***
Общая комната хранителей — это лаборатория, очень похожая на кабинет химии. Тут сильно пахнет гарью и чем-то кислым, по партам разбросаны химикаты, колбы, пробирки и прочее оборудование. Некто по имени Ваня, тот самый, который произвёл тихий фурор в гостиной десятью минутами ранее, сейчас стоит за белой ширмой. Слышу, как он чем-то шуршит, иногда тяжело вздыхает. Но чаще всего его тень, которую я различаю, делает одно: замирает на мгновение и поворачивает голову в мою сторону. Я готовлюсь к худшему. — У меня, на самом деле, нет на всё это времени, — наконец произносит Ваня. Его тень за ширмой снимает с себя куртку или что-то в этом роде. — Но не мог же я отказать капитану. Да и Женя будет только завтра... Так что, считай, нам обоим не повезло. Я молчу. Не получив в ответ никакой реакции, Ваня спрашивает: — Как мне к тебе обращаться? Ярослава? — Лучше Слава. — Ладно. Тогда предлагаю начать. Только сразу одно условие: я говорю, ты слушаешь. В конце задашь интересующие вопросы. И не перебивай, терпеть этого не могу. Договорились? — Ага. — Вот и чудненько. Насколько я осведомлён, только твой отец — страж. Значит, ты полукровка. Но мы предпочитаем не акцентировать внимание на чистоте крови и делиться только в рамках нашего закона, то есть, на команды и направления. Направлений у нас имеется три: хранители, защитники и миротворцы. Хранители изучают теоретическую основу возникшей проблемы. Миротворцы, по мере возможности, пытаются решить её, — не хочу повторяться, но придётся, — мирным путём, или же, в идеале, предотвратить её ещё до наступления критической точки. Защитники вступают, когда необходимо применить физическую силу... Но Дмитрий уже должен был сообщить тебе о том, что мы не убиваем без надобности. Ваня замолкает и наконец выходит из-за ширмы. В ярком свете, источником которого является единственное широкое окно, я вижу его слишком чётко. Я гляжу на Ваню и не могу вдохнуть. Торчащие в разные стороны каштановые волосы, карие глаза, спрятанные за стёклами очков, родинки, которыми усыпаны щёки и скулы, вздёрнутый кончик носа, полоски тонких губ. Я угадываю его рост с точностью до сантиметра (метр семьдесят пять, который как раз удобен для объятий с моим метром шестьдесят) и приблизительное телосложение, скрытое за свободной фланелевой рубашкой и мешковатыми джинсами, закатанными до колена. Узнавать мелочи в его внешности для меня скорее, формальность, привычка. А всё потому что этот Ваня, кем бы он ни был, один в один мой сводный брат Даня. — Постоянная составляющая в нашей иерархии — четыре оперативные команды: «Альфа», «Бета», «Дельта» и «Омега». Туда входят самые подготовленные стражи, независимо от возраста и пола. Каждые три месяца сдаётся экзамен на вступление в эти команды, и бывшие оперативники сдают его наравне со всеми. В случае, если их результаты так и остаются лучшими, они продолжают свою службу, а если нет — становятся обычными рядовыми. Помимо стражей к штабу привязаны ещё добровольцы — группа людей, оборотней, ведьм и ведьмаков, фейри, нимф и представителей прочих форм жизни, которые помогают нам по мере необходимости. Они не приносят клятву, как мы, но связывают себя некоторыми обязательствами. Например, молчанием. Я щиплю себя за нежную кожу с внешней стороны ладони; больно. Нет, это не сон. Но и не реальность. У Дани нет близнеца, уж об этом я бы точно знала! — Перед тем, как человек становится полноправным стражем, он проходит через процесс активизации, который случается в период с шестнадцати до двадцати пяти лет, и у каждого он выглядит по-разному, но катализатором всегда является одно — энергия, которая «пробуждается» в организме. Она зовётся эхно, является первейшей материей и представляет из-себя, — Ваня задумчиво пожёвывает губу, — магию, если хочешь. Но лично я не люблю этот термин из-за его ненаучности. Ваня опускает взгляд на свои руки и, растопырив пальцы, некоторое время внимательно разглядывает ногти. Я