Война сердец

      Маурисио не явился и на следующий день, и после завтрака Эстелла и Мисолина отправились в аптеку. Мисолина сегодня была спокойнее, чем обычно, к сестре не цеплялась, но высокомерия не утратила.       Из-за эпидемии общение лавочников с клиентами ныне происходило через окошки в дверях. Внутрь никого не пускали — новый алькальд так и не снимал запрета на массовые скопления народа.       Вообще-то Алехандро Фрейтас оказался талантливым политиком. Он заставил членов Кабильдо работать, и теперь, вместо ленивого просиживания кальсон, они усовершенствовали старые законы и разрабатывали новые. Также он ограничил власть жандармерии. Если раньше жандармы из-за жалобы какого-нибудь богача могли арестовать любого, то Алехандро Фрейтас подрезал им крылья, и обвинить человека в преступлении без доказательств стало проблематичным.       Некоторые горожане одобряли новаторства алькальда, другие ненавидели его. Когда распространилась чума, Алехандро Фрейтасу пришлось побороться за закон о запрете массовых скоплений народа, ибо лавочники, не желая терять клиентуру, восстали против. Но чума никого не щадила, забирая жизнь за жизнью, и люди дрожали от страха. Тогда Алехандро Фрейтас заключил союз с падре Антонио. Тот стал внушать пастве: алькальд — посланник Бога на земле и надо подчиняться его указам, иначе Кара Господня в виде «чёрной смерти» настигнет всех. Падре и бога люди тёмные и малограмотные боялись больше, чем алькальда, поэтому, благодаря сотрудничеству церкви и власти, Ферре де Кастильо пока не утонул в трупах. Но всё чаще по улицам катились повозки, где, закутанные в тряпьё, лежали мёртвые. Основная масса их приходилась на госпиталь, и те, кто жил поблизости от него, повидали уже немало. Зато другие горожане испытывали панику, натыкаясь на труповозки на центральных улицах.       Пока Эстелла и Мисолина шли до Бульвара Путешественников, они повстречали аж две таких повозки. Правда, единственное, что увидели, — кучу босых человеческих ног, торчащих из-под горы тряпья, но зрелище было малоприятным. Мисолина брезгливо морщилась, а мозг Эстеллы сверлила навязчивая идея: может, и Данте нет в живых. И его, как этих несчастных, везут на телеге к окраине, чтобы предать его тело огню (чумные трупы нельзя было хоронить в земле, поэтому их сжигали). От этих мыслей Эстелла очнулась, когда Мисолина дёрнула её за рукав.       — Вот же написано «Аптека «У Сантоса»». Нам сюда?       Глянув на знакомую надпись, Эстелла кивнула и постучала в круглое окошко на двери. Мисолина, держась поодаль, глазела на вывески. Бульвар Путешественников, где Эстелла и Данте гуляли в дни своего безоблачного счастья, выглядел опустевшим, даже заброшенным. Кусты были не стрижены, а цветы разрослись хаотично по газону, покинув отведённые им клумбы.       — Ты чего там прячешься? — окликнула Эстелла сестру — та, заслышав шаги в глубине аптеки, спряталась за грушевое дерево. — Иди сюда, сейчас нам откроют.       — Не пойду, — пискнула Мисолина. — Мне стыдно, покупай сама.       Эстелла хмыкнула. Вчера Мисолина готова была стать содержанкой богача, а сегодня ей стыдно перед аптекарем. Что это — природная стыдливость или стыдливость, вбитая воспитанием? Ведь им с малолетства обеим внушали, что благовоспитанная сеньорита должна быть застенчивой и почаще опускать глаза. Мисолина владела искусством притворной скромности гораздо лучше Эстеллы, и, выгоды ради, могла изобразить и монашку, но, как и Эстелла, не обладала внутренним благочестием, только внешним.       Эстелла нетерпеливо постучала ещё раз. Окошко в двери, щёлкнув, открылось. Оттуда выглянула толстая физиономия аптекаря, похожего на обожравшегося кота. Он хитрыми глазками уставился на Эстеллу, разглядел на её голове чёрную пейнету.       — Что угодно, сеньора?       — Сеньор Сантос, — смело сказала Эстелла, — мне надо… в общем, ну… средство, чтобы избавиться от проблемы. От женской проблемы. Вы понимаете, моя сестра попала в беду… — она взглядом указала на дерево, из-за которого торчала лиловая юбка Мисолины.       — Шшш! — аптекарь приложил палец к губам. — Я бы с радостью помог вам, сеньора, но нынче я не смешиваю такие снадобья. Жандармы теперича регулярно пасутся у аптеки, и торговать запрещёнными средствами опасно… для меня и для моей семьи. Я могу угодить в башню за это.       — Но почему вас караулят жандармы? — огорчилась Эстелла. Где же она теперь найдёт снадобья и для себя? Не варить же их самой, вспомнив бабушкин рецепт!       — Не только меня. Все лавочки тоже. Это приказ алькальда — чтобы никто не продавал ничего запрещённого, и… — он высунулся в окошко и огляделся, а потом шепнул: — сейчас запретили продавать даже безобидные паучьи лапки, воск, алкоголь и парфюмерию, а молочные лавки совсем закрыли.       — Но почему? — вытаращила глаза Эстелла, искренне недоумевая.       Из медицинского курса она знала, что молоко и воск полезны в случае эпидемии. Ткань, пропитанная воском, может защитить дом от проникновения заразы, если, обтянуть ею двери и окна. А молоко надо пить для профилактики и ставить у постели умирающего, это известно ещё с прошлых столетий.       Аптекарь жестом велел Эстелле придвинуться ближе.       — Ходят слухи, что алькальд под видом спасения города делает всё наоборот. Он запретил к продаже средства, из которых якобы можно изготовить лекарство от чумы.       — Что за бред? — не поверила Эстелла. — Лекарства от чумы нет!       — А я ничего и не утверждаю, — набычился аптекарь. — Но говорят, у алькальда есть рецепт сыворотки, которая могла бы спасти всех. Но он желает, чтобы город вымер, вот и запретил торговать ингредиентами и продуктами, входящими в состав этой сыворотки.       — Чушь! — отмахнулась Эстелла. — Я слышала, Алехандро Фрейтас хороший и наводит порядок в городе, вот его и пытаются очернить. Наверное, он кому-то мешает. Но вы, сеньор Сантос, лучше скажите, что нам с сестрой делать? Неужели нет способа достать нужное?       — Я сказал, что не смешиваю снадобья сам, — аптекарь ещё понизил голос. — Теперь я продаю ингредиенты в бордель «Фламинго». Мисс Нэлл, хозяйке этого заведения, я предоставил все рецепты. Она раньше работала санитаркой и разбирается что к чему. Только тсс… Если срочно надо, идите туда, скажите, что от меня. Она поможет.       — Спасибо, сеньор Сантос!       Тут аптекарь напрягся — на углу появились жандармы.       — Значит, вам нужно средство от кашля, сеньора? — спросил он нарочно громко. — К сожалению, оно закончилось. Приходите завтра.       — Какая жалость! — наигранно вздохнув, Эстелла схватила Мисолину за руку и увела её подальше от аптеки.       — О чём вы шушукались? — поинтересовалась Мисолина, когда они миновали целый квартал.       — Он сказал, где достать нужные снадобья. Мы туда и идём.       — Куда?       — В бордель «Фламинго», — ответила Эстелла будничным тоном.       — И ты так спокойно об этом говоришь, будто идёшь в кофейню?! — возмутилась Мисолина. — Ты рехнулась? Нам, благородным дамам, идти в бордель. Да я туда ни ногой! Это неприличное место!       Эстелла прыснула со смеху. Вот лицемерие! Мисолина неисправима.       — Тебе ли говорить о приличиях? Разве не ты мечтаешь об участи содержанки? Разве не тебя вытащили из того самого борделя? Да тебя там все наверняка знают! — Эстеллу позабавила реакция Мисолины — сестрица аж багровыми пятнами покрылась.       — Я приличная дама. Я не виновата, что этот старый козёл меня туда поволок. Никто не видел моего лица, я была в маске, — сжав губы в ниточку, пробурчала Мисолина. — Я не могу ходить в такие места в открытую. Если тебе всё равно, что о нас подумают, то мне нет.       Эстелла насмешливо фыркнула.       — Не бойся, дорогая сестрёнка, — в речи её мелькнул сарказм. — Я не скомпрометирую такую непорочную деву, как ты. Я скажу, что мы пришли навестить Лус. Правда, где она сейчас, я не знаю. Пару лет назад была в «Лас Бестиас», хотя на её месте я бы давно оттуда сбежала.       