Don't be afraid of tomorrow, Не бойся завтрашнего дня, Just take my hand, Просто возьми мою руку, и ты I`ll make it feel so much better tonight Почувствуешь себя значительно лучше*
Лондон никогда не заставит вас чувствовать себя счастливым. Серьёзно, если у вас проблемы с настроением или, может быть даже, затяжная депрессия, пасмурное небо и прохладный климат, особенно в осенне-зимний период, — последнее, что поможет вернуть радость к жизни и заставит чуть поменьше ненавидеть будильник, исправно звонящий каждый день ровно в шесть-ноль-ноль. Понимаете? Так что нет, этот город явно не входит в число спасителей от хандры. Мокрые листья под ногами такие скользкие, что абсолютнейшим самоубийством было бы бежать на всех парах, когда каждый шаг сможет стать тем самым, что устроит вам самое близкое свидание с землёй, особенно когда обувь подобрана не по погоде, а спрятаться дома от холодного, пробирающего до костей воздуха уж очень хочется. Возможно, какой-нибудь художник поймает здесь, в парке, своё вдохновение и захочет нарисовать этот разноцветный ковер под ногами, эти красные, жёлтые, кое-где даже зелёные и… И такие, такие скользкие листья. За секунду до падения жизнь не проносится перед глазами, и на бесполезные попытки избежать встречи с твёрдым асфальтом попросту нет времени, поэтому голубые глаза просто зажмуриваются, ожидая неизбежной участи. Однако вместо холода и боли чья-то тёплая рука, незнамо откуда взявшаяся, крепко обхватив чужую ладонь, потянула вверх, не давая упасть и помогая восстановить шаткое равновесие. Пара секунд требуется для осознания того, что больше нет угрозы получить новый синяк и испачкать довольно светлые для мокрой и грязной погоды штаны; что чужая ладонь всё ещё сжимает руку и, наверное, следовало бы поблагодарить за неожиданное спасение, ведь не зря же вежливость так настойчиво прививают с пелёнок. Голова поворачивается вправо и слегка вверх: незначительная разница в росте только так позволяет поймать взгляд зелёных — на ум сразу же приходит сравнение с яркими хризолитами в ювелирном магазине через дорогу — глаз, а губы уже почти что произносят негромкие слова благодарности, но внимание привлекает едва заметное родимое пятно на бледной щеке, чуть ниже уголка глаза, похожее на маленькую пятиконечную звезду, и вместо вежливого «спасибо» вырывается лишь судорожный вздох. Правая рука, которая по-прежнему находится в плену, начинает чесаться, и больших усилий стоит сдержаться и не выдернуть её резко, как того требует мозг. Пальцы на автомате тянутся к собственной щеке, где расположилась точно такое же родимое пятно. Ладонь жжёт, как будто её окунули в кипяток, заставив перед этим сжать кусок раскалённого металла. Хорошо. Следовало бы кое-что прояснить. Не так уж и просто жить в мире, где любое рукопожатие может стать судьбоносным. Причём в прямом смысле слова. Вы можете просто протянуть руку, совершенно не ожидая, что незнакомец напротив вдруг окажется вашей «родственной душой», с которой — кто такое вообще придумал? — вы составите идеальную пару. Правда, маленькое родимое пятно на щеке как бы предупреждает, что всякое может случиться, поэтому право не пожимать протянутых рук или вообще носить перчатки, во избежание непредвиденных ситуаций, никем не отнимается. Впрочем, в веке эдак семнадцатом и раньше, когда люди с причудливыми отметинами на щеках составляли большую часть жителей планеты, тянуть ко всем ладони было не самым вежливым жестом, а держать человека за руку вообще считалось чем-то интимным, но сейчас… К сожалению или к счастью, тот непонятный ген, заставляющий людей «прилипать» друг к другу, оказался на редкость не живучим, и количество людей-носителей стремительно сокращалось. Поэтому процент того, что с кем-то может случиться вот такой вот случай, настолько ничтожен, что нужно быть просто-таки «любимчиком» Судьбы, чтобы найти свою «родственную душу» в парке, при таких обстоятельствах, да ещё и когда жаждешь этого в самую последнюю очередь. Ладно, в конце концов, какова вероятность того, что это именно тот самый случай? Глубокий вздох. — Пожалуйста, скажи, что твоя рука просто намазана клеем. Голос на удивление спокойный, ровный и тихий, но, несмотря на забавную просьбу, в нём всё равно проскальзывает едва заметная надежда на то, что такое поистине глупое предположение действительно может оказаться правдивым. Ничего удивительного, что сразу же в ответ слышится смешок и едва уловимое фырканье. — Конечно, ведь это абсолютно нормально — ходить по улице с испачканными в клею руками. Темные брови насмешливо изгибаются над зелёными глазами, в адрес которых при любых других обстоятельствах можно было бы послать нескончаемое количество комплиментов, но рука словно свинцовая, тянет, отвлекает, не