не думаю, что он закончил говорить, поэтому жду. — Вместе с процессом активизации имя новообращённого стража появляется в писании Авеля. Именно так мы узнаём его личность и привязанность к какому-либо роду. И, собственно говоря, приходим, чтобы предложить ему стать тем, кем стать ему велит его же кровь. Так новичок попадет к нам, где проходит вводный курс, — Ваня подходит ближе и останавливается, когда между нами остаётся едва ли больше метра. — Твой курс начинается сегодня. В течение трёх дней ты будешь слушать лекции и пробовать кое-что на практике по каждому из направлений, а также пообщаешься с остальными стражами. В общем, узнаешь всю необходимую для принятия решения информацию. Я молча киваю. — Последним этапом твоего посвящения станет принесение клятвы перед Советом, где тебе в кровь добавят эфир, который при взаимодействии с эхно будет помогать тебе управляться с различными энергетическими потоками. Плюс ко всему, это разовьёт необходимые для защитника, хранителя или миротворца качества в более короткий срок, улучшит твою мышечную и мозговую деятельность. Ты сможешь... Ваня вдруг замолкает, плотно поджав губы. — Я слушаю, — тихо произношу я. — Это-то да, — отзывается Ваня беспокойно. — А ещё смотришь на меня как-то странно. Какие-то проблемы? Я отрицательно качаю головой. Проблемы? Хах. Тот факт, что он полная и абсолютная копия моего приёмного брата едва ли можно назвать проблемой. Это чёртова катастрофа. — Могу задать вопрос, не дожидаясь конца лекции? — Нет, — с каменным лицом отвечает Ваня. Что ж, это было предсказуемо. Киваю и отвожу взгляд. Видимо, Ваня принимает это за знак согласия, потому как продолжает: — Каждый новичок имеет право отказаться. В случае, если ты выбираешь обычную жизнь вместо этого, — Ваня машет рукой, имея в виду, наверное, не конкретно комнату хранителей, но и вообще всё вокруг, — происходит процедура выборочного стирания памяти. Ты не будешь помнить ни о чём и ни о ком. Более того, обычно после этой процедуры люди становятся закоренелыми скептиками. Наверное, это что-то вроде побочного эффекта. Я стараюсь вообще не меняться в лице, хотя с каждой секундой, которую мы продолжаем топтаться друг напротив друга, меня всё сильнее распирает от желания ударить себя по щекам, чтобы привести в чувства. — Ты можешь перестать? Я вздрагиваю, когда Ваня повышает голос. Оказывается, я уже непонятно сколько времени выстукиваю ногтями по столу известный одной Вселенной ритм. — Прости, — я завожу руки за спину. Затем опускаю. Потом скрещиваю на груди. Лихорадка бродит по всему телу, не собираясь уходить. — Я просто… — Нервничаешь? — Нет. — Волнуешься? — Нет, я… — Боишься? — Ваня хмыкает. — Новички все одинаковые. — Дело в том, что ты просто очень-очень-очень-очень сильно напоминаешь мне одного знакомого. Ваня ведёт бровью (в точности, как делает Даня, когда мы спорим). — Я всё время всем кого-то напоминаю, — вздыхая, говорит он. — Лицо типичное. — Не сказала бы. Ваня пожимает плечами. Обходя стол с противоположной от меня стороны, он идёт к одинокой стопке книг, растущей от пола (сейчас она вполовину его роста) и приседает напротив неё на корточки. — А что…? — начинаю я, но не успеваю договорить, потому что в помещение входит незнакомая мне девушка. Она, в упор меня не замечая, направляется к Ване. Тот выпрямляется. Некоторое время они о чём-то бурно шепчутся, а как только замолкают, Ваня срывается с места и идёт в другой конец комнаты. Там наспех хватает какие-то бутылки, колбы, пакетики. Я жду. Не думаю, что стоит попадаться под горячую руку, тем более Ване, который, по каким-то причинам, не очень ко мне расположен. Интересно, изменилось бы его мнение, если бы он узнал, что я живу под одной крышей с его близнецом уже больше десяти лет? — А! Слава, — говорит он на пороге, оборачиваясь на меня через плечо. Я почти поверила, что он уйдёт, совсем про меня позабыв. — Считай, что тебе повезло. Пошли. Я не жду второго