Loser

- Манабу, ну не злись. Ответа не последовало, Манабу все так же гневно выхаживал по комнате из стороны в сторону и на Казуки не смотрел. - Манабу, ну пожалуйста. Вместо того, чтобы хоть голову повернуть, Манабу вдруг нагнулся и демонстративно заглянул под диван. - Ну не случилось же ничего, а мне просто очень захотелось курить и… Казуки не договорил – Манабу дёрнулся, метнул на него гневный взгляд, а после заглянул под стол: он явно что-то искал. - Эм… Потерял что-то? – неуверенно спросил Казуки, отказывавшийся понимать, что Манабу делает. - Не я, - зло огрызнулся Манабу. - Не ты? - Не я. Казуки, ты, часом, не видел – не валяются ли где-то здесь мозги? Один мой знакомый обронил. Казуки чуть было не фыркнул от смеха, но вовремя сдержался. Манабу не выглядел весёлым и, казалось, вовсе не шутил. - Сложно обронить то, чего нет, - вместо этого серьёзно произнёс Казуки. - Хорошо, что ты это признаешь, - процедил Манабу. – Тебя вообще-то полиция ищет. Да и якудза присматривают. Не думаю, что они как в сраном кино стерегут тебя в машине под дверью, но о твоих перемещениях они наверняка в курсе. Вместо того, чтобы прикинуться ветошью и не отсвечивать, ты как идиот расхаживаешь по улицам среди бела дня! Казуки не знал, что ответить на эту гневную тираду, и отвёл глаза. Со вздохом Манабу плюхнулся на диван, но тут же выпрямился, уперся локтями в свои колени и устало потёр лицо. Было уже достаточно поздно, за окном сгущались летние сумерки, и в полумраке комнаты Манабу выглядел очень… Казуки не мог подобрать слово, но "привлекательно", пожалуй, было наиболее верным, пускай и не исчерпывающим. А ещё Казуки совсем не сожалел, что заставил Манабу волноваться. Так получилось, что тот вернулся раньше и успел здорово перепугаться, не обнаружив Казуки в квартире. Тот пришёл всего-то десятью минутами позже, но получил такую головомойку, будто отсутствовал всю ночь. Следовало смутиться или устыдиться, но Казуки вдруг понял, что не испытывает ни одного из подобающих ситуации чувств. Казуки было приятно. Приятно и радостно от того, что Манабу волновался за него. Ведь не было никаких веских причин для этого, Манабу, наоборот, должен был от радости плясать, пропади Казуки пропадом. Но нет: он переживал, он даже побледнел, и глаза его блестели как-то странно, когда он открыл дверь вернувшемуся Казуки. Правда, длилось это недолго. Уже через несколько секунд, когда Манабу понял, что произошло, черты его лица исказило негодование, и в тихой ярости он заходился уже добрых полчаса, чихвостя Казуки почём зря. Вздохнув, Казуки медленно подошёл к дивану, помялся немного в нерешительности, а потом сел – сел очень близко к Манабу, почти прикасаясь своим бедром к его. Хотелось ещё опустить руку на его плечо, но Казуки не сомневался, что Манабу сразу оттолкнёт. - Выглядишь как чмо, - пробубнил тот, не отрывая от лица рук. – Куда только попёрся такой… - Чего это? – тут же возмутился Казуки. – Это вообще-то твои тряпки. - Мои бывшие тряпки. Я ими пол мыл до твоего прихода. - Неправда. Казуки даже не сразу понял, что сидит и как дурак улыбается – хорошо, что Манабу не смотрел на него и не видел этого. В комнате стремительно темнело, и тишина вдруг перестала казаться Казуки напряжённой и неловкой. Напротив, он испытывал какие-то не совсем понятные ему самому чувства: можно было ещё долго сидеть вот так, не меняя положения, и молчать о своём. - Тебя ещё интересует, что рассказала твоя подружка госпожа Такеяма? – не без сарказма в голосе поинтересовался Манабу, разрушая все очарование момента. - Конечно, интересует. Мне просто показалось, что ты не в настроении рассказывать. - Я не в настроении с тех самых пор, как тебя встретил, - буркнул Манабу и, выпрямившись, вытащил из кармана джинсов телефон. – Возьми наушники, слышно хреново. Манабу поднялся на ноги, зажёг свет и опустил на окнах жалюзи. В электрическом освещении все сразу стало выглядеть иначе, исчезли уютные тени в углах, да и сам Манабу казался куда более уставшим и злым, чем до этого. Казуки вздохнул и взял в руки телефон, всовывая в ухо предусмотрительно оставленный ему наушник. - Перемотай. Меня там в начале чаем угощают и все дела. Госпожа Такеяма и правда долго рассыпалась перед "господином полицейским" в любезностях. Говорила о том, что уже все рассказала, но готова повторить, раз так надо для следствия. "Одинокая унылая кошёлка", - мысленно сделал вывод Казуки. Ради того, чтобы пообщаться хоть с кем-то, соседка была готова мусолить свое ночное приключение до мозолей на языке. С другой стороны, быть может, за последние сто, сто пятьдесят, или сколько она там живёт, лет, с ней