Примерно через час Мисолина и Эстелла добрались до Баррьо де Грана. Эстелла хотела поймать экипаж (тогда бы они доехали минут за двадцать), но Мисолина была против: а вдруг кучер у них спросит, зачем они едут в такой район?       — Кучеру без разницы, куда ты едешь, — уверила её Эстелла.       — Не скажи. До такой, как я, и бродягам дело есть, ведь меня нельзя не заметить. Я сияю, как луна! — чванливо заявила Мисолина.       — Скорее, как начищенный поднос. От счастья, что его почистили, — съехидничала Эстелла.       Мисолина вздёрнула нос.       — Я даже не сомневаюсь, грязный кучер растрезвонит всем, что вдовствующая графиня де Пас Ардани ездила в Баррьо де Грана!       — Ты ведёшь себя так, будто ты королева и каждая собака знает тебя в лицо. Но у людей, сестрёнка, есть дела и поважнее.       — Важнее меня нет ничего! — заключила Мисолина. — Может, я сейчас и не королева, но такая перспектива не за горами. Поэтому моя репутация должна быть безупречной!       Эстелла так и не понимала — Мисолина всерьёз это говорит или шутит. Как, ну как она намеревается стать благочестивой «королевой» и содержанкой одновременно?       Время было одиннадцать утра. Солнце пока лишь согревало землю, скользя лучиками по кронам деревьев и флюгерам домов. В этот час Баррьо де Грана пребывал в полудрёме. Эстелла и Мисолина торопливо шли по улице, прикрываясь мантильями. Окна, что в ночное время сверкали пурпурными огнями, служа витринами для местных девиц, были наглухо закрыты, а некоторые занавешены тканью. Потрёпанные и ненакрашенные проститутки с корзинками, по одной или парочками, шли в булочную и бакалею, что расположились на углу, примыкая стенами друг к другу. Розовый фламинго на крыше борделя был заметен издали. Отливая золотом в лучах предполуденного солнца, он приковывал внимание всей улицы. Но на двери висела табличка: «Закрыто на карантин» — чума добралась и сюда.       На лестнице у борделя сидел светловолосый мужчина в кое-как застёгнутой одежде. Он глядел на свои ботинки, утопая в молодой поросли апельсинового дерева. Эстелла и Мисолина остановились, наблюдая. Когда мужчина поднял голову, они узнали Клементе. На цокот их каблучков он обернулся.       — Клем? Ты что тут делаешь? — Эстелла подошла к нему, а Мисолина так и стояла статуей.       Клементе растерянно глянул на Эстеллу и отвернулся, изучая перила лестницы.       — Ты, наверное, к Лус пришёл, да? — сообразила Эстелла. — А она разве тут?       Клем отрицательно мотнул головой.       — Нет, бордель закрыли на карантин, потому что несколько девочек заболело. И Лус тоже, — глухо отозвался он.       Эстелла вздрогнула.       — Но… но… как же так? Вы же были в «Лас Бестиас»! Почему она вернулась сюда?       — Она от меня ушла. Сказала, что я ей надоел. Она не захотела жить нормальной жизнью и воспитывать мою дочь, собрала вещи и вернулась сюда, — пояснил Клементе грустно.       — И правильно сделала! — жёстко добила его Эстелла. — И как у неё терпения хватило тебя выносить так долго? Я бы и дня выдержала. От вашей семейки надо бежать без оглядки.       — Зачем ты так говоришь? — с недоумением покосился на неё Клементе. — Что мы тебе сделали?       — Что вы сделали? И ты ещё спрашиваешь? — Эстелла взмахнула головой, и черепаховая пейнета свалилась с её волос, хоть она и крепила её целый час у зеркала. — Во-первых, ты убил Пию.       — Я её не убивал! — вскинулся Клем, делая зверское лицо. — Она сама померла.       — По твоей инициативе, хотя ты мог сохранить ей жизнь, — Эстелла подняла гребень, втайне мечтая запустить им в Клема. — Во-вторых, ты и твоя семейка погубили Данте.       — Чего-чего?       — Того! Кто засунул его в Жёлтый дом, может, я? — уперев руки в бока прошипела Эстелла, напоминая разъярённую кобру. Стоило ей вспомнить увиденное в Книге Прошлого, как она захотела разорвать Клементе и его семейство голыми руками.       — Так решили мама и папа, — спокойно ответил Клем. — Я-то тут причём?       — А, ты ни при чём? Ты всегда ни при чём! Вечно прикрываешься другими. Ты же святой, никогда ни в чём не виноват! Хотя ты, так называемый брат и лучший друг Данте, должен был помешать своим родителям, когда они усадили его в дом умалишённых! Все вы одинаковые, яблочко от яблоньки. Твари! — Эстелла запустила-таки в Клема гребнем.       Он нагнулся, и гребень, перелетев через лестницу, упал в кусты.       — Ты чего на людей кидаешься, спятила? — возмутился Клем. — Не виноват я, что Данте безумен!       — Он не безумен! Это вы его довели! — начавшаяся в мирном ключе беседа мало-помалу перешла в ругань.       — Данте всегда был ненормальным, — сказал Клементе. Эстелле его слова увиделись издёвкой и попыткой оправдаться. — А к остальному ты тоже приложила руку. И не отпирайся! Это из-за тебя у Данте крыша поехала. Ему мерещилось, как стены шевелятся. А потом он совсем свихнулся. Сначала натворил дел и угодил в башню, а когда вернулся оттуда, мы стали его бояться. Он был агрессивный, нёс всякую чушь. Даже мою дочь ненавидел.       — Потому что твоя дочь такое же исчадие, как ты и твоя мамаша, — не удержалась от яда Эстелла.       — Не говори того, о чём не знаешь, — оборвал Клем. — Если бы Данте был нормальный, его никто бы в Жёлтый дом не отправил. Но ему там хорошо.       — Хорошо?! — Эстелла сейчас понимала реакцию Данте, когда его доводили до белого каления. Она чуть не дымилась от ярости.       — Да, мама навещала его. Его там лечат, он чувствует себя счастливым и домой не хочет.       — Да ты… да вы… вот твари! — едва не задохнулась Эстелла. — А ты, ты хоть раз его навещал?       — Нет, но мама навещала.       — Ах, мама! — Эстелла начала орать. — Ну если то, в каком состоянии Данте видела я, она называет «хорошо», то она идиотка! Его там на цепи держали, как собаку, пока он не сбежал.       — Данте сбежал? — удивился Клементе.       — Да, год назад. А что, твоя мамаша тебе не сказала?       — Нет, — наморщил лоб Клем. — Как он мог сбежать год назад, если мама ездила к нему в прошлом месяце? Её не было пару дней, затем она вернулась домой и рассказала, что лечение Данте идёт успешно, и он выглядит даже весёлым.       — Это враньё! Каролина тебя надула! — выкриком Эстелла спугнула стайку печников, что облюбовали апельсиновое дерево. — Она наверняка Данте и не навещала. Данте сбежал из дома умалишённых. И никто не знает, где он сейчас.       — Ты что-то путаешь, мама не могла нас обмануть, — не поверил Клементе.       У Эстеллы не было слов, одни междометия остались, и она залепила Клему оплеуху.       — Ты что совсем больная? — он схватился за щёку.       — Это вы больные! Я вас ненавижу! Вы погубили Данте! Он никогда не был сумасшедшим, он был нормальный! Уж я-то всегда знала, как привести его в чувства, когда он переходил границу. Вы специально от него избавились! Нет человека, нет проблемы!       Эстелла разошлась ни на шутку, забыв, что стоит у борделя, а все мимо идущие проститутки на неё смотрят. Мисолина со злорадной ухмылочкой слушала её вопли. Дверь вдруг открылась. Оттуда высунулась хмурая мисс Нэлл.       — Это что тут за крики? — вознегодовала она. — Идите отсюда! Орите в лесу, а не под окнами моего заведения!       — Простите, — буркнула Эстелла, но мисс Нэлл уже переключилась на Клема.       — А ты всё сидишь? Я же тебе сказала, вали домой! У нас карантин, всё закрыто. Пять девочек увезли в госпиталь.       — А где Лус? — нагло вмешалась Эстелла.       — Лус тоже в госпитале. Но соваться туда не надо, зараза мигом прилипнет. А ты вообще кто такая? — мисс Нэлл строго оглядела Эстеллу. — С какой целью ты сюда пожаловала, фифа?       — Я не фифа! — горделиво распрямила плечи Эстелла.— Мы с моей сестрой, — Эстелла указала на Мисолину, которая изучала разноцветную бабочку, спутавшую её юбку с розой, — пришли от сеньора Сантоса, от аптекаря. Нам нужны снадобья. Ну… снадобья для женщин, ну, вы понимаете?       Мисс Нэлл скривила уголки губ.       — Идём внутрь, но одна. У нас карантин, всем нельзя, — она поманила Эстеллу пальцем.       Эстелла зашла в бордель, оставив Мисолину и Клементе снаружи.       