приглашения. А уже в коридоре до меня доносятся леденящие душу крики. — Ты новенькая? — спрашивает девушка. Я поднимаю на неё глаза и киваю. — Меня Даша зовут. — Слава. — Приятно. Там картина не для слабонервных. Не брезгуешь? Я передёргиваю плечами. Смотря что она имеет в виду: если пара кровоточащих царапин, то мне плевать, в общем, а вот если у кого-то оторвало руку… Мы спускаемся на этаж ниже. Комната «Беты» там — единственная с распахнутой настежь дверью. Крики доносятся именно оттуда. — Что произошло? — спрашиваю я у Даши. Она прищуривается. — Сейчас увидишь. Мы заходим внутрь. Полина, Нина и ещё кто-то, чьего лица я не вижу, стоят у кровати в дальнем углу, склонившись над тем, кто лежит и стонет от боли. Я не спешу расталкивать людей локтями, чтобы пробраться к больному, потому что это, как минимум, не моё дело, но всё-таки умудряюсь пригнуться и заметить рыжие волосы. Ваня на ходу начинает свои манипуляции, открывает колбы зубами, сплёвывая при этом пробки на пол. Никто ничего не говорит и не мешает парню заниматься делом, в котором он явно мастер. — Вы капитану сообщили? — спрашивает Ваня, присаживаясь на край кровати. Нина, сжимающая ладонь Лены в своей, прыскает. — Романов, мы, по-твоему, совсем с ума сошли? Да он же нам головы оторвёт раньше, чем мы ей поможем! Я так внимательно слежу за людьми в комнате, что услышанное до меня доходит не сразу. А когда это всё-таки происходит, я совсем выпадаю из разговора. Нина назвала Ваню моей фамилией. Ваню, чертовски похожего на моего, пусть и приёмного, но всё-таки брата. Я запутываюсь окончательно. У меня кружится голова. Приходится сжать ладони в кулаки, больно впившись ногтями в кожу. Это немного отрезвляет, и я решаю все вопросы на эту тему оставить на потом. А пока прохожу за Дашей и встаю так, что мне видно лицо Вани. Сам он внимательно осматривает Лену, поджимает губы. Достаёт шприц из индивидуальной упаковки. Дальше всё происходит очень быстро, отчего я понимаю: подобный случай не первый. Ваня набирает в шприц какую-то чёрную жидкость, затем добавляет фиолетовую, зелёную и делает укол девушке в шею. Лена открывает глаза, когда Ваня выкидывает шприц в поднесённое Дашей мусорное ведро. — Ваня? — зовёт она. Голос такой слабый, что даже я, зная девушку всего и ничего, начинаю переживать. Не представляю, что чувствуют сейчас её друзья, стоящие рядом. — Ну и сколько раз я ещё буду вынужден спасать тебя? — горько усмехаясь, спрашивает Ваня. Лена слабо улыбается, дёргает плечом и моментально отрубается. Никто не волнуется, и я понимаю, что всё нормально — девушка просто уснула. — Что с ней? — думаю, подходящий момент наконец поинтересоваться, что за дерьмо тут происходит. Ваня, не произнося ни слова, поднимает в воздух руку Лены. На коже предплечья я вижу зелёные пятна, как волдыри, только плоские, с грубой коркой по краям. Теперь, приглядевшись, я замечаю такие же на шее и на лодыжках Лены. Зрелище на любителя пощекотать себе нервы. Я морщу нос и непроизвольно делаю шаг назад. — Фейри, — поясняет Ваня. — Лена у нас любит связываться с плохими парнями, наивно полагая, что именно для неё они вдруг станут хорошими. — Голос у Вани ледяной. — Если останешься с нами, запомни — никогда не доверяй фейри, независимо от того, какому двору они принадлежат и с какой просьбой к тебе обращаются. Вероятность того, что, в итоге, ты заполучишь какую-нибудь нечеловеческую волчанку, стремится к бесконечности. — Поняла, — я киваю. Теперь, когда жизни и здоровью Лены ничего не угрожает, все смотрят на меня. Поворачивается даже незнакомка — девушка с русыми волосами, едва касающимися плеч, и таким хмурым взглядом, что недовольный Бен по сравнению с ней — миленькая щенячья морда. — Ну как? — подаёт голос Нина. — Блевать не тянет от такого зрелища? С сомнением, но всё-таки отрицательно качаю головой. — Это хорошо. Нам тут нужны только крепкие орешки. Смотрю на мокрое от пота лицо Лены, на зелёные корки, под определённым углом напоминающие рыбью чешую. Всё происходящее больше не кажется глупой сказкой. Угроза действительно есть — её последствия сейчас лежат на кровати бледные, как мел. Готова ли я подвергнуть себя такой опасности? Готова ли я оберегать от подобного других людей? Три дня на размышления теперь кажутся совсем незначительным сроком.***
