Война сердец

      — Мисолина? — Эстелла оторопело похлопала ресницами. — А мы тебя потеряли. Бабушка думает, что тебя уже нет в живых.       — И что? — закатила глаза Мисолина. Несмотря на простой наряд и непонятный для Эстеллы образ жизни, спеси и высокомерия она не утратила. — Вы же только этого и ждёте. Хотите от меня отделаться и желаете мне смерти.       — Какой бред! — фыркнула Эстелла. — Никто никогда не желал тебе смерти, это всё твоя мнительность. Где ты сейчас живёшь?       — Тебе-то какое дело?       — Действительно никакого! — разозлилась Эстелла. — Но мы сёстры, в городе чума, а ты слоняешься неизвестно где. Поэтому я и спросила. Я подумала, что тебе нужна помощь. Но раз нет, тогда прощай, — и Эстелла развернулась, желая уйти.       — Погоди! — окликнула её Мисолина.       Эстелла выпрямилась с видом инфанты, удостоившей внимания простолюдинку. Мисолина подошла к ней.       — Я прекрасно знаю, что ты меня ненавидишь, — она взглянула на Эстеллу исподлобья.       — Я тебя не ненавижу, — не согласилась Эстелла. — Просто у нас нет ничего общего. Я к тебе по-человечески, а ты как всегда. Ты слышишь только себя.       — А себя ты считаешь святой, да? — огрызнулась Мисолина. — Ты махровая эгоистка, сестрёнка. Ты всегда заботишься сначала о себе, потом о себе и опять о себе, но изредка снисходишь до других.       Эстелла захохотала так, что с неё слетела шляпка. Тёмные локоны игриво рассыпались по плечам и спине. Девушка поймала шляпку и, встряхнув волосами, нахлобучила её обратно.       — А ты нисколько не изменилась, всё такая же невыносимая. Ладно, я не хочу ссориться, — примирительно сказала Эстелла. Убеждать Мисолину в чём-либо себе дороже. — Мы с тобой никогда не были близки, но предлагаю пойти ко мне домой. Глупо разговаривать на дороге.       Кивнув, Мисолина последовала за сестрой. Девушки забрались в экипаж и, спустя четверть часа, уже стояли у замка Рейес.       — Хорошо ты устроилась, — завистливо выдала Мисолина.       Эстелла угрюмо промолчала. Знала бы Мисолина, в каком аду она живёт, зависть бы встала ей поперёк горла.       Маурисио ещё отсутствовал — Эстеллу это и обрадовало, и насторожило. А вдруг он задумал что-то против Данте? Может, выяснил где Данте сейчас и отправился его убивать? От этих мыслей по спине Эстеллы побежал холодок. Данте явно уже запытали и убили, а она тут нянчится с Мисолиной!       Когда Эстелла и Мисолина зашли в дом, Мио кинулся им навстречу. Мисолина взвизгнула, отстраняясь (она не любила животных).       — Это мой питомец, его зовут Мио, — объяснила Эстелла, гладя лисёнка. Тот блаженно урчал. — Не бойся, он очень ласковый, но если ты его обидишь, он отгрызёт тебе руку или ногу, — добавила она злорадно, вспомнив нападение Мио на Маурисио.       Мисолина не ответила, хмуро косясь на зверька, и не подошла к нему.       Чола подала обед, состоящий из морепродуктов и нескольких видов овощных и фруктовых салатов, которые обожала Эстелла. Мисолина никогда жизнерадостностью не отличалась, а сейчас и вовсе напоминала убийцу, поджидающую жертву за углом, такое у неё было злобное лицо. И обед прошёл в молчании.       Традиционный послеобеденный чай в гостиной, однако, развязал Мисолине язык. И первое, что она сделала, — посмеялась над новой привычкой Эстеллы. Последняя пила чай, закусывая его ледяным мороженым — мода, которую Эстелла привезла из столицы. Горячий чай со льдом, с мороженым либо с замороженным желе пили во дворце дяди Ламберто. Мисолине эта идея показалась варварской, поэтому она долго хихикала, прикрываясь куском торта.       — Вот ты говоришь, у нас с тобой нет ничего общего, — произнесла она, отставив фарфоровую чашку. — В основном нет, но кое-что нас связывает: мы с детства жили под гнётом человека, который желал нашей смерти.       — Что ты имеешь ввиду? — приподняла бровь Эстелла.       — Я об этой мегере, нашей матери, — голубые глаза Мисолины сверкали, как льдинки на солнце. Она была полна ненависти, что Эстеллу удивило, ведь Мисолина всегда любила мать.       — А не ты ли стремилась быть на неё похожей?       — Наша мать — чудовище! — шмыгнула носом Мисолина. — Она даже свечку мне поставила за упокой прямо в моей комнате и перемотала мой портрет чёрной лентой. Она сама сказала, что желает мне всего наихудшего. Она считает, что ни я, ни ты не должны были рождаться. А я всегда хотела соответствовать ей, её происхождению и положению в обществе. Я хотела быть достойной дочерью, чтобы она мной гордилась. Но мама никогда меня не любила, — Мисолина всхлипнула, но, глянув на Эстеллу (та сидела с каменным лицом), с яростью размазала слёзы по щекам. — Я хотела быть такой, как мама: красивой, утончённой, властной. Она была моим идеалом, но я не знала, что она чудовище. Я не мечтала быть плохой, просто я думала: то, как она ведёт себя — это хорошо, и я должна вести себя также.       — Но, Мисолина, — Эстелла фыркнула, таким абсурдом показалась ей речь сестры, — мама не объект для подражания. Неужели ты только сейчас это поняла?       — Нет, я это поняла в день смерти тёти Хорхелины. Умирая, она раскрыла мне глаза на истинное лицо Роксаны. Это мама убила папу! И она же убила Хорхелину!       — Бред! Мама не святая, да, но Хорхелина была настоящей гарпией. Она специально настроила тебя против мамы! — воскликнула Эстелла убеждённо.       — Не говори дурно о тёте! Она единственная из всех относилась ко мне хорошо. А Роксану я ненавижу. Надеюсь, она сдохнет!       — Не смей желать смерти маме! — Эстелла сжала кулаки. — Мама причинила зло и мне, но я не сержусь на неё. Мне кажется, она изменилась, когда узнала, что дядя Ламберто ей не брат.       — Чего? — Мисолина выпучила глаза.       — Ты не знала? Мама приёмная в семье дедушки Лусиано. Напрасно она чванилась своим аристократизмом, его у неё нет, — добила Эстелла, получая воистину садистское наслаждение при виде того, как меняется лицо Мисолины.       — Нет, я не знала, — пролепетала та. — Выходит… выходит, она простолюдинка, и отец тоже… а значит и я, я тоже? Какой ужас! — она закрыла лицо руками. — Теперь я больше никогда не смогу выйти из дома. Если люди всё узнают, они будут надо мной смеяться. И я больше никогда не попаду ни на один бал! А ведь там, по моим расчётам, в меня должен влюбиться самый богатый человек в мире! — закончила она совсем по-детски.       Эстелла расхохоталась.       — Какая ты дура!       — От дуры слышу!       — В любом случае мама не убивала папу, пойми это, Мисолина, — тон Эстеллы зазвучал мягче. — Когда наши родители поехали на прогулку, они обменялись лошадьми. Папа упал с маминой лошади, потому что у той была плохо закреплена подпруга. Получается, убить хотели маму, а не папу.       — Хорхелина мне этого не сказала, — Мисолина скомкала в руках кружевной платочек. — Но человек при смерти не может лгать, ему незачем. Даже если она ошиблась и мама не убивала папу, саму Хорхелину тоже убили. И я уверена, что это сделала мама.       — А как она умерла? — Эстелла про себя подумала: впервые они с Мисолиной разговаривают, как сёстры, а не как две собаки, не поделившие кость. — Я знаю эту историю со слов бабушки. Она говорила, что Хорхелине стало плохо на твоей свадьбе. Вроде она отравилась едой или напитками. А потом пришёл доктор Дельгадо, пустил ей кровь, и от кровопотери она и умерла.       — Когда я пришла тётю навестить, она была вся зелёная и страшно напугана. Она схватила меня за руку и рассказала, что после ухода доктора, к ней в окно вползла огромная змея. Она села к ней на живот, а когда Хорхелина попыталась закричать, она её ужалила. Тётя уверяла, что это мама подбросила змею. Я никому этого не говорила, я думала, доктор поймёт, что Хорхелина умерла от змеиного укуса. Но он тупее бревна, а я своими глазами видела этот укус — у тёти от него весь живот распух.       — Но почему она решила, что это мама подбросила змею? — в волнении Эстелла подёргала себя за мочку уха. — Зачем ей было убивать Хорхелину?       — А даже если и не она, я всё равно никогда её не прощу! — Мисолина топнула ногой так, что фарфоровая посуда на столике зазвенела. — Она сломала мне жизнь!       — Это чем же, позволь спросить?       Эстелла была возмущена такими высказываниями. Значит, Мисолина уже пять лет как вдовствует и неизвестно чем занимается (детей же не ветром ей надуло), а мама сломала ей жизнь? Даже она, Эстелла, вынужденная мучиться в браке с Маурисио, не обвиняет в этом исключительно Роксану. В конце концов, та не знала, каков «галантный и любезный» Маурисио в реальности.       — Она выдала меня замуж за старого извращенца, хотя я умоляла её и Арсиеро этого не делать, — скрипнула зубами Мисолина.       Эстелла закатила глаза под лоб.       — И что? Меня ведь тоже насильно выдали замуж.       — Сравнила! — в свою очередь вскипела Мисолина. — Маурисио прекрасный человек, ни чета тому старому козлу.       — Прекрасный? О, да! Уж я-то знаю, как он прекрасен! Кстати, ты в курсе, что Арсиеро умер?       — Так ему и надо! Он должен был помешать этой мерзавке искалечить мне жизнь, но не сделал этого, был у неё под каблуком. Пусть теперь в аду сгорит! — пропищала Мисолина с такой ненавистью, что у Эстеллы мороз пошёл по коже.       — Глупости какие! Ты осталась вдовой, тебе, считай, повезло, — укорила она сестру. — Вот я вынуждена до сих пор терпеть Маурисио, выносить надругательства и побои, ведь он не умеет приласкать женщину, он умеет только унижать, давить, причинять боль. А тебе что тот дед мог сделать? Он наверняка был немощный.       — Да что ты обо мне знаешь?! — выкрикнула Мисолина в ярости. — Ты ничего не знаешь, а уже уверена, что я всё выдумала! Да, он был не мужчина, но это не мешало ему заставлять меня спать со всякими уродами. Он сам искал мне любовников и водил меня в бордель, а сам сидел и смотрел на то, что они со мной вытворяли. Гад! Я его ненавижу, как и всех, кто поспособствовал этому браку! Если бы не тот длинноволосый красавчик, Данте, кажется, я бы, наверное, уже была трупом.       — Что-что? — у Эстеллы дыхание перехватило при звуке любимого имени.       — В тот день, когда он привёз меня домой, он вытащил меня из борделя. Он меня спас. Диего тоже хотел меня защитить, он убил этого старого козла, а потом кто-то убил его. В бордель тогда набежали жандармы, и я очень испугалась, что мне придётся давать показания. Это же позор! А тот юноша, Данте, как раз был там. Я его попросила увезти меня. Ты думаешь, я не узнала этого красавчика, да? Как бы не так! Это же тот самый, что приходил к тебе свататься, а ты потом рыдала из-за него. Кстати, он был добр ко мне. И он милашка. Если бы я тогда была в состоянии, я бы забрала его себе.       