Мисс Нэлл, проведя гостью в центральную залу, ушла во внутренние комнаты. Эстелла пялилась на вульгарную обстановку: стены, диваны и пуфы, обитые красным плюшем, картины с изображением голых девиц. В борделе не было ни души, и Эстелла, снедаемая любопытством, рассмотрела всё, что смогла. Мисс Нэлл вернулась через десять минут с коробкой, полной всяких пузырьков.       — Я теперь сама их смешиваю, — объяснила она. — За сеньором Сантосом следят жандармы, вот он меня и научил. А чего остаётся делать нам, женщинам, не рожать же по ребёнку в год! Вот и крутимся. А ежели жандармы пристанут, я им скажу, будто это афродизиаки, — она расхохоталась. — Так чего тебе надобно, красотка?       — Моя сестра в положении, — сказала Эстелла прямо. — Ей надо бы средство, чтобы вызвать выкидыш.       — Хм… а какой срок?       — Без понятия, — пожала плечами Эстелла. — Ну, живот у неё ещё не виден, может, месяц, может, два.       Мисс Нэлл поковырялась в коробке. Извлекла несколько пузырьков.       — Вот это посильнее, — она указала на красную бутылочку, — но скрутить может на несколько дней. Зато результат почти гарантирован, до месяца пятого точно. Вот это послабее, — она показала на синюю бутылочку. — Его можно принять в следующие несколько дней после близости с мужчиной, для профилактики. А при очень большом сроке, — она наклонилась к Эстелле ближе, — травки и снадобья не помогут. У меня одна из девочек на шестом месяце с лестницы падала специально, три раза, на третий выкинула. С крыши тоже можно или с лошади. А ещё есть народное средство, вязальная спица называется, — мисс Нэлл хихикнула в ответ на немой ужас Эстеллы. — А чего ты пугаешься, красотка? Моя прабабка так и делала, дожила до девяноста семи лет, родила пятерых, а остальных спицей почикала ещё в утробе. И бабку мою научила, и мать мою, да и меня тоже. А раньше ж не так было, как теперь, делали всё подручными средствами, — и она опять расхохоталась.       Эстелла купила снадобья для Мисолины и свои запасы пополнила. Собралась уходить, когда дверь распахнулась. В неё влетела ярко-рыжая девица с конопушками, туповато-добродушным лицом и с газетами и письмами в руках.       — Мисс Нэлл, почта! — крикнула она и уставилась на Эстеллу в упор.       — Коко, сколько раз повторять, не ори дурниной! И без того голова трещит! — выхватив у Коко почту, мисс Нэлл стала просматривать её. Коко же не сводила глаз с Эстеллы. — Счета, счета, счета, «Городские ведомости», «Мода Парижа», «Светское чаепитие», — перечисляла названия мисс Нэлл, отбрасывая газеты и журналы в сторону. — А это что? — она выудила из-под кипы бесполезной макулатуры чёрный конверт. — Никогда таких не получала.       Не обращая внимания на Эстеллу и Коко, мисс Нэлл вскрыла конверт и вынула письмо, написанное на желтоватом пергаменте. Лицо её, сухощавое, с выдающимися скулами, покрывали мелкие морщинки, и нельзя было определить сколько ей лет: тридцать или шестьдесят. Прочитав письмо, мисс Нэлл рухнула в кресло.       — Чёрт возьми, — выдавила она, почему-то скомкав послание.       — Мисс Нэлл, чего с вами? — схватив графин с водой, Коко стала хозяйку отпаивать.       Эстелла не двигалась с места, не зная как быть: и молча уходить нехорошо, и стоять столбом, слушая то, что её не касается, тоже. Но мисс Нэлл первая ответила на все вопросы.       — Лус померла, — сказала она, с Эстеллы переводя взгляд на Коко и обратно.       — Ой! — визгнула Коко, прикрыв рот руками.       — Это уведомление из госпиталя, — мисс Нэлл потрясла скомканным письмом. — Написано, что тело забирать нельзя, чумное оно, хоронить его не будут, сжигать только.       Эстелла разинула рот и попятилась к двери, обнимая сумочку со снадобьями.       — Бедная Лус, — всхлипнула Коко, когда Эстелла исчезла за дверью. — Мисс Нэлл, а зачем эта особа приходила?       — Да снадобья купила, — глухо отозвалась хозяйка.       — Я её знаю!       — То есть?       — Ну… Я ж её видала на одном рисунке. Мисс Нэлл, вы помните брата Клементе, ну, того, что за Лус бегает и сидит щас на пороге. Братец его красавчик такой, с дли-и-инными волосами.       — Помню. Так он ведь сгинул куда-то.       — Эх, а я прямо без ума от него, как вспомню! — Коко облизала губы. — Лакомый кусочек, жаль, что пропал. Ну вот, эта самая фифа, я видала её на рисунке, который лежал у него в кармане. Кажется, она его любовница.       — Ой, Коко, не неси чушь! — отмахнулась мисс Нэлл. — Где рисунок, а где живой человек!       — А я говорю, она это, — упёрлась Коко. — Ведь это она давно ещё убила тут неподалёку одного нашего клиента. Я всё тогда жандармам рассказала, потому что считаю, что она убийца и не заслужила того красавчика. Я ж думала, они её посадят в тюрьму, а она на свободе шастает. Сразу видно откупилась. А жаль, я бы забрала того красавчика себе.       — Всё, Коко, уймись! — прикрикнула мисс Нэлл. — Нас и так чуть не закрыли из-за смерти сына доктора и этого престарелого графа. Пришлось отвалить нехилую сумму комиссаришке, чтобы он списал всю эту историю на пьяные разборки трёх клиентов. А теперь ещё и чума эта… Проходу нет от бед, ох, чую, останусь я однажды без своего заведения. Так что, Коко, чем сплетничать и науськивать жандармов на всех, иди лучше расскажи девочкам о Лус. Какая жалость… Проклятая чума никого не щадит!       Эстелла вывалилась на улицу, где едва не споткнулась о Клементе. Он всё сидел в одной позе, а Мисолина, стоя поблизости, рассматривала клумбу с цветами. На стук входной двери она обернулась.       — Ну? Купила?       — Угу.       — Что это с тобой? Ты что призрака увидела? — поинтересовалась Мисолина, глядя на вытянувшееся лицо сестры.       — П-п-почти…       Новость о смерти Лус стала для Эстеллы шоком. Даже смерть Арсиеро она восприняла легче. Но, увидев Клементе, Эстелла осознала, что ей придётся сообщить ему печальные известия. Не везёт, так не везёт!       Эстелла уже открыла рот, дабы заговорить с Клемом, но её выручила мисс Нэлл, избавив от участи сказочной Банши — предвестницы смерти.       — Эй, парень, зайди, сказать тебе кое-чего хочу, — велела Клему хозяйка борделя, выглянув в окно.       — Речь о Лус? — спросил он.       — Да, о ней. Заходи давай.       — Пойдём домой быстрее! — когда дверь за Клементе закрылась, Мисолина и охнуть не успела, как сестра, вцепившись ей в запястье хваткой бульдога, поволокла её за собой.       — Пусти, мне же больно! — взвыла Мисолина, когда они завернули за угол. — Ты мне чуть руку не сломала! Чего случилось-то?       — Лус умерла.       — Кто это?       — Проститутка, возлюбленная Клема, ну, того, который сидел на пороге. Я не хотела ему сама говорить и не хочу при этом присутствовать, — объяснила своё поведение Эстелла.       — Я его знаю, — Мисолина потирала руку — на запястье у неё красовался багровый след. — Он был с тем, с длинноволосым, в тот день, когда они меня отсюда вытащили. Тот первый милашка, а этот мне не нравится. Какой-то он скользкий.       — Он и правда скользкий, — согласилась Эстелла. — Погубил жену, погубил брата, да и Лус доконал, видимо. Не просто же так она вернулась в бордель. Поэтому и заболела, подхватила заразу. Идиот этот Клементе! Как и вся его семейка!       Покинув Баррьо де Грана, сёстры поймали экипаж и доехали до замка Рейес.       После обеда Эстелла напоила Мисолину снадобьями и та, ощутив их действие, слегла с недомоганием. А Эстелла спустилась в библиотеку. Со вчерашнего дня она увлеклась книгой о злой ведьме, что приняв облик юной девушки, убивала всех красавцев сказочного королевства. Читала она допоздна, потом вспомнила о Мио. Он опять куда-то делся — это было последней мыслью Эстеллы перед тем, как она упала в объятия сна.       Разбудил её шорох и чье-то мягкое прикосновение к руке. Эстелла открыла глаза — в них ударило солнце. Девушка так и сидела в библиотеке, уронив книгу на колени. Рядом с её креслом на пуфе расположился Маурисио. Он трогал Эстеллу за волосы и целовал ей ладонь. Она резко вырвалась.       — Какая наглость! Что вы себе позволяете?! — Эстелла вскочила с кресла. — Сначала вы надо мной издеваетесь, потом исчезаете на трое суток, теперь являетесь и строите из себя героя-любовника? Прекратите этот фарс, я вам не верю! — Эстелла прошлась по комнате, волоча подол тяжёлого бархатного платья.       — Простите меня, Эстелла, я должен был вас предупредить, что задержусь. Всё дела, дела, — Маурисио говорил спокойно и без пафоса, но смотрел на Эстеллу с каким-то вожделением. — Вы очень хороши сегодня.       — Ха! Неужели? Я проспала всю ночь в кресле, и вы смеете мне говорить, что я хороша? Лицемер! — задрав голову, Эстелла поспешила в свою комнату.       Принарядившись, она заглянула к Мисолине. Та, корчась на окровавленных простынях, рыдала в голос.       — Ну и что ты воешь? — раздражённо бросила Эстелла. — Я через это проходила, не так уж и больно.       — Но я истекаю кровью! — пискнула Мисолина.       — И что? Тебя никто не заставлял спать с кем попало! — выдала Эстелла, сощурив глаза. В них сверкнула злость, смешанная с мстительным удовлетворением. Прекрасно, что Мисолина страдает. Не только же она, Эстелла, должна мучиться.       — Ты специально меня напоила какой-то гадостью. Наверняка это яд, и я умру! — скрипнула зубами Мисолина.       — Непременно, — Эстелла ухмыльнулась. Маурисио испортил ей настроение и теперь она жаждала отыграться на ком-нибудь. — Ну что ты разлеглась? Иди в ванную, а я скажу Чоле, чтобы она поменяла тебе простыни, — и Эстелла удалилась.       Так Мисолине и надо! Когда ей, Эстелле, было плохо, к ней никто не пришёл на помощь, она страдала в одиночестве. Эстелла пошарила по углам в поисках Мио, но того и след простыл. Видимо, он спрятался от Маурисио.       Сутки Эстелла избегала встреч с маркизом, укрываясь то в библиотеке, то в спальне. К вечеру следующего дня Мисолине полегчало, и она вышла к ужину. Слегка осунувшаяся и побледневшая, она расцвела улыбкой при виде Маурисио. Тот, кивком её поприветствовав, сверлил глазами Эстеллу так, что той кусок в горло не лез.       Два часа до сна традиционно были посвящены бесполезному ничегонеделанию в гостиной. Эстелла поглощала книгу страница за страницей, Маурисио читал газету, а Мисолина вышивала салфетку. Поглядывая на неё краем глаза, Эстелла убедилась: ничего она не шьёт — за два часа семейных посиделок она сделала стежков десять, а остальное время пялилась на Маурисио.       Ночью Маурисио, как ни странно, к Эстелле не пришёл. Не явился и Мио. Последнего Эстелла очень ждала — привыкла, что тёпленький пушистый комочек лежит под боком. Она долго ворочалась и проспала от силы часов пять. Вскочила ни свет, ни заря, чувствуя себя разбитой. Даже наряжаться ей было лень. Какой в этом смысл? Вот ради Данте она бы постаралась, а ради Маурисио и пальцем не ударит.       На зло ему Эстелла решила выглядеть как можно хуже. Приняв ванну, она надела простенькое (по её мнению) платье из муслина — зелёное в белую полосочку и с изящной вышивкой на поясе и рукавах. Скрутив волосы в пучок, она украсила их алмазной шпилькой, обула зелёные туфельки без каблуков и в таком виде покинула комнату. Часы на стене показывали восемь утра, а в гостиной уже кто-то был. Эстелла перегнулась через перила балюстрады.       На диване сидел Маурисио. Закинув ногу на ногу, он читал книгу. Это было первое, что Эстеллу поразило. За все годы брака она не видела Маурисио читающим книги — обычно газеты или журналы. Рядом с ним находилась Мисолина. Судя по виду, про недомогание она забыла. Одетая в ярко-красное платье, с обнажёнными плечами и с декольте, она кружила возле Маурисио, как шмель около цветка. То садилась напротив него, то ходила по гостиной, наливала виски и, забравшись на подлокотник дивана, протягивала ему стакан. Он рассеянно делал пару глотков, потом, морщась, отставлял стакан. Мисолина вспархивала с дивана и наполняла новый стакан. Таких стаканов возле Маурисио стояло уже штук пять.       