Обратный отсчет

После очередного выстрела Наполеон что-то выкрикнул, пытаясь перекричать беснование зараженных. Она его уже не слышала, и не могла слышать, слишком была далеко. Илья кричать даже не пытался — просто почти механически, на автомате, раз за разом спускал затвор, стараясь не смотреть в их сторону. Рычание, визги и вои зараженных усилились и смешались в общую массу, от которой тело прошиб липкий страх, который он пытался игнорировать. Шум только усиливался, а потом начал затихать — у него в голове, пока не выключился совсем, и он не вспомнил.. …её голос был притворно задорным, но Илья сполна слышал в нем и страх, и ненависть, и отчаяние. Габи села на заднее сидение — Илья с Наполеоном с раннего утра подготовили машину, подлатав её, и по возможности очистив. Пятна крови все ещё можно было различить на обивке и резине, но Габи сделала вид, что не заметила их. -Обратно мы тебя подбрасывать не станем. Ты уж как-нибудь автостопом. Ответить он не успел, наткнувшись взглядом на предусмотрительно уже вставленный в ухо наушник. У Габи, помимо них, было ещё два постоянных спутника, и их, в отличии от мужчин, она слушала. -Если мы не выедем сейчас, попадем на шведский стол. — более мрачно добавила она, пытаясь поторопить Наполеона, складывающего в багажник оружие. Они ограбили Илью на четыре карабина и несколько коробок с патронами, но расстался он с ними без сожаления — он-то сможет достать ещё. Все, что сейчас его заботило — вернуться живым. Остаться им. Когда он снял дробовик с плеча и залез на переднее сидение, Наполеон нажал на газ ещё до того, как он закрыл дверь. Не откладывая оружие, он приоткрыл окно, отвернувшись и с опаской всматриваясь в мелькающие развалины и всем видом показывая, что разговаривать не в настроении. Однако для Наполеона это, видимо, преградой не было, и, как только они набрали скорость, он заговорил первым. -Тебе нужно найти «якорь». В мозгу бликом вспыхнула ассоциация с часами. Он сцепил зубы, не удостаивая его и взглядом и — в который раз — не признаваясь даже себе, что с ними пришла пустота, с которой ужиться было гораздо легче. Она была спасительной, она была успокаивающей, она была даром, который Наполеон отдал ему так просто, хоть он и сопротивлялся этому до сих пор. Часы были для него его обвинением, судом и приговором, а ещё — признаком того, что он все ещё жив. А потом они превратились в просто вещь — сломанную, разбитую и лежащую в пыли, и, главное, перестали что-то значить для него и жить оказалось гораздо легче. Илья смутно догадывался, что ощущения жизни его не лишили, просто заставили почувствовать по-новому. Например, засчет присутствия рядом. Кого-то такого же живого. -Это так называемый пункт опоры. Это может быть что угодно — счёт, воспоминания, сосредоточение на предмете. Главное — не зацикливаться внутри, на страхе.. Он осекся под неожиданно резким взглядом Ильи «я-ничего-не-боюсь-гребанный-ты-психолог», но только спрятал усмешку, продолжив. -Просто помни, что главный ты, и ты отдаешь приказы. Только ты руководишь. -Это легко только на словах. — сварливо отозвался Илья, обводя взглядом на первый взгляд пустую дорогу. Если им и попадались зараженные, то они не тратили на них время, просто проносясь мимо. Остановка означала опасность, поэтому Наполеон гнал на такой скорости, на которой мог, объезжая развалины и мусорные завалы. — Это легче, чем кажется. Я помогу. Илья искоса взглянул на него — как всегда уверенный и непринужденный. Соло всегда говорил что-то так, будто был на миллион процентов уверен в своих словах, и все казалось легко и просто. Даже — справиться с приступами, даже — принять страх, даже — пойти вместе с ним на потенциально смертельное предприятие. Все таки, имя ему подходило. С первого взгляда ему не понравился