***
Хозяева «Ла Пираньи» ещё горевали на похоронах, а Данте уже изучал дом. Он обшарил ящики секретера в кабинете и все закоулки гостиной. Перстень не нашёл, но обнаружил три мешка книг. Сильвио чтение ненавидел, а книги хранил, чтобы кичиться умом перед гостями. Недолго думая, Данте стащил десяток себе и добрался до левого крыла поместья, где таились комнаты Сильвио и его детей. «Святая святых» — хозяйская спальня. Даже Рене и Хасмин запрещалось в неё входить, но Данте это не смутило. Не будет он церемониться с людьми, что причинили ему столько зла. Он не ворует, не читает писем, дневников и документов — лишь ищет то, что принадлежит ему. Конечно, Сильвио мог и продать перстень, а, значит, концов не найдёшь. Но интуиция никогда не подводила Данте, твердя и сейчас: он на правильном пути. Повернув золочёную ручку, мальчик вошёл в комнату. Стены её были отделаны малиновой тканью. На полу — пурпурный ковёр. Дубовую кровать, громоздкую и тяжёлую, застилало покрывало, разрисованное маками. Туалетный столик украшали поддельные рубины и александриты. У Данте птички в глазах замелькали от обилия всего красно-малинового. Мальчик проморгался и скоро к безвкусице привык. Он отворял шкафы, тумбы и ящики, искал под кроватью и матрацем и, наконец, в углу под кружевной салфеткой увидел запертый сундук. Найдя на туалетном столике шпильку, Данте поддел замок. Тот щёлкнул, и крышка открылась. В нос ударил столб пыли, а в сундуке оказался хлам: пожелтевшие от времени портьеры, отслужившие свой век атласные панталоны и туфли с бантиками. После непродолжительных копаний в рухляди Данте извлёк со дна коробку. Внутри — письма, конверты, счета, записки. Ничего интересного. Данте уже собрался коробку закрыть, но вдруг нечто сверкнуло под пальцами. Мальчик разгрёб стопку пергаментов и выудил перстень невероятной красоты, серебро с изумрудом. Камень сиял так, что мог затмить луну. И Данте надел перстень на указательный палец левой руки. Он вошёл как влитой — кольцо тотчас уменьшилось в размере. Данте был очарован, не сводил с перстня глаз, но тут раздался шум. Побросав вещи в сундук, мальчик закрыл ящики и стрелой вылетел из комнаты. Уф! Успел. Захлопнув дверь, он выбежал в гостиную и напоролся на Сильвио. — Ты чегой-то забыл в том крыле, урод? — Сильвио скрестил руки на пузе. — Ничего. — Я разве ж не запрещал те туды ходить? Значит, заместо того, чтоб проводить в последний путь своейных тётю да сестру, ты обшаривал мой дом, гадёныш? — Они мне не тётя и сестра! Они мне никто! — смело заглянул Данте в поросячью физиономию землевладельца. — Так вам и надо, что они умерли! Это наказание за убийство моей лошади! — ЧЕГО?! — Сильвио чуть слюной не захлебнулся. — Эта лошадь была моя! Всё, чего есть в энтом доме, — моё. Даже ты, урод! — На себя посмотри, старый хрыч! Сам ты урод! — выпалил Данте, забыв об осторожности. — Я счастлив, что эта семейка стала меньше! Горите вы все в аду! — Чего ты сказал? А ну-ка, иди сюды! Я от тя мокрого места не оставлю, щенок паршивый! Не смей радоваться смерти моей жены да дочери? — А вот и посмею! Так вам и надо! — из Данте искры полетели — боль и ярость вырвались наружу. — Я вас всех ненавижу! И очень жду, когда вы сдохните! — Ах ты, сучёнок! Я тя щас убью! Сильвио потянулся к горлу мальчика. Данте выставил руки вперёд, чтобы защититься, и из пальцев вырвался огонь, подпалив Сильвио рубаху. Мужчина