не случалось ничего настолько интересного. - Расскажите ещё раз подробно обо всем, что произошло той ночью, - вкрадчиво и очень вежливо просил Манабу. Слышно было плохо, и Казуки сильнее вдавил наушник в ухо. - Я проснулась ночью, чтобы выпить воды… - начала вещать соседка Казуки. - Который был час? - Я не помню… Казуки слушал, затаив дыхание, несмотря на то, что рассказ был откровенно скучным. Такеяма мямлила медленно, будто зависала, постоянно отвлекалась, подсовывая Манабу печенье, и вздыхала через каждое слово. Прошло добрых минут десять, а Казуки узнал только то, что старуха услышала крики, почувствовала запах дыма и выглянула за дверь. - А потом я увидела его, сатаниста этого! – дрожащим голосом продолжила она. - Вы можете сказать конкретно, кого имеете в виду? – не отступал деловитый Манабу. Казуки едва заметно улыбнулся: голос у того был как у следователей в детективных сериалах. - Да соседа моего бесстыжего, Казуки Сатоо. Вы знаете, он пользуется косметикой. - Да что вы? – Манабу был невозмутим. - Именно! Я видела – порой красится, как девица лёгкого поведения. Волосы эти длинные, серёжки везде… Юи милой девочкой была, не чета ему, вот он и того, прикончил бедняжку… - Давайте не будем отвлекаться, - перебил её Манабу. – Расскажите дальше по порядку, что именно вы увидели, когда открыли дверь. Разговор тянулся бесконечно долго, и когда ещё через двадцать минут послышался тихий щелчок, возвещавший о том, что диктофон Манабу выключил, Казуки с трудом сдержался, чтобы возмущённо не отшвырнуть в сторону наушники. - Но это же бред полный! – едва ли не выкрикнул он. – Старая карга не видела ничего! - Ничего, - согласился Манабу. Он сидел рядом, откинувшись на спинку дивана, расслабленно сложив на коленях руки, и смотрел на Казуки из-под полуопущенных ресниц. - Какую-то сраную куртку с черепом! Да я её перед Рождеством на распродаже купил! У половины города могут быть такие куртки! - Вот именно. - Высокий парень в куртке, как у меня, с банданой на морде и с – вроде бы – такими же волосами, - слова "вроде бы" Казуки произнёс с издёвкой, передразнивая госпожу Такеяму. Неудивительно: впотьмах да в дыму старуха не столько рассмотрела, сколько сама додумала недостающие детали. - Согласен. - Лица не видела, нихера не видела! Но сказала, что это был я! - Так и есть, - Манабу криво усмехнулся. – Теперь ты понимаешь, Казуки, какой ты редкостный мудак? - Ч… Что?.. – Казуки часто заморгал. – Почему это я мудак? С чего вдруг? - С того, что надо было сразу идти в полицию. - Мне бы никто не поверил! - Никто не поверил маразматичной старухе, которая, как ты правильно заметил, ничего не видела. Её показания не стоят выеденного яйца. Ты все испортил, Казуки, ты ударился в бега и этим только доказал, что виновен. - Я… Я не… Казуки растеряно открывал и закрывал рот, пока Манабу, не меняя положения, все так же полулежал-полусидел и, не моргая, смотрел на него. - Я хотел просто позвать Юуто, рассказать, что случилось, чтобы он сразу подтвердил моё алиби. Но Юуто пропал, и тогда… Тогда оно само все закрутилось. - Если бы полиция сама обнаружила, что твоё единственное алиби пропало, она, быть может, ещё больше убедилась бы в том, что тебя пытаются подставить. В полиции не совсем идиоты работают, Казуки. Казуки сглотнул и отвёл глаза. Он вдруг со стороны представил, как бы вёл себя сейчас, если бы был зрителем и смотрел фильм про себя самого. Наверное, на этом месте он протянул бы: "Вот деби-ил…" - Я испугался, - честно признался Казуки и понял, что не испытывает стыда за это чувство. – И растерялся. - Это неудивительно, - Манабу слабо мотнул головой, что, вероятно, означало утвердительный кивок. – Кто угодно испугался бы. Некоторое время они молчали, Казуки ковырял ногтем шов на штанах, а Манабу задумчиво барабанил пальцами по своему колену. - Где твоя куртка, Казуки? – неожиданно спросил он. - А? – озадаченно переспросил тот. - Куртка твоя, - устало возвёл глаза к потолку Манабу. – Та самая, с черепом. Когда ты воинственно похищал меня, она была на тебе. А сейчас её нет. - Эм… Куртка… - Казуки почесал затылок. – Так, кажется, она осталась у Аизавы, когда ты… Ну… Когда ты ушёл, а я побежал за тобой и о куртке даже не вспомнил. - Плохо. - Почему плохо? - Потому что куртку можно было бы проверить. Если она побывала в пожаре, наверняка на ней что-то осталось. Грязь, пепел… - Манабу, моя куртка не побывала ни в каком пожаре! – рассердился Казуки. – Я не убивал Юи! - Ты не убивал, - Манабу говорил нарочито медленно и на слове "ты" сделал многозначительное ударение. - Так, не начинай… - нахмурился Казуки, внутренне подбираясь. - Какой