Взросление Лили

Глава вторая POV Снейпа

Потерял. Я ее потерял. Навсегда. Я лежал дома на кровати, уставясь в потолок, ни о чем не думая. Пустота в груди отдавалась пустотой в голове. Приятно не быть. Когда тебя нет – тебе не больно. Когда не больно – это круто. …Шли дни, а потолок не менялся. И я не менялся. Северус Снейп. Уже само имя – как издевательство. Абсолютно волшебное имя – и такая маггловская фамилия! Полукровка на Слизерине! Приятненькое положение, ничего не скажешь! Она думает, видимо, что мне легко. Хотя, что она думает? Я же мерзкий слизеринец, я не стою ее мыслей. Попробовала бы она быть полукровкой на Слизерине. Впрочем, нет. Не желаю ей такого. Постоянно доказывать, что ты не хуже. Быть умнее и талантливее – и оставаться вторым сортом. Навсегда – вторым сортом. Только потому, что твой папаша-маггл недостоин коптить это небо, а тебя самого не должно было бы быть. Я никогда не смогу завоевать их уважение, потому что я уже тем виноват, что моя мать-волшебница добровольно легла в постель к магглу. А потолок все тот же. Столько лет. Отвратительная бедность. Я бы хотел заработать денег. Я бы мог. В детстве я думал, что буду хорошо учиться, стану сильным волшебником и смогу заработать, чтобы обеспечить мать и себя. Наивные детские грезы. Кто даст полукровке-слизеринцу шанс проявить свой талант? Обычно с этим идут к декану. О да. Слагхорн обладает таким количеством связей, что для него не проблема пристроить талантливого юнца к делу. Но, чтобы добиться покровительства декана, надо уметь быть приятным людям. Я – не умею. Я даже элементарно вежливым быть не умею. Я даже с Лили…. не сумел. К дьяволу горечь! Много таких, кто не умеет быть приятным. Не хочет унижаться или просто не умеет. Они идут к Дамблдору, а добряк-директор так ценит искренность, что найдет для них способ пробиться. Да-да. Дамблдор, действительно, способен на чудо: каждому ученику он может подсказать, в каком направлении искать то самое единственное место в жизни, которое ему предназначено. Нет, Дамблдор не Слагхорн. Он не оказывает явных протекций, не раздает теплые местечки. Он вообще не склонен поощрять тех, кто хочет прийти на готовенькое. Дамблдор просто знает, что сказать тому или иному ученику, чтобы он сам нашел свой путь. Но. Если только этот ученик не слизеринец. Слизеринцам директор советов не дает. Слизеринец не может постучать в его дверь и получить поддержку. Да слизеринец и не пойдет. Кто еще? Родня по матери – не вариант, они отказались от нее после мезальянса. Друзей у меня нет: другие факультеты нас ненавидят, а среди слизеринцев полукровку ждет только презрение. Нет, они могут, снисходительно усмехаясь, кинуть мне подачку, если, конечно, я буду молить о ней с должным смирением. Но я не буду. Мне не на что надеяться в волшебном мире. Мне не дадут шанса пробиться. …Потолок все тот же, но не было раньше этих мыслей. Раньше была Лили. Лили, с ее наивной верой и добротой. Лили верила в меня. Лили верила, что с моими знаниями и моей изобретательностью я смогу сам пробить себе дорогу. Я знал, что не смогу, но не хотел ее разочаровывать. В тот момент, когда мне нужна была ее поддержка, она не простила меня. Она не поняла, что у меня не может быть ничего общего с Пожирателями смерти и их предводителем. Лили, которая знала меня с детства, Лили забыла, что я не фашист и не садист. Лили не захотела понять, что они – мой единственный шанс выбиться в люди. Как и все гриффиндорцы, она делит мир на белое и черное. Она не понимает, что и врага можно использовать в своих целях. Кто сказал, что я собираюсь принимать Метку и участвовать в их «забавах» - омерзительных всякому здоровому психически человеку? Но использовать их нужду в талантливом зельеваре… Нет, для Лили нет полутонов и компромиссов. Она не поняла, не захотела понять. Она не простила. Я потерял ее. Навсегда. …все тот же осточертевший потолок. Когда-то я надеялся. Я знал, что не стою ее любви, но надеялся. Она стала чем-то особенным в моей жизни с того самого дня, как я увидел ее. Кто-то кричит громкие слова о любви и о том, что не может жить без человека: но в тот момент, когда я увидел Лили, я обещал себе никогда не бросаться