Пепел и пыль

Я стою посреди огромного поля. Далеко в небе огромный красный солнечный диск медленно уходит за горизонт, и из-за этого природа вокруг приобретает розоватый оттенок. Красиво. Неожиданно тишину разрывает чей-то голос, зовущий меня по имени. Оборачиваюсь. Никого. А когда снова обращаю взор в сторону заката, порыв холодного ветра с дождём сносит меня с ног. Я открываю глаза. В комнате светло, окна расшторены. Видимо, Ваня уже проснулся, но его самого я не вижу, зато прямо над собой наблюдаю Бена. В его руках стакан с водой, а у меня по подбородку и щекам стекают её капли. — Утро доброе, — бормочет он. Я вытираю лицо краем одеяла. — Ты совсем чокнулся? Спросонья тело не очень хорошо меня слушается, поэтому я нащупываю кроссовок, который планирую кинуть в Бена, слишком поздно — он уже отходит в сторону, тем самым уменьшая мои шансы попасть в себя. — В системе какой-то сбой, поэтому будильник не работает… — последнюю часть предложения Бен проглатывает, зевая. Похоже, сам парень тоже только что встал: на нём всё ещё пижамные шорты и майка. Опомнившись, подтягиваю одеяло к самому подбородку — вчера, когда мы с Марком вернулись, я особо не обременяла себя переодеваниями и легла спать в одном нижнем белье. — Ой, брось, — Бен отмахивается, замечая, как старательно я скрываю под одеялом открытые участки своего тела. — Если бы мне очень приспичило, я бы всё посмотрел, пока ты спала. — Но ты ведь не смотрел, я надеюсь? Бен пожимает плечами. Напевая что-то себе под нос, он разворачивается и плетётся в противоположную сторону комнаты к кровати Вани. Пользуясь моментом, я выскальзываю из-под одеяла и быстро хватаю одежду. Правда, не успеваю и брюки натянуть, когда Бен поворачивается с явным намерением что-то у меня спросить. И так ничего и не произносит, кроме «Ой». — Отвернись, — спокойно произношу я. — Я не смотрю, — прыскает Бен. — И кстати, — он тыкает в висящую на стуле вчерашнюю одежду, — нужна другая. Явишься в синем и чёрном в тренировочный зал, тебя оттуда с позором погонят. Точно. Сегодня у меня день с защитниками. Бен снова отворачивается, я иду к полке, которую мне временно выделил Ваня, беру зелёную рубашку и коричневые джинсы. Одежда сидит как влитая, если не считать слишком длинные штаны, которые приходится подогнуть. Потом мы с Беном идём к нему в комнату, где теперь мне приходится ждать, пока переоденется он. И если бы я знала, сколько времени это займёт, могла бы ещё поваляться в кровати. Бену мало просто взять чистую одежду из шкафа; он вертится перед зеркалом, прикладывая к груди то одну рубашку, то другую. То же самое с джинсами и футболками. Единственное, над чем он не думает — это кепка. Хватает с крючка единственную, тёмно-зелёную, и, ловким движением перекидывая кепку через плечо со спины, ловит её головой. Я бы подумала, что он пытается произвести на меня впечатление, если бы это был кто-то другой. А Бен, скорее, просто любуется собой. За всё это время я успеваю хорошенько разглядеть комнату оперативной команды «Альфа». Ещё на входе я сразу ориентируюсь, где спит Марк, где Бен, а где Виола. Уголок первого педантично чист, у каждой вещи есть своё место. На полке стоят несколько книг, цветок со свисающими длинными листьями и пластиковая коробка для мелочей. Одежда аккуратно висит на спинке стула, кровать заправлена под линейку. Место Виолы выглядит аналогично, разве что покрывало на кровати синее, а не красное, а полки забиты музыкальными дисками. То, что это именно её кровать, я понимаю по подушке с инициалами «В.