Умиротворение

Прошло две недели, прежде чем Клариссе позволили выйти из дому, как раз к тому времени как она собиралась сойти с ума. Арделия много раз предлагала взять отпуск за свой счёт, чтобы остаться дома и присматривать за подругой, если той не нравится уход за собой, но чрезмерной опеки Мэпп по вечерам и выходным было достаточно. Ей не была нужна эта материнская забота на протяжении всего дня. Она могла бы выплеснуть весь свой негатив на Ди, но это было бы несправедливо, такое поведение могло ранить чувства подруги. Но не так, как Доктора. Он давал ей цель для гнева и никогда не воспринимал его на свой счёт. Нет, он бы намеренно провоцировал её, раззадоривал её, пока она не выльет всю свою боль, гнев и чувство беспомощности… и затем он бы прямо спросил её, могла бы она вести себя более любезно и прилично. Барни поддерживал её в нормальном состоянии первые две недели, бесил тем, что заставлял пить таблетки, смотрел за тем, чтобы она не перенапрягала себя, поддерживал, когда ослабевали ноги, приносил ей еду, музыку, книги и настаивал на том, чтобы она лучше следила за собой. Ей также было интересно, отчитывается ли он перед Доктором каждый день, но она никогда не спрашивала. В конце концов, это его личное дело. Он не задавал вопросы. Она была благодарна за это. Барни отвёз её на приём к лечащему врачу, и он был с ней, когда они шли к машине. В тот момент она пыталась не повернуть голову и уставиться на мужчину, который стоял на противоположной стороне парковки. Он якобы загружал что-то в багажник своего автомобиля, но она знала эти изящные движения, и ей было больно знать, что он был так близко, и всё же… нет. После первого сжавшего горло выдоха, она смогла сосредоточиться на своём дыхании и успокоить его. Она наблюдала за Доктором краем глаза, когда боль отступила. Сомнения, которые она испытывала в кошмарах, гнев, страхи угасали, когда она смотрела на него. Разделение чувств не означало отсутствие эмоций, это означало, что он не чувствовал боли из-за их разлуки. Не написал ли он в своём письме, что это будет болезненно для них обоих? Нет, сейчас это не более чем способ совладения с физической болью, чтобы она могла почувствовать себя рядом с ним. Он смог сдерживать свою любовь из-за неё, потому что ей была нужна медицинская помощь, ведь её здоровье важно для него. Но под этой беспристрастной маской билось любящее сердце мужчины. И она не могла пойти к нему прямо сейчас. Пока нет. Барни терпеливо ждал. Её пальцы впились ему в руку, она разжала их, когда заметила это. Но Барни не показал, что ему было как-то неприятно или дискомфортно. Когда она успокоилась и склонила голову в его сторону, он тихо проговорил: — Всё хорошо, Кларисса? — Да. Да, сейчас всё хорошо. Если он и услышал фальшь в её голосе, то ничего ей не сказал. Они продолжили семенить к машине, где он открыл ей дверцу и помог ей сесть на сиденье, застегнуть ремень безопасности, чтобы она могла при этом нормально дышать, и захлопнул дверь. Она больше не могла видеть машину Доктора — парковка была переполнена, да и она сидела слишком низко. Кларисса сжалась и поморщилась от боли. Она напомнила себе, что нужно переставать, чёрт подери, жалеть себя. Ты выбрала это. Ты могла сделать всё по-другому, но не сделала. Прими это, Старлинг. — Ну, — весело сказала она, когда Барни сел в машину и завёл её, — по дороге домой заедем за чизбургером и картошкой фри? Он засмеялся. — К сожалению, это не утверждённое меню. В холодильнике есть рисовый суп с твоим именем на нем. — Ты знаешь, что я могу есть твёрдую пищу, правильно? — она достала листики бумаги из кармана и призывно помахала им. — Я могу есть всё! Он пожал плечами, глянул на неё, перед тем как снова уставиться на дорогу. — Все жалобы к повару, и это не я. Она остановила свою руку. Она, конечно, знала, что Доктор выбирает блюда для её диеты. А мягкая пища не была пресной и безвкусной. Но она никогда не думала, что это может значить… что он может ежедневно готовить ей еду. Думая о ней. Ухаживая за ней, как мог, с расстояния. Любя её. Она с запозданием засунула бумаги обратно в карман. — Суп звучит вкусно. В этот раз она говорила искренне.