громкими словами. Это… слишком сокровенное, слишком личное. Это нельзя выставлять напоказ. Об этом нельзя говорить. Об этом даже думать нельзя. Это слишком, слишком важно. Это важнее всего, что было и будет. Это – самая суть. Я знал, что между нами ничего не может быть. Я даже и не пытался добиться ее чувств. Зачем? Только унижаться – перед нею, оскорблять ее своим жалким поклонением? Нет. Нет, никогда. …однажды мальчишка-рэйвенкловец, который всегда сидел за соседним столом в библиотеке и с которым я ни разу не разговаривал – даже не знал его имени! – дал мне совет. Однажды, когда мы занимались вместе с Лили, а потом она ушла первой, он сказал: «Эй, парень, помой голову, попроси у Стебль цветов и пригласи ее в Хогсмид. У тебя есть все шансы, а ты страдаешь какой год!» Больше я не приходил в библиотеку. Я знаю, что я недостоин ее и что бесполезно впустую корчить из себя кавалера. Но эти слова незнакомого парня сотворили со мной зло: я стал надеяться. Я стал присматриваться к Лили, пытаясь понять, что заставило чужого человека со стороны полагать, что у меня есть шанс. Я заметил, что Лили часто улыбается мне и прощает мой несносный характер. Что она защищает меня перед всем своим факультетом – как унизительно! – но почему-то щемит сердце. И ни с одним мальчиком она не проводит столько времени вместе. И я не мог вырвать из себя надежду на то… Но время идет. Взрослая жизнь все ближе, а Лили так и остается солнечной девочкой, не знающей ничего о мире. Идеалистка в розовых очках…. А я не могу и не умею объяснить. И все. А теперь нет больше надежды. Я потерял Лили: с концами. Навсегда потерял. То самое, важное. Суть. Я потерял. Уже неважно, что будет со мной дальше. Какой путь я пройду. Стану ли я талантливым зельеваром или аврором. Какой бы ни была моя будущая жизнь – она лишь пустая подделка. Ведь самого главного, единственно важного, больше нет. Я мертв. Меня нет. Есть только потолок. Старый грязный потолок. И никакой надежды. …на следующий день я был представлен Темному Лорду, моему будущему Повелителю. Потому что он единственный, кому в этом мире нужен мой талант. И я буду служить ему верой и правдой. Потому что каждый человек хочет быть нужным. А Темный Лорд – единственный, кто умеет ценить даже полукровку, если он того стоит. Потому что я хочу быть полезным. Уважаемым. Оцененным по достоинству. Хочу, чтобы мною восхищались. Хочу дойти до вершин социальной лестницы. И оттуда, с этой вершины, обернуться к Лили и сказать: ты видишь, я дошел! Пусть она и предала меня – я мужчина, я справлюсь сам. …впервые я подумал об этом. Впервые назвал поступок Лили предательством. Нет, я не снимаю с себя вины. Я виноват перед нею. Очень виноват. Но не всегда человек способен контролировать себя. Когда тебя унижают перед всей школой, когда ты чувствуешь полную беспомощность перед своими извечными врагами, когда ты осознаешь, что они опять останутся безнаказанными, что они будут мучить и унижать тебя дальше, на глазах у всех, на глазах у Лили… Она не поняла. Не дала мне шанса заслужить ее прощения. Она даже не стала говорить со мной. Ей неинтересно, что я чувствую. Я сам виноват, что потерял ее. Но зачем, зачем она все выставила так, будто я – мерзкий Пожиратель смерти, будто я такой же, как они, будто я между нею и ими выбрал не ее? Разве есть на этом свете выбор – любой выбор! – в котором я выбрал бы не ее? Зачем она так решила, зачем она так сказала? Почему она не понимает того, что так очевидно? Вопросы, вопросы, и снова – беспомощность. Беспомощность и безысходность. И злость. На себя. На обстоятельства. На Мародеров. На Дабмлдора. Я докажу им всем, что я, Северус Снейп, чего-то стою в этом мире. Я докажу Лили, что я стою понимания и прощения. Я докажу Мародерам, что они – всего лишь зарвавшиеся мальчишки, а я – состоявшийся мужчина. Я докажу Дамблдору, что слизеринцы чего-то стоят. Да, я буду служить Темному Лорду, но я буду великим изобретателем и ученым. Я изобрету снадобье, излечивающие от укуса оборотня. Я найду способ нейтрализовать действие Круциатуса. Да что мелочиться! Я составлю защитное зелье от Авады! И тогда все они поймут, кто такой Северус Снейп! …потолок больше