А.». Кровать Бена — цитадель хаоса этой комнаты. На выделенной настенной полке лежит какой-то хлам, кровать расправлена, а бельё скручено так, словно по ней прошёлся табун лошадей. Самая нормальная вещь среди всего этого — это фотография его и Марка, висящая на стене. На ней обоим, похоже, не больше десяти. — Вы давно с Марком дружите? — интересуюсь я у Бена, когда мы выходим в коридор и спускаемся по главной лестнице на первый этаж. — С начальной школы, — отвечает Бен. Последнюю пару ступенек он преодолевает большим прыжком. — Нам туда, — он указывает на дальнюю узкую винтовую лестницу. — Тренировочный зал на первом подвальном этаже. — Разве там не камеры для преступников? — А те ещё ниже, на втором. Бен обгоняет меня и пулей спускается вниз. Металлическая лестница скрипит и шатается, я крепче сжимаю перила, а вместе с этим и стискиваю зубы. Меньше всего сейчас хочется скатиться кубарем и сломать себе что-нибудь. Внизу мне открывается бесконечно огромное помещение, очень светлое, с металлическими стенами и жёстким ковровым покрытием на полу. Визуально пространство разделено на секторы, некоторые из них застелены чёрными матами. В воздухе витает три отдельных запаха: металл, пот и пыль. Я пытаюсь привыкнуть к ним и несколько секунд глубоко дышу носом. — Ты сегодня учишь меня? — спрашиваю я. — Да не дай Бог, — Бен быстро оборачивается на меня через плечо. — Мне, по-твоему, заняться больше нечем? Тобой наша Татьяна займётся. Мы проходим дальше, маневрируя между другими защитниками. Я замечаю, что они не тренируются: сбились в группы по несколько человек и беседуют, либо коротают время за тем, что в шутку замахиваются друг на друга кулаками. Вижу Нину. Она стоит напротив сенсорной доски и что-то на ней набирает. Думаю, что мы подойдём к ней, но Бен ведёт меня мимо, к самому дальнему борцовскому ковру. Слежу за тем, что делает Бен, и повторяю за ним: он снимает обувь, я снимаю обувь; он подворачивает штаны до колена, я поправляю свои. Оставляя кепку на своих кроссовках, Бен идёт в центр матов. Тут я медлю. — Мы будем драться? — Драться? — переспрашивает Бен. Он останавливается и прикладывает ладонь к уху, будто не расслышал с первого раза. — Если ты останешься и даже если станешь защитником, то тебе придётся ещё минимум полгода учиться для того, чтобы сразиться со мной на равных! Я кусаю щёку. Он, конечно, прав, но ведь можно было выразиться и без этих своих выкрутасов. Что ж, делать нечего — ступаю на маты. Их холод чувствуется даже через носки, и я поджимаю пальцы на ногах. — Зачем тогда ты вытащил меня сюда, если не для драки? Бен наклоняется вперёд. Выпрямляется. Машет руками над головой. Похоже на разминку на уроке физкультуры. — Я подумал, будет забавно использовать тебя как спарринг-партнёра. — Спарринг-кого…? Не успеваю договорить, как Бен налетает на меня и в секунду кладёт на лопатки. Звонкий шлепок моего упавшего тела разносится по всему залу, и оглушает, в первую очередь, меня саму. — БЕН! — взвизгиваю я. Быстро поднимаюсь на колени, затем кое-как, шатаясь, на ноги. Но спустя мгновение я снова на полу. — Что-то ты сегодня не в форме, Слава, — смеясь, заявляет Бен. Прежде чем опять попытаться встать, я быстро осматриваюсь. Похоже, никому до меня нет дела. Глазеют только девчонка с ярко-красными короткими волосами и парень в солнцезащитных очках. — Ты меня инвалидом хочешь сделать? — спрашиваю я, делая несколько шагов назад. — От тебя сейчас всё равно пользы мало, а так хоть я немного потренируюсь. — Значит, как бы двух зайцев сразу, да? Бен хмыкает, пожимает плечами. Я напрягаюсь, ожидая, что Бен захочет совершить очередную попытку нападения. Но вместо этого он разводит руками и наклоняется вперёд, словно приглашает закружиться в вальсе. Издевается, придурок! Бен подворачивает рукава водолазки выше локтя. Предплечья у него мощные, как две медвежьи лапы. На левом поблёскивают символы клятвы. Я отвлеклась, и это становится моей ошибкой. Бен резко подаётся вперёд. Я пячусь назад, спотыкаюсь о собственные ноги и заваливаюсь на спину. Бен громко хохочет. — Ты так безнадёжна, что мне тебя даже немного жалко, — говорит он, подходя ближе. Я жду, что Бен схватит меня за ногу и потащит в центр ковра, где скрутит в бараний рог, но вместо этого он протягивает руку с явным намерением помочь мне подняться. Я