рост у Юуто? - Чего? - Я спрашиваю, твой дорогой друг – он какой? Высокий, низкий, худой, толстый?.. Он как я? Или, скорее, как ты? - Он… Он, скорее, как я, - Казуки непроизвольно сжал кулаки. – Ну да, он примерно как я! Он такого же роста, разве что немного более худой. Но, блин, Манабу… - А волосы? - Какие, нахрен, волосы? - Какая у него причёска? Тоже примерно как у тебя? Примерно каштановые волосы, примерно средней длины, примерно до плеч? Угадал? "Все не так! Ты ничего не понимаешь! Этого не может быть! Пошёл в жопу, Манабу!" – и ещё с десяток таких же гениальных ответов крутилось у Казуки на языке. Но вместо того, чтобы выдать хоть один из них, он молчал долгие секунды, а после, на миг прикрыв глаза, выдохнул: - Угадал. - Удивительное совпадение, правда? В голосе Манабу не было ни злости, ни желчи, ни торжества – он был просто очень спокоен. Манабу констатировал факт, не окрашивая его эмоциями и будто бы не делая выводов, оставляя это право за Казуки. Казуки удручённо покачал головой. На Манабу он не смотрел, изучая свои колени, когда тот поднялся на ноги, но не ушёл сразу, а замер рядом. - Я понимаю, что тебе нелегко даже мысль такую допустить, - негромко произнёс он. – И я понимаю, что вроде как у этого твоего Юуто ни мотивов, ни причин. Но, Казуки, раскрой наконец глаза. Все же сходится. Казуки ничего ему не ответил и даже головы не повернул, когда Манабу вышел из комнаты, тихо притворив дверь за собой. Остаток вечера Казуки маялся, не зная чем себя занять. Он старался думать об отвлеченном, о чем угодно, только бы не о Юуто и не о словах Манабу, врезавшихся на подкорку. Он поразмыслил над судьбой своего несчастного мотоцикла и решил, что тот наверняка обосновался уже на штрафной стоянке. Всё лучше, чем если бы разбился вообще. Манабу успокоился, но заговаривать о чём-либо не желал. Сделав несколько звонков на работу, он соврал о чём-то с три короба и выбил себе пару дней выходных. Судя по тому, как несложно ему было уговорить своего босса, до встречи с Казуки Манабу пахал как безумный. Выглянув в окно, Казуки будто почувствовал, что на него кто-то смотрит. Это ощущение было странным и, возможно, в принципе, накрученным. На улице стояла душная ночь, какие обычно бывают в середине лета, и Казуки ужасно захотелось открыть окно, что он и сделал. Манабу гремел посудой на кухне, да и вряд ли бы разозлился на это. Стоило лишь слегка приоткрыть, как в комнату ворвался тёплый влажный воздух, пахнущий редкими цветами с газонов, травой и остывшим асфальтом. Где-то там, в темноте, вовсю стрекотали насекомые. "Отличный вид", - подумал Казуки, механично вытаскивая сигарету. Ощущение, что на него кто-то смотрит, не исчезло, но ушло на второй план под влиянием приятного пейзажа. Казуки расслабился, сунув сигарету в рот, и только теперь вспомнил: за сегодняшним спором он совсем забыл рассказать Манабу о том, что видел Иссея. Хотя это мог бы быть и не Иссей, мог быть вообще кто угодно, Казуки ведь заметил лишь красные волосы. "Стоит ли сказать об этом, или лучше не…" – додумать мысль Казуки не успел. - Хочешь курить – иди на балкон. Голос Манабу, оказавшегося вдруг за спиной Казуки, был ровным, обыкновенным. Но Казуки непроизвольно вздрогнул, едва не выронив сигарету изо рта. Видно, не ожидавший такой реакции, Манабу сам слегка опешил, но сразу же взял себя в руки. - П-прости, - пробормотал Казуки. - Меня задолбало уже слышать это от тебя. Умолкни, – Манабу протянул руку, и Казуки не сразу понял, что тот требует дать прикурить. - Знаешь, такое забавное дело, - издалека начал Казуки, неуверенно улыбнувшись. Манабу нахмурился, потому как зажигалка искрила и сработала спустя щелчков пять. – Мне кажется, я сегодня видел одного знакомого. - Кого? – не вынимая сигареты, спросил Манабу. Он головы не повернул, разглядывая дома вдалеке. - Иссея, помнишь? Такой… с красными волосами. - А… - задумчиво протянул Манабу. И тут же чуть скривился, наверняка вспоминая драку, в которой и ему досталось. - Мне показалось, что я видел его, когда ходил за сигаретами, - быстро закончил Казуки, опасаясь, что ещё рано коснулся причины их последней ссоры. – Хотя это мог быть и не он, я видел только волосы. Вроде бы. Мало ли у кого в таком большом городе может быть такая причёска, да? Казуки откровенно фальшиво рассмеялся, но Манабу так и молчал. В неживом электрическом свете синяки на его руках выглядели устрашающе. Они курили молча с полминуты, прежде чем тишину нарушил сам Манабу. - Ответь мне на три вопроса, Казуки. - Ч-что? – растерялся тот. - Эти двое, с которыми ты дрался и одного из которых вроде как встретил, живут в моём районе? Насколько