Война сердец

      Наступил декабрь, сухой и жаркий. В послеполуденные часы земля накалялась так, что напоминала вулканическую лаву. И душа Эстеллы, под влиянием этого пекла, превращалась в выжженную пустыню.       Примирение с Сантаной всколыхнуло в ней надежду на лучшее, но ненадолго. Она поняла: рассказать подруге всё-всё-всё она не может. И Эстелла умолчала о том, что сделал с ней Маурисио, и о том, что рассталась с Данте не по своей воле, убедив Сантану, будто разлюбила его.       После долгих угроз и упрёков Маурисио разрешил Эстелле общение с Сантаной, но с условием: она не наболтает лишнего, и встречаться они станут в замке Рейес. Выбора у Эстеллы не было — Маурисио не позволял ей одной даже в сад выйти. В церковь и на посиделки к Беренисе Дельгадо она ходила в сопровождении Матильде, что пасла её, как конвоир арестанта. На светские мероприятия: балы, спектакли в театре и лошадиные скачки, Маурисио брал Эстеллу с собой, вынуждая её изображать счастливую супругу. Если Берта, Ламберто или Эстебан изъявляли желание с ней пообщаться, Маурисио и Эстелла приходили с визитом во дворец.       Сантана оказалась единственной, кому был открыт доступ в мрачный замок на улице Святого Фернандо. Сначала подруги виделись в присутствии Матильде или Маурисио. Но когда маркиз убедился, что Сантана не несёт угрозы, он ослабил бдительность, позволив девушкам болтать наедине. Не последнюю роль в этом «великодушии» сыграла Матильде. Ей очень понравилась Сантана, и Эстелла заметила — та набивается к ней в подруги. Сантана не возражала, принимая симпатию Матильде как должное, и, не прошло и месяца, как сеньорита Рейес потребовала, чтобы брат прекратил слежку за Сантаной и разрешил ей приходить чаще.       Отныне Сантана гостила в замке почти ежедневно. Эстелла не понимала, как она могла сдружиться с Матильде, испытывая уколы ревности от их весёлой болтовни. Однажды она не смолчала, предупредив Сантану: Матильде — двуличная особа, жестокая, надменная и безжалостная. В ответ Сантана её огорошила, заверив, что в курсе этого. На ухо она рассказала Эстелле, что подружилась с Матильде, дабы втереться в её доверие.       — До исчезновения тёти Амарилис я частенько натыкалась на Матильде у нас дома, — объяснила Сантана. — Раньше они с тётей не ладили, но потом внезапно подружились. Я думаю, Матильде не к тёте Амарилис ходила, а чтобы построить глазки дяде Норберто, и вскоре тётя исчезла. Вот я и общаюсь с Матильде сейчас, хочу понять, имеет ли она к этому отношение. Может, она избавилась от тёти, чтобы расчистить себе дорогу к дяде Норберто, или знает женщину по имени Клаудия, про которую упоминал сеньор Ламберто.       Эстелле не была ясна эта новая игра Сантаны; её дружба с Матильде вызывала в ней тревогу. А вдруг Сантана проболтается о её делах? И Эстелла стала ещё более осторожной. Она не жаловалась Сантане ни на что, рассказывая, как счастлива с Маурисио. Даже когда Сантана замечала её заплаканные глаза, Эстелла уверяла — она плакала, читая трагическую книгу.       Книги были единственным убежищем Эстеллы. Когда Маурисио не трогал её, она проводила ночи наедине с книгами. Погружаясь в чужие страсти, девушка плакала, растворяя в слезах не столько выдуманные невзгоды, сколько собственную жизнь.       Книги и Сантана — именно они спасали Эстеллу от безумия. Маурисио по-прежнему донимал её. Поначалу Эстелла предполагала: он мстит из-за её связи с Данте. Затем думала, что он обращается с ней, как с проституткой, таковой её и считая. Ведь она не была девственницей, когда вышла за него замуж. Но Маурисио не унимался. Едва ли не каждую ночь требовал исполнения супружеских обязанностей, а если Эстелла противилась, он бил её, таскал за волосы, связывал и насиловал.       