когда был подписан пакт Единства, он уже несколько лет носил клеймо вампира — своеобразную метку, делающую его преступником в как минимум пяти мирах». Христоф замолкает. Мне кажется, я могу почувствовать, как он специально выдерживает эту паузу. «Из Романовых я хорошо знал Аполлинарию, внучку Святослава от младшей его дочери. Ты очень на неё похожа. Именно поэтому я и узнал тебя. Когда все от меня отвернулись, Аполлинария была единственной, кто остался. А ещё она познакомила меня с Розой — женщиной, которой я подарил остаток своей жизни». Всё это не имеет смысла. Не знаю, зачем Христофу посвящать меня в тайны моего же рода, если они никак не связаны с его собственным. «Вы…», Христоф словно задыхается. «Вы не идентичны, но, как я и Влас, имеете схожую ДНК». Христоф замолкает. Я понимаю, что сейчас услышу его последние слова — голос становится слабым и словно доносится со дня колодца. «Она, как и ты, была сильной при всей своей слабости и идеальной при всём своём несовершенстве». Я открываю глаза. Я — снова я. Передо мной Влас. Он одёргивает руку от моего лица и с любопытством заглядывает в глаза. — Ты видела? Видела. Слышала. Но не до конца понимаю, что именно. — Я… не знаю, — только и произношу я. Голова раскалывается на части. — Если у тебя есть вопросы… — Христоф умер от болезни, — тут же говорю я. — Я чувствовала, как что-то выедало его органы. — После открытия призмы вместе с новыми видами в Старый мост пришли и новые болезни. У стражей был на всё это иммунитет, а вот у их семей — нет. Так умерла мать Христофа. Через несколько лет скончалась и его младшая сестра. И Христоф был заражён, только не знал об этом. Ему просто повезло, что он вовремя принёс клятву: эфир помог усыпить болезнь в его организме. А когда Авель забрал его силу в наказание за преступления, Христоф умер в возрасте сорока пяти лет. — И Авель просто дал ему умереть? Своему внуку? Я поджимаю губы. Слёзы застилают глаза, но я не понимаю, откуда они взялись. Мне не жалко Христофа — он убивал невинных. Но мне понятны его причины. Трясу головой, но от прошлых видений избавиться это не помогает. И тогда я перевожу взгляд на Бена. Он озадачен. Всё ещё сидит в углу, но больше не пытается сопротивляться верёвкам на руках и ногах. Одними губами он зовёт меня по имени (или мне так кажется?). — Если мы достанем тебе Нити, — произношу, продолжая таращиться на Бена. — Ты вернёшь Христофа в прошлое? — Да. — Чтобы он закончил свои опыты? — Сейчас он знает гораздо больше, чем тогда, когда был двадцати трёхлетним мальчишкой. Грядёт новая эра! Я не просто отправлю его во время, когда всё началось, я дам ему шанс, которого он заслуживает — изменить мир, начиная с прошлого века. Не знаю, почему Бен молчит. Обычно не заткнуть, а тут и слова не молвит. Я снова смотрю на Власа. Что-то тут не так… Его взгляд, он какой-то странный. Неспособность сфокусировать его он скрывает за прищуром, но я вижу, как раз за разом его глаза бегают в поиске точки, за которую можно было бы зацепиться. — Вы поможете мне? — спрашивает Влас. — Ты, Слава, — поправляет он сам себя. — Ты поможешь мне? Я не знаю, что делать, и никто не может мне помочь. Немного погодя, я согласно киваю.***
Я полностью осознаю, что иду по Огненным землям, только когда подхожу к знакомым горам. Странно. Помню только, как Влас налил мне чаю с мятой и какими-то фиолетовыми цветками, кружащими на дне. Всё, что произошло после — как в тумане. Слышу звук шагов и оборачиваюсь. Сзади с безучастным видом плетётся Бен, похоже, тоже едва соображающий, что происходит. — Как мы здесь оказались? — спрашиваю я, останавливаясь на месте. Молча, Бен обходит меня, даже не удостоив взгляда. — Эй, Бен! — Ноль реакции. — Я с тобой разговариваю! Покачиваясь, снимаю кроссовок с ноги и кидаю в Бена. Попадаю в спину. — Что? — не поворачивая головы, спрашивает Бен. — В чём дело? — Не собираюсь участвовать в цирке, который ты устроила! И ребятам всё расскажу. Он возобновляет движение. Чтобы остановить его, мне приходится кинуть в него и второй кроссовок. — Больная? — Бен резко разворачивается на пятках. Замечаю появившихся из-за каменных гор ребят. Должно быть, они нас давно уже приметили, раз успели спуститься. — Это ты больной, если и правда подумал, что я ему полностью поверила. Просто иначе он нас бы не выпустил: держал бы, пока остальные не согласились бы обменять нас на Нити Времени. Я слышала Христофа у себя в голове, Бен! Он… Поверь мне, он мастерски промывает мозги. Бен хмурится. — Значит, это всё была игра? — Влас, он.… С ним что-то происходит. Возможно, амулет дяди влияет на него больше, чем он сам это ощущает. Различаю голоса, выкрикивающие наши имена. Быстро подлетаю к Бену и хватаю его за ворот футболки. — У меня есть одна идея, — я понижаю голос. — Возможно, это поможет нам остановить Христофа. Но она тебе не понравится… — Тогда, может, расскажешь её кому-нибудь другому? — предлагает Бен. Он слегка отклоняется назад. — Расскажу, — соглашаюсь я. — Только тебе и Ване. Бен прищуривается. — Пояснишь? — Я не смогу провернуть её в одиночку, а всех посвящать как минимум небезопасно. А вам… Вам обоим я верю. И знаю, что вы меня не оставите, как… Я почти произношу: «Как Ваня оставил свою команду, а ты — свою подругу». Меня останавливает пролетающая над нашими головами птица, на которую я отвлекаюсь. Смерть друзей не на их совести. Я не имею права так говорить. — Совет сказал, чтобы мы принимали решения сами, — произносит Бен, не дожидаясь продолжения моей речи. — Что ж, дадим им то, чего они хотят.