Время идёт

Сегодня мне пришлось пережить похороны. У этого старика было диссоциативное расстройство идентичности*, и он частенько не узнавал свою жену. Могу сказать, что эта болезнь очень сильно сказывается на близких. Гораздо проще оставить такого человека на произвол судьбы, ведь кто знает, какая следующая личность может появится. Однако, Мэгги оставлять своего мужа не спешила и старалась всячески помогать ему и приглядывать. То, что он погиб, очень опечалило её. Они ведь всегда так мило разговаривали. Погиб он из-за собственной же болезни. В нём сидела хмурая женщина, постоянно вгоняющая себя в депрессии. И знаете, она добилась власти и стала бывать в теле старика гораздо чаще, чем другие личности. Так она загубила остальные личности и даже старалась загубить жизнь Мэгги, но та всё знала и на все печальные речи кивала головой и улыбалась, как болванчик. Я всё же так и не сообщил, кем я работаю. Я психиатр в платной психиатрической больнице. Самых жутких больных мы оставляем здесь, в больнице, а тех, кому можно помочь, по просьбе отпускаем, отдавая рецепт на руки. Старушка Мэгги молила меня о том, чтобы я отпустил пациента на дом. С таким диагнозом обычно пациентов мы держали при себе, в больнице, но она сказала, что будет пристально наблюдать за мужем и если вдруг что, сразу позвонит. Как опытный психиатр, я настоятельно рекомендовал оставить мужа под нашим присмотром. Однако, как я говорил, мы платная клиника, и получив деньги со старушки, главврач быстро урезал меня. В итоге, примерно как я и ожидал, старик повесился. Я сидел в кресле, задумавшись и даже не услышал стука в дверь. Когда я увидел появившуюся на пороге старушку Мэгги, я разгневался и громко сказал: — Вы вошли без стука. — Я стучала, — утвердительно проговорила она и присела на стул, стоявший напротив меня. — Вот, держите, — она протянула сумочку с чем-то явно тяжёлым внутри. — Это вам за то, что боролись за спокойную жизнь моего мужа. Я стал пристально разглядывать подарок. Подарком оказался дорогой коньяк. Я покрутил коньяк, изучил надписи на другом языке и покачал головой. Я никогда не понимал и, скорее всего, не пойму в ближайшем будущем, почему врачам дарят коньяк или конфеты? У них фантазии нет? Старушка посмотрела на меня удивлённо и с грустью сказала: — Вам не нравится? — Нет, что вы. Просто я не пью. — Но вы всё равно примите. Куда же мне его теперь девать? Мужа теперь нет, точнее сказать, нет той девицы в нём, которая изрядно любила выпить. — Я приму. В любом случае, у меня есть друзья, которые будут очень рады почувствовать вкус настоящего коньяка, — я улыбнулся. Немного притихнув добавил: — Я соболезную. Мэгги странно покосилась на меня и мотнула головой. — Чему? — Вашей утрате, — теперь странно косился на неё я. — Какой утрате! Я никого не теряла! — взвилась бабёнка. Я опешил и почти прокричал: — Вы же мужа потеряли! — Да как вы можете так говорить!? Уилсон, Уилсон, сюда! — дверь отворилась и в кабинет влетел, словно птичка, муж Мэгги. Я крутанул головой и с выпученными глазами уставился на вошедшего. Быть не может. Я же приходил на его похороны. Да я видел его повешенным! Это шутка что ли какая-то? Сегодня вроде не первое апреля или я просто настолько забылся? Я нажал кнопку вызова главврача и бодро проговорил: — Подойдите ко мне, пожалуйста. Тот не заставил ждать и прибыл, как только смог. Он раздражённо посмотрел на меня, потом на Мэгги и Уилсона. — Да хоть вы подтвердите, мистер Доупсен. — Что подтвердить? Я не хотел говорить вслух, поэтому подошёл и шепнул: — Уилсон мёртв. Вы же были со мной на опознании. — Какое к чёрту опознание? — воскликнул главврач. — Мне работать нужно, а ты чепуху несёшь. У нас не умирал никто вот уже года два! — и мистер Доупсен ушёл. Я подумал, что кто-то сейчас войдёт, похлопает по плечу и проговорит "Э, друг, не надо быть таким доверчивым", при этом рассмеётся, а я сначала буду серьёзен, потом же зальюсь смехом. Но ничего подобного не произошло. Мэгги гневно смотрела на меня, а Уилсон ковырял в носу. "Так, возьми себя в руки, возьми же!" Я решил осмотреть пациента. Я подозвал его к себе, заставил раскрыть рот, посмотрел в уши, в нос, глаза, но ничего путного для себя не отметил. Это точно был не розыгрыш. — Вы сошли с ума! Что вы делаете? Сами же сказали, что мы можем идти домой! — старушка заволновалась, выдернула руку Уилсона из моей руки и выбежала из кабинета. "Вы сошли с ума" — отдавалась фраза эхом в моей голове. А что, если это так? Что, если я и вправду сошёл с ума, свихнулся? Что мне делать тогда? "Так, соберись, тряпка" — подумал я про себя. Я глянул в окно. Скоро должны были наступить летние деньги, но я увидел на дорогах снег! Вы представляете? Был май, а на тропинках лежал самый настоящий белый снег! Я взялся за голову и помотал ею. Да не может быть, чтобы вот так вот быстро изменилась погода! Сегодня утром было ясно и во всю пели птицы. Я медленно встал со своего кресла и прошёлся по кабинету, чтобы размять ноги. Всё же я для себя решил, надо скорее идти домой. Надо попросить отдежурить кого-то другого. Я вновь набрал главврача и он вновь прибыл, только с задержкой. — Чего ещё? — Можете попросить отдежурить моего коллегу? Мне что-то очень нехорошо, — я принялся показывать, как мне нехорошо. Взялся за голову, надул щёки: у меня всегда отлично получалось изображать больного. — Идите. Только к завтрашнему дню будьте готовы! — и он ушёл. Я проследил за ним взглядом и мне вдруг серьёзно стало нехорошо. Начала болеть голова и сильно затошнило. Я оделся. Покинув больничное помещение, я скорее выбрался на улицу и вдохнул полной грудью свежий морозный воздух.