принимаю помощь и тут же плачу за это тем, что перелетаю через плечо Бена в очередном броске. В этот раз приземляюсь на живот, попутно ударяясь о маты и подбородком. Челюсть ноет, я провожу языком по зубам. Все на месте. Крови, вроде, тоже не чувствуется. — В следующий раз, напомни мне напомнить тебе о том, что Бену нельзя доверять, — произносит незнакомый голос. Я переворачиваюсь на спину и вижу женщину с рыжими волосами. Она тоже протягивает мне руку, и в этот раз я не верю. С трудом, но встаю сама. — Теперь об этом я сама уже не забуду, — сквозь зубы цежу я. Бен позади рыжей довольно скалится, но как только женщина легко дёргает головой в его сторону, он встаёт в ровную стойку: ноги на ширине плеч, руки за спиной, лицо становится непроницаемым. — Татьяна, — представляется рыжая. — Куратор защитников. А ты Ярослава? — Слава. — Точно, — Татьяна щёлкает пальцами. — Дима мне говорил. Ну, как тебе у нас? Я неуверенно пожимаю плечами. — Необычно, — затем пальцами касаюсь ушибленного подбородка. — И немного больно. — Дети, — вздыхает Татьяна. — Так и норовят сломать что-нибудь себе или окружающим. Поэтому я своих и не завожу — мне этих с головой хватает. — Она на одних пятках разворачивается ко мне спиной. Я несмело подхожу ближе, поднимаю на неё глаза. Татьяна оглядывает зал, словно что-то проверяя. — Дмитрий мне явно не доплачивает. Я прыскаю, но по неизменно серьёзному лицу Татьяны понимаю, что это не шутка. Тогда делаю вид, что кашляю, скрывая смешок. — Ладно, — Татьяна упирает кулаки в пояс. Одета она как все защитники: камуфляжные штаны, такая же майка, коричневый пояс из грубой кожи, армейские сапоги. — Бен, вольно. Собирай всех на построение через пять минут, я пока покажу Славе оружие. Бен коротко кивает и ретируется к своей обуви. Татьяна же ведёт меня в другой сектор. Он отгорожен от основной части помещения металлическими пластинами, стоящими вплотную друг к другу. Мы огибаем их, и я понимаю, что это не пластины, а задние стенки стеллажей. Их полки забиты оружием. У меня перехватывает дыхание. — Я являюсь куратором защитников, но преподаю только боевые дисциплины. Помимо этого у нас имеются теоретические и практические занятия в других областях, вроде тактики или экстремальной медицины. — Татьяна проводит ладонью по полке стеллажа. — В зависимости от ситуации, мы пользуемся оружием для ближнего боя, метательным или огнестрельным. Лично я в своё время больше предпочитала это. — Татьяна снимает с крючков то, в чём я не сразу, но всё-таки узнаю арбалет. — Для всего остального у меня были руки и ноги. Тут не поспоришь: Татьяна в отличной форме. Бицепсы на её руках внушительные, я вижу их изгибы, когда женщина перехватывает арбалет и делает вид, что целится в несуществующую мишень. — Стреляла когда-нибудь? — спрашивает Татьяна. — Компьютерные игры считаются? Татьяна усмехается. — Я так и думала. Знаешь, это даже хорошо. С нуля научить гораздо легче, чем переучивать того, кто один раз пострелял в тире и теперь считает себя профессионалом. Татьяна протягивает мне арбалет. Он тяжелее, чем кажется на вид. — Всё колющее и режущее у нас сделано из различных сплавов: от серебра до обычного железа, в зависимости от того, против кого его необходимо использовать. Возвращаю кураторше арбалет, а взамен она протягивает мне кинжал причудливой формы: его острие загнуто внутрь и разделено надвое. — Например, так как нимфы хоть и смертны, но обладают сильным даром исцеления, им для перестраховки лучше вырвать сердце. Перебрасываю кинжал из ладони в ладонь, прикидываю, с какой силой нужно бить, чтобы проломить им рёбра. Делаю вид, что это меня совсем не пугает, хотя в животе образуется тугой узел. — Чёрное покрытие на этом красавце, — Татьяна снимает с подставки кинжал, лезвие которого напоминает волну, — обсидиан. Подобный сплав не очень по душе оборотням. Этот кинжал беру во вторую руку. На единственном свободном куске стены тут висит