Эстелла не понимала, что ему надо, но Маурисио, похоже, нравилось смотреть, как она кричит и умоляет о пощаде. Сам он уверял: его жестокое обращение — результат её дурного поведения. Да только к дурному поведению приравнивался даже «неправильный» с его точки зрения взгляд, поворот головы или выбор не того платья. Но единственное преступление, которое совершала Эстелла, — употребление снадобий из аптеки. Теперь она пила их каждый день. Никто не мог помочь Эстелле в её беде. Пожалуйся она кому-либо, ей бы не поверили. В глазах общества Маурисио Рейес был сама идеальность, как и его полоумная сестрица.       Теперь Матильде, которой наскучило времяпрепровождение с гиенами и леопардами, увлеклась алхимическими экспериментами. Специально для неё в одной из башенок третьего этажа соорудили лабораторию. Там она умерщвляла мышей, крыс, ящериц и лягушек, потроша их, отрезая им лапы, хвосты и уши, и закапывая им в глаза щёлочь. Она изобретала хитрые смеси, начиная от безобидной парфюмерии и заканчивая ядами и мазями, от которых кожа покрывалась пузырями и лопалась, превращаясь в кровавое месиво. Матильде уверяла: когда она изобретёт что-то интересное, обязательно испробует на слугах.       Но Эстеллу больные фантазии Матильде не волновали. За два прошедших месяца она смирилась с участью рабыни Маурисио. В чёрных глазах её не стало блеска, только печать обречённой покорности. Она носила шёлк и муар, пан-бархат и парчу, расшитые золотом и серебром; драгоценности с великолепными камнями украшали её запястья, волосы и оттягивали уши и шею, а будуар благоухал ароматами Франции, Индии и Аравии. И чувствовала она себя свободолюбивой птицей, посаженной в клетку. Она не могла смеяться и плакать — глаза были сухи и кололи, словно в них попал песок. И сердце Эстеллы больше не билось от волнения, от радости, от предвкушения счастья. Чувства умерли вместе с той девочкой, которая лежала некогда в объятиях Данте.       Данте… Это имя ещё заставляло раненное сердце Эстеллы биться, но происходило это не от счастья или ожидания свиданий и горячих ласк, а от боли, глубокой, острой, сковывающей внутренности. Нет, она ничего не забыла. И не забудет никогда.       Данте и сам не давал забыть. Он её преследовал. Везде, куда бы Эстелла не отправилась с Маурисио, с Матильде ли, она видела Данте. Он следил за ней и днём, и ночью. Караулил у церкви, у театра, сидел под балконом, швыряя в окна камушки или бумажки с признаниями в любви и предложениями побега. Затем стал умолять о свидании, понося дурными словами Берту и Либертад, которые, по его мнению, плохо влияли на Эстеллу. Он чуть не довёл до сердечного приступа Чолу, угрожая её спалить и для убедительности тряся перед ней горящими пальцами. Но Эстелла избрала тактику игнорирования, не отвечая ни на мольбы, ни на клятвы, ни на угрозы.       В конце концов, Данте выследил и Сантану у лавочки с тканями, где она глазела на витрины. Грубо схватил её, заявив: это Сантана их рассорила. Она специально что-то наплела Эстелле, и та не хочет его видеть.       Так минуло два месяца. Но вчера Эстелла получила передышку — Маурисио отправился в Мендосу продавать поместье, доставшееся им с Матильде в наследство от дядюшки. По мнению Маурисио, поместье это не приносило ренты, хоть и сдавалось в наем. От него были сплошные убытки — старый дом требовал ремонта, а жильцы добавляли головной боли, вечно что-то ломая. Так, Маурисио решил от этой собственности избавиться и уехал, оставив супругу на попечение Матильде.       Когда утром следующего дня Сантана явилась в замок, она поведала Эстелле, что Данте снова объявился, и она, которая всегда юношу презирала, вдруг пожалела его.       — Он тебе передал вот это, — Сантана отдала Эстелле огненно-красную розу.       От великолепия цветка и его аромата Эстелла едва не лишилась чувств. Он не забыл, помнит их условный сигнал, о котором они договорились ещё в детстве. Взяв розу, Эстелла рассматривала бутон, силясь не заплакать.       — Представь себе, когда я вчера вечером уходила, он сидел у забора. Когда я пришла сегодня, он лежал в траве на том же месте. Похоже, он тут и ночевал, — ухмыльнулась Сантана. — Знаешь, что он мне сказал? Говорит, мол, «Передай Эстелле розу, она знает, что это означает. Я буду её ждать, если она не придёт до завтрашнего рассвета, я сброшусь с моста». Он совсем дурак, хорошо, что ты с ним рассталась. Что, кстати, означает эта роза?       Эстелла вспыхнула.       — Откуда я знаю? — наврала она. — Роза как роза, красивая…       Счастье, что Маурисио вчера уехал, и они с Данте не столкнулись. Эстелла притворялась как могла, но грудь её лопалась от сдерживаемых рыданий.       — Мне кажется, ты сама виновата в этой ситуации, — укорила её Сантана. — Он в отчаянии. Как бы и вправду чего не натворил. Кто знает, что взбредёт ему в голову? Ты бы поговорила с ним что ли.       — Я уже с ним говорила, Санти. Это было два месяца назад. Я ему сказала, что между нами всё кончено, но он не слушает. А я не хочу давать Маурисио повод для ревности.       — Эсти, я понимаю, но можно сделать так, чтобы Маурисио не узнал о вашей встрече. Ты права, не надо провоцировать мужчину на ревность. Но на твоём месте я бы увиделась с Данте снова и всё ему объяснила.       — Я не хочу! — выпалила Эстелла, вонзаясь ногтями себе в ладонь. — Не хочу с ним разговаривать! Не хочу его видеть!       — Но почему? Ты так влюблена в него была, а сейчас так себя ведёшь, будто ненавидишь его. Что он тебе сделал?       — Ничего не сделал, — измученно пролепетала Эстелла. — Просто мне надоела его навязчивость.       — Эсти, скажи правду, кого ты любишь на самом деле: Данте или Маурисио? — напрямую спросила Сантана.       Эстелла опустила глаза, проглотив комок в горле, и выдавила:       — М-маурисио. Д-данте я разлюбила. Это была детская любовь, первая любовь, сильная, яркая, но она прошла.       Эстелла не знала, верит ли Сантана в её россказни или нет, но чувствовала себя ужасно. Какая же она предательница! Обманывает и подругу, и Данте. Но это ложь во спасение — так она защищает их от гнева Маурисио.       — А ты говорила Данте об этом? — наморщила лоб Сантана.       — Ну да, говорила…       — Вот прямо так и сказала, что любишь Маурисио, а его не любишь? И он всё равно не отстаёт?       — Нет, так напрямую я не говорила. Я сказала ему, что мы расстаёмся, что я остаюсь в доме Маурисио. Данте разозлился, ушёл и начал меня преследовать.       — Ну тогда всё ясно. Он не отстаёт, потому что не понимает причину, по которой ты его отшила. Значит, надо её озвучить. Скажи ему, что не любишь его, что влюбилась в Маурисио. Если у него есть гордость, после этого он уйдёт.       Эстелла прикусила нижнюю губу.       — Но… я не смогу такое сказать, у меня же не каменное сердце. Я не хочу его обижать.       — Почему сразу обижать? — скривилась Сантана. — На правду глупо обижаться. Эсти, он не отвяжется. Ты бы его видела, у него глаза стеклянные. Вчера, когда он накинулся на меня, я даже напугалась. Тебе надо переступить через «не хочу» ради собственного спокойствия.       — Но Маурисио узнает, если я встречусь с Данте. В этом доме глаза, уши и языки есть даже у пыли на шкафах.       — Я помогу тебе увидеться с Данте так, чтобы никто не узнал, — пообещала Сантана. — Ты должна это сделать, или ситуация будет продолжаться бесконечно. А так он поймёт, что ловить ему нечего, пострадает немного, успокоится и встретит другую женщину. А ты будешь счастлива с Маурисио. Разве ты не этого хочешь?       — Угу, — нестерпимая боль мечом вонзилась в грудь Эстеллы, когда она представила Данте в объятиях другой. Но она не должна быть эгоисткой. Наверное, Данте думает, что Маурисио её заставил с ним расстаться. И он прав, но… надо убедить его в обратном. Да, это жестоко, и она не уверена, что сможет так солгать, но если Данте будет кружить возле неё, он обязательно напорется на Маурисио, и ничем хорошим это не закончится. Да и она не вправе его держать, ведь она больше никогда не сможет подарить счастье ни одному мужчине.