помнил Казуки, Сатоши и Иссей жили далеко от всех его знакомых, включая Манабу. - Нет. - Тогда ты, может, часто встречаешь их? - До нашей памятной встречи у морга я видел их ещё старшеклассниками, – признался Казуки, пытаясь понять, что именно заинтересовало Манабу. Тот, выдохнув дым, затушил сигарету и на этот раз повернулся к Казуки, внимательно глядя в глаза: - Ты когда-нибудь рассказывал о них Юуто? "Да, часто", - мысленно уже ответил Казуки, но осознав, чего добивается Манабу, шумно выдохнул: - Опять ты! - Так рассказывал? Стиснув зубы и пытаясь скрыть своё раздражение, Казуки кивнул. О своих горе-братьях он ныл Юуто, выставляя их настоящими мерзавцами и преступниками. Юуто иногда кивал в ответ и говорил, что никому не понравится, если его обкрадут. Конечно, у Казуки на это был готов ответ, ведь он украл деньги, чтобы спасти Юуто, вытащить из наркотической зависимости, но на самом деле Юуто никогда ни в чем его и не винил. - Тебе это тоже странным не кажется, да? – с какой-то необычно ласковой интонацией произнёс Манабу. А затем приложил ладонь к лицу и трагично покачал головой: - Идиот. - Что?! – Казуки аж взвился, чуть не выронив сигарету. – Скажи ещё, что мои братья и Юуто как-то связаны! - О, зачатки мозга в твоей голове вселяют в меня оптимизм, - сдержанно вздохнул Манабу и перебил, не дав Казуки возразить. - Ты слышал выражение "враг моего врага – мой друг"? - Тебе не кажется, что это слишком? То есть, не слишком ли много людей задействовано, чтобы подставить одного несчастного меня? - Не забывай, с кем мы имеем дело, - серьёзно заметил на это Манабу. Он захлопнул окно, отчего ветер взъерошил его волосы. – Якудза могли убить нас, не разобравшись. Нам повезло, просто невероятно как повезло. Тот, кто хотел тебя подставить, кто убил дочку якудза, должен был тщательно всё спланировать. Юуто вполне мог привлечь твоих братьев на свою сторону. Какая им выгода от этого и какова их роль? - Ты так говоришь, будто уже не сомневаешься, что Юуто – виновен, - обиженно отчеканил Казуки. - Потому что да, уже не сомневаюсь, – отрезал Манабу и, взглянув на Казуки, добавил уже более спокойным усталым голосом, прекращая очередной начинающийся спор. - Ладно, на сегодня хватит приключений. Выпьем чаю и спать. "Я все равно с тобой не согласен, все не так!" – обиженно возразил Манабу Казуки, но вслух благоразумно не стал говорить ничего. Вкуса чая Казуки не чувствовал, даже не обратил внимания, положил ли Манабу ему сахар в чашку. Мысли путались, и Казуки с каким-то весёлым отчаянием вдруг согласился, что Манабу чертовски прав: он действительно идиот, и единственный мозг, который он ещё не потерял, – спинной. Нет, Казуки по-прежнему отказывался верить, что во всем с ним случившемся виноват Юуто – или что тот причастен к этому. Пускай аргументы Манабу звучали убедительно, Казуки решил подумать об этом завтра, на свежую голову. Но в чем Казуки однозначно был не прав, так это в своём поведении, в своём отношении к Манабу. Он позволял себе заводиться, огрызаться, когда должен был Манабу руки целовать за то, что тот для него сделал. "Не каждый друг ради меня пошёл бы на такое", - запоздало осенило Казуки. Он внимательно посмотрел на сидящего напротив Манабу, который одной рукой сжимал небольшую чашку, а пальцами другой крошил на блюдечке печенье. Он задумчиво хмурился, думая о чем-то своём, и если взгляд Казуки и заметил, то предпочёл не отреагировать. Почему Манабу помогал ему, почему приютил, раскладывал по полочкам полученные сведения, сам рвался участвовать в не самых простых мероприятиях – вроде разговора с Бё или со старой Такеямой? Казуки не мог знать ответа, но полагал, что отчасти, быть может, Манабу, давно разъедаемый чувством вины из-за погибшего любовника, решил сделать что-то хорошее и помочь другому человеку. Отчасти ему могло быть просто скучно, тоскливо от однообразия и пустоты в жизни, и встряска в виде встречи с Казуки не показалась чем-то однозначно плохим. А ещё Казуки вдруг поймал себя на мысли, что очень хочется, чтобы основной причиной содействия Манабу была симпатия. Ну а почему нет, разве Казуки не мог ему просто понравиться? Он нравился всем и всегда, Манабу тоже мог не устоять – так про себя рассуждал Казуки и даже слабо улыбнулся этой мысли. "Спасибо тебе", - мысленно обратился он к молчавшему Манабу, но вслух сказать не смог – горло сжало от непонятных чувств. Манабу стоило благодарить за помощь, за кров, за поддержку и, главное, за то, что он до сих пор не прибил Казуки. Казуки с уверенностью мог сказать, что, если бы их вдруг поменяли местами, он вряд ли оказал бы Манабу помощь. Звук