давая забыть о себе ни на секунду. Горит, как будто её оторвали и засунули в угли. Хочется вырваться, высвободить ладонь, прекращая эту порядком затянувшуюся интригу, но одновременно с этим страх того, что всем опасеньям суждено сбыться прямо в эту секунду, не позволяет даже разжать одеревеневшие пальцы. И хочется, и колется, как говорится. Проходящие мимо люди с интересом поглядывают на замершую посреди дороги пару, сцепившуюся ладонями, и тогда приходит понимание, что, как бы не было страшно, они не смогут стоять здесь вечность. Руку тянут назад, почти чувствуя, как теряется контакт с кожей, но это, видимо, просто игра воображения, потому что… ничего не происходит. — Нет, — недоверчивый взгляд на руки, затем — прямо в зелёные глаза, в которых отражается такая же растерянность. — Это определённо не может быть тем самым. Шумный вздох звучит как-то устало, и сцепленные вместе ладони резко поднимаются на уровень глаз. Хризолитовые глаза с напускной внимательностью осматривают их со всех сторон, словно причудливый экспонат. Длинные тонкие пальцы едва ощутимо сжимают узкую ладонь, которая немногим меньше собственной, и нет какой-либо возможности разорвать этот случайный и нежелательный контакт. — Ну, судя по всему, это то, что есть, — голос медленный и глубокий нарушает тишину, заставляя прислушаться к словам, а затем уже недовольно и упрямо поджать губы, потому что как можно сохранять спокойствие и мириться с ситуацией, когда в эту самую минуту твою жизнь буквально решают за тебя? В который раз. Недовольное и упрямое «я так не думаю» едва можно услышать из-за уличного шума, зато неприятно охватившая руку пульсирующая боль ощущается во всей полноте, когда соединённые ладони вновь пытаются разъединить, но уже с большим рвением и не с самыми приятными эмоциями. — Прекрати, больно же, — сквозь зубы вырывается недовольное шипение, и пальцы крепче сжимают руку, но уже по собственной воле, призывая перестать сопротивляться и причинять друг другу боль бесполезными попытками вырваться. — Нам просто нужно избавиться от этого, понимаешь? — голубые глаза, которые так и просятся на сравнение с морской водой во время шторма, просто огромные. Кажется, в них заключены все эмоции разом, но самая сильная это, конечно же, недовольство на грани с отчаянием. Просто кто-то слишком сильно не любит, когда всё идет не по заданному плану. — Меня дома ждёт кот, эссе по философии и литр чая, и я ничего, ничего не хочу менять в своей жизни. Ни-че-го. Тем более вот так, когда кто-то там всё решает за меня. — Если ты будешь вырываться, будет только хуже, — настойчивый и слегка обвиняющий тон заставляет смущённо потупить взгляд, потому что это правда. Странно, необъяснимо и даже больно, словно тело начинает жить само по себе, не желая разрывать контакта, и всячески бунтует на все попытки оторвать друг от друга руки. Ощущения действительно необычные. Рука всё ещё твоя, но она как будто начинает жить своей жизнью, идёт наперекор всему телу. Почему-то всегда казалось, что это должно напоминать ощущение приклеившихся друг к другу ладоней, но на самом деле они просто словно перестали подчиняться. Чувствуешь, сопротивляешься, но ничего не можешь поделать. — Будет хуже, если наши руки сейчас же не разъединятся, давая нам возможность разойтись по своим делам. В конце концов, мы же не в средневековье живём, и это, — кивок вниз, на все ещё сцепленные вместе руки, — ни к чему не обязывает. — Да, но пока я не хочу лишиться руки. Ты же знаешь, что нужно просто… подождать. «Подождать» — каждый из них знает, что это самое верное решение в сложившейся ситуации, ведь не зря же ещё с самого детства рассказывают об «особенностях» таких случаев. Проходит какое-то время, и руки вновь подчиняются своим хозяевам, но случается это только когда связь между двумя столкнувшимися становится хоть немного сильнее, чем у просто незнакомцев. Хочешь — не хочешь, а какое-то время придётся провести вместе, час или больше, а потом ты сам волен выбирать свой путь. — Подождать? Сколько? Вдруг они вообще не захотят рассоединяться, и нам придётся ночевать на улице? Удивлённая улыбка за секунды преображает хмурое лицо, и от такой резкой перемены становится даже не по себе. Потому что внимание притягивает и потому что нравится. — Почему на улице? — Я не пускаю к себе в квартиру малознакомых людей. Короткий кивок и едва заметное движение плечами, как бы соглашающееся. — Не думаю, что в этом будет необходимость. Это действительно ненадолго, главное, не усложнять ситуацию попытками вырваться, — короткий взгляд в сторону выхода, руку ненастойчиво тянут за собой, и в глазах… приглашение. — Пойдем. — Что? — удивлённый возглас привлекает к себе внимание проходящих мимо людей, но