зеркало, и я иду к нему, чтобы взглянуть на себя со стороны. В отражении какая-то девчонка с серым лицом и ножами, которые из-за причудливой формы можно принять за сувенирную безделушку. Я выгляжу глупо и одновременно поэтично: ни дать, ни взять обезьяна с гранатами. — Слава, не напрягайся, — доносится до меня женский голос. — Ножи не причинят никому боли, если твои руки не позволят им это сделать. Вместо того, чтобы послушать совета, я разглядываю в зеркале Татьяну. У неё грубые черты лица, острый подбородок, высокие скулы. Яркое освещение оставляет тени на её сильно выступающих ключицах, а плечевые кости настолько остры, что, мне кажется, колют не слабее ножей. Но из-за мышц у меня не повернётся язык назвать Татьяну худой. Она сильная. Более того, она кажется мне непобедимой. — Ладно, давай это сюда. Татьяна забирает у меня ножи и перед тем, как вернуть их на место, прокручивает каждый в руке, словно ударник барабанные палочки. — Пожалуй, подождём пока с огнестрельным, если на тебя такое впечатление произвели обычные зубочистки. Я согласно киваю. Параллельно пытаюсь вообразить, каково это — спустить курок, целясь кому-нибудь в сердце. Мне даже кажется, что я различаю звук выстрела. Оказывается, это Татьяна хлопает в ладоши. Раз. Два. Кто-то бегает по залу. Когда мы выходим из-за стеллажей, Татьяна хлопает в третий раз, и в помещении повисает оглушительная тишина. Все защитники выстроились в одну шеренгу. — Дисциплина — это единственное, чего я требую от своих ребят. Не проблема, если они плохо стреляют или не отличают прямой удар от бокового. — Татьяна хватает меня за локоть и подводит ближе к шеренге. — Проверено на опыте — от того, что одна из единиц не умеет слушать, вся команда страдает сильнее, чем если она же не с первого раза попадает по мишени. Татьяна ставит меня между Беном и девушкой с красными волосами. Я повторяю их позу, чтобы хотя бы тут не выделяться: выпрямляю спину, ставлю ноги на ширину плеч, руки завожу за спину, сцепляю ладони. Но моя обувь всё ещё стоит в десятке метров от меня. Остаться незамеченной уже не получится. — Начнём наше утро как обычно: получасовая разминка, затем оперативники берут тренировочное оборудование и идут в имитационную комнату. Остальные делятся на пары и приступают к спаррингам. — Татьяна замолкает. Её взгляд останавливается на мне. Вопреки моим ожиданиям, жалости в нём я не вижу. Татьяна командует: — Напра-во. — Все поворачиваются, я — с опозданием. — Лёгким бегом по залу — марш! Шеренга дёргается в унисон и пускается трусцой. Я бегу за девушкой, зацепившись взглядом за её красные волосы. Первые пару кругов держусь на оптимизме и адреналине, потом начинаю чувствовать боль в правом боку. Но никто не останавливается и не сбавляет шаг, поэтому я сжимаю челюсть и пытаюсь вспомнить, как правильно дышать. Носом? Ртом? Кажется, уже не важно — и так, и так, я задыхаюсь. — Шагом пошли! — кричит Татьяна. Не знаю, сколько времени прошло, но у меня перед глазами уже давно всё двоится. Замедляюсь, перехожу на шаг. Боль в боку не сразу, но проходит. — Ну как ты? — слышу позади знакомый голос. Ещё через мгновение со мной равняется Нина. Она даже не покраснела и, кажется, готова хоть вечность бегать по кругу. — Нормально, — невозмутимо произношу я. Для убедительности демонстрирую ей поднятый большой палец в кулаке. — Молодца! Нина хлопает меня по плечу. Бок о бок мы проходим ещё два круга, затем Татьяна даёт команду развернуться и бежать спиной вперёд. Если Ад и существует, то выглядит он именно так. Тридцать минут разминки длятся для меня целую вечность. Когда поступает долгожданная команда остановиться, я падаю на колени, совсем позабыв о том, что сейчас привлекаю к себе то самое внимание, которого так старалась избежать. — Держи, — кто-то ставит передо мной мою обувь. Я поднимаю глаза. Бен. Лыбится. Счастливый. — Спасибо, — выдыхаю. Ещё одно слово, и, есть огромная вероятность, что