Война сердец

      Эстелла чувствовала себя разбитой — за ночь не отдохнула. Легла под утро и проспала часа три. Теперь, непричёсанная и кое-как одетая в платье цвета абрикоса, она сидела в кресле, вертя в ладонях серебряное зеркальце с ручкой и крышкой, инкрустированными изумрудами. И не могла вспомнить, откуда оно взялось. Наверное, купила в Байресе. Эстелла вглядывалась в отражение: вид свежий, будто она спала часов двенадцать. Поразительно, учитывая всё произошедшее накануне. Разговор Хорхелины и мамы; свидание с Данте, его опьяняющие ласки; история с Либертад, окончания которой она дожидалась, в полудрёме лёжа на кухонном столе.       Хорхелину хотели забрать в госпиталь, но она развопилась, что желает умереть дома, и её оставили в покое. Намазали с ног до головы противоожоговой мазью, забинтовали, и нынче она лежала в кровати, походя на египетскую мумию, лишь глазами хлопала.       С Либертад дело обстояло хуже. Показания трёх свидетельниц в лице Берты, Урсулы и Лупиты жандармы оставили без внимания. Сквозь бинты Хорхелина рассказала свою версию событий: якобы гуляла она с котлом кипятка по гостиной, никого не трогала, но откуда ни возьмись прибежала Либертад, отобрала у неё котёл и вылила его содержимое ей на голову. Это подтвердила и Роксана, заявив, что всё видела своими глазами.       Так Либертад забрали в жандармерию. Роксана ликовала, утверждая: дело служанки — труба. Она въедливо расспрашивала доктора Эухенио Дельгадо о здоровье золовки, но тот поклялся: жить Хорхелина будет. И поставил ей дюжину пиявок, которые к бинтам присасываться отказались. Роксана не скрывала разочарования по поводу «некончины» Хорхелины, чем привела Эстеллу в ужас. Её мать — чудовище!       Вчера поговорить с бабушкой Эстелле не удалось, а к завтраку она спускаться не хотела. Там станут обсуждать Либертад, мать будет смаковать подробности, Берта — закрывать ей рот. Да и любоваться на мрачное лицо дяди Эстебана и злорадное Мисолины — удовольствие сомнительное. Дядю она вообще не понимала. Он позволил жандармам увести Либертад, собрал вещички и переселился от Хорхелины в гостевую спальню, объявив: его утончённая душа не в силах лицезреть бинты и ожоги. Получается, он стравил женщин друг с другом и бросил обеих. А теперь ходит с кислой миной. Неужели все мужчины такие? Эстелла была разочарована в дяде и напугана мыслями: вдруг и Данте спасует при первых же трудностях. Нет, невозможно! Данте смелый, вон как лихо он спас её от грабителей.       Тук-тук — нечто постучало в окно. Эстелла лениво поднялась на звук и впустила Янгус. Данте хотел же прислать её вечером, а сейчас только утро. Вот сумасшедший! Терпение у него отсутствует полностью. Эстелла улыбалась, читая записку. Нет, Данте в обиду её бы не дал!       «Милый Данте, у меня всё отлично. Вчера был жуткий скандал, но не из-за меня. Они не заметили моё отсутствие. Хочу увидеть тебя. Люблю. Твоя Эсте»,  — вывела Эстелла на обратной стороне письма Данте.       Отправив Янгус восвояси, она немного встряхнулась. Завтрак уже окончился, но надо выяснить: убийца ли мама или это бредни Хорхелины?       Минут сорок ушло на поиски Берты. Эстелла обошла весь дом, но бабушка как испарилась. Зато всюду маячил дядя Эстебан — она натыкалась на него много раз. Ходя из угла в угол, он шлёпал губами и тряс головой, как бесноватый. Эстеллу это злило. Сам же разрешил жандармам увести Либертад, а теперь пыхтит!       Бабушку Эстелла нашла в библиотеке. Та рылась в огромных фолиантах, сдувая с них пыль, и что-то бормотала.       — Бабушка, доброе утро.       — Добренькое.       — Я вас потеряла. А что вы делаете? — полюбопытствовала Эстелла.       — Ищу кой-чего, — Берта плюхнула на стол здоровенную энциклопедию, подняв вихрь пыли. — Между прочим, для тебя стараюсь. Боюсь, как бы ты в историю не влипла. Где ты вчера гуляла, к примеру, м?       — Я же говорила, бабушка, я была на мессе, потом шла пешком, — оправдывалась Эстелла, сердцем чуя: Берту не обманешь.       — Ну да… С утра до ночи? Брось, дорогая, тебя не было целый день. Ты ушла утром и исчезла. А я всем сказала, будто у тебя голова болит и ты спишь, а вечером наврала, что ты оклемалась да ушла на мессу.       Эстелла занервничала, не зная как выкручиваться.       — Дело в том, что я… я… гуляла… Я вчера услышала кое-что… — пролепетала она. — Когда ругались Хорхелина и мама, я спустилась вниз и услышала… в общем, Хорхелина сказала, что… что мама… убила папу. Она угрожала маме, и мама не отрицала, и…       — Ах, вот оно что! Теперь ясно, почему Роксана желает смерти этой самке богомола.       — Бабушка, это правда? Мама убила папу? — слёзно спросила Эстелла.       Берта немного помолчала, обдумывая варианты ответа.       — Чушь! — выдала она, наконец. — Не бери в голову. Ты ж знаешь, у Хорхелины с мозгами ку-ку.       — Но она сказала, вы тоже думаете, что мама убийца.       — Чушь! — повторила Берта и глазом не моргнув. — Впервые об этом слышу!       Эстелла вздохнула с облегчением.       — О, боже мой, как хорошо, что я с вами поговорила, бабушка! Я как камень с шеи сняла. Значит, это неправда?! Ох, если бы не Данте… — Эстелла резко умолкла.       — Кто?       — Это я просто так…       — И кто этот драгоценный Данте? Имя редкое.       — Он и сам редкость, — Эстелла готова была побить себя за длинный язык.       Берта захихикала.       — Та-ак, всё ясно. Значит, ты была с этим Данте! А я и подумала, что ты нашла кавалера. Пришла лохматая, взволнованная, глаза сияют. Я ж не вчера родилась, это же псу понятно. Целуется-то он хорошо? — выдала бабушка.       Щёки Эстеллы покрыл румянец.       — Да ладно краснеть, можно подумать, я не была молодой и не знаю чего это такое. А чего ещё ты с ним делала, окромя поцелуев, ась?       — Ничего. Нет, ещё мы ужинали… в трактире.       — И всё?       — Всё.       — Уверена?       — Абсолютно! Бабушка, я не понимаю, к чему такой допрос?       — А к тому. Чего делать-то будем, ежели ты глупостей натворишь, а? Пузо прятать али ляльку нянчить?       — Но я…       — Ты не думай, я не ханжа. Любовь — прекрасное чувство, но раз ты взялась бегать по мальчикам, должна и знать кой-чего. А то будешь потом выть, как твоя мамаша в первую брачную ночь: «Я не знаю, я не умею, я не хочу». А всё оттого, что никто не разъясняет своим дочерям, чего и как им делать. Стыдно, да и падре не велит. Вот и лежат они в кровати с мужьями, как мумии. Потому мужья и бегают от них по борделям всяким. А вот мой муженёк, царствие ему небесное, никуда не бегал, а был доволен своей женой, — Берта хихикнула. — А те, кто умудряются-таки влюбиться, натворят дел до брака и в подоле приносят. Вот сюрприз для родственников!       — Бабушка, я… я… не собиралась…       — Да не выдумывай, все так говорят. Где поцелуи, там и прочее. И не гляди на меня так. Я помочь тебе хочу. С Мисолиной я примирить вас не могу, вы не идёте на компромиссы. Ну хоть убедила твою сестру никому не говорить о вашей недавней драке и то ладно. Но в любовных делах я обязана тебе помочь! Кстати, — Берта вновь захихикала, — я ж замуж-то с пузом вышла. Мы же долго сначала встречались с моим муженьком. А поженились, когда я уже Бласито ждала, твоего папеньку, земля ему пухом. Во-от, я это к чему: где-то был у меня один рецепт… трава такая, выпьешь и встречайся сколько душеньке угодно. А я родила Бласа, знаешь почему? Забыла однажды траву выпить, — Берта прикрыла рот ладонью, подавляя хохот. — Вот сейчас найду, наварю, авось пригодится.       — Бабушка, мне не пригодится! — выпалила красная, как томат, Эстелла.       — Да ладно брехать! Сколько лет-то ему?       — Семнадцать.       — А, ну может ещё ничего. Неопытный. Красивый?       — Ага.       — Влюбилась поди?       — Очень… вы… вы… его знаете. Это Данте — мальчик, с которым я встречалась в детстве. Помните, вы меня даже на простынях с балкона спускали, чтобы я сбегала к нему на свидание?       — Так это он? — у бабушки глаза округлились. — А я и думаю, имя-то знакомое. Как же ты его встретила?       — Случайно.       — Ну-у, детская любовь — это уже серьёзно.       — Он сказал, что любит меня.       Берта головой покачала.       — Уложит в кровать, как пить дать! И сама не заметишь, как проснёшься в его койке. Так что раз пришла, давай-ка помогай. Сейчас рецептик нароем и пойдём варить. Я, конечно, не против правнуков, да только замуж надо бы сначала, и там хоть пачками рожай. Но до этого — ни-ни, а то твоя мамаша головы нам обеим открутит.       Вытащив пару тяжеленных книжищ, Берта всучила их внучке. Эстелле было стыдно, что бабушка её разоблачила, но теперь у неё появилась союзница. При её содействии и с Данте им встречаться будет проще. Открыв первую попавшуюся книгу, Эстелла дунула на страницы и долго смотрела, как пылинки кружатся в воздухе, исполняя свой замысловатый танец старины.       Остаток дня прошёл в суете. Эстелла и Берта варили в кухне отвар, состоящий из двадцати компонентов, самые адекватные из которых — семена тмина, листья фикуса и ножки мадагаскарских тараканов.       — И кто это всё будет мыть? — причитала недовольная Урсула. — У прислуги работы невпроворот, а мы ещё должны убирать и за вами?!       — Мы уж как-нибудь сами управимся и с варкой, и с уборкой. Не безрукие поди, — съехидничала Берта, выпятив нижнюю губу.       От смрада щипало глаза, и Урсула ретировалась, зажимая нос полотенцем. Но вскоре Берта объявила: вонючая гадость готова и должна настояться семь суток, а затем её можно пить.       Уступив кухню Лупите и оставив там форменное свинячество, бабушка увела Эстеллу в спальню, где тайком поведала о некоторых особенностях соблазнения мужчин. Эстелла не смогла открутиться и, впав в ступор, превратилась в гранат.       Когда пришло время ужина, в гости нагрянули Амарилис и Сантана. В последний раз Эстелла видела подругу ещё девочкой, и перемены, произошедшие в ней, изумили её. Из неказистого лягушонка Сантана превратилась в очаровательную особу с тёмными локонами и круглыми карими глазами. Даже большеватый рот не портил её.       За столом царила атмосфера веселья. Роксана сняла привычную маску холодности, слушая рассказы Амарилис о поездке в Барселону, а Арсиеро, необычайно ласковый, целовал супруге руку. Хмурились лишь дядя Эстебан и вечная брюзга Мисолина.       По окончании трапезы семейство оккупировало гостиную. Арсиеро читал газету, Эстебан стакан за стаканом глушил виски, а Роксана и Амарилис перемывали кости Комитету Нравственности — и та, и другая были с ним на ножах.       Роксана — после истории с несостоявшимся переносом района Богемы в Нижний город (дамы Комитета окрысились на неё и Арсиеро за то, что они выслуживаются перед рехидором). А Амарилис вышла из Комитета, разругавшись с Беренисе и Аполлинарией — её подружкой-казначеем, которая все благотворительные сборы складывала себе в карман и жаловалась на скупердяйство горожан, выделяя на нужды Комитета такую мизерную сумму, что её не хватало и на стопку пергаментов. Уличив донью Аполлинарию в мошенничестве, Амарилис на собрании дам Комитета потребовала её исключения. Беренисе выступила против, заявив, что Амарилис порочит доброе имя их Казначея из зависти к её уму и благочестию. А донья Констанса Марвилья (ещё одна подружка Беренисе), растрепала сплетню: Амарилис неблагочестива, ибо муж её хвастался друзьям, что она исполняет супружеский долг слишком часто и ретиво, поэтому ему нет надобности ходить в Дом Терпимости. А ведь это — гарант сохранения института брака, что облегчает жизнь приличным женщинам, позволяя отлынивать от супружеского долга, и хранит непорочность юных дев — так внушал падре Антонио.       Возмущению Амарилис предела не было. Обозвав всех дам Комитета завистливыми лицемерками, она на их глазах разорвала свой документ первой председательницы и гордо удалилась, оставив Беренисе и её свиту лопаться от гнева. Теперь они с Роксаной хихикали, задумав пакость: через Лусиано, что занимал должность советника вице-короля, Комитет Нравственности разогнать, как приносящий вред моральному облику города.       Пока Роксана и Амарилис сплетничали, Берта носилась туда-сюда, беседуя с кактусами и называя их по именам: Ёжик, Кнопка, Тазик, Козлик, Червячок, Кувшинка, Пирожок. А любимый бабушкин кактус — огромный, головастый, цветом напоминающий перезревшую сливу, носил ещё более горделивое имечко — Синяк.       Мисолина вышивала на носовом платке гроздья винограда. До этого она украсила полотенце огромной безобразной розой, от чего пыжилась уже целую неделю, возомнив себя профессиональной вышивальщицей.       Эстелла и Сантана, чинно сидя на канапе, тянули чай из маленьких чашечек и дико скучали, пока Эстелла под шумок не увела подругу наверх.       — Санти, дорогая, наконец-то мы встретились! Мне столько надо рассказать! — щебетала она.       — Ах, мы с тётей Амарилис и дядей Норберто отдыхали в Испании! Ты не представляешь, какая там красота! Барселона — город-мечта. Её дворцы… площадь Рамбла…       Болтовня заняла много времени. Сантана рассказывала о Барселоне, демонстрируя новые наряды, туфли и шляпки, хвасталась пейнетой из слоновой кости. Эстелла молчала, ожидая окончания восторгов.       — С тобой что-то случилось, — заметила, наконец, Сантана. — Ты какая-то притихшая.       — Угу, представляешь, когда я ехала домой, на меня напали грабители.       Сантана ахнула.       — Какой ужас! Они тебя не покалечили?       — Нет, меня спас один человек.       — О! Человек? Кто он? Мужчина? — навострила уши Сантана.       — Ага.       — Молодой?       — Ага.       — И красивый! — убеждённо воскликнула Сантана. — Вот это приключение, прямо как в книгах!       — Не говори глупостей, Санти, знаешь, как я испугалась? Чуть не умерла.       — Но тебя же спасли! Только не говори, что этот тип потребовал расплаты.       — Ой, ну что ты несёшь, Санти, конечно нет! Ты начиталась бульварных романов. Знаешь, кто это оказался?       — Неужели сынок вице-короля? Или какой-нибудь маркиз. Или нет, пират-контрабандист, приплывший на корабле накануне вечером. Он увидел тебя и пал, сражённый стрелами амура, — Сантана захихикала.       — Какой пошлый бред! — надулась Эстелла. — Ну тебя! Я же серьёзно, а ты несёшь всякую чушь. Это был Данте.       — Данте… Данте… — закатила глаза Сантана, вспоминая, где она слышала это имя. — Что-то знакомое… Что за Данте?       — Помнишь, в детстве я дружила с мальчиком? Я приводила его в гости.       — Это который такой лохматый? Помню! Он ещё запустил в Мисолину мороженым, я чуть не лопнула от смеха. Ты хочешь сказать, ЭТО ОН тебя спас? — от избытка эмоций Сантана тараторила так быстро и громко, что Эстелла боялась, как бы на улице не услышали.       — Ага, он самый. А вчера… вчера мы опять встречались. И он признался мне в любви! И поцеловал в губы, — Эстелла блаженно обняла себя за плечи.       — Обалдеть! А я ни разу не целовалась с мужчиной, — вздохнула Сантана. — Ну и как оно?       — Это… это было чудесно, как в сказке, до головокружения… Он такой, такой… потрясающий! Красивый, милый, ласковый… Самый-самый лучший! У него пальцы такие нежные и волосы мягкие… А глаза такие… глубокие, как море…       — Всё ясно — ты обезумела от любви! — сделала вывод Сантана. — Везёт тебе, — она легонько пихнула Эстеллу и та, давясь от хохота, упала спиной на кровать.       Беспечные девчонки не заметили, что за дверью, гневно сжимая кулаки и ловя каждую фразу, стоит Роксана.