не интересовал меня. Я вскочил и принялся лихорадочно исписывать листки бумаги расчетами, необходимыми для начала эксперимента над зельем, которое я назвал Антиликантропным. … - Антиликантропное? – уважительно приподнял брови Лорд. – Вы далеко пойдете, Северус. Даже великие волшебники не решались взяться за такую задачу. - Может быть, именно поэтому она до сих пор так и не решена? – усмехнулся я. Я чувствовал себя неловко в особняке Лестранджей, в самой гуще наичистокровнейшего общества. Однако Лорд всегда проявлял ко мне столько уважения, что и его шавки не осмеливались презирать меня. У Лорда была целая теория о том, что в древних родах кровь волшебника бывает так сильна, что даже затесавшийся в родню маггл не сможет ее унизить. Странно, как эта теория согласовывалась с его главной идеей, но, кажется, я был единственным, кто заметил логическое несоответствие. Так или иначе, не в моих интересах было вякать. Я был благодарен за то, что своим влиянием Лорд совершил, казалось бы, невозможное: ввел меня в этот великосветский круг как равного другим. Надо сказать, что не так страшны Пожиратели, как их Дамблдор малюет. Я-то с замиранием сердца ожидал, что для принятия в их круг нужно не меньше, чем ритуальное убийство. Что оргии и пытки здесь в ходу. Что, как минимум, речи о темнейших зельях и заклинаниях – постоянны. Какое там. Обычный полусветский круг, как из захудалого романа Бальзака. Никаких ужасов и страстей. Лорд – харизматичный зрелый человек, который ни капли не похож на безумца. О зельях рассуждает со знанием дела, в заклятиях толк знает. Разговоры здесь ведутся не в пример интереснее, чем в школе. Там, в гостиной Слизерина, Лорд и его окружение виделись в таинственном ореоле недосягаемой мощи. Здесь – это были обычные умные люди, в чьем кругу я наконец не чувствовал себя чужим. Здесь меня приняли. Здесь меня слушали. Здесь меня уважали. - Антиликантропное зелье было бы чудом даже для волшебников, - задумчиво протянул красавчик Малфой. – Пожалуй, дело пахнет орденом Мерлина второй степени. - Орденом Мерлина первой степени, хотел ты сказать, - очаровательно улыбнулась его юная супруга Нарцисса. - Если молодой человек действиетльно справится с этой задачей, - холодно приподнял бровь Малфой. Вот это да! Я тоже так хочу! Я про бровь, в смысле. Надо же! Такой пустяк – а создает целый образ! - Молодой человек справится, - уверенно сказал Лорд. – Признайте, Люциус, как ни мало вы смыслите в зельях, но даже вы должны понимать, что мистер Снейп – гений. Я едва не покраснел, а ночью торчал у зеркала, репетируя поднятие брови. Однозначно, этот жест станет моим коронным! Ведь у каждого великого ученого есть что-то, по чему его сразу узнают! Вот Альберт Эйнштейн – его лохмы и высунутый язык знают даже маги! Чем сальные волосы и приподнятая бровь хуже? Я был на волне воодушевления. Я верил в себя и будущее. Весь август я по вечерам носился из одного особняка в другой, все больше сближаясь с этим удивительным обществом. Для меня словно открылся новый мир, и я был готов завоевать его. Впервые в жизни я чувствовал уверенность в себе и своих силах. Впервые я понял, как важны для человека друзья. Даже самый талантливый человек в одиночку – ничто. Но, когда рядом с тобой, плечом к плечу, стоят люди, которые верят в тебя и понимают тебя, - другое дело! Тогда невозможного нет! Когда до отъезда в Хогвартс оставалось несколько дней, Лорд пригласил меня в отдельный кабинет для приватной беседы. Я чувствовал волнение: приближалось что-то необычное, призванное навсегда изменить мою жизнь! Я рвался в эти перемены, зная, что они – к лучшему. Хотя бы потому, что там, в прежней жизни, у меня ничего не осталось. Застарелая горечь поднялась было – и тут же пропала, сменившись радостным возбуждением. Мы сидели у камина, пили роскошное вино – не чета той бурде, которой травится мой папаша! – и неспешно беседовали. Мне нравился в Лорде особенно его тихий голос. Он говорил неторопливо, никогда не повышая тона, но его слышали все – даже в большой зале. Невыразительные интонации, иногда излишняя бледность речи – только подчеркивали ясность и простоту излагаемых им мыслей. Невольно в его присутствии