этот проход в завале между поверженной высоткой и другими полуразвалившимися зданиями. И ещё больше ему не нравилось то, что предлагал Соло. Когда только стало ясно, с чем может столкнуться человечество, когда живые мертвецы только восстали из савана, люди пытались бороться с ними методами, которые придумали для таких же, как они — оружием и бомбами. Военные разгромили добрую часть города, только вот безуспешно, потому что источник бедствия — болезнь, так было не остановить. И они появились снова без боя занимая разрушенные кварталы, районы, города, а потом — планету. Прямо перед ними вдоль простирались останки какой-то высотки. Эту покореженную груду бетона приличной высоты объезжать было муторно и долго, а с другой стороны их ждали ещё большие завалы. Если бы они потеряли время на объезд, они бы не добрались к намеченному убежищу на пути к станции к ночи, и определенно бы оказали этим неплохую услугу зараженным. Поэтому единственным выходом было идти напрямую, бросив машину, через неширокий проход между стыками бетонных плит. Дальше, за завалами должна была быть снова чистая дорога, и — кратчайший путь к намеченному убежищу. Наполеон предложил проверить зияющий темнотой путь на проходимость в одиночку, а Илья с Габи, забравшись на ближайшую высокую точку, должны были прикрывать его, если вдруг проходом заинтересуются зараженные. У него снова все звучало идеально и уверено, только вот тьма в проходе казалась Илье затаившемся хищником, осмотрительным и терпеливым, ждущим, пока жертва сама решит отправится к ней, ошибочно решив, что там её ждет спасение. Он даже предложил свою кандидатуру в качестве разведчика, но напоролся на почти свое по степени твердости и нерушимости «нет». Наполеон давал понять, что Илья и так делает для них слишком много, больше, чем он смеет просить. И Илье пришлось отступить, приняв с Габи позицию прикрытия на первом этаже какого-то разваленного здания, выходившего прямо на огромный завал. Из сосредоточенного на силуэте Наполеона оцепенения его вывела Габи, взвешивающая в руках карабин. -За него не стоит волноваться. Видел бы ты, как он однажды обвел мертвяков вокруг пальца, отведя их от нашего укрытия. Никогда не видела их такими озлобленными и охреневшими. — она тихо засмеялась, примеривая приклад на плечо и отошла от него на несколько шагов, принимая позицию и аккуратно прицеливаясь. Илья пропустил мимо ушей её замечание о волнении, попавшее, собственно говоря, в цель. Он просто, черт возьми, не хотел терять живых людей в этом брошенном всеми богами месте — причина была убедительной и он успешно внушил себе, что «только поэтому». Дальше копаться в себе не хотелось. Наполеон и под плиты не успел ступить, как Илья заметил первого. Он с нечеловеческой ловкостью, орудуя всеми четырьмя конечностями миновал завалы, похожий на обтянутого кровоточащей плотью паука. Когда он замер на мгновение, чтобы принюхаться, Илья подстрелил его, снарядом разворачивая почти лысый череп и отправляя в полет с бетонных плит. Времени было мало. Кажется, Илья вслух произнес не слишком-то лестное, но беззлобное пожелание Наполеону поторапливаться, когда услышал ещё один выстрел — на этот раз кого-то настиг снаряд Габи. Силуэт Соло уже исчез в темноте завала, и теперь Илье не было за что зацепиться взглядом для успокоения. Глубоко выдохнув, он привычным движением снова возвел прицел, но не успел — девушка снова уложила мертвеца первой превратив голову одного из направляющегося к завалу зараженного в мясо. -Этот мой. — запоздало крикнула она, подначивая его на соперничество, но Илья был слишком напряжен, чтобы принять этот вызов. А вот Габи, наоборот, слишком расслаблена. Когда прозвучал ещё ряд выстрелов, теперь его, он услышал, как она начала что-то насвистывать в перерывах между