Ваня остаётся с Леной, посылая вместо себя девушку по имени Виола (ту самую, о которой упоминал Марк). С Виолой мы сразу находим общий язык, хотя бы потому, что она, в отличие от Вани, не ведёт себя так, словно я — муха на её завтраке. Правда, и минусы есть — Виолу не заткнуть. В течение полутора часов, что мы проводим вместе, я узнаю многое не только о хранителях, но и жизни самой девушки. — Братец у меня тоже хранитель, — говорит она и облизывает кончик пальца, прежде чем перевернуть страницу книги, лежащей перед ней на столе. — Может, видела уже, высокий такой, крупный, волосы чёрные. Зовут Рэм. Он сам придумал себе прозвище, когда нам исполнилось по двенадцать. Типа, Рома — это недостаточно круто для него. Я молча слушаю, иногда киваю. Не хочется упустить важную информацию, поэтому приходится сосредоточится, чтобы выудить её из этого непрекращающегося словесного потока. — Кстати, ты не подумай чего, на самом деле Ванька у нас добрый парень. — Ага, я видела. Точнее, слышала. Точнее, всё сразу. — Просто жизнь его не особо жалует, — Виола косится на приоткрытую дверь. — Ты уже знаешь, наверное, что случилось с его командой и куратором на последнем задании? Я качаю головой. Виола, явно взвешивая все за и против, нервно покусывает губу. — Паша и Тори, миротворец и защитница команды «Дельта», отправились в Огненные земли, чтобы решить кое-какие проблемы с местной стаей оборотней-отшельников. Ваня остался тут, но обеспечил ребят полной информацией, как это принято. Спустя пару дней штаб потерял с ними связь, и тогда следом отправился Феликс — куратор команды. Обратно, как ты понимаешь, никто уже не вернулся. После этого случая у нас ввели правило двенадцати часов, а Ваня... он теперь себя винит, мол, остался, когда на задание отправилась вся его команда. Виола замолкает. Вмиг погрустнев, она захлопывает книгу и отодвигает её от себя. — Они все погибли? — спрашиваю я. Виола пожимает плечами. — Чёрт знает. Не хочу тебя пугать, но мы их так и не нашли… Ну, то есть… Виола обрывает себя на полуслове, скребёт в затылке. Она меряет меня взглядом, полным сомнения, словно то, что она почти сказала, могло бы перевернуть мой мир с ног на голову. — Что? — подгоняю я. — Если быть точнее, мы не нашли их целиком, — произносит она тихо. Я не знаю, что на это ответить, поэтому полностью погружаюсь в книгу, посвящённую Огненным землям. Точнее, делаю вид, потому что слова Виолы в голове продолжают звучать громким эхом. Теперь я полностью понимаю Ваню. На его месте я бы, наверное, сделала с собой что-то похуже, чем просто закрылась от людей.***
Ровно в двенадцать мы делаем перерыв. Виола куда-то уходит, оставляя меня наедине с книгами, но вскоре вместо неё является Даша. Она некоторое время просто разглядывает всё в лаборатории, пока я делаю вид, что дочитываю страницу (хотя, на самом деле, слежу за самой Дашей). Когда закрываю книгу, Даша оживает. — Наконец-то, — выдыхает она, когда я поднимаю на неё глаза. — Виола сказала мне взять тебя на склад, пока у всех обед. — На склад? Зачем? — За одеждой. У нас, если ты ещё не заметила, тут дресс-код. Я морщусь. Звучит как что-то, что мне явно не понравится. — Ну как, дресс-код, — поправляет себя Даша. — Это, скорее, просто цветовое разделение. Защитники носят зелёное, коричневое… В общем, камуфляжные оттенки. Миротворцы носят жёлтое, серое, красное. — Даша указывает на свой наряд (к слову, одета она достаточно просто: красные джинсы, серая футболка с круглым вырезом, серые кеды). — Хранители — синее, белое, чёрное. Формально, ты можешь носить хоть купальник, главное, чтобы он был в