в ужасе попятился, споткнулся и упал. — Ты… ты… ты чего энто сделал? Ты… ты… убить мя хотел, сукин сын? — Папа, чего это с тобой? — на вопли прибежал Рене. А Данте так устал от этой проклятой жизни, от этих людей, что лишь молча испепелил отца и сына взглядом. — Энтот монстр хотел мя убить! — зарычал Сильвио, тряся головой. — У него из рук огонь шёл. На мне одёжа чуть не погорела! Маленький ублюдок, зазря его не утопили, коды он родился! Сильвио буравил Данте своими крохотными глазками, а тот над головой Рене вдруг увидел его мысли, облачённые в буквы, в слова: «Как ты достал, нелюдь. Всю жизнь нам испортил!». Данте зажмурился, но неродные, не свои мысли витали в воздухе. Теперь он их услышал. То были мысли Сильвио: «Ежели б энто чудище не родилось, никто б из семьи не помер. Надо б накормить сучёнка крысиным ядом». Вскрикнув, Данте схватился за голову и выбежал на улицу. Не видя ничего, понёсся по дороге. Вот уже и мост. И Верхний город. И центральная улица имени Святой Мерседес. — Эй, молокосос, ты куда прёшь?! — рявкнул кучер — Данте чуть не угодил под его экипаж. Добежав до антикварной лавки, он нырнул внутрь. Чтобы успокоиться, рассматривал витрины, ловя косые взгляды приказчиков и покупателей, и слышал, слышал голоса: «Что это за пугало тут толчётся?». «Хулиганьё!». «Грязный бродяжка, смотреть страшно». «А вдруг он хочет что-то украсть?». Утерев слёзы, Данте выбежал из лавки и застыл на мостовой. Что происходит? Он сошёл с ума? Мимо шли люди, и у каждого над головой плыли мысли. Где-то — в виде картинок, а где-то — в виде букв и отдельных фраз. А чьи-то мысли Данте слышал: «Жена хотела пойти в театр. Надо не забыть заказать ложу». «Ах, прочёл ли он моё письмо? Боже мой, что он ответит? Любит ли он меня?» — явно девичьи мысли. «Если мать узнает, что я ходил в «Червонную даму», головы мне не сносить». Сжимая руками виски, Данте не понимал, откуда взялся этот поток чужих мыслей и страхов. Но взгляд упал на перстень. Изумруд вращался в оправе, сияя мистически. Вот оно! Данте решительно сдёрнул перстень. Шум в голове моментально прекратился. Теперь он не слышал мыслей, не видел их над головами прохожих. Конечно, Данте испугался, но и признал: мощная штука этот перстень. Он спустился с моста, вернулся в знакомую обитель и нырнул в ближайшие заросли акаций, вспоминая речи Салазара: «Перстень, благодаря которому, магия, заложенная в колдуне усиливается многократно. Перстень, исполняющий любое желание…». Чтение мыслей его не заинтересовало. Желание — вот что ему нужно! И, поднеся перстень к губам, Данте громко сказал: — Больше никогда, никогда не хочу жить в доме Сильвио! Мальчик вскрикнул — изумруд увеличился в размерах, вертясь с бешеной скоростью. А потом затих. Сидя в акациях, Данте наблюдал за камнем, но ничего не происходило. И к глазам вновь подступили слёзы. И тут ложь. Все его обманывают, даже Салазар. А он так надеялся… Где же его желание? Если перстень способен только мысли читать, он и даром не нужен. Зачем ему чужие глупости и страхи? Покачиваясь из стороны в сторону, Данте обнял колени и так сидел, пока не заметил на дороге Виктора. Когда мальчик вылез из кустов, мужчина бросился к нему. — Вот ты где, а я ужо всю округу обегал. Хозяин велел тя найти. — Зачем? — Там к те человек приехал. — Какой человек? — сердце Данте в пятки ушло. — Из этих, как их, гаучо. Звать, кажись… эээ… Гастон… Гамар… Гаспар! Во! Точно, Гаспар. Он говорит… Эй, ты куды? Ты дослушай сначала! Но Данте уже не слушал — он летел по дороге, задыхаясь от счастья.***