* * *

Он не полностью учёл все трудности. Прошло две недели с тех пор, как он покинул Клариссу на вокзале, и всё это время он не видел её лично. Договориться сделать это сегодня — было простым делом. Каждую ночь Барни как нельзя кстати… забывал… забрать свою папку у Ганнибала. Она лежала на пассажирском сиденье его машины с пометками о прошедшем дне Клариссы. Просматривать её в то время, когда он поставлял еду для Клариссы, в тёмные предрассветные часы, стало неотъемлемой частью дня. Заметки Барни служили окном в мысли Клариссы. …Спала беспокойно. Нет физического недомогания. Эмоциональное?.. Доктор оставил классические музыкальные компакт-диски на следующую ночь. «Колыбельная» Брамса — разумный выбор, среди всего, что ей покажется знакомым. …Вынужденное бездействие — фактор стресса. Физические параметры ограничены, пациент легко устаёт, впадает в ярость в связи с ограничениями… Он оставил книгу на следующую ночь — руководство для начинающих «Итальянский язык». Латинские корни, её знание французского и испанского языков, благодатная почва для обучения. Немного умственных упражнений поможет отвлечь её внимание от недостатка физической стимуляции. Он ожидал, что это будет проблемой, которая останется, пока она не возобновит нормальный уровень активности. Его Старлинг до сих пор не может усидеть на месте. …Послеоперационное обследование на 10 утра, завтра, офис доктора Николаса Миллсона. Пациент стремится выйти из дома в первый раз за две недели… Таким образом, в половине одиннадцатого утра среды, Ганнибал Лектер ходил по стоянке за пределами медицинского офисного комплекса северной Вирджинии, ища автомобиль Барни. Его было легко найти. Припаркованный во втором ряду недалеко от входа. Доктор присмотрел подходящий для наблюдения участок и припарковал свой собственный автомобиль на приличном расстоянии. Он волновался, когда прошло двадцать минут. Открыл багажник и лениво передвигал его содержимое, будто что-то искал. Прошло примерно пятнадцать минут, прежде чем знакомая фигура, заторможенная незнакомой, жёсткой походкой, вышла из парадной двери. Именно в тот момент, когда он осознал свою ошибку — планирование и исполнение было настолько простым, что даже не поднялось до уровня интеллектуального вызова, что он не в полной мере сдержал свой собственный эмоциональный отклик, увидев Клариссу Старлинг. Или, что более важно, взгляд на Клариссу, которая делала мелкие выверенные шажки, держа своё тело неестественно прямо, как это бывает, делают все, кто повреждал мышцы и, вцепившись в руку мужчины, который шёл рядом. Там, где должен был быть он. Не было никакой необходимости для беспокойства. Барни не представляет собой угрозу для его отношений с Клариссой. Барни был человеком, которого он выбрал сам, чтобы присматривать за ней. Барни был преданным, компетентным профессионалом. Но это не могло притупить острую боль в груди. Ревность. Зависть. Тоска. Это можно назвать по-разному, но это была та же эмоция: желание быть человеком, стоящим рядом с Клариссой. Она неожиданно остановилась. Её голова повернулась почти не в его сторону. Он, так же, вёл себя, роясь в багажнике, будто там лежит клад, но по правде он наблюдал за ней. Она была одета в длинное зимнее пальто, из-за этого было трудно оценить её состояние. Знакомое пальто. Оно может быть слишком тёплое для погоды в 50 °F , хотя он мысленно зааплодировал его присутствию, и не только потому, что он мог легко вспомнить, как надевал его на неё первый раз в больнице Омахи. Чем меньше энергии Клариссе необходимо затратить на поддержания нужной температуры тела, тем больше ресурсов она может посвятить восстановлению. Её неподвижность длилась всего несколько минут, в течение которых она никогда не смотрела прямо на него, никогда не пыталась встретиться с ним взглядом. Она понимала игру. Она не обратит внимания на его присутствие. А потом этот момент прошёл. Она поговорила с Барни и снова пошла вперёд. Он одобрительно наблюдал за ними, в то время как Барни усадил её на пассажирское сиденье, как он сделал бы это сам. Он не отрывал глаз, пока она полностью не пропала из его поля зрения. А когда автомобиль уехал, он тоже отправился дальше. У него были запланированы и другие остановки, прежде чем он вернется домой для приготовления пищи Клариссе.

* * *

Кларисса рассеянно перемешивала суп, грея его на плите. Это был воскресный обед, последний из готовых блюд Доктора, который оставил для неё Барни. Они попрощались в пятницу; она пойдёт завтра обратно в офис. Никакого домашнего ухода. Нет больше еды от любящего человека. Только сейчас. Это носит лишь временный характер. Если я думаю об этом часто, то от этого не будет так горько, не так ли? Шаги Арделии раздались вниз по лестнице, она объявила о своём прибытии задолго до того как вошла в кухню. — Эй, соседка, — поприветствовала она Клариссу, прежде чем нырнуть с головой в холодильник. Она закрыла дверь, не найдя ничего. — Чёрт, он выглядит пустым без всех твоих судков. Тот был последним? — Да. Картофельный крем-суп. — Чизбургер и картофель фри будет завтра, я права? — Арделия рассмеялась. — Я не знаю, как ты так долго сидела на этой лечебной диете. Я бы поставила, что ты взбунтуешься через неделю. И ещё эти маленькие карточки с инструкциями для готовки на неделю? Она вздрогнула. — Это похоже на то, как Лектер присылал тебе всю ту еду. Я до сих пор не могу поверить, что ты позволила мне есть её. — Да, — ответила Кларисса, пряча усмешку. — Инструкции — моя идея. Ты знаешь, чтобы держать тебя подальше от моих заражённых Лектером медицински необходимых блюд. Я надеялась, что это будет секретом, но… Она выразительно окинула взглядом комнату и понизила голос до драматического шепота. — Ганнибал Лектер работает в качестве шеф-повара для компании домашнего здравоохранения прямо здесь, в Вирджинии! Кларисса почти не могла сдержать своё невозмутимое выражение лица из-за короткой тени паники, которая мелькнула на лице Арделии, прежде чем раствориться в смехе. — О, Боже, это забавно, Cи. Ты можешь себе представить? Ганнибал Лектер, повар, ответственный за картофельные супы. И его босс: «Мистер Лектер, я не знаю, как вы готовили там, где работали раньше, но здесь я главный.. И мы не подносим нашим пациентам бутылки вина, которые стоят 100$! — Попробуй 1,000$. — Ты издеваешься? — Нет, — Кларисса выключила плиту и поставила горшок прямо на стол. Нет смысла пачкать тарелку, когда там только на одного. — Я сделала много исследований тогда, когда болтала с ним. Мужик обладает офигенно дорогим вкусом. — Офигенно душевнобольным вкусом, ты имела в виду. Тьфу. Я не знаю, как ты могла стоять с ним и разговаривать так долго. Кларисса уставилась на суп, слегка дуя на содержимое ложки. Внутри бурлили различные эмоции. Ты оскорбляешь его предо мной, пока я ем суп, который он сделал для меня из-за того, что заботится обо мне? Она проглотила суп, прежде чем ответить. — Это была работа. Я хотела сделать её правильно. Для этого я нуждалась в нём. — Лучше ты, чем я, подруга. Аминь, Ди. Это обернулось лучше, чем я когда-либо могла надеяться. Последующий разговор был унылым, и Кларисса пошла спать, объяснив это тем, что у неё завтра разговор с комитетом, который расследует происшествие в Небраске, а так как он будет рано утром, то она хочет выспаться. Арделия выразила непоколебимую, абсолютную поддержку. Конечно, Арделия не слышала ни одной из деталей. Её поддержка, её дружба были слепы. Следующим утром, когда она ждала комитет, вовсе не поддержка Арделии помогала Клариссе, а пронзительный взгляд Ганнибала Лектера. Тех глаз, которые знали всё, но продолжали любить. Голос, который требовал только того, чтобы она осталась верна своим принципам. Поэтому когда ей начали задавать вопросы, она говорила правду. Без прикрас, без ссылки на своё психическое состояние во время инцидента или голос доктора Лектера в голове. Но правду, тем не менее. Как она должна была, в борьбе за свою жизнь и жизнь ребенка, прибегнуть к оружию, которое всегда с собой. Зубам. Она не стала извиняться за это. Мужчины за столом всё время ёрзали, некоторые даже не взглянули на фотографии с места преступления в пакетах перед ними. Время от времени на неё смотрели с чем-то сродни омерзению, и она хотела знать: ряд полицейских и психиатров смотрели на доктора так же? Она сказала правду, как и хотела, и теперь, когда она решила уйти, сославшись на психологическую травму, они были бы рады видеть её спину. Только Джек Кроуфорд посмотрел ей в глаза — она подумала, что увидела что-то вроде разочарования и желания её отставки в его глазах. Она отвела взгляд. Слишком поздно, так или иначе, Джек. Вы уже потеряли меня. Вы не можете меня спасти. Да и я этого не хочу.

* * *

Доктор Лектер три раза постучал по двери костяшками. Дешёвое тонкое деревянное полотно загремело в своей раме. Тусклый свет зала мало чем мог помочь в том, чтобы разогнать тьму. Учтивость к его образу мышления, как изношенные обои и ковровые покрытия, казалось, не менялись со времен, когда введённые в заблуждение умы считали, что огромные цветочные узоры и крохотная клетка были созданы друг для друга. Он стоял прямо перед дверью. Жилец квартиры, увидев его в глазок, может не впустить, тогда он просто оставит свой подарок на пороге, положит письмо, которое лежит в его кармане, и уйдёт. Приближающиеся шаги. Тонкая линия света под дверью немного заслонена тенью. Негромкий свистящий звук указывает на длинный выдох через сжатые губы. Звук засова раздался эхом в зале. Дверь открылась. — Добрый вечер, Барни. — Добрый, доктор Лектер, — широко раскрытые глаза показывают тревогу Барни; одна рука крепко вцепилась в дверь. — Вы… вы хотите зайти? — Спасибо, Барни, это очень мило с вашей стороны. Доктор вошёл внутрь, его чувства были настроены на быстрое сердцебиение и запах страха, исходящие от более крупного человека. Его ноздри раздувались, когда он дышал глубже, чтобы насладиться моментом. — Станет ли вам легче от того, что я здесь весьма по прозаичному поводу, Барни? Вы оказали мне услугу. Я просто пришел поблагодарить вас за это. Барни закрыл дверь и махнул рукой в сторону небольшого кухонного стола. — Могу ли я, э-э, предложить вам присесть? — Спасибо, нет, я ненадолго. Эта встреча, возможно, менее комфортна для вас, чем наши старые дружеские разговоры, м-м-м?.. — Это… отличается, конечно. Я не ожидал, э-э, ну… этого. — Я думал, что вы могли бы насладиться знаком моей признательности за отличную заботу о нашем общем друге, — он положил подарок на стол. Книга мягко ударилась, когда он вытащил из-под неё свои пальцы. — Насколько я помню, вам были по нраву наши дискуссии об искусстве. Вам, возможно, покажется интересной эта работа о голландских мастерах. Ни в коем случае нельзя пренебрегать своим культурным образованием. — Спасибо, доктор Лектер. Это очень заботливо с вашей стороны, — Барни протянул руку, его палец скользнул по краю книги. — Вы не должны были приносить мне что-нибудь. Эта работа… вы договорились с моим работодателем о предоставлении мной услуг, так что вы, должно быть, заплатили по счетам, или я бы не получил мою зарплату. Вы не должны мне ничего. — Нет? Ваши работодатели, ваши клиенты, возможно, регулярно оставляли еду и сообщения в вашем автомобиле, Барни? Я сомневаюсь, что да. Вы шли навстречу таким… причудам, скажем?.. молча и благосклонно. Я не мог доверить её любому другому, и быть настолько довольным результатом. Мерцающие глаза Барни наконец-то встретились с глазами Доктора и задержались на мгновение. Он открыл рот, прежде чем отвести взгляд. — Говорите, Барни, вы, очевидно, сформировали какое-то мнение, которым хотите поделиться. Тишина. Доктор ждал. Когда Барни заговорил, тема была не совсем неожиданной для него. — Она любит вас. Она не говорит, но… — Он пожал плечами. — Я уверен, что вы это и так знаете. Врач поддерживал приятно нейтральное выражение лица. Барни был хорошим помощником; некоторая свобода действий не чрезмерно роскошное воздаяние. — И я знаю, что она большая девочка. И она бы не поблагодарила никого за то, что кто-то пытается влезть в её битву, и я знаю, что может быть, пересекаю черту… — он поерзал. Запах страха усилился. Его пальцы гладили книгу. — Просто… это не только её, не так ли? Она не одна? — Вы спрашиваете, не разобью ли я ей сердце, Барни? Поощрял ли я её нежность ко мне, чтобы жестоко раздавить через некоторое время, когда я захочу? Морщины грусти пролегли на лице Барни: складка на лбу, около его губ. — Да, но… не только это. Я имею в виду, все эти годы, так называемые эксперты, которые пытались возиться с вами, все они сказали, что вы не чувствуете такие вещи, как любовь. То, что вы не можете. Но… вы можете. Для неё. Правильно? Вы будете… счастливы… вместе? Доктор изучал мужчину перед собой. Барни потребовалось огромное мужество, чтобы озвучить такие вопросы. И казалось, что он сделал это не из праздного любопытства, а как гарантию того, что его помощь не была неуместной, что Кларисса будет любима, и Доктор претворит это в реальность, ведь он был не властен сделать это в камере в подземелье Балтимора. Он улыбнулся, осторожно, вежливо, не показывая свои зубы. — Я считаю, что да. Я чувствую много всего к Клариссе, Барни. Это личное, общее только с ней. Точно так же, то, что она хочет принять и объять, она будет решать для себя в одиночку. Но ваша забота о нашем благополучии не… не понята. Лицо Барни расслабилось: лёгкая улыбка не самодовольства, а радости. — Я рад за вас, доктор Лектер. За вас обоих. Доктор склонил голову в знак признательности, и он сделал шаг назад. — Спасибо, Барни. Я оставлю вас — не хочу навязывать свое присутствие дальше. Он распахнул дверь и ушёл до того, как молодой человек смог ответить. Он надеялся, Барни будет держать это знание в тайне; проговорится случайно или намеренно, и тогда станет довольно… грязно. И Кларисса, он ожидал, будет огорчена, если Барни встретится с бедой. Нет, эта связь не будет разорвана. Каждый что-то делает для любви.