***

      Данте едва не кричал от отчаяния — Эстелла возвела между ним и собой глухую стену, и он не мог достучаться до неё уже два месяца. Первое время Данте полагал, что Маурисио держит Эстеллу возле себя насильно, поэтому она боится идти на контакт. Но издали наблюдая за девушкой, Данте усмотрел: она ведёт активную светскую жизнь, посещает театры, рестораны, ходит в церковь и на посиделки к богатым кумушкам.       За шестьдесят дней шпионажа Данте выучил её перемещения от и до. Знал все места, куда Эстелла ходила, разодетая в шёлк и бархат, с бриллиантами на шее. Восхитительно красивая и недоступная, как особа королевской крови. Не похоже, чтобы её кто-то мучил или заставлял так себя вести.       В сердце Данте поселилась глубокая тоска. Ночами он лежал без сна, изнемогая от горечи, снова и снова вспоминая их прогулки у реки, как они смеялись, болтали, целовались, строили планы… Неужели их любовь закончилась, и в один миг он стал не нужен своей Эстелле?       Чтобы отвлечься, Данте вновь занялся охотой и продажей лошадей. Иногда он уезжал в пампу на сутки, а то и на несколько. Возвращался с добычей в виде двух или трёх скакунов. Больше за один раз не ловил, ибо охотился за редкими мастями — на них был спрос среди аристократов. Заядлые коллекционеры отдавали состояние за шанс заиметь необычный экземпляр, которым они хвастались перед друзьями. Это был своего рода показатель статуса — швырять деньги на бесполезную роскошь, будь то редкие лошади, драгоценные камни нестандартной огранки или коллекционные гробы чёрного и красного дерева размером с ноготь.       Данте же считал, что богачам некуда девать деньги, вот они с жиру и бесятся. Но, благодаря их заскокам, он имел неплохой доход. За последней пойманной лошадью тигровой масти Данте охотился аж трое суток. Окрасом она напоминала зебру — пепельно-белая, с тонкими чёрными полосками на спине, кобыла была так хороша, что Данте не сразу рискнул её продать. Но, в конце концов, отвёз в эстансию к очень зажиточному португальцу. Тот был так потрясён великолепием лошади, что аж весь задрожал. Рассыпаясь в благодарностях, он отдал юноше четыре увесистых кошеля золота. Но деньги сейчас мало интересовали Данте, и по возвращении в «Маску» он безразлично ссыпал монеты в комод.       Лежа в кровати или в траве под звёздным куполом небес, он звал Эстеллу, заклиная её сменить гнев на милость. А вдруг он обидел её чем-то? Но всё было хорошо до того момента, как они пошли искать дом Кларисы и попали в лапы разбойников. Может, их специально поссорили? Это было единственное разумное объяснение, которое Данте находил. Кто угодно мог наплести про него бред Эстелле, и наивная девочка купилась на это. И Маурисио, и его сестра, и родственники Эстеллы, начиная с её бабки и матери и заканчивая горничной. А ещё есть препротивная Сантана, которая Данте ненавидела и уже пыталась однажды их рассорить. Да кто угодно мог его оклеветать!       Придя к такому заключению, Данте решил: во-первых, выяснить, кто виноват в их разрыве; а во-вторых, поговорить с Эстеллой и убедить её в своей любви. Для начала он подкараулил Либертад, когда та возвращалась из прачечной, таща огромную корзину с бельём. Данте вырос как из-под земли, преградив ей дорогу, и Либертад аж взвизгнула.       — Боги мои, это опять вы?! Как вы меня напугали! — возмутилась она, плюхнув корзинку на землю. — Чего вам надо?       — Ты сейчас же скажешь, кто наговорил Эстелле обо мне гадостей! — рыкнул Данте с такой злобой, что Либертад рот открыла.       — Не понимаю…       — Всё ты понимаешь! Отвечай на мой вопрос, дрянь! — он схватил её за руку, чуть не вывернув девушке плечо. — Почему Эстелла не хочет меня видеть? Это ты ей чего-то наплела, да? Или это та старуха с клумбой на голове, что орала на меня так, будто я грязь под её ногами?       — Да чего вы несёте-то? — Либертад вырвала руку. — Ничегошеньки сеньоре Эстелле мы не говорили. А уж про вас и подавно. Мадам Берта мне вообще запретила с вами болтать. Ежели она узнает, что я тут с вами лясы точу, она меня погонит метлой. Она вас терпеть не может из-за того, что вы в церкви устроили. И ей нравится сеньор Маурисио. А вот мне он не нравится, как и вы тоже. Вы с ним оба хороши. Но дело-то не в этом, а в том, что ни у меня, ни у мадам Берты, ни у остальных нету доступа к сеньоре Эстелле. Сюда она ходит только вместе с муженьком. Он её не отпускает одну ни на секунду. Ни с кем она не может говорить без его ведома, разве что с сеньоритой Сантаной.       Кровь мгновенно прилила к лицу Данте.       — Значит, это Сантана! Дрянь! Я так и знал, — агрессивно выпалил он. Либертад в ужасе попятилась, когда с волос Данте посыпались красные искры. — А ты имей ввиду, я узнаю, кто нас поссорил, и достану его из-под земли. Никто не заберёт у меня Эстеллу! Я всех уничтожу, если надо сожгу весь город! Данте в бешенстве пнул неподалёку стоявшую клумбу с цветами. Удар был такой силы, что от неё отлетело несколько камней. Данте развернулся и убежал. Проводив взглядом его спину, Либертад взяла корзинку с бельем и зашла в дом.       