цвете твоего направления. Я вспоминаю всех ребят, с которыми успела познакомиться, и теперь наконец мозаика складывается: Бен и Нина в зелёно-коричневом, Даша, Полина и Марк в жёлто-сером, местами красном, Лена, Ваня и Виола — в синем и чёрно-белом. Даша молча ждёт, пока я встану с пола, уберу книги. Она напоминает мне Марка. Возможно, это и есть их обязанность — оставаться спокойными в любых ситуациях. Ну или просто такой характер, и тогда всё ещё понятнее — именно из-за него они и выбрали миротворческое направление. Склад с одеждой находится в здании, похожем на здоровенную металлическую коробку. Чтобы туда попасть, нужно выйти на улицу, во внутренний дворик. Оставляя тяжёлую дверь склада открытой, Даша опускает рычаг, торчащий из стены, и тогда в помещении загорается слабый свет. Склад огромен, со множеством полок, коробок, стеллажей и вешалок. — Что любишь носить? — спрашивает Даша. — Всё недорогое, — отвечаю я. Вопрос о чувстве стиля, сочетании цветов и годности материалов не стоит, когда в кошельке нет денег. — Ладно, — протягивает Даша. — Посмотрим… — Она обходит меня, встаёт перед лицом, оценивающе разглядывает. — Сорок четвёртый размер, рост метр шестьдесят, — констатирует она. Я киваю. — Проблем со зрением у тебя явно нет. — Это всё потому, что тут полумрак, — Даша поднимает голову к потолку на несколько одиноко покачивающихся лампочек без плафонов. — Из-за волчьего гена моё зрение лучше, чем у людей. В абсолютной темноте я вообще вижу идеально… Кстати, надо бы лампочки заменить. Даша вертит головой, обращая внимание то на меня, то на содержимое полок. Сегодня явно тот самый день, когда мне позволено задавать много вопросов — привилегия новичка. Поэтому, я рискую и спрашиваю: — Ты оборотень? — пальцем в небо. Тем не менее, Даша кивает. — На одну вторую. Кто-то из моих родителей был оборотнем. В таких случаях, ребёнок обычно рождается с рецессивным геном. Остаются кое-какие черты, вроде зрения, или обоняния, или слуха… Но, вообще-то, я не очень люблю рассказывать о себе, ты уж извини. Особенно незнакомым людям. Поэтому давай займёмся одеждой. Без обид? — Без обид, — соглашаюсь я. Даша водит меня между стеллажами, иногда останавливаясь и тыча пальцем в то, что она сама любит носить. В основном, это блузки, футболки, яркая джинса. — Я так понимаю, предлагать платья тебе бесполезно? — резко останавливаясь, спрашивает она. — Не похожа ты на девочку «девочку». — На мой изысканный вкус у вас платьиц попросту не найдётся, — ухмыляюсь я. Даша прыскает. Почесав подбородок, она подходит к ближайшему стеллажу и достаёт с верхней полки аккуратно сложенную фланелевую рубашку. В чём-то похожем, кажется, ходит Ваня. — Некоторые девчонки подвязывают её, выходит платье, — она вопросительно косится на меня. Я пожимаю плечами. — Рубашка должна оставаться рубашкой, — говорю я. Когда Даша тянется, чтобы вернуть её на место, я добавляю: — Погоди. А есть такая же, но в клеточку? В итоге, спустя минут десять, у меня в руках три рубашки, только разного цвета: сине-чёрная, красная и зелёная. Плюс к этому, пара коричневых джинсов, чёрные брюки и бордовая юбка в пол. Теперь я понимаю, почему меня одевает мама; вкусом тут и не пахнет. — На три дня тебе хватит, — констатирует Даша. — А потом сможешь принести свою. Я оглядываю стопку одежды в руках. Ощущение чего-то нового накрывает с головой, да так, что мне уже не терпится примерить первый наряд — тот, что сделает из меня хранителя. Только внешне, конечно, но уже хоть что-то. Когда Виола возвращается с обеда, я восседаю на одном из крутящихся табуретов в лаборатории уже при полном параде (точнее, в новой одежде, почему-то насквозь пропахшей то ли ромашкой, то ли ещё какой-то травой). — Выглядишь круто! — Виола поднимает большой палец в кулаке. — Синий и чёрный — однозначно твои цвета. — Это ты меня так агитируешь вступить в хранители? — я соскакиваю со стула. — Не знаю, — девушка пожимает плечами. Улыбка ни