стрельбой. Это было нелепо и не к месту, но, как ни странно, расслабляюще. Он снова плавно спустил курок, но в этот раз он отозвался сильным сопротивлением, а выстрела не последовало. Встряхнув дробовик, он проверил затвор, и отбросил заклинившее оружие назад, сдергивая с плеча запасной карабин, а потом…почувствовал слишком явственный запах гнили. Опутывающая их тишина, в которой было слышно только её насвистывание, превратилась в угнетающую, и, когда через секунду незримый, измеряющий опасность определитель внутри, предчувствие, приняло огромные масштабы, он хрипло выдохнул: -Габи! Она осеклась, переведя вопросительный взгляд на него, и этот немой вопрос все ещё читался в её глазах, когда рука почти полностью лишенная кожи впилась в её лодыжку и потянула краю плиты. Илья видел, как она успела за что-то ухватиться, а потом со всей силы наотмашь ударила по живым костям стволом. Мертвец отступил, но явно успел зацепиться за что-то внизу, пока она отступала глубже от края. -Вот сука. Он тоже отступил назад, держа на прицеле неровный бетонный край, но они пришли не оттуда. Они пришли сверху, с диким воем сваливаясь на их выступ — дальше он отходить уже не мог, почти в упор разнося неживым грудь, живот, головы, все, во что успевал попасть. -Габи, уходи отсюда! Он видел, как она пыталась расчистить себе проход. Он успел помочь ей, разнеся ещё парочку монстров прежде, чем один не изловчился и не вцепился в него, полоснув по шее чем-то острым. Кожу тут же обожгло и Илья изо всех сил навалился на стену сзади, чтобы придавить мертвеца, однако это, наверно, было бы эффективно только в случае с живым человеком. Зараженный стальной хваткой вцепился ему в горло, но не душил — полосовал когтями, с завидным упорством пытаясь добраться до трахеи. Неудобно ухватившись за оружие, Илья вбил приклад в место, где должно было располагаться лицо зараженного. Мертвую во всех смыслах хватку могло разорвать только повреждение мозга, и, кажется, Илья приложил его удачно. Он снова пытался крикнуть ей, чтобы она скорее отсюда валила, твою ж гребанную мать хотя бы она, но из раненного горла вырвался только осипший хрип. Естественно, она его не услышала. Но повернулась. -Я пустая! .. Почему-то, она его не бросала. Вместо этого она достигла оставленного им дробовика, неисправного, бесполезного и совершенно никчемного и снова попыталась от них отбиться. Илья следил за этим совершенно отстранённо, словно со стороны, не напрямую управляя телом и все равно отстреливаясь. Она была слишком далеко, когда в волосы, всегда собранные в хвост, влетела рука и вцепилась в них, дернув так, что Габи пошатнулась назад. Открылась — всего на долю решающего и глупо определяющего момента, а потом захлебнулась криком, все ещё пытаясь сбросить зараженного, вцепившегося клыками ей в руку у локтя. Глаза, почему-то, тоже залила кровь, но он все равно все видел, не мог не видеть, даже когда почти наугад бил по монстрам. Она что-то недолго кричала, но этот крик навсегда осел у него в памяти, в груди и в мыслях, возрождая и многократно усиливая вину, разрывающую боль и горечь. Они все ещё напирали, и Илья отрешенно подумал, что заберет ублюдков с собой как можно больше, когда откуда-то снизу послышались выстрелы. Когда сил снова поднимать запачканное собственной кровью из горла оружие к плечу уже не было, он смутно понял, что они, хоть и с неохотой, но отступили. Они все равно вышли победителями и ушли только чтобы отпраздновать и закусить ещё теплой плотью и кровью. Он наконец позволил усталости и естественной реакции затопить тело, и его замутило, а потом подкосило назад, к стене. Последнее, что Илья успел увидеть — дрогнувший и утонувший в темноте его сознания длинный и широкий, почти на весь пол след глубокого, алого, очищающего цвета.