Милость победителей

      Тор был очень зол. Он злился на всех: на Одина, на Фригг, но больше всего он злился на Локи. Украсть тессаракт, снести полгорода в Мидгарде, обречь стольких людей на гибель, а его отец выносит такой мягкий приговор?! Мать просила за этого мерзавца. «Интересно, а за меня она также просила?» — со злостью подумал Тор. Тор искренне полагал, что родители больше любили Локи, чем его. Мать всегда жалела этого приемыша, который и братом-то ему не являлся. Злость и ненависть начали завладевать Тором, он решил покарать Локи соответственно преступлению, так чтобы трикстер трясся и боялся всю оставшуюся жизнь. Это показалось ему отличной идеей, Одинсон отхлебнул ещё один большой глоток вина и хищно улыбнулся. — Ты меня на всю свою жизнь запомнишь, гадёныш. Если выживешь, конечно, — и Тор налил ещё вина в свой кубок. Друзей в свою затею он решил не посвящать. Воздаяние по делам он решил организовать сам, тем более что Один должен был отбыть в Йотунхейм на переговоры, а Фригг точно ничего не узнает, уж об этом он позаботится. Удобный случай представился через неделю после суда. Один отбыл на переговоры, Фригг заперлась в своих покоях и грезила. Локи сидел на полу в своей камере и читал книгу, присланную Фригг, а точнее, пытался. В то утро предчувствие беды навалилось на его плечи. Трикстер никак не мог понять, что же должно случиться. Силовой барьер замерцал, и в камеру вошёл Тор. Громовержец осмотрелся и зло прошипел: «Хорошо устроился! Отец относится к тебе слишком мягко, но я это исправлю!». Бог Грома надел на Локи тяжелые наручники и поволок прочь из камеры. Локи приволокли на тренировочный корт для солдат, достаточно большой и широкий. Сам корт находился в удалении от дворца и был накрыт магическим барьером, чтобы из замка не было видно и слышно, что происходит на корте. Локи увидел, что около тысячи эйнхериев выстроились параллельно в две шеренги, и у каждого в руках была длинная гибкая палка. — Что ты задумал? — стараясь сохранить иронию в голосе, спросил Локи и только тут заметил, что Тор к тому же ещё и сильно пьян. — О! — ухмыльнулся Тор, — тебя прогонят через этот строй три раза. Я думаю, это будет достойная твоего поступка кара. Раздевайся! — А твой отец об этом знает? — попытался съязвить Локи —Или сыночек решил проявить самостоятельность? - Вместо ответа Тор ударил Локи по лицу с такой силой, что тот просто не устоял на ногах и упал, потирая рассечённую скулу. Двое инхериев раздели трикстера и привязали его руки к длинному копью. Вся процессия вступила в строй солдат. На спину и ягодицы Локи посыпались удары, при каждом из них он дёргался всем телом, но вырваться не мог. На двадцатом ударе он прокусил до крови нижнюю губу, и кровь медленно начала капать по его подбородку, но Локи упорно молчал. Инхерии били не жалея, они чётко выполняли приказ командира. Трикстер держался твёрдо, он не стонал, пока ещё, что злило Тора ещё больше. Удары продолжали сыпаться на обнажённое тело, от боли темнело в глазах. На сотом ударе Локи издал первый стон, чем обрадовал сводного брата. — Может быть, попросишь пощады? — ехидно осведомился пьяный Тор, — если хорошо попросишь, я остановлю всё это! - Локи с ненавистью посмотрел на мучителя и не ответил ничего. На трёхсотом ударе Локи уже стонал в голос, не стесняясь своих стонов и мысленно проклиная отменное йотунское здоровье. Больше всего на свете ему хотелось умереть. Локи уже довели до середины строя, спина и попа горели огнём, по телу медленно струилась кровь, и Локи уже орал. Он орал от невыносимой боли, унижения и чувства собственной беспомощности. Когда его наконец-то довели до конца строя, Локи потерял сознание. — Никуда ты не сбежишь, — первое, что услышал трикстер, приходя в себя. В горло ему насильно влили какое-то зелье, — это чтобы ты больше не терял сознание и не пытался избежать справедливой кары, — пояснил Тор. Локи тупо уставился на сводного брата, будто видел его впервые в жизни. — Может, хватит с него? — робко спросил один из солдат, — на нём же места живого нет, помрёт ещё под палками. — Продолжать! — рявкнул Тор — Он это заслужил! - Локи подняли на ноги и потащили сквозь строй обратно. Локи чувствовал, как по его телу струится кровь, а по лицу бегут слёзы, он уже был согласен молить Тора о милосердии, он бы, наверное, кричал, но голос он сорвал ещё на середине экзекуции. Локи всё же решился, он посмотрел мутными от боли глазами в сторону Тора, поймал его холодный, жестокий взгляд, одними губами прошелестел: — Пощади, умоляю. - Тор равнодушно встретил просящий взгляд и холодно сказал солдатам: — Не останавливаться!       Экзекуция подходила к концу. На Локи было страшно смотреть, вид его был ужасен: от шеи и до конца икр красное свежее мясо, по временам брызжущее кровью, кожа свисала лохмотьями, кое-где отсутствовали куски плоти. Ступни же и конец ног до избитых икр бросались в глаза разительною голубоватою белизною, как мрамор с голубым отливом. Теперь Локи постоянно падал без чувств, даже то зелье, которым опоил его Тор, действовало слабо. Выполнив приказ до конца, солдаты стали расходиться, оставив на камнях двора обнажённое истерзанное тело. Громовержец подошёл к брату, грубо схватил его за цепь наручников и волоком потащил Локи в подземелье, но не в его камеру. Тор оставил Локи в маленькой холодной камере, на самом нижнем уровне. Никто не видел, как за этой сценой наблюдал Фандрал. Он пришёл в ужас от увиденного. Никогда он не считал Тора жестоким человеком, если бы тот решил казнить Локи, то он бы его поддержал, но чтобы вот так издеваться... Тут надо было всё хорошенько обдумать. Локи очнулся только глубокой ночью, ни сесть, ни лечь нормально у него не получалось. По сути, он мог только стоять на коленях. Осмотревшись, он понял, что находится в каком-то каменном мешке. Было очень холодно, и Локи, поскуливая от боли, решился натянуть на себя рубашку, которую Тор забросил в его камеру. Ткань, соприкоснувшись с ранами, вызвала дикую боль, но Локи чувствовал, что с такими ранами долго не проживёт и просто не хотел, чтобы его нашли голым и запоротым насмерть, хотя всё к тому упорно и шло. Тор сидел в покоях и пил. Он был собой доволен, он наказал предателя так, как он того заслуживал. — Быть не может! — воскликнул Огун, когда Фандрал закончил рассказ. — Я сам всё видел! Я тоже Локи не люблю, но чтобы сотворить такое! — высказал своё мнение Вольштагг. — Я попробую поговорить с Тором — предложила Сиф, и все молча с ней согласились.