ножек табурета, скребущих по полу, вывел Казуки из задумчивости, и он вскинул голову: Манабу поднялся, подошёл к раковине и ополоснул свою чашку. - Манабу, я… - начал было Казуки, резко вставая, и именно в этот момент Манабу развернулся, чтобы отойти от мойки. Кухня была небольшой, и Манабу буквально врезался в грудь Казуки. - Что ты? – без особого энтузиазма в голосе спросил Манабу, поднимая глаза, но вопроса Казуки не услышал, потому что в голове промелькнула неожиданная мысль: Манабу не шарахнулся в сторону сразу и не отступил теперь, спустя пару секунд. Они стояли непозволительно близко, но Манабу это как будто не смущало. "Я хотел сказать тебе огромное спасибо за все", - вот что думал сообщить Казуки секундой назад, но слова теперь показались неуместными. Вместо этого он протянул вперёд руки и некрепко обнял Манабу за плечи, прижимая к себе. Последнее, вероятно, было лишним, но об этом Казуки подумал уже после того, как сделал. Этот вечер определённо не прекращал удивлять его: вместо того, чтобы оттолкнуть, выругаться или сказать что-то язвительное, Манабу только тихо вздохнул и спустя секунду обнял Казуки за пояс, чем окончательно его огорошил. Эти объятия ни на что не намекали, в них не было даже тени потенциальной страсти, да и просто дружескими их нельзя было назвать. Скорее, это было похоже на поддержку, ничего более, но от того происходящее не казалось менее удивительным. "Меня никогда так не обнимали", - вдруг понял Казуки. Манабу казался совсем маленьким и хрупким, он был даже ниже Юи ростом. И пускай Казуки не сжимал крепко, он уже чувствовал все выпирающие углы его тощего тела. И волосы – не крашеные и от того мягкие – приятно щекотали щеку и пахли шампунем, сигаретами, улицей, всем понемногу. Невольно Казуки глубоко вдохнул, втягивая запах носом, и лишь после понял, что это не могло укрыться от Манабу. И выглядело как-то слишком интимно для ничего не значащих объятий. - Вот, значит, как, - чуть насмешливо произнёс Манабу, отстраняясь, но по-прежнему не отступая ни на шаг и глядя Казуки в глаза. - Все не так! – поспешно запротестовал Казуки и этим только подтвердил, что Манабу правильно разгадал зашевелившиеся в нем чувства – разгадал даже раньше, чем их понял сам Казуки. Обнимать Манабу было… приятно? - Очень жаль, если не так, - неожиданно ответил Манабу, и улыбка исчезла, даже взгляд потемнел от серьёзности. Тот, кто говорил, что по глазам человека можно что-то прочитать, нагло врал. Казуки ничего не мог понять, глядя в лицо Манабу. А мысли и чувства его не слушались: стоило слабому намёку лишь быть озвученным, как те пустились вскачь, и Казуки сглотнул, спрашивая себя: а вдруг Манабу и правда не против? - Я правильно понял… - начал было Казуки, на что Манабу нетерпеливо мотнул головой: - Правильно. Если хочешь, оставайся сегодня со мной, на диване стелить не буду. Сухой деловитый тон немного смутил Казуки, и он осознал, что Манабу не чувствовал к нему ничего, что по идее должны чувствовать люди, собирающиеся делить одну на двоих постель и ожидаемо заниматься сексом. Но почему тогда он соглашался? Даже не просто соглашался, а сам предлагал?.. - Работа мысли не украшает твою физиономию, - усмехнулся Манабу, прерывая поток бессвязных размышлений Казуки. – Если есть какие-то проблемы, я могу все же предложить тебе диван. - У меня нет проблем, - поспешил заверить Казуки и честно признался: - Я просто не могу понять, зачем тебе это. По-моему, я тебе даже совсем не нравлюсь. - Конечно, не нравишься, - с мрачной иронией в голосе кивнул Манабу. – Я всегда жизнью рискую ради людей, которые мне не нравятся. "Ничего не понял", - обречённо констатировал Казуки и тут же решил: плевать на все, думать он будет после. Казуки всегда считал, что если не можешь в чем-то разобраться, надо действовать, а дальше можно поступать по обстоятельствам. Это правило нередко подводило его, и Казуки порой влипал в те ещё неприятности, но об этом он не вспомнил, когда немного грубовато притянул Манабу к себе, решительно целуя. Тот не сопротивлялся, разомкнул губы, впуская Казуки, и отвечая – если не со страстью, то просто охотно. Почему-то от такого человека, как Манабу, Казуки ожидал скованности и зажатости, однако он ошибся. Манабу оказался очень отзывчивым, он вскинул руки, несильно сжимая шею Казуки, будто фиксируя его голову, если тот вдруг надумает отворачиваться, и почти перехватил инициативу в поцелуе. "Ого…" – успел подумать Казуки, растворяясь в ощущениях. Целоваться он любил, даже очень, считая поцелуи самой чувственной лаской. Казуки мог целоваться долго, до припухших губ, до потери дыхания, ему не надоедало