Эстелла сглотнула. Жалость, на миг проснувшаяся в ней после рассказа Мисолины, сменилась ревностью. Какого чёрта сестрица заглядывается на Данте? Он принадлежит ей, Эстелле! Он не должен смотреть на других! От ревности Эстелла забыла, что сама же прогнала Данте, наговорив ему гадостей.       — И что ты собираешься делать? — спросила она, с трудом подавляя гнев.       — Я должна найти себе богатого мужчину. Чем богаче, тем лучше.       — Ты снова хочешь замуж? — удивилась Эстелла.       Она и смотреть не могла на мужчин. От одной мысли о близости с ними Эстеллу в дрожь бросало, и всё благодаря Маурисио. И как Мисолина после своих злоключений может с кем-то спать? Неужели ей не мерзко?       — Или замуж, или нет, — повела плечиком Мисолина. — Несмотря на всё, мой покойный муж сделал одну нужную вещь — он научил меня быть хорошей любовницей. Ты-то наверняка ничего в этом не смыслишь, — фыркнула она с превосходством. — А ведь любовниц, дорогая сестричка, гораздо больше любят, чем жён. Это факт. С ними обращаются ласковей, дают им больше денег, а жену держат на коротком поводке. Потому что женятся обычно на страшных и неопытных дурах, таких, как ты. А любят умных, опытных красавиц, таких, как я.       — Вижу, эта ситуация мозга тебе не прибавила, — съязвила Эстелла. — Когда мужчина платит женщине за удовольствия, это называется проституция.       — Нет, дорогая сестричка, ты путаешь понятия, — Мисолина растянула губы в такой сладенько-ехидной улыбке, что Эстелле захотелось её пнуть. — Когда ты спишь со всеми подряд за жалкие гроши — это проституция, а когда с одним и за большие деньги — это называется взаимовыгода. Я ему удовольствие, а он мне материальные блага. Но такие курицы, как ты, ничего в этом не смыслят. Твой удел — домашнее хозяйство. А мой — шикарные туалеты, куча поклонников и мешки денег.       — А как же любовь?       — Любовь? — усмехнулась Мисолина. — Её нет.       — Ты ошибаешься, — Эстелла горделиво выпятила подбородок. — Любовь есть! Это самое волшебное и самое мучительное чувство из всех, что существуют. Порой оно возносит под облака, а иногда роняет на дно самого глубокого ущелья. Я знаю что такое любовь, я её чувствую до сих пор, поэтому не понимаю, неужели тебе не противно спать с нелюбимым? Это огромная разница! Когда ты с любимым, ты испытываешь блаженство каждой частичкой кожи. А когда ты с нелюбимым, каждая частичка твоего тела испытывает боль и омерзение. И никакие деньги не стоят того, чтобы променять одно на другое.       — Ты начиталась глупых романов. Любви нет. А к остальному привыкаешь. Ради выгоды можно и неудобство потерпеть, — с философским видом заключила Мисолина, и Эстеллу поразил её цинизм. — Удовольствие от постели получают только мужчины. Женщина не может получить удовольствие, когда с ней такую пакость вытворяют.       — Это неправда! — возмутилась Эстелла. — Ты так говоришь, потому что никогда никого не любила!       — А вот и нет, любила! — Мисолина стукнула кулаком по столику, и с него упало блюдце. Покатилось по полу, но на удивление даже не треснуло. — Я любила Маурисио! А ты забрала его у меня. Но теперь карета уехала.       — Я его у тебя не забирала! — у Эстеллы волосы зашевелились от негодования. — Меня выдали замуж насильно, ты прекрасно это знаешь. Я ненавижу Маурисио! Этот урод испортил мне жизнь! А я любила другого человека! — и она расплакалась.       