Две ночи Данте просидел у замка Рейес, бросая в балкон Эстеллы камушки. Реакции не последовало, и через пару дней он выследил Чолу. Схватив её за горло, потребовал, чтобы она сказала своей хозяйке к нему выйти. И, наколдовав на ладонях пламя, потряс им у горничной перед носом, заявив, что спалит её заживо. Та в страхе ринулась в замок и сообщила об инциденте Эстелле. Маурисио, к счастью, дома не было, а Матильде находилась в лаборатории, измываясь над мышами, и Эстелла уговорила Чолу никому не рассказывать о происшествии.       К тому моменту, как Данте попалась на глаза Сантана, прошла ещё неделя. Он не сомневался: она и виновна в их ссоре с Эстеллой. Узрев Сантану у витрины с тканями на Бульваре Путешественников, Данте пересёк улицу и бесцеремонно припечатал девушку спиной к стене.       — Да вы что себе позволяете? Это что за наглость?! — рассвирепела Сантана, но потом узнала Данте. — Ах, это ты!       Глаза юноши налились кровью.       — Что ты ей наговорила? — прошипел он. — Я тебе сейчас убью, гадина!       — Погоди, погоди, — оборвала Сантана. — Во-первых, с дамами так не обращаются. Во-вторых, я не поняла, в чём ты меня обвиняешь.       — Да какая из тебя дама? Ты не дама, ты сука! — заорал Данте на всю улицу. Трое мальчишек лет восьми-девяти пустились на утёк. — Ты уже не первый раз лезешь в наши отношения с Эстеллой. Тогда я тебя не убил, потому что не хотел с ней ссориться. Но ты нас не разлучишь! Сейчас ты пойдёшь в этот мерзкий дом и скажешь Эстелле, что я её люблю и хочу с ней встретиться, а всё, что ты наплела про меня, это враньё! Ты это ей скажешь, поняла, дрянь? Или я тебе глаза вырву!       — Так, ну-ка умолкни! — овладев собой, Сантана тоже заговорила грубо. — Не смей меня обзывать, неграмотный! Да как вообще Эстелла с тобой жила, я не знаю. Ты же болен! Но я ничего ей не говорила. Мы про тебя вообще не разговаривали. Я, кстати, так и не знаю, почему она тебя отшила, хотя ты Маурисио и в подмётки не годишься. Он ангел в сравнении с тобой, — Сантана с удовлетворением отметила, как Данте покрылся мертвенной бледностью.       Он ослабил хватку, и она окончательно завладела ситуацией.       — Маурисио интеллигентный, галантный, умный, воспитанный, милый, приветливый, добрый, образованный, богатый, — со смаком перечисляла Сантана, загибая пальцы. — Ты бы видел, какие наряды и драгоценности он ей дарит. Да тебе и во сне они не снились! Ты же нищеброд без кола, без двора. Достаточно или продолжить? Неужели ты настолько глуп, что тебе ещё не ясно, почему она с ним, а не с тобой?       Ошалевший Данте промолчал, и Сантана ушла, крутя в руках голубой плиссированный зонтик. Однако, когда через три часа она вышла из фамильного замка Рейес, увидела, что Данте сидит на клумбе, прислонившись спиной к забору и изучая стеклянным взглядом кроны деревьев. Сантана прошла было мимо, но, передумав, вернулась назад.       — Эстелла не хочет с тобой разговаривать, — пояснила она. — Шёл бы ты отсюда. Если её муж узнает, они поссорятся. Ты разве не желаешь ей счастья? Если ты и вправду любишь Эстеллу, отстань от неё. Она хочет быть с Маурисио, — и Сантана ушла.       Прохожие с удивлением разглядывали сидящего на земле Данте, но ему было плевать. Он и с места не сдвинулся. Наступила ночь, и мириады ярких звёзд усыпали небо. Вокруг уличных фонарей кружились насекомые. На одном из деревьев примостилась циккаба, ероша перья и тараща круглые, как блюдца, глаза.       Когда утром Сантана явилась снова, Данте лежал на земле, уткнувшись лицом в траву. Окружали его розы — красные, чайные и жемчужно-белые. Ни на шутку испугавшись, Сантана приблизилась.       — Эй, что с тобой? Ты чего тут лежишь? Тебе плохо что ли?       Безрезультатно. Данте как лежал скрюченный, так и продолжил лежать. Сантана тронула юношу за плечо, и тогда он шевельнулся. Приподнялся на руках, исподлобья взглянув на неё. Увидев его глаза, остекленевшие и неподвижные, Сантана отшатнулась.       — Передай ей, — прохрипел Данте, — я буду ждать её сегодня. Если она не придёт, я сброшусь с моста.       — Иди-ка ты лучше домой, — посоветовала Сантана. — Ни я, ни Эстелла не поверим в этот детский лепет. Сброшусь с моста, порежу руки, выпью яду и бла-бла-бла… Это дешёвый шантаж!       — Я никого ни в чём убеждать не собираюсь, — Данте встряхнулся и сорвал с клумбы красную розу. — Отдай это Эстелле. Она знает, что это означает. Я буду ждать её до рассвета.       — Да ты совсем болен!       — Я её люблю, — Данте глядел в одну точку. — Эстелла — единственное, что у меня есть, она — моя жизнь.       — У тебя есть гордость, в конце концов, или нет? Ты ей не нужен, пойми это. Она тебя кинула, потому что ты ей надоел. Иди уже отсюда! — Сантана унесла розу в дом, с размаху хлопнув калиткой.       Данте ещё некоторое время сидел на клумбе, затем кое-как встал и, опустив голову, побрёл прочь. Если Эстелла любит его, она придёт. Если нет, что ж… Он принял решение и не отступит. Жить без Эстеллы он не будет. Они могут верить или не верить, считая его слова шантажом глупого неуравновешенного мальчика. Пусть думают, что хотят.

