Предсказание
11 ноября 2015 г. в 14:47
Джон Уотсон, капитан пятого нортумберлендского полка, шёл, обливаясь потом, по тридцатипятиградусной афганской жаре и проклинал ту минуту, когда ему вообще пришла в голову мысль покинуть благословенную кондиционируемую прохладу медицинского корпуса. Уставший маяться от безделья, ну, или если выразиться по уставу — предаваться восстановительному отдыху после планового дежурства, Уотсон уже второй день не знал, чем заняться, что в итоге и привело к этой спонтанной вылазке. Армейский джип, позаимствованный на пару часов в гараже у механиков, смог доехать лишь до окраины деревни, и теперь пробираться по узким извилистым улочкам ему приходилось пешком, плавясь под лучами стоящего в зените солнца. Под ногами шуршал вездесущий песок, и не было ни малейшего порыва ветерка для облегчения полуденной жары. А вокруг ни одного живого существа. Во всяком случае, разумного. Лишь Уотсон утомленно брел по дороге, сверяясь с начерченным на листке бумаги планом, напрочь опровергая свою принадлежность к роду Homo sapiens. И в кармане у него, как бы в подтверждение вышеупомянутого факта, лежали пятьдесят фунтов и четыре сырые морковки.
А началось всё это с Роберта Стоуна.
Хотя если быть точным, началось всё ещё раньше, а именно с пропажи нескольких посылок Роберта с шиповниковым вареньем и сладостями от тётушки из Ирландии. Но если уж быть достаточно объективным и копать настолько глубоко, чтобы рассказать об остальных родственниках Стоуна, и почему так получилось, что из всей его многочисленной семьи заботилась о поддержании здоровья племянника лишь одна престарелая тётушка, то времени на это уйдёт слишком много, а к сути дела сильно не приблизит. Поэтому остановимся на главном. Так вот, когда у Роберта пропала уже третья за последний месяц коробка из запертой на ключ тумбочки, он решил, во что бы то ни стало, разобраться в этом вопросе. И, по возможности, добиться справедливости и возмещения ущерба. Желательно, конечно, дружеским убеждением и усовествлением зарвавшегося ворюги, но вариант «набить морду» при необходимости тоже не исключался. Но для начала нужно было этого самого злоумышленника найти.
Вопросы и опросы, длительные ночные засады и внезапные проверки делу не помогали. Некоторые доброжелатели советовали обратиться в Скотланд-Ярд или ещё куда-нибудь за профессиональной консультацией, кое-кто намекал на присутствие поблизости неупокоенных духов, и предлагал позвать на помощь полкового священника, или же, особо ортодоксальные — раввина. Но на все эти многочисленные советы Роберт лишь ворчал и хмурился. Тогда увлекающийся психоанализом лейтенант Зигмундини порекомендовал проследить за самим Стоуном: не страдает ли тот снохождением и неуправляемым пищепоглощением так, что сам не замечает, когда уничтожает свои припасы. Но и эта версия не подтвердилась. В результате нерешённая детективная загадка так и являлась одной из главных тем разговоров в их казарме всёпоследнее время.
Уотсон же, как человек уравновешенный, ни излишнему мистицизму, ни рационалистическому пофигизму не подверженный, в это дело предпочитал не вмешиваться и от пари благоразумно отказывался (сам своей укрепленной силе воли поражаясь). Но и он всё же второй замок в свою тумбочку вставил, а внутрь пристроил небольшой лисий капканчик. Так, на всякий случай.
И вот, неделю назад Роберт Стоун заявился в казарму, довольно улыбающийся и с увесистым мешком за спиной. На многочисленные вопросы он поначалу лишь загадочно усмехался и предлагал всем вечером попить чайку с вареньем. Но вскоре неугомонным товарищам всё же удалось вытянуть у счастливца подробности того, как большая часть похищенного вернулась к законному владельцу.
Оказалось, что всёдело в предсказании. Да, так оно и было. Гадалка из расположенной неподалеку афганской деревни (как Роберт про неё узнал, однако, так и осталось тайной), не только точно описала похитителя, но и рассказала, где можно найти спрятанные пищевые ценности. И хотя Роберт благородно не стал называть имени своего обидчика, утверждая, что они сами с ним разобрались по-мужски, но заплывший глаз и распухший нос капрала Бишопа пролил некоторый свет на этот долгое время мучивший общественность вопрос.