это делать даже с партнерами, с которыми он оставался долгое время. Поцелуи не были для него просто прелюдией, скорее – неотъемлемой, очень важной и как бы не самой приятной частью всего процесса. Неизвестно, разделял ли его взгляды Манабу, но целовался он упоённо и умело и уже терся, скорей всего, непроизвольно, своим пахом о Казуки, который сквозь неплотную ткань домашней одежды почувствовал, как сильно Манабу возбуждён. - Мне надо сначала в душ… - хрипло выдохнул Манабу, разрывая поцелуй. - Угу, - согласился Казуки, не отпуская и прижимаясь губами к его шее. Здесь кожа была совсем тонкой, в ярком электрическом свете Казуки видел просвечивающие голубые вены, а когда прикоснулся губами чуть ниже уха, почувствовал, как бьётся пульс. Манабу рвано выдохнул, наверняка лишь в последний миг сдержав стон. "У него давно не было, - вдруг осенило Казуки. – Наверное, очень давно не было…" Эта мысль порадовала: Казуки вовсе не хотел, чтобы Манабу шёл в душ, а он тем временем, как престарелый супруг, ждал его в постели. Нетерпение Манабу должно было сыграть в пользу Казуки, который хотел всего и сразу, без отлагательств. В конце концов, сколько можно мыться… - Казуки… - сдавленно прошептал Манабу, когда тот, удерживая одной рукой за пояс, чтобы Манабу не сбежал, решительно дёрнул вниз его штаны. Казуки только порадовался тому, что Манабу был одет в домашнее, а не в какие-нибудь джинсы, где долго пришлось бы возиться сначала с ремнём, а потом с застёжками. - Не хочешь ты ни в какой душ, - выдохнул он, лишь на секунду разрывая очередной поцелуй и снова прижимаясь к губам Манабу, пока тот не успел возразить. Штаны сползли до колен, и Казуки несильно сжал член Манабу через ткань нижнего белья. Манабу был уже готов, Казуки почувствовал горячую плоть под своими пальцами и сам едва сдержал стон, когда Манабу, не контролируя себя, толкнулся в его руку и почти незаметно задрожал. - Мне надо подготовить себя, - пробормотал он, голос звучал почти жалобно, но Казуки уже точно знал, что никуда его не отпустит. - Я все сделаю… Не переживай, - томительно долгие поцелуи сменились быстрыми и частыми, Казуки целовал лицо Манабу, его шею, ключицы, и снова скулы и переносицу, хаотично, куда успевал дотянуться. И тот отвечал ему такими же резкими, не слишком осознанными ласками, что подсказывало Казуки – ни в какой душ педантичный Манабу уже не пойдёт. С усилием оторвавшись от него, Казуки крепко схватил Манабу за запястье и потянул в сторону спальни. Тот чуть было не упал, запутавшись в штанах, которые съехали до самых лодыжек, замешкался на секунду, выпутываясь из них, и тут же поспешил за Казуки. Постель Манабу не была очень широкой: рассчитанная скорее на одного, чем на двоих, она была застелена покрывалом, которое Казуки сорвал свободной рукой и отбросил куда-то на пол. Одеяла не было, лишь белая простыня и одна подушка – все это Казуки отметил вскользь. Он толкнул Манабу спиной на кровать, и тот послушно опустился, тут же стаскивая через голову свою застиранную домашнюю футболку, оставаясь в одних трусах. В комнате не было темно, за окном светил фонарь, и глаза Казуки быстро привыкали к полумраку. Он торопливо стянул через голову свою майку, но справляться дальше со своей одеждой не хватило сил – слишком острым было желание увидеть Манабу, увидеть его всего. Манабу чуть отполз назад, упираясь на согнутые локти, и Казуки подался к нему, резко одним движением снимая белье. У Манабу был длинный, идеально ровный член – стояло колом, и Казуки видел, что головка уже блестит от смазки. Он машинально облизал губы, когда Манабу откинулся назад, сгибая колени, полностью раскрываясь перед ним. Он был очень худым: когда он лежал вот так, на спине, живот, казалось, прилипал к позвоночнику, а ребра можно было пересчитать пальцами с закрытыми глазами. Казуки, который никогда не считал себя любителем тощих мощей, рассматривал его с незнакомой прежде жадностью – выпирающие тазовые косточки, тёмные на бледной коже соски и разметавшиеся на белой простыне черные волосы. Казуки даже не заметил, когда подушка свалилась на пол. - Мать твою, ну делай же хоть что-то!.. – Манабу прошипел это почти с отчаянием и оторвался от постели, намереваясь брать инициативу в свои руки, раз Казуки завис, но тот, опомнившись, лишь толкнул его в плечо, заставляя лечь обратно. Специально неторопливо он склонился ниже, лишь на миг прикоснувшись кончиком языка к головке его члена и тут же замерев, наблюдая за реакцией. Манабу весь подобрался, он казался сейчас пружиной на взводе, и Казуки даже показалось, что тот тихо выругался сквозь зубы. Такая нетерпеливость и отзывчивость