Сильвио и Гаспар сидели в креслах, а Руфина подавала им кофе в мизерных чашечках. Данте робко прокрался в гостиную. — Привет, — ласково улыбнулся ему Гаспар. — Здравствуйте, — сверкнул Данте очами, присаживаясь на краешек дивана. — Ты, сопляк, энтот тип пришёл угрожать мне. Энто ведь ты, урод, нажаловался на дурное обращение, не так что ль? — двойной подбородок Сильвио дрожал от ярости. Данте промолчал, а Гаспара явно шокировало такое хамство. — Я ещё не закончил, сеньор, — сказал он. — И я пришёл не угрожать. Я предлагаю вам сделку: вы подписываете бумагу об отказе от опекунства, а я забираю мальчика к себе и закрываю глаза на некоторые нелицеприятные факты. Например, на то, как вы били его, унижали, запирали в подвале. — Ишь, удумали мне угрожать?! Да не выйдет ничегошеньки. Я вас не боюсь! — с апломбом заявил Сильвио. — А его вы и знать не знаете! Энто ж ведь не ребёнок, энто исчадие! — А я схожу в жандармерию или к алькальду, — стоял на своём Гаспар. — Нажалуюсь Комитету Нравственности и падре Эберардо. Хотя… какой прок в падре? Я не поленюсь и наведаюсь в столицу к епископу, он человек справедливый, как оказалось. Поглядим, как вы тогда запоёте. — Гляди, старый пень, ты следующий на вынос в деревянном ящике. Вспомни что случилось с твоей семейкой, — Данте ухмыльнулся так злобно, что Сильвио покрылся жёлтыми пятнами. А Гаспар с изумлением уставился на мальчика. — Голова ща как лопнет! Тама в буфете должон быть виски, давай сюды, — приказал Сильвио Руфине. Та беспрекословно подчинилась. Пошла к буфету и принесла бутылку. Сильвио приложился к горлышку, заглатывая сразу половину. — Ну так что? Я забираю мальчика? — поторопил Гаспар. — Забирай! Забирай и иди к чёрту на рога с им вместе! — крикнул Сильвио. — Я буду тока рад избавиться от энтого урода! Но не говори, будто бы тя не предупреждали. Он убил мою семью и твою укокошит, да подожжёт твою лачугу, и тоды я погляжу на тя! Забирай! И катися вон отседова! Вон! Выметайтесь из моего дома! Оба! Сильвио развернулся и ушёл, унеся недопитую бутылку виски с собой. Данте не мог поверить, что он сдался так легко. Невероятно! Перстень исполнил желание! Или Сильвио так боится магии, что сам понял: от Данте лучше избавиться? — Значит, я могу вещи собирать? — уточнил мальчик, ошеломлённый таким исходом. — Конечно, иди собирайся. Поедем домой. Каролина и Клементе с ума там сходят. Ты так внезапно исчез, а после прилетела Янгус с запиской да вчера с утра прибежал Персик. Сам. Мне показалось это дурным знаком. Я и поехал за тобой. Данте рванул к себе, чуть не прыгая от восторга. Он заметался по комнате, собирая немногочисленные вещи в узелок. Янгус недовольно забулькала. — Янгус, ну чего ты ворчишь? Мы едем к Гаспару! Он меня забирает из этого ада! Понимаешь? Навсегда! Я больше сюда не вернусь! Перстень исполнил моё желание! Но вдруг Данте остановился — веселье померкло, как звезды перед рассветом. Книжки, что держал он в руках, упали, больно стукнув по ноге. — Ой, а как же Эстелла? Как я теперь увижу её? Янгус помахала крыльями. Точно! Он напишет записку и отправит птицу к Эстелле. Взмахом руки Данте вызвал из ниоткуда перо и пергаментный лист. Нацарапал: «Эстелла, надо увидеться. Жду через час на мосту. Данте». Когда