***

      После разговора с Сантаной Эстелла не находила себе места. Она долго смотрела на розу в хрустальном графине, ловя носом её божественный аромат. Наверное, она так пахнет, потому что это подарок Данте. Но цветок недолговечен, скоро завянет, рассыпется в прах, как и их счастье. И Эстелла, вспомнив свой давний опыт высаживания срезанной розы, подарила вторую жизнь и этому цветку. Она выпросила у Чолы горшок, и под чутким руководством служанки роза была посажена в землю и поставлена на окно. Сантану это немало удивило, но она не стала поднимать подругу на смех, зато сообщила, что знает как помочь Эстелле встретиться с Данте. Когда они сегодня придут с вечерней мессы, она подсыпет Матильде в ужин снотворной травы. Та заснёт, и Эстелла благополучно улизнёт из дома.       На мессу Матильде, Эстелла и свободная от опеки тётушки Сантана отправились втроём. Сорвав белую розу с куста, что цвёл неподалёку от храма Святой Аны, Эстелла незаметно обронила её на паперть. Данте она усекла, когда вышла из экипажа. Лица его не увидела — он скрывался за той же жакарандой, что и шесть лет назад. Видны были только концы его длинных волос, которые развевались на ветру, как корабельные паруса.       Конечно, Эстеллу он заметил, но был в таком душевном состоянии, что предпочёл спрятаться. Когда же народ вошёл в церковь, Данте рискнул взглянуть на опустевшую улицу. И сердце чуть не выскочило — на паперти лежала белая роза. Эстелла согласилась на встречу. Она придёт! Придёт!       Тоска сменилась ликованием. Не помня себя, Данте ринулся прочь. Бежал и бежал, налетая на людей, спотыкаясь о камни и коряги и ничего не замечая вокруг. И не остановился, пока не оказался у берега реки. Его посетила дикая мысль: если Эстелла не захочет уйти с ним добровольно, станет упираться и говорить ерунду, он её украдёт. Положит на плечо и увезёт далеко в пампасы. Будет её целовать, целовать до исступления, и выпытает всю правду.       Заламывая руки, Данте метался по побережью. Усидеть на месте он не мог, сгорая от нетерпения. Ну когда же, когда Эстелла придёт? Только бы ей удалось сбежать из замка!       Данте уже потерял счёт времени, но, наконец, раздался шорох и Эстелла выбралась из зарослей. Язык Данте будто прилип к нёбу. Он столько всего хотел ей сказать, а теперь вся его решимость улетучилась с молниеносной скоростью.       — Эсте… — на негнущихся ногах он приблизился к девушке. Схватив за руку, поднёс её к своей щеке. — Радость моя, ты пришла…       Эстелла руку вырвала.       — Не трогай меня! Я пришла, чтобы расставить все точки над «и». Это последний раз, когда мы видимся. Больше я не приду, что бы ты не делал.       — Эсте, пожалуйста, объясни в чём дело, — взмолился Данте. — Эсте… Почему ты меня игнорируешь? На что ты обиделась? Расскажи мне. Я думал, мы доверяем друг другу. Эсте…       — Мне не нравится, как ты себя ведёшь, — молвила она сдавленно. — Ты меня преследуешь, проходу мне не даёшь. Я устала, Данте. Пойми, я не твоя собственность.       — Я и не говорю, что ты моя собственность. Я никогда тебя не неволил. Но я хочу знать что происходит. Я… я имею на это право после всего, что было между нами. После тех безумных ночей, что мы проводили вместе. Я хочу услышать внятные объяснения! Я твой муж, в конце концов! Мы клялись друг другу в вечной любви, а теперь ты меня гонишь. Но я всё равно не отстану.       — Я не думала, что ты такой прилипчивый, — ядовито бросила Эстелла. — Сколько можно навязывать мне своё общество?       — Вот как? Значит, я тебе навязываю своё общество? — Данте прикусил губы.       — Да, вот так, — прошептала Эстелла; тёмные глаза её сверкнули отчаянно. — Почему ты никак не поймёшь, что между нами всё кончено?       — Я это уже слышал! — он начал кричать. — Почему?! Что я сделал не так?! Ведь я тебя люблю! Люблю! Не издевайся надо мной, пожалуйста! — он схватил её за плечи и резко встряхнул.       — Прекрати орать и сядь, — велела она, указав на бревно.       — Не хочу я сидеть, я хочу услышать объяснения!       — Ты их услышишь, — Эстелла даже осипла от волнения. — Но будет лучше, если мы присядем, — и она первая села на их родное с детства брёвнышко.       Данте послушно сел рядом, и это оказалось удачной идеей — ноги у него были ватные. Исподлобья он взглянул на Эстеллу — немного бледную, в нежно-сиреневом платье и с локонами, увязанными в хвост. Такая красивая… самая красивая на свете.       Эстелла тоже робко изучила Данте. Поймала его взгляд, полный обожания и горечи, и чуть не расплакалась. Он казался болезненно-измождённым, с чёрными кругами под глазами и с листьями в растрёпанных волосах. Будто время повернуло вспять и этот красивый, яркий юноша, которого она полюбила и душой, и телом, снова превратился в дикого зверёныша, что ненавидел всех, кроме неё одной, и магия которого очаровала её шесть лет назад.       — Эсте, — позвал Данте, — прошу тебя… поговори со мной…       — А с чего ты вообразил, что я должна оправдываться? — ледяным тоном спросила она. — Ты не имеешь на меня никаких прав и не можешь их тут качать. Я тебе ничем не обязана.       Данте, конечно, предполагал: их разговор с Эстеллой будет тяжёлым, но чтобы она вела себя так жестоко... Уж лучше бы кричала и плакала, высказывая ему обиду, чем равнодушно говорить такие вещи.       — Я люблю, люблю тебя, Эсте! Клянусь чем угодно, это правда. Я не знаю, на что ты обиделась, но поверь мне, пожалуйста, — голос его дрожал как лист на ветру. — Я люблю тебя, люблю…       — Но я тебя нет, — сказала она тихо.       — Что?       — Я тебя больше не люблю, — повторила Эстелла.       Он замер, вцепившись в ветку груши, разросшейся поблизости. При свете луны Эстелла увидела, как исказилось его лицо, и быстро отвернулась.       — Это неправда, — пробормотал Данте. — Эсте, ты не можешь такое говорить. Мы любим друг друга с двенадцати лет, мы родились друг для друга. Наша любовь вечная, огромная как небеса, она столько пережила. Наша любовь не может умереть.       — Но она умерла, — безразличный тон Эстеллы пугал Данте всё сильнее. — Я тебя больше не люблю. Не спрашивай почему. Я не могу это объяснить. Просто я к тебе остыла. Моя любовь погасла так же внезапно, как и вспыхнула. Это была детская любовь. Мы резко расстались тогда, и пять лет я хранила в сердце мечту о тебе. Я очень хотела влюбиться, я искала эту любовь, грезила о ней и влюбилась в тебя, потому что ты был первым, кто меня целовал, кто говорил мне красивые слова. Просто мне не с кем было сравнить. У меня до тебя не было мужчин. Я приняла эту любовь за великую, но это оказалось не так. Когда появился Маурисио, я поняла, что ошиблась. Ты был первой любовью, этапом в моей жизни, который закончился. Вот и всё. Прости, но с Маурисио я испытала такое, чего никогда прежде не испытывала. И я поняла: он — моя судьба. Я люблю его и прошу тебя не мешать моему счастью. Не ломай мне жизнь, Данте. Маурисио ревнив, к тебе он ревнует особенно. Я не хочу ссориться с ним из-за тебя. Если я действительно дорога тебе, уйди в сторону. Отпусти меня. Я люблю Маурисио и хочу остаться с ним.       Данте молчал, уткнувшись лбом в ветку груши. Эстелла не видела его лица и даже представлять не хотела ни его взгляд, ни то, что происходит в его душе. Она всё верно сделала. Он должен уйти и оставить её страдать одну.       — Раз ты молчишь, — выдавила она, — думаю, ты всё понял, и на этом разговор окончен. Я ушла тайком и не могу отсутствовать долго. Мне надо идти. Надеюсь, ты прекратишь меня преследовать, Данте, и я больше не увижу тебя под окнами и не услышу рассказы о тебе от Сантаны или бедной Чолы, которую ты напугал до колик.       Эстелла встала, чтобы уйти, и невольно взглянула на Данте. И сердце ёкнуло. Она едва не послала всё к чёрту, так велик был порыв броситься к нему на шею. Данте был красив как всегда, но глаза у него стали жуткие — почернели и ввалились, словно у мертвеца.       Эстелла хотела убежать, но он схватил её за руку так крепко, что в плече хрустнуло. Пальцы у Данте были ледяные. Он ничего не сказал, лишь удержал её, обжигая зверским взглядом.       — Отпусти, — Эстелла хотела и зацеловать Данте, и надавать оплеух за его упрямство и немое отчаяние. — Ты делаешь мне больно. Я хочу уйти.       