меня стошнит. — Ладно. Бен мнётся на месте, оглядываясь по сторонам. Затем наклоняется, хватает меня под руку и в этот раз действительно помогает встать. — Думаю, стоит сказать Татьяне, что со спаррингом тебе стоит подождать, — говорит он серьёзно. Я согласно киваю. Правда, Бен так и не успевает воплотить задуманное — Татьяна сама отправляет меня вместе с ним, Ниной и ещё одной девушкой (той самой, которая стояла в комнате «Беты», когда Ваня спас Лену) в имитационную комнату. Как я узнаю позже, её зовут Лиза, и она из оперативной команды «Омега», в которой состоит Рэм. — Играла когда-нибудь в компьютерные стрелялки? — спрашивает Нина. Мы вышли из тренировочного зала и сейчас сидим в маленьком коридорчике у двери с горящей табличкой: «Не входить! Идут учения!». — Было пару раз, — отвечаю я. Мне уже лучше. За те десять минут, что Бен находится в имитационной комнате, я успеваю прийти в себя. — Здесь будет что-то подобное. Тебе выдадут оружие и специальный шлем, а также закрепят импульсный датчик. Вот тут, — Нина касается пальцами шеи со стороны спины. — Он связан с программой и будет посылать мозгу необходимые команды. — Какие ещё команды? — Боль, в основном, — впервые за всё время подаёт голос Лиза. От её ответа легче не становится. Раньше, чем я успеваю попросить её пояснить, табличка гаснет, дверь открывается, и появляется Бен. Он морщит нос и потирает плечо. — Кажется, Анита не простила меня за прошлый раз, — обиженно бурчит он и опускается на скамейку рядом с Лизой. — Ты сказал, что с новой причёской она похожа на медузу Горгону, — напоминает Нина. — Я бы за такое тебя вообще убила. Бен фыркает. Следующей за дверью исчезает Лиза. — Кто такая Анита? — интересуюсь я. — Доброволец, — отвечает Нина. — Доктор каких-то там наук, имеет учёную степень в какой-то там области. У нас она в качестве программиста. Очень умная девчонка. — И злопамятная, — продолжает ворчать Бен. Человек, которому удалось поставить на место Бена, заочно вызывает у меня уважение. После Лизы следует Нина. Я иду последней. Имитационной комнатой оказывается светлое и абсолютно пустое помещение с мягкими стенами и потолком. — Имя, фамилия? — спрашивает женский голос, стоит мне только закрыть за собой дверь. — Ярослава Романова, — говорю не так уверенно, как бы хотелось. Что-то справа издаёт скрип, я оборачиваюсь. Одна из мягких панелей оказывается дверью. Ко мне выходит молодая женщина в очках и медицинском халате, под которым я вижу оранжевую майку с ярким мультяшным принтом. На женщине много пирсинга: помимо ушей, проколоты ещё бровь, губа и крыло носа. Чёрные волосы заплетены в дреды и сейчас собраны в высокий конский хвост. — Новенькая, — весело констатирует женщина. Это не вопрос, и всё же я киваю. — Меня зовут Анита, — она протягивает мне свободную руку, я пожимаю её. Второй рукой Анита держит маленькую пластиковую коробочку, а подмышкой зажимает белый шлем. — Не боишься? — Если бы я вообще знала, что меня ждёт. Анита улыбается и протягивает мне шлем. — Подержи, пожалуйста. А я пока займусь этим, — она открывает коробочку. Там, в металлических зажимах, лежит маленький чёрный кусок пластика. — Импульсный датчик, — говорю я, вспоминая слова Нины. — Он самый. И предупреждаю сразу — будет немного больно. Анита вынимает датчик из зажимов и просит меня поднять волосы. Я слушаюсь. Спустя мгновение вздрагиваю от колющей боли в области шеи. — Прости, — когда я поворачиваюсь, Анита виновато кривит губы. — Первый раз всегда так. Потом привыкнешь. После регулировки крепления на шлеме, Анита помогает мне его надеть. Из-за того, что визор полностью тонирован, я ничего не вижу. Только чувствую, как Анита нажимает кнопку на шлеме (отчего несильно сдавливает мою голову). Тонировка «уезжает» наверх, и я снова ослеплена белизной помещения. — Какие, говоришь, у тебя с оружием отношения? — На «вы» и шёпотом, — честно отвечаю я. — Татьяна сказала дать попробовать тебе