Когда же отправившийся вслед за Робертом на сеанс гадания Чарли Перкинс радостно оповестил всех о предсказанном скорейшем (в течение недели, не больше) воссоединении с близкими, все снова напряглись в ожидании. И уже через три дня к ним в часть был переведен двоюродный брат Перкинса. Правда, они с Чарли друг друга с детства терпеть не могли, а сам Чарли, отправляясь за предсказанием, имел в виду свою невесту, но как он и сам признавал, прямо старухе он тогда вопрос не задал, поэтому и пенять было не на кого. Джона подобная неточность возмутила, но ребята единодушно согласились, что раз семья теперь наличествует, то прогноз следует считать правильным и успешно исполненным.
После же предсказания победы Медного Копыта на скачках в Эпсоме, на которой смог неплохо разжиться на он-лайн ставках всё тот же первооткрыватель Стоун, сомнений вообще ни у кого не осталось. И даже ассистент Джона, застенчивый рыжеволосый Барри не удержался и посетил гадалку. Правда, о результатах он упорно молчал, но Джону, краснея и переминаясь с ноги на ногу, все же поведал, что дело стоящее, и старуха, несомненно, говорит полезные вещи. Только она, конечно, маленько со странностями, но это ничего по сравнению с результатом.
И вот именно эти истории всплыли в утомленном мозгу Джона сегодня утром. Тогда же его и посетила идея узнать свою судьбу, которую (идею то бишь) он в нормальном, не отягощенном впотолокплевательским настроением, состоянии, несомненно, подбил бы на взлете, как абсурдно-вредоносную.
Вот именно так всё это и началось.
И теперь Джон стоял на пороге глиняной хижины, куда вели три покосившиеся ступеньки, рискуя одним неосторожным шагом своротить неизвестно на чём держащиеся деревянные перила и сломать себе ногу или пробить (хотя это Джону даже немного льстило) головой притолоку.
Проворно открывшая дверь после первого же стука старуха оказалась довольно обычной, лицо не прятала, золотыми зубами не щёлкала, и вела себя спокойно и даже несколько отстранённо. Комната тоже была совсем простая, полупустая, правда, вся оформленная в раздражающе желтых тонах. Занавески, скатерть и коврик Джон ещё бы мог понять, но красить желтой краской стены и потолок было, на его взгляд, уже чересчур. Хозяйка бойко и требовательно протянула Уотсону руку, куда и была вложена стопка купюр и мешочек с морковью (зачем был нужен этот, несомненно, полезный каротиносодержащий овощ, Джон представить не мог, но предупреждение товарищей честно выполнил). Деньги моментально исчезли в глубоком кармане длинной, естественно, тоже желтой юбки, а морковь старуха, размахнувшись, весьма метко раскидала по всем углам, что-то при этом пришептывая.
— И что же тебя интересует, бравый капитан? — просипела старуха, как не удивительно, на вполне разборчивом английском языке, теперь наконец-то обращаясь непосредственно к Уотсону.
И тут Джон понял, что конкретного вопроса-то он не подготовил. На секунду он почувствовал себя студентом, полночи готовившимся к фармакологии, а попавшим на экзамен по анатомии.
— Ну, да так… А вы по каким вопросам специализируетесь?
Старуха что-то неразборчиво пробормотала, и потом, зыркнув на него черными глазами, заявила:
— Я всё, что нужно, могу рассказать. Но думаю тебя, молодого и горячего, больше любовь интересует?
— Ну, про любовь, так про любовь, — тут же радостно согласился Уотсон. В принципе, не про результаты же грядущих выборов в парламент ему спрашивать.
Хотя Джон считал себя в любовных отношениях высококвалифицированным специалистом, но всё равно подумывал, что когда-нибудь и ему предстоит остепениться: завести жену, домик, собаку, кошку, канарей…, тьфу, детей и прочие атрибуты счастливой семейной жизни. И нужно же было к такому судьбоносному этапу морально подготовиться.
— Тогда жди, — приказала старуха и приступила, как понял Джон, непосредственно к гаданию. Она закрыла глаза, сосредоточилась, забормотала что-то глухо и непонятно, выудила откуда-то из-за пазухи кулёк с мелкой тёмной крупой, рассыпала её по столу, а потом резко смахнула на пол, ослепив доктора на мгновение красным блеском надетого на костлявый палец перстня. Затем встала, обошла несколько раз по кругу (три по часовой стрелке и четыре — против, отстранённо посчитал Джон, впадавший в какое-то расслабленно-сонное состояние) и хриплым, низким, словно идущим откуда-то из глубин пустыни, голосом произнесла:
— Не всё будет просто и гладко в твоей жизни. Удачи и неудачи будут чередоваться как пустые и полные орехи прошлогоднего урожая в большом холщовом мешке. Долго придется тебе идти по пустынной ухабистой дороге, с большими усилиями поднимая ноги.
Джон лишь завороженно кивал в такт пророчеству, молча соглашаясь.
— Но ты встретишь свою настоящую любовь, когда человек без головы, но с тремя руками бросится тебе навстречу!
И Джона тут же из приятной полудремы как селёдку на рыболовном крючке из моря выдернуло. И это ради такой ахинеи он пёрся сюда по жуткой жаре и выпрашивал целую, не тёртую морковь на кухне, где все косились на него, как на полоумного?
— Что? Да это же издевательство! — возмутился он. — Что за бегающий безголовый? Как такое может быть? Тогда бы уж так прямо и говорили: «Когда рак на горе свистнет» или «После дождичка в четверг», и то было бы честнее!
На ещё большую образность и экспрессивность его лексических запасов просто не хватило от негодования, но это было явно далеко не всё, что он хотел бы сказать. Нет, Уотсон, конечно же, не думал, что в предсказании ему подробно всё распишут, типа: приходи 21 апреля, в 19.25 на Ковент-Гарден в центр зала, там свою единственную и встретишь. Но и подобной вопиющей насмешки он тоже не ожидал.
— Слушай и не спорь, неверующий человек! — мгновенно заверещала теперь уже довольно высоким голосом старуха. — Это говорю не я, а пророчествует Жёлтый Тушкан! Он видит всё и в прошлом, и в будущем, и никогда не ошибается.
— Какой ещё Тушкан? — ошарашенно переспросил Джон. И на всякий случай отошёл поближе к двери, а то мало ли что… Всё-таки, определение «небольших странностей» у него и Барри могло несколько расходиться.
— Великий Жёлтый Тушкан, который снизошёл до твоих глупых вопросов, и подношение которому ты принёс.
«Ну да, морковка!» — сообразил Джон. Теперь ясно, что у старухи были не все дома, и ничего путного он от неё не добьется. И стало особенно жаль потраченных времени и денег.
— Да хоть синий кролик! — недовольству Уотсона не было предела. Он тут не какая-нибудь Алиса в фартучке с оборками, чтобы ему всякими грызунами зубы заговаривали.
Старуха снова что-то невразумительно заголосила, крутясь на одном месте в своей развевающейся жёлтой юбке, а потом резко остановилась и сердито уставилась на смевшего спорить Уотсона, сурово произнеся:
— Не знаю я никакого кролика. Может, это Малала с ним общается или ещё кто, а я работаю только с Тушканом и лишь точно передала его послание о твоих перспективах.
— О! — Джон чуть не хлопнул себя рукой по лбу от облегчения. – Так, может, это была аллегория!
Скорее всего, старуха (или тушкан, без разницы) под безголовым трехручищем просто имели в виду симпатичную девицу, пусть без зашкаливающего интеллекта, но с выдающимися способностями по хозяйству и в прочих, нужных для семейного благополучия областях?
— Э-э, ну может не совсем уж реально без головы? — обрадованный неожиданной догадкой, попытался уточнить Уотсон. — Это же образное выражение? Потому что отсутствие существенных частей тела для романтических отношений в некотором роде затруднительно…
— Ты опять не внимательно меня слушал! — недовольно ответила старуха, выразительно постучав костяшками пальцев по деревянному столу. — Я же сказала, что безголовый на тебя кинется, а любовь ты рядом встретишь. Не перепутай!