сводила Казуки с ума, и даже напоминания голоса разума о том, что Манабу так сильно хочет всего-то из-за долгого воздержания, не могли остановить эйфорию, медленно охватывавшую Казуки. Он провёл языком уже уверенней, сначала по мошонке, потом выше, по всей длине члена, чтобы только после этого сомкнуть губы на головке, медленно вбирая в рот, до самого горла. Манабу дёрнулся, подался бёдрами вверх, но тут же сдержал себя и часто задышал. Казуки вдруг захотелось, чтобы Манабу упрашивал его, умолял, и он почти не сомневался, что если потребует, в своём нынешнем состоянии тот послушается, сдастся сразу и все сделает. Только выпускать его член изо рта Казуки не хотел. Он двигался неторопливо, глубоко брал в рот, а потом почти полностью выпускал, не помогая себе руками, лишь сильно сжимая губы. Одновременно Казуки выпутался из своих штанов, спустил их настолько низко, насколько позволяла неудобная поза, и сжал свой член. Чего он не ожидал, так это что Манабу кончит почти сразу. Казуки только настроился на нужный ритм, перестал скользить языком, а просто сжимал губами, и прозевал, когда дыхание Манабу сбилось. - Сейчас… - выдавил он, резко вскидываясь и хватая Казуки за плечо, но тот и не подумал отпускать. Манабу толкнулся в его рот, грубо, не осознавая, что делает, и протяжно застонал, снова откидываясь на спину. Ни один парень ещё не реагировал на действия Казуки так бурно – шумные вздохи и стоны в постели были больше свойственны девушкам. "Какой ты…" – восхищённо, пускай только мысленно сказал Казуки Манабу. Воздержание воздержанием, но Манабу его хотел, желал так, как редко бывает. Мысль об этом была не просто лестной, она почему-то безумно радовала Казуки. Спермы было так много, что он сглотнул два раза и вытер тыльной стороной ладони губы, чтобы тут же снова взять в рот заметно ослабевший член. - Что ты делаешь?.. – сипло, словно потеряв голос, спросил Манабу. Неуверенное движение его бёдер Казуки посчитал желанием отстраниться и лишь крепче прижал к постели, медленно посасывая, лаская языком. Расчёт был верным: уже через полминуты он почувствовал, что Манабу снова возбуждается, почувствовал, как твердеет его член. "Такой ненасытный, а кто бы мог подумать?" – если бы рот Казуки не был занят, он наверняка озвучил бы ехидную мысль. Возможно, это было и к лучшему, что сейчас он не мог говорить. Одной рукой все ещё сжимая бедро Манабу, Казуки провёл второй между его разведенных ног и осторожно прикоснулся пальцем к сжавшимся мышцам ануса. Почему-то он думал, что Манабу вздрогнет и зажмётся, но тот, напротив, как-то странно вздохнул, будто удерживая рвущийся стон, и попытался раскинуть ноги ещё шире. Тогда Казуки провёл пальцем ещё раз: кожа здесь была нежной и очень горячей, от этих ощущений у Казуки начинала кружиться голова. - Если ты не остановишься, я кончу снова, - сообщил Манабу, и его голос показался Казуки слишком громким в тишине спальни. Вместо ответа, он наконец выпустил член Манабу изо рта и выпрямился. Манабу разметался на постели, он смотрел на Казуки из-под полуопущенных век, и его губы, наверняка искусанные, казались слишком яркими на бледном лице. В эту минуту он представлял потрясающе соблазнительное зрелище, и Казуки улыбнулся этой мысли. - У тебя есть?.. – начал было он, бездумно поглаживая Манабу кончиками пальцев по лодыжкам. - Шкаф сзади, нижняя полка, - перебил его тот. Казуки сполз с кровати, попутно освобождаясь от штанов с бельём застрявших на коленях и мешавших двигаться. Нераспечатанная упаковка презервативов и флакон со смазкой Казуки нашёл сразу. Некстати он подумал, что они здесь хранятся, должно быть, ещё с тех времен, когда парень Манабу был жив, но эту неуместную мысль он выбросил из головы. Презерватив он надел сразу – казалось, что в решающий момент может не хватить ни выдержки, ни терпения. Прозрачная смазка приятно холодила пальцы. Манабу не смущала ни откровенная поза, ни то, что Казуки с удовольствием разглядывает его. Сперва Казуки склонился над ним и легко поцеловал воспалённые губы, а после медленно ввёл один палец внутрь, сразу же зажмурившись. Манабу был таким тугим, словно девственник, и сердце Казуки сделало кульбит. Хотелось схватить его, закинуть ноги на плечи и взять грубо, быстро… Сжав зубы, Казуки выдохнул. - Ну и чего ты ждёшь? – процедил Манабу, тоже зажмурившись и сжав его плечо. – До утра тянуть будем?.. - Нравится смотреть, как ты злишься, - в тон ему отозвался Казуки и зашипел, когда ногти Манабу мстительно впились в его плечо. Он чуть ускорил темп, двигая пальцами, чувствуя, как мышцы Манабу медленно расслабляются. Когда Казуки закрывал глаза, ему