No name

— Ты был прав, — сказала Шепард. Засыпающий Гаррус встряхнулся и повернулся к ней лицом. Она лежала на спине, разглядывая звезды — что само по себе было тревожным знаком — скрестив руки на животе, а ноги — в лодыжках. Грудь медленно и так размеренно поднималась и опускалась, что Гаррус понял: она считает вдохи, проверяя, сколько времени выдержит, не перекатываясь, не пряча лица, задыхаясь, будто перекрыли кислород. Помедлив, он ответил: — Обычно так и есть, но в чем именно? Отсутствие смеха и вообще какой-то реакции в ответ на его самоуверенность говорила столь же много, сколь и поза, и размеренное дыхание. — Ты говорил... о безжалостных вычислениях. Я не хотела — и не хочу — думать так, но ты прав. Я... мы... не все переживут войну. Если людям придется умирать, мне нужно придумать, как... свести ущерб к минимуму. Увеличить число спасенных. — Шепард, — Гаррус приподнялся на локте, — тебе вряд ли платят за эти заботы. — Не смешно. — Я не шучу. Он в тишине наблюдал, как она изо всех сил держит глаза открытыми, а потом отворачивается от неумолимого врага, обращая лицо к Гаррусу. — Как тут выбрать? Здесь миллиард, там миллиард — я не могу взять и ими пожертвовать. Гаррус помялся, но все же произнес: — Как ты выбирала на Вермайере? Шепард вздрогнула как от удара, но ответила как обычно: — У Аленко была бомба. Цель миссии заключалась в ней. Эш... если бы у Эш была бомба, я бы спасла ее. Ничего... ничего личного. — Именно. А сейчас? Какая цель? Глубоко вздохнув, Шепард закрыла глаза, а выдохнув, сказала: — Остановить Жнецов. Прикончить. Уничтожить. Оборвать этот проклятый цикл раз и навсегда. — Вот так ты и выбираешь, — Гаррус провел рукой по ее щеке, где проглядывала кибернетика, довольный, что нервозность хоть чуть-чуть, но пропала. — Не думай обо всех лю... Думай о цели миссии. — Жестоко, - тихо проговорила она, но, не дожидаясь реакции, добавила, — но это война. Вздохнула и почти улыбнулась: — Прав дважды за один разговор, Вакариан. Не зазнайся. — Я? Да никогда. Перед тобой сама скромность. Шепард фыркнула, а на языке ее плохих дней это значило, что на сегодня худшее позади.