Эстелла подавила смешок. Надо же, вырядилась в бальное платье с утра! Мисолина явно нацелилась соблазнить Маурисио прямо у неё, у Эстеллы, под носом. Нет, конечно, она не ревнует. Она с радостью отдаст Маурисио сестре. Но сам факт такой подлости выводил Эстеллу из себя. Пригрела змею на груди! Мисолина только что избавилась от ребёнка, прижитого неизвестно от кого, третьего по счёту, а уже ищет новых приключений. Эстелла вслушалась в беседу мужа и сестры, ловя каждую фразу.       — Знаете, Маурисио, меня восхищают такие мужчины, как вы, — пролепетала Мисолина жеманно. — Галантные, воспитанные, утончённые. И меня всегда удивляло, почему такие мужчины часто женятся на неприличных женщинах. Вот взять вас и мою сестру. Если бы она не была моей сестрой, я бы сказала, что она дочь какой-нибудь посудомойки и кучера. О, это ужасно так говорить о родной сестре, но у неё совсем нет манер, — Мисолина притворно вздохнула, наяривая круги по гостиной. — Она распущенная и уродливая, а я ей полная противоположность, — Мисолина умолкла, потому как Маурисио оторвал взгляд от книги. — Маурисио, о, я не должна вмешиваться в вашу жизнь, — продолжила она нараспев, — но я не могу молчать. Мой долг благочестивой женщины, посещающей церковь и верующей в Господа нашего, раскрыть вам глаза. То, что делает эта распутница, ужасно. У Эстеллы с юности была куча любовников. Ещё незамужней она собирала в постель всё, что шевелится, включая и нашего конюха, и кучера, и садовника, и даже посыльного, — перечисляла Мисолина, загибая пальцы.       Эстелла сжала кулаки. Уму непостижимо! Как эта потаскуха смеет говорить о ней такой вздор? О ней, об Эстелле, у которой за всю жизнь было только два мужчины: Данте и Маурисио, и то второй по принуждению. Она бы всё на свете отдала, чтобы Маурисио в её жизни никогда не существовало! А Мисолина смеет такое говорить. Хотя кому-кому, а ей следовало бы молчать в тряпочку.       — А я ведь могла бы стать королевой. О, да, сам сын вице-короля мечтал жениться на мне! — сочиняла Мисолина. — А однажды меня чуть не похитил арабский шейх. Он так прельстился моей небывалой красотой, что валялся у меня в ногах и предлагал мне в дар весь мир, но я отвергла и инфанта, и шейха, — Мисолина сложила ладони в молитвенном жесте. — Я ведь жду своего единственного и отдам себя только ему.       И тут Эстелла захохотала в голос. Мисолина и Маурисио, подняв головы, увидели, что она стоит на лестнице. Мисолина с видом оскорблённой невинности поджала губы. Маурисио тотчас отложил книгу.       — А я вижу, сестрёнка, ты времени даром не теряешь, — промолвила Эстелла, спускаясь вниз. — Ещё вчера шлялась не пойми с кем и плодила детей, а сегодня уже соблазняешь моего мужа, строя из себя непорочную деву.       — Что ты говоришь, Эстелла? — возмутилась Мисолина тоном монахини. — Зачем ты меня оскорбляешь? Как тебе не стыдно? Да, я вдова, но когда я выходила замуж, я была невинна. Я была верна своему мужу, я верна ему и после его смерти. И у меня нет детей, не наговаривай на меня, сестрёнка, Богом тебя прошу! Господь не дал мне ребёночка от моего покойного муженька, царствие ему небесное, — Мисолина в порыве вдохновения подняла руки к потолку.       Эстелла упала на диван, схватившись за живот. Она хохотала и хохотала, пока у неё слёзы не потекли.       — Какая же ты дрянь! — сквозь смех выговорила она. — Нет, мне конечно, всё равно. Если тебе нужен этот дегенерат, забирай его, — Эстелла кивнула на Маурисио. — Ты знаешь толк в извращенцах, тебя на них тянет. О, сестрёнка, ты сделаешь мне огромное одолжение, избавив меня от него!       — Ты не умеешь ценить настоящих мужчин, — Мисолина выпятила нижнюю губу. — У тебя их было столько, что ты потеряла вкус. Ты ведь неспроста знакома с проститутками из борделя.       Устав от оскорблений, Эстелла подошла к сестре вплотную и врезала ей по лицу.       — Вот и помогай тебе после этого, дрянь! — выкрикнула она. — Я вчера с тобой весь день носилась, и вот как ты меня отблагодарила! А я ещё с дуру подумала, что ты изