Мой прекрасный танцор

Искусство в моей жизни всегда было на первом месте. Порой я думал, что, возможно, в моей семье были люди голубых кровей, потому что казалось, что мой образ жизни был донельзя правильным. С раннего детства я был приучен к хорошим манерам, этикету и эстетике: с шести лет учился нотной грамоте, музицировал, а в двенадцать окончил музыкальную школу по классу фортепиано. Родители просто заставляли слушать классическую музыку, а по выходным вечно таскали по театрам и разнообразным операм, якобы пробуждая во мне культуру и порядочность. И, как ни странно, в отличии от своих сверстников, которые давно рубились в видео-игры, это мне нравилось. Сидеть в партере и наблюдать за тем, как отрывисто, страстно и дико жестикулирует дирижер, задавая нужную атмосферу композиции; следить за тем, как раздается по залу голос оперного певца, вызывающий волну мурашек по телу. С неподдельным детским восторгом я наблюдал за сем действием, каждый раз благодаря своих родителей за пережитые эмоции. Но ничто так не привлекало в оперном театре, как балет. Кажется, мне было пятнадцать, когда меня впервые сводили на «Лебединое озеро», и тогда по-настоящему очутилось первое возбуждение, которое порой пугало. Я не знал, было ли это нормально: наблюдать не за стройными ногами балерин и их плавными, грациозными движениями, а за подтянутым, мужественным телом балетных танцоров. Сам акт этого музыкально-хореографического спектакля, отходил на задний план, едва я подносил к глазам бинокль и начинал воодушевленно, с неким голодом рассматривать пластику этих юных красавцев. Почему-то, мой взор всегда был устремлен на нетипично выпирающее место у танцоров ниже пояса. Порой, я смущался и отводил взгляд, краснея и сглатывая вязкий комок в горле, но никогда не мог оторвать глаз от плавности движений. Причем фантазии откровенного характера посещали самые разнообразнейшие, о которых вслух не то, что стыдно было говорить, а лишний раз вообразить. Каждый раз я ликовал в душе, когда неделя плавно перетекала в выходные - именно эти дни стали традиционным посещением оперного театра. Мне не нужны были никакие новинки фильмов в кинотеатрах, никакие разыгранные спектакли по мотивам известных пьес. Почти каждую субботу я ходил только за одним - получать эстетический оргазм, хотя почему «эстетический»? Родители воспитали во мне чопорную личность, знающую цену искусству, а также неистового гурмана к артистичным личностям. Спасибо им за то, что я чуть не кончил, глядя на то, с каким упоением двигается именно балерун. Даже когда мне исполнилось тридцать, я старался не пропускать излюбленных балетов: насмотревшись за свою юность на этот невинный вид искусства, я знал наизусть каждый акт, каждое движение, что уж там говорить, я выучил последовательность каждой мелодии. Но одно я в себе так и не смог побороть – странную тягу к одному прекрасному, молодому танцору. Впервые я увидел его ровно два года назад, тогда он был дебютантом. Но я и подумать не мог, что этот субтильный юноша, не блещущий лишними мышцами на теле, вызовет у меня вихрь самых разнообразных эмоций и желаний. Да, признаюсь, я не был натуралом, поэтому стройные балерины вообще не привлекали, а только были лишним фоном и массовкой для этого пластичного парня. Я не знал, сколько ему лет, ни тем более имени, одно могу сказать, впечатляла его женственная внешность: полные губы, изумительную форму которых возможно было разглядеть в бинокль, отсутствие грубости в чертах лица, тонкий профиль и эти обольстительные светло-карие глаза, которые он томно прикрывал своими подкрашенными веками. Как только он выходил на сцену, во мне словно что-то замирало. Затаив дыхание и внутреннюю дрожь, я жадно рассматривал изгибы его тела, облаченного в тесное трико. Даже было страшно подумать: а что, если бы он был женщиной? Своей красотой и артистичностью затмил бы не только приму, но и всю труппу, а он всего-навсего был второстепенным персонажем. Но, кажется, в нем что-то наблюдалось: некая интрига и страстная жилка, поэтому я был крайне удивлен, придя на очередной спектакль с его участием и увидев его в качестве премьера, ведущего весь балетный состав. Он прекрасно выполнял свою работу, заставляя мой пах наливаться приятным возбуждением, а губы каждый раз облизывать, находясь в эйфории. Мои фантазии и внимание были сосредоточены только на нем одном. Даже у себя дома, когда я принимал душ, моя рука инстинктивно соскальзывала на налившийся кровью и желаниями член, глаза блаженно закрывались, а голос не сдерживал похотливых стонов. Мастурбируя, воображение не знало границ: мне хотелось его целиком и полностью. Взять этого изящного мерзавца и отыметь у балетного станка, либо даже на сцене, не боясь за осуждающий и шокированный взгляд публики. А когда наивные, стандартные желания перерастали в постыдные для самого себя, то становилось страшно от своего исступленного голода. Чтобы хоть как-нибудь разбавить фантазии, по мотивам которых снимают порно-фильмы, приходилось идти в бордель и снимать таких же хрупких мальчиков для того, чтобы снимать свое напряжение. Иметь их жестко, неистово, засасывать каждую область кожи, но при этом видеть перед глазами лицо этого юного «лебедя». Однажды был такой случай, мне приснился странный сон. Будто бы я зашел в гримерку к этому нахалу, а он был вызывающе накрашен, его темные шоколадные волосы были уложены в объемный начес; нагое, хрупкое тело скрывала только одна балетная пачка, а изящные, подкачанные ноги были облачены в обтягивающие, капроновые чулки на подвязках. Вот как от такого можно не свихнуться? При одном представлении этой картины сразу захлебывался слюной, что уже говорить о моем либидо. Я только одно для себя решил: посещать каждый его выход, несмотря ни на свою работу, ни на нехватку времени. Самые красивые букеты из красных роз были подарены только ему, что заставляло немного ревновать его коллег-балерин, а его самого загораться в изумлении. Цветы были адресованы ему не только на сцене, вместе с теплыми словами почитания, но и в гримерке, которую я не уставал усыпать букетами. Однажды, по окончанию одного такого спектакля, я нагло положил в букет записку, где писались помимо слов восхищения и непристойные, пошлые фразы. Возможно бы, по прочтению он посчитал бы меня придурком и озабоченным, помешанным маньяком, а возможно - своим преданным поклонником. Он мог бы выкинуть этот клочок бумажки и не читать вовсе, а мог бы перечитывать каждую фразу и обмозговывать эту цепочку из предложений. Я никак не мог поверить в то, что он выберет именно другой путь, признав во мне ценителя его творчества. Как-то раз, после очередного цветочного подарка, он обольстительно мне улыбнулся, обнажая ряд белых, словно жемчуг, зубов. Вблизи он оказался еще прекрасней, чем я бы себе мог представить. Я не знаю, что бы это значило, но то, как он на меня посмотрел, заставило полностью окунуться с головой в этот диковинный импульс, именуемый возбуждением. Плавно приняв охапку роз из моих рук, он дотронулся своей изящной ладонью до моей руки, якобы пожимая ее в дружелюбном, невинном жесте, но мысли его были заняты чем-то другим, когда он склонился к моему уху, при этом немного щекоча прядью волос мою щеку, шепча: «Зайдите ко мне в гримерную».