на секунду не сходит с её лица. — Может быть. Смотря с какой стороны посмотреть. — В смысле? — Вдруг ты захочешь подсидеть меня, или Ваню, или моего брата, чтобы тоже стать частью одной из оперативных команд? Про Лену не говорю, её с нагретого местечка скинуть просто невозможно — уж слишком умная. — И при этом она так спокойно ведётся на доверии к тому, кому доверять не следовало. Виола вопросительно приподнимает бровь. — Ваня так сказал, — поясняю я. — Сегодня, когда случилось… то, что случилось. — А, точно. — Виола идёт к стойке, снимает с крючка два белых халата. — Понимаешь, так бывает: если ты хорошо разбираешься в смесях, нейтрализующие различные виды ядов, это не значит, что ты с таким же успехом отличишь подлеца от благородного джентльмена. — Я, конечно, почти ничего не поняла из всего, что ты сказала, но звучит убедительно. Виола подходит ко мне и протягивает белый медицинский халат. Я принимаю его, но надевать не тороплюсь. — Зачем это? — Затем, что хранители не только книжки читают, — произносят за моей спиной. Я оборачиваюсь. Ваня стоит, держа в руках две тарелки с пюре и котлетами. От запаха и вида еды у меня урчит в животе. Точно! Я ведь ничего не ела уже, кажется, целую вечность! — Как Лена? — спрашивает Виола. Ей хватает секунды, чтобы сменить тон голоса с расслабленного на крайне обеспокоенный. — Жить будет, — коротко отвечает Ваня. Проходит дальше, ставит на стол тарелки, осторожно (или брезгливо?) пододвигает одну из них в мою сторону. Вытаскивает из кармана вилку и со звоном кладёт её рядом. — У тебя пять минут, потом займёмся химией. — Ваня тяжело вздыхает, и, как мне кажется, одному ему известно, что за этим скрывается. — Тебе нужно будет надеть защитный халат, перчатки, защитные очки и внимательно следить за каждым нашим движением. Но при этом не мешать и не лезть под руку. Ясно? Виола виновато на меня глядит, извиняясь за слова Вани. Я, так как пока вообще понятия не имею, как на это реагировать, беру вилку и принимаюсь за еду. Ваня не врал насчёт пяти минут: едва время истекает, как тарелка (к слову, не до конца опустевшая) у меня забирается, а вместо неё, несмотря на мои возмущения, ставится маленький деревянный поднос с высокими бортами, заполненный одинаковыми баночками с разным содержимым. Ни на одной из них нет подписи. — Что это? — спрашиваю я, тыча в банку с тёмно-фиолетовыми хлопьями. Только взяв её в руки и максимально приблизив к лицу, я различаю сушёные лепестки. — Цветки вербены, — отвечает Ваня. Затем, видимо, чтобы я больше не задавала глупых вопросов, начинает перечислять, попутно указывая на баночки: — Масло пассифлоры, посеребрённый порох, дроблёный обсидиан, омела, пепел рябины, белладонна, кое-какие суспензии от ведьмаков, о составе которых, как они сами любят выражаться, нам, простым смертным, лучше не знать. — Но они хотя бы говорят, для чего это нужно, — подключается Виола. — Что уже хорошо. — То, что твой парень — ведьмак, ещё не делает их всех хорошими, — Ваня закатывает глаза. Щёки Виолы вспыхивают. — Он не мой парень! — восклицает она, затем поджимает губы. И больше, — (что для неё, наверное, стоит нечеловеческих усилий), — ни слова не произносит до тех самых пор, пока не заканчивается их совместная работа. К слову, зрелище выходит воистину завораживающее: мало того, что эти двое понимают друг друга без слов и общаются лишь жестами и знаками, так ещё и раньше, чем один хватается за какой-либо ингредиент для, как мне потом пояснили, парализующей мозговую деятельность сыворотки, второй уже держит необходимую мерную тару. Ваня и Виола могут быть разными, как небо и земля, но, работая вместе, они становятся единым организмом. Они, вероятно, давно уже выяснили, что только так смогут достичь максимальной продуктивности. Или же просто понимают, к каким последствиям может привести хотя бы одна допущенная ошибка. Ведь ничто не прививает любовь к командной работе лучше, чем реальный риск погибнуть.