И тут нежданно-негаданно Мисолина обняла сестру. Обе рыдали, одновременно и жалея, и не веря друг другу. Но это определённо был прогресс в их отношениях. Эстелла не припоминала случая, когда они с Мисолиной общались без ругани. Мисолина покинула объятия первая. Эстелла, глядя на неё, вновь ощутила приступ безразличия. Нет, не любит она сестру. Ну ни капли.       — А дети у тебя откуда? — спросила Эстелла.       — Ну как откуда? — вспыхнула Мисолина. — Ты не знаешь, откуда они берутся? Это побочный эффект. Мужчины получают свою долю удовольствия, а женщины расплачиваются за это беременностью и родами.       — Но есть способы этого избежать.       — Как так?       — Ну… — Эстелла покраснела — такие вещи она обсуждала лишь с Данте, — есть средства, чтобы не забеременеть. Или чтобы прервать беременность, если уж она случилась. Ты думаешь, почему я до сих пор не родила от Маурисио? Правда, врач из Байреса мне сказал, что я бесплодна, но думаю, это снадобья, которые я принимаю, спровоцировали такой диагноз.       Мисолина похлопала глазами.       — А я… я не знала, что этого можно избежать. Я… я думала, это так и должно быть. Почему мама никогда не говорила, что можно отделаться от беременности?       — Об этом не принято говорить, Мисолина. Эти средства тайком продаются в аптеке. Аптекарю очень выгодно, это золотая жила, он наживается на нас, несчастных женщинах, у которых нет выхода, — объяснила Эстелла.       — А… а… ты можешь меня этому научить? — спросила Мисолина робко.       — Могу.       — Только, наверное, уже поздно.       — Почему?       — Ну… — Мисолина опустила глаза в пол, — я опять беременна. Живот ещё не видно, но мне это уже надоело.       — Если ты не хочешь ребёнка, можно спровоцировать выкидыш, — прямо сказала Эстелла. — Я пила такое снадобье. Правда, это было на следующий день после того, как Маурисио… ну-у-у… как он надо мной надругался. Поэтому я не уверена, что вообще была беременна. Но я знаю девушку, которая вызывала выкидыш уже на приличном сроке. Это возможно. Только это незаконно. Та девушка, её зовут Лус, тогда здорово вляпалась, её даже жандармы преследовали.       — Мне плевать! — отрезала Мисолина. — Я бы рискнула. Не хочу рожать третьего ребёнка.       — Значит, завтра утром мы идём в аптеку! — решила Эстелла. — А теперь скажи, где ты живёшь сейчас?       — Ну… я жила у одного богатого плантатора, — объяснила Мисолина. — На его эстансии, там, за рекой. Он меня содержал, покупал мне платья и украшения, в общем я нормально жила. Потом к нему приехал его взрослый сын. И он ко мне приклеился. Я не была против. Но однажды папаша застал нас, устроил скандал и выгнал меня. Теперь я работаю в казино. Я крупье, и я хочу подцепить какого-нибудь богача, их там пруд пруди. А месяц назад я поняла, что опять беременна.       Отношение Эстеллы к сестре вновь поменялось. Под влиянием некоего порыва она пожалела Мисолину, но теперь ощутила брезгливость. Конечно, Мисолина пережила многое, но у Эстеллы в голове не укладывалось, как та сподобилась превратиться в содержанку. Она, Эстелла, на такое бы не пошла. Лучше горничной устроиться, чем быть игрушкой у каких-то дегенератов. Но Мисолине, видимо, всё равно с кем спать. И как в ней уживаются две противоположных натуры: одна хочет выглядеть безгрешной в глазах общества, а другая ведёт себя, как похотливая кошка?       Предложив Мисолине остаться в замке, Эстелла поручила её заботам Чолы и со спокойной совестью ушла к себе в комнату. Завтра они пойдут в аптеку, а на сегодня лимит её терпения исчерпан.       Маурисио так и не возвращался, а Мио, пока Эстелла засыпала, облизал ей языком всё лицо. Как ни горько осознавать, но этот зверёк — единственное существо в мире, которое её любит.