вот это. С этими словами, Анита вытаскивает из кармана халата пистолет. Приглядевшись, я понимаю, что он игрушечный. Пистолет удобно ложится в руку. Ещё Анита даёт мне такой же лёгкий нож. — Не волнуйся, я поставлю тебе первый уровень. Главное помни, что это имитация. В последний раз касаясь моего шлема, Анита возвращает тонировку в визор. Я запоздало киваю, хотя не уверена даже, что Анита всё ещё стоит рядом. Раздаётся предупредительный сигнал. Яркие краски вспыхивают перед глазами — программа включена. Внезапно я уже не в имитационной комнате, а в центре Старого моста. Я узнаю улицу, дом, в котором находится театр, и фонтан напротив, но не понимаю, который час: то ли раннее утро, то ли вечер — темно. — Привет, — раздаётся в голове голос Аниты. Я вздрагиваю. — Прости, не хотела тебя пугать. Просто подумала, что будет лучше, если в первый раз я буду тебя консультировать. — Спасибо, — шепчу я. — Оглядись. Ты должна заметить кое-что странное. Делаю, как говорит Анита. Улица безлюдна, а потому «странное» в глаза бросается сразу. Бездомный, в рваной одежде и с картонным стаканчиком в ногах сидит в паре метров от меня, прислонившись к бордюру. Его лицо скрыто за длинными спутанными волосами и капюшоном. — Он? — уточняю я у Аниты. И бездомный тут же вздрагивает, будто я обращаюсь к нему. — Программа воспринимает любые твои слова. Осторожнее. Но да, это он. Я крепче сжимаю пистолет в руке, напоминая себе о том, что а) я вооружена и б) это всё не по-настоящему. — Это не человек, — говорит Анита. Оно и понятно. Ведь было бы странно, если бы программа настраивала меня на убийство людей. Я заставляю себя поверить в то, что ничего не боюсь: — Эй! Бездомный снова дёргается. — Уважаемый! — зову я. — Уважаемый? — смеясь, переспрашивает Анита. Ладно, попытка номер два. Надо вспомнить, как там говорят в полицейских сериалах... — Встаньте и поднимите руки над головой, — я вывожу пистолет перед собой. — То есть, заведите за голову! Анита в моей голове долго выдыхает. Кажется, так она пытается скрыть свой смех. А вот бездомный слушается. Он встаёт на ноги, не поднимая головы. Сначала ничего не происходит. А затем он в одном прыжке сокращает расстояние между нами и сносит меня с ног. Я больно ударяюсь головой об асфальт, но до последнего держусь, чтобы не закрыть глаза. Знаю, если закрою их — отключусь. Зрение никак не хочет фокусироваться. Я выставляю руки перед собой, упираясь в плечи бездомного. Чувствую, как под ладонями что-то двигается. Раздаётся треск — с таким звуком обычно лопается одежда. Наконец различаю не размытое пятно, а лицо. Точнее — морду. Это уже не человек, но ещё и не волк; что-то среднее, и от этого ещё страшнее. У меня есть пистолет, но я не могу выбраться из-под оборотня. Он слишком силён. А вот я слабая. — Слава, сопротивляйся, — говорит Анита. Она больше не смеётся. Оборотень надо мной извивается, словно змея. Клацает зубами в сантиметрах над моим лицом. Я не понимаю, откуда во мне столько физической силы, что на вытянутых руках я всё ещё могу сдерживать его. И всё же в этом мало толку — так я не смогу выстрелить. Вспоминаю про нож, который сунула за пояс джинсов. Его вытащить мне удастся только в том случае, если я уберу одну руку, но тогда оборотень, скорее всего, сожрёт моё лицо. Его слюна и так уже затекает мне в нос. Лишь бы не стошнило. В голову приходит единственно верное решение. Я видела это в передачах про собак, точнее, про их тренировку, где кинологи надевают на предплечье специальный мягкий нарукавник и выставляют его перед собой. Жаль, конечно, что у меня нет такого нарукавника. В одно мгновение убираю правую руку, а левую сгибаю в локте, прикрывая лицо. Раньше, чем достаю кинжал, на предплечье смыкаются мощные челюсти. Кричу от боли, слёзы застилают глаза. Теперь нож у меня в ладони. Я наношу удар. Всё гаснет, когда я начинаю захлёбываться собственной кровью, которая тёплыми каплями орошает моё лицо.