казалось, что под сомкнутыми веками плывут синие пятна. У кожи Манабу был потрясающий запах, и Казуки уже путался в своих ощущениях, настолько хорошо ему было. - Я готов, - Манабу перехватил ласкавшую его руку за запястье, и Казуки торопливо кивнул, показывая, что все понял. Он едва не застонал в голос, когда мышцы Манабу сжали головку его члена. Было так восхитительно гладко и упруго, что Казуки хотелось орать от восторга. Он сам давно не был с мужчиной и порядком подзабыл, какие ощущения может дарить такая близость. Но при этом Казуки точно знал, что так, как с Манабу, ему ещё ни с кем не бывало. Он подходил Казуки, как может подходить только одна деталь пазла другой – идеально. Казуки медленно опустился, прижимаясь всем телом к Манабу, опираясь на локти и опуская голову на его плечо. Манабу должен был привыкнуть, Казуки не сомневался, что ему должно быть ещё больно. Казуки мог терпеть сколько угодно: даже просто чувствовать, как неподатливое тело принимает его, принимает этот невыносимый жар, было бесконечно приятно. Мысли будто таяли, растворялись, по телу разливалась приятная нега – Казуки чувствовал, что он уже был на грани оргазма, когда легко касался губами шеи, плеча Манабу, его влажной кожи, чувствуя чуть солоноватый привкус. Он так быстро завёлся и почти дошёл до грани от одних предварительных ласк. Казуки всегда считал, что подобное бывает только у подростков. - Двигайся. Давай же… - Да, - шёпотом ответил Казуки, снова целуя. – Сейчас… Несмотря на недавнюю разрядку, Манабу снова хотел – его член упирался Казуки в живот и от каждого легкого движения терся об него головкой. Только чтобы ощущать это, можно было терпеть сколь угодно долго. От первого же резкого толчка Казуки почувствовал, что мир вокруг него закружило. Он двинулся ещё раз, и ещё. Манабу стонал, откровенно не сдерживаясь, подмахивая ему бёдрами, скрестив лодыжки за его спиной. А Казуки зачем-то сжимал его запястья, прижимая к постели, будто Манабу сопротивлялся. Он хотел смотреть в его лицо, чтобы видеть, каким будет выражение глаз, когда Манабу кончит снова. Но все расплывалось, и Казуки, жмурясь, даже не замечал, что уже сам рвано дышит и хочет произнести имя Манабу, но голос почему-то не слушается. Разрядка была ослепительной, словно схлынула горячая волна. Кровь стучала в ушах, сердце билось где-то в горле, когда Казуки сделал несколько последних движений и почти что рухнул на Манабу, прижимая его к постели своим телом. Отрешённо он отметил, что его живот мокрый – что Манабу тоже кончил, быть может, даже одновременно с ним, а он и не заметил. Манабу тяжело дышал, его грудь поднималась и опускалась под грудью Казуки. Наверное, ему было тяжело, но он не жаловался и не просил отпустить. Казуки, повернув голову, через смеженные ресницы смотрел за окно, где темноту разгонял белёсый свет фонаря, и ни о чем не думал, пока взгляд его медленно прояснялся, а предметы в комнате начинали приобретать чёткость. "Это было просто вау", - хотел сказать Казуки, но подумал, что прозвучит не очень уместно. - Ты тяжёлый, как кабан, - не окрашенным эмоциями голосом сообщил Манабу, когда прошла половина вечности или даже больше. - А ты тощий, как глист, - парировал Казуки, даже не повернув головы. Губы едва размыкались, а шевелиться и вовсе не хотелось. - Кто бы мог подумать, что ты можешь быть таким ласковым, - чуть усмехнувшись, заметил Манабу, проигнорировав "глиста". - Кто бы мог подумать, что ты можешь быть таким похотливым, - не остался в долгу Казуки, и Манабу вдруг рассмеялся. "Впервые?" – оторопело спросил себя Казуки. Он не помнил, смеялся ли Манабу при нем до этого, но одно знал точно: тот не смеялся так. Так искренне и от души. - Похотливый уже забыл, когда у него секс был в последний раз, - отсмеявшись, заявил Манабу и наконец упёрся руками в плечи Казуки. – Вставай. Серьёзно, ты очень тяжёлый. Нехотя Казуки перевернулся, откатываясь и вытягиваясь рядом на узкой постели, а Манабу тут же сел и взлохматил свои и без того растрепавшиеся волосы. - Вот теперь точно в душ, - сообщил он, поднимаясь и подхватывая с пола свою футболку. На Казуки он даже не взглянул, когда шёл к двери, и тот, не выдержав, окликнул: - Манабу. - Чего? – обернулся тот, вопросительно подняв брови. Без штанов и с таким выражением лица он выглядел крайне забавно. - Это было просто вау, - все же не удержался и поделился впечатлениями Казуки. - Твой богатый словарный запас трогает моё сердце, - усмехнулся Манабу и вышел, а Казуки негромко рассмеялся. На душе было легко и светло, и впервые за последнее время Казуки не думал обо всех тех неприятностях, что свалились на его голову.