Янгус, унеся записку в клюве, взмыла над городом, он вышел в гостиную. — Эм-м… дядя Гаспар, а можно… в общем, давайте поедем чуть позже. — Почему? Мне казалось, ты мечтаешь отсюда убраться. — Это правда, но я… хочу попрощаться с одним человеком, — лицо Данте вспыхнуло, и он опустил ресницы. Гаспар улыбнулся. — Ясно. Ну хорошо. Кстати, я так и не понял, почему Персик вернулся один? — Я его отпустил, когда хотел забрать Ветра. Но… Ветра убили… Он… он убил… — к горлу Данте подкатил ком. — Я потом расскажу. — Ладно, иди прощайся с друзьями, а я поболтаю с Руфиной. Последняя, молча слушая болтовню, вытирала слёзы фартуком. — Руфина, не плачь. Я буду тебя навещать — утешил её Данте. — Я знаю, милый. Я рада, что ты обретёшь дом и семью. Но мне грустно расставаться с тобой, — крепко обняв мальчика, она чмокнула его в затылок. Через час Данте, нервно хрустя пальцами, стоял на мосту. А Эстелла так и не являлась. Но вот раздался шорох крыльев и взмыленная Янгус села мальчику на плечо. Принесла пергамент. Бумага пахла цветами. Данте не смог определить какими именно, хотя о растениях знал немало. Красивые, округлые буковки Эстеллы в нескольких местах расплылись, образуя кляксы. Явно девчонка плакала, когда писала ответ: «Данте, прости, но я не приду. Я уезжаю в Буэнос-Айрес, в закрытую школу для девочек. Очень надолго. Мы больше не увидимся. Мне понравилось дружить с тобой. Я была счастлива, когда мы гуляли и катались на лошади. Ты самый лучший мой друг. Надеюсь, у тебя всё будет хорошо. Прощай. Эстелла». Данте схватился за перила, чтобы не упасть — такого он не ожидал. Она уезжает. Надолго. А, может, и навсегда! Янгус издала возмущённый свист — спихнув её с плеча, Данте рванул вперёд. Туда, в Верхний город, что так несправедливо разделил людей на два островка, в которых нет места чужакам. Он бежал до дома алькальда, не обращая внимание на прохожих. Те изумлённо пялились на мальчика, мчащегося во весь опор, и на птицу, что осыпала мостовую чёрными и алыми перьями. И вот он, белоснежный дворец, утопающий в розово-фиолетовых цветах жакаранды. Прекрасный и холодный мир аристократов, где Данте не примут никогда, какую бы личину он не надел. Ворота были распахнуты, а кучер заталкивал в экипаж многочисленные сумки, кошёлки, чемоданы и шляпные коробки. У дома стояли: сеньора в ажурном платье, представительный сеньор с усиками, полная дама с собачкой на руках, элегантный блондин и две служанки. Сердце Данте трепыхалось, как крылья мотылька, летящего в огонь. Он увидел Эстеллу в дорожном платье и шляпке, завязанной под подбородком голубой лентой. Бледная и заплаканная, она попрощалась только с дамой с собачкой и молоденькой служанкой, а остальным кивнула. Подобрав подол, влезла в экипаж. Сев на козлы, кучер тронул вожжи. И взрослые ушли в дом. Данте отчаянно бросился за экипажем. Бежал, бежал, пока тот не исчез вдали. И мальчик готов был кричать. И злился на себя. Что он натворил? Оплакивал Ветра, скандалил с Сильвио и радовался его беде. Искал дурацкий перстень, а с Эстеллой — самым дорогим человеком — не попрощался. Тоска скребла сердце ястребиным когтем, а слёзы лились водопадом. Прижав ладони к груди, Данте медленно побрёл прочь. Янгус летала рядом, то задевая крыльями газон, то устремляясь вертикально вверх. И Данте вскинул голову. Высоко-высоко в небе плыли белые — лебяжий пух — облака.КОНЕЦ ВТОРОЙ ЧАСТИ.