и я говорил тише. Я всегда недолюбливал свой голос, стоило чуть его повысить – и он срывался в неприятный фальцет. Я надеялся, что с возрастом он «сломается» и станет более мужественным, но недавно отчаялся совсем, полагая, что мой голос навсегда останется еще одним моим крупным недостатком. Оказалось – достаточно просто говорить тихо. Я даже раздобыл маггловский магнитофончик, чтобы записать самого себя и послушать: да! Получается! Как просто придать чарующие интонации даже моему дурацкому голосу, если всего лишь его понизить! Итак, мы вели неспешную тихую беседу. - Признаться, Северус, - задумчиво сказал Лорд, - я не ждал вас в нашем кругу. В Хогвартсе о нас распространяют самые нелицеприятные слухи, особенно среди гриффиндорцев, среди которых, я слышал, у вас есть подруга. – Его молчание длилось так недолго, что я не успел придумать реплику для ответа. – Я рад, что вы оказались мудрее и смогли различить, что мы представляем собой на самом деле. - Я полагаю, - сдержанно ответил я, - что нельзя составлять мнение о людях с чужих слов. - Разумно, - уважительно кивнул Лорд. Некоторое время стояло молчание, затем он продолжил разговор: - Чрезвычайно любопытно, что же вы теперь о нас думаете. Свежий взгляд со стороны юности нам бы не помешал, - улыбнулся он. Я честно чуть призадумался, а затем поведал все, что думал и думаю. Что ожидал увидеть общество снобов, склонных к садизму, а обнаружил умных и порядочных людей, чью дружбу жажду завоевать. Что мысли и идеи Лорда разумны и подкреплены знаниями и экспериментами, и что круг его соратников привлекает меня глубиной познаний и чистотой устремлений. Ведь главной их мыслью было победить смерть – а это одна из самых соблазнительных для человека мыслей. Я был уверен, что это возможно; и мне казалось, что Лорд основывает свои идеи не на пустых надеждах, а есть у него некие тайные знания, которые вселяют в него уверенность: можно жить вечно. Я хотел жить вечно. Ведь это значит – можно будет научиться всему, прочитать все книги, устроить такие грандиозные исследования, о которых сейчас даже самые смелые изобретатели мечтать не могут! - Мне нравится вас слушать, - Лорд посмотрел на меня с приязнью, - Вы ясно и просто излагаете мысли. Несмотря на свою юность, вы кажетесь старше многих своих сверстников. Я знаком немного с вашими однокашниками – мистером Эйвери и мистером Мальсибером – они сущие дети. Вы удивляете меня раз за разом. - Я много читал, - сдержанно ответил я, - и постарался извлечь из книг уроки. - Я придерживаюсь такого же метода. Книги воистину – источник мудрости. Мы помолчали немного, думая о книгах. Тут Лорд сказал почти нерешительно: - Обычно я не предлагаю этого школьникам… но вы, Северус, покорили и восхитили меня. Я был бы рад видеть вас среди моих соратников. Я покраснел от удовольствия и радости: - Я всей душой жажду присоединится к вам, мой Лорд, - искренне ответил я. - Что ж. Вы дали нашему братству святой Вальпурги емкую характеристику. Возможно, вы хотите узнать больше о наших планах? - Признаюсь, мне любопытно. Лорд мечтательно прикрыл глаза и принялся рассказывать: - Рыцари Вальпурги ставят перед собой важнейшую цель – победить смерть. Раса магов ныне пришла в упадок и прозябает, пора вернуться к прежнему величию! Мы хотим восстановить утерянные знания, отстроить заново разрушенное и обновить этот мир. Мы – талантливые и смелые, готовы идти до конца в погоне за знаниями и силой. Мы сможем изменить этот мир. Он помолчал, потом прямо и честно взглянул на меня: - Вы с нами, Северус? - Да! – решительно ответил я, чувствуя, что свершается самое важное в моей жизни событие. - Протяните левую руку. Я повиновался; Лорд коснулся ее палочкой – и вот уже изящная татуировка украсила мою кожу. Сколько разговор было среди слизеринцев о принятии Метки! Кто-то описывал страшные ритуалы с пиктограммами и жертвоприношении, кто-то говорил об испытаниях и пытках, но все сходились на том, что Метка появляется вместе с чудовищной нестерпимой болью. Нет. Никакой боли. Одно движение палочкой. Лорд вовсе не садист, каким его рисуют в школе. А Метка – это знак нашей общности. Знак рыцарей Вальпурги: тех, кто победит смерть!