— Так… Ясно, — протянул Уотсон, понимая, что дальше спорить бесполезно, и даже не пытаясь хотя бы представить себе подобную зомби-картинку. Но для успокоения совести (и растревоженной экономности) на всякий случай уточнил: — А суженая моя что, будет где-то поблизости с безголовым стоять?
— Да. Такое ты не пропустишь, — подтвердила гадалка. А потом подозрительно глянула на Джона, словно прикидывая степень его сообразительности и на всякий случай добавила:
— Но чтобы уж точно убедиться, что не ошибся, ты должен свою обретенную судьбу в тот же день поцеловать. Лишь поцелуй до полуночи закрепит образовавшуюся связь и сделает любовь вечной.
«Так, теперь ещё и про Золушку вспомнили», — пронеслось в голове совсем ошалевшего Джона. Правда, он был уверен, что это европейский архетип, выдумки оптимистов-лягушатников, но массовая культура во главе с Диснеем вполне могла распространить свое тлетворное влияние даже на такие отдаленные уголки.
— Спасибо. Пожалуй, мне уже пора, — начал прощаться Джон, понимая, что большего он тут все равно не добьется, а терять время на препирания с неведомым Тушканом не очень-то и хотелось.
— Иди! — благосклонно отпустила его старуха. — Но не забудь про поцелуй. И про ступеньку!
— Что? — переспросил Уотсон уже с порога, но не успел услышать ответ, так как, не удержавшись, всё же наступил на подгнившую доску и с треском скатился вниз, оказавшись одной ногой на земле, а другой под крыльцом. Хорошо хоть было невысоко.
— Неважно, — донеслось из глубины дома.
«Вот-вот, всё это ерунда, глупости и нелепые случайности», — сердито пробормотал про себя Уотсон, отряхивая пыль и песок со штанов. — «Нужно забыть про этот случай и никогда больше не вспоминать, что он, британский офицер и дипломированный врач, мог попасться на такую примитивную удочку. А Барри дать пару дежурств вне очереди, чтобы больше таких идей не подавал».
Пять лет спустя…
Если Джон думал, что в Афганистане было рискованно и опасно, в госпитале — болезненно и пессимистично, то он просто не представлял, каким может оказаться возвращение в Лондон. Однообразные дни тянулись один за другим, не принося никаких событий и навевая беспросветную тоску. Поэтому случайная встреча в парке с бывшим однокурсником Стемфордом показалась Уотсону несомненной удачей. А предложение вновь увидеть прежнее место учёбы и кое с кем там познакомиться было встречено с искренней благодарностью. Хоть что-то, лишь бы избавиться от неумолимо засасывающей в трясину апатии.
Всё время по дороге Майкл безостановочно болтал, вспоминая прошлые годы и весёлые студенческие выходки, не давая Джону вставить и пары слов. А Уотсон торопливо ковылял следом по коридору, опираясь на трость и погрузившись в свои не слишком радостные мысли. Теперь идея посетить больницу и морг с их соответствующей обстановкой казалась уже не такой удачной.
— Ну вот, почти и пришли, — довольно провозгласил Стемфорд, распахивая перед Уотсоном дверь. А затем гаркнул во всё горло: — Всем привет!
В этот момент невысокая девушка с собранным на затылке хвостом, вздрогнув от оглушительного вопля, покачнулась на табуретке, на которой стояла, из рук её выскользнуло что-то длинное и белое, а Майк бросился ей на помощь, задев по пути металлическую каталку, укрытую чёрным полиэтиленом, и всё кругом пришло в движение, приобретя максимальное ускорение как раз к появлению в дверях Уотсона. Джон со своей тростью не успел увернуться и со всей силы столкнулся со слетевшем с каталки телом, почему-то без головы, повалившимся прямо на него. А когда в довершение всего сверху, вышибая искры из глаз, на него упала не известно откуда взявшаяся отдельно летающая окоченевшая рука, Джон уже перестал чему-либо удивляться.
— Вот оно. Предсказание. Сбылось… — была последняя мысль в голове Уотсона перед тем, как его накрыла успокаивающая темнота.