ноги послушно идут вперед, позволяя вести себя. — Куда? — Не знаю, — из груди вдруг вырывается веселый смех, и вся ситуация из нелепой и донельзя неприятной превращается в просто забавную, в такую одну, что называется «так бывает». — Но стоять посреди дороги неудобно, на нас уже люди смотрят. — Но я… мне… ох, ладно, — мотаешь головой и улыбаешься тоже, потому как удержать улыбку практически невозможно. Да и, по правде говоря, не хочется, только удивляешься тому, что всё ещё помнишь, как это делается. Наплевать на людей, на самом-то деле. Рука по-прежнему горит, но уже меньше, и это даже не жар, а скорее тепло. Они спешат, бегут по мокрым и скользким листьям, и это почти сумасшествие, потому как каждый новый шаг вновь грозит падением. Это почти безумие — есть мороженое на улице, просто потому что вы его так давно не ели, и пройти мимо было бы просто кощунством, даже когда уже почти зима, и пальцы ощутимо мёрзнут без перчаток; а затем отстаивать свой любимый Йоркширский чай в споре против какого-то там всего лишь кофе, попутно пытаясь при этом испачкать друг друга мороженым. Это почти ребячество — спорить о том, какой из любимых фильмом лучше, особенно когда ваши предпочтения совпадают, когда на самом деле думаешь, что выделить какой-то один невозможно; когда вроде бы спор утихает, но очередь доходит до книг, и всё повторяется. Это почти странно — слегка мокнуть под мелким дождём, даже когда у вас есть зонты, но попытки достать хотя бы один с крепко сцепленными руками почему-то кажутся такими смешными, что смеяться получается намного лучше, чем доставать зонты. Это почти идеально — проводить так время с кем-то абсолютно незнакомым, но и одновременно как будто бы слишком близким, переставая злиться на Судьбу за выкинутый фокус, почти что говоря ей «спасибо». Но почти — не считается, потому что в какой-то момент кто-то из вас замечает, что ваши руки уже свободны. — Хэй. Мелодичный голос, который хотелось бы слушать часами, замолкает на половине какого-то безумного рассказа, прерываемый этим тихим и несмелым «хэй». — …и я… что? Кивок вниз, на руки. — Я тебя не держу. В доказательство — разжатые пальцы, секундой ранее крепко обёрнутые вокруг чужой ладони. Удивленное «о», когда руки больше не касаются друг друга и вновь принадлежат себе и только себе, сдавленное и совсем не радостное. — Это… хорошо. Смотришь на ладонь, чувствуя её такой… — Необычно, правда? …пустой. Необычно? Нет, как будто неправильно. — Очень, — задумчивый кивок. Ответ то ли на заданный вопрос, то ли подтверждение собственных мыслей. — Я думаю, что… мне надо идти? Задумчивая растерянность в зелёных глазах сменяется плохо скрытым разочарованием. — Да, точно, — улыбка по-прежнему приятная, но не такая широкая, и улыбаться в ответ не хочется. — У меня эссе, а у тебя, наверняка, дела. Будто пытаешься найти достаточно хорошую причину, хотя по глазам видишь, что никаких дел нет, а эссе может ещё хоть месяц лежать в самом дальнем ящике стола под кучей книг. — Конечно. Дела, на самом деле, если бы и были, то могли бы подождать, но… Неловко переминаешься с ноги на ногу.— Пока? — Останься. — Пока. — Не уходи.
Разворачиваешься, потому что вам даже не в одну сторону, то есть вообще не по пути. Ни адреса, ни телефона, ни возможности встретиться ещё раз. Ни обязательств. Кажется, этого так сильно хотелось с самого начала, разве нет? Разойтись и забыть как недоразумение. Недоразумение. Слово-то какое… глупое и жестокое. А может совсем и не «не», а как раз-таки «доразумение»? Слово ещё более нелепое, но зато приятное и чувство такое даёт… надежды. С неба вновь начинает накрапывать дождь, но зонт так и останется неиспользованным. Ноги разворачиваются и несут в противоположную сторону; взгляд высматривает в толпе знакомую фигуру. В голове мелькает мысль: «А стоит ли?», — и понимаешь, что стоит, когда глаза цвета хризолита широко распахиваются в тот момент, когда одна ладонь сжимает другую, чувствуя знакомое тепло, но в этот раз уже по своей воле. — А как же твоё эссе по философии? — удивлённо, ещё не совсем веря, но с улыбкой. — Оно ждало неделю и, думаю, подождёт ещё немного. В качестве искупления вины я увеличу количество слов с трёхсот до трёхсот пятидесяти. Думаю, оно будет довольно и простит меня. Вот так вот просто. Рука в руке. Потому что так — правильно.Лондон, возможно, вряд ли заставит вас чувствовать себя счастливым. Но кто-то особенный — сможет. И при таком раскладе даже как-то уже и не неважно, Лондон это или какой-нибудь Тимбукту.
Suddenly my eyes are opened Вдруг мои глаза открылись, Everything comes into focus. Все стало таким четким… We are all illuminated, Мы все в свечении, Lights are shining on our faces…blinding Свет сияет на наших лицах…слепя нас*