Но он держал её так, будто вместо пальцев у него выросли клешни. И тогда Эстелла, изнемогая от муки, рявкнула ему в лицо:       — Хватит уже, отпусти меня! Пойми, наконец, я тебя больше не люблю! Я люблю Маурисио! Услышь меня и прекрати унижаться! Ты мужчина или кто? Смотреть противно, бегаешь как собачка и выпрашиваешь, чтобы тебя полюбили. Но за что тебя любить, скажи мне? Что ты можешь мне дать? Ты меня недостоин! Я аристократка, а ты плебей! Ты — никто, ты не моего круга! Я привыкла к богатству, и я не хочу мотаться по гостиницам и хибарам! Я устала от этого за несколько месяцев жизни с тобой, а Маурисио даёт мне то, чего ты не сможешь дать никогда — титул и достойную жизнь в роскоши, — всё это Эстелла выпалила одним махом и сама пришла в ужас от того, что сказала.       Нет, она не хотела, так не хотела. Она никогда такое про Данте не думала. Это вышло случайно из-за его ослиного упрямства. Она мысленно просила у Данте прощения, но, видимо, было поздно. У него аж губы почернели, и он выпустил её руку. Эстелла воспользовалась этим и убежала.       Не осознавая, где находится, Данте тихо сполз с бревна. Даже слёз не было, зато челюсть заклинило, и он рот открыть не мог, тупо лёжа на траве. Он не помнил, как встал и каким чудом доплёлся до «Маски».       — О, вот и вы! — сказал некто, когда Данте вломился в дверь. — А к вам гости.       Данте не понимал, кто с ним разговаривает, но ощутил, что кто-то подошёл и тронул его за плечо.       — Привет, — сказал этот кто-то.       Его потянули за рукав. Данте в упор уставился на собеседника и с трудом узнал Клементе.       — Данте, чего с тобой? Ты какой-то неживой. А я вот опять к тебе приехал. Меня родители отправили за тобой, чтобы я тебя привёз. Когда они узнали, что ты живой, они страшно обрадовались, — протараторил Клем. — Данте, ты меня слышишь? — встревожился он, увидев, что Данте как замороженный.       Тот легонько кивнул.       — Правда всё в порядке?       Данте опять кивнул.       — Ну хорошо. Я тогда сейчас в трактир схожу за ужином и приду, — сообщил Клементе и ушёл.       А Данте направился к лестнице. В полуслепую, цепляясь за перила и стены, он добрался до четвёртого этажа. Ног не чувствовал, будто их отрезало. Открыл дверь ключом, на удивление попав в замочную скважину с первого раза. Почти вполз в номер. Хотел кричать, но не мог — голоса не было. Несколько раз Данте прошёлся по комнате. Выдвинув ящик комода, извлёк бутылку джина и снотворную настойку. Откупорил бутылку, влил туда снотворное и, взболтав, приложился к горлышку. Он не задумывался о том, что делает — всё происходило само. Вынув из другого ящика лассо, Данте вышел на балкон.       Остекленевшим взором он изучил козырёк, что примыкал к крыше, выдаваясь вперёд. К нему были привинчены крючки, где висели цветочные горшки. Данте снял горшки, аккуратно поставив их на пол. Прицепил один конец лассо к освободившимся крючкам, а второй скрутил в петлю. И залез на перила.       Ветер с силой хлестал по лицу, раздувая волосы, что напоминали змей, длинных, чёрных и блестящих. Данте глянул вниз. Там — кусты. И тротуар, выложенный булыжниками.       Порывы ветра грозили сбросить его с перил, но ему вдруг стало легко. Сейчас, сию минуту! Нужно сделать только шаг. Один шаг, и всему конец. Его боль, мучения, унижения, его любовь — всё канет в лету.       Данте окинул взором утопающий в утреннем свете город. Аллея Лос Роблес, засаженная зелёными дубами. Окна соседних домов и их крыши: остроконечные и покатые, плоские и зубчатые, с чердаками, флюгерами и дымовыми трубами, отливали бронзой и золотом. Вскинув голову, он поглядел на облака — они были белые-белые и сегодня напоминали фату невесты. В вышине парили голуби. Скоро он к ним присоединится. Детская мечта летать как птица, свободным, вольным, без забот и несчастий, станет реальностью.       Когда очередной порыв ветра набросился на юношу, Данте решился и надел петлю на шею. Глубокий вдох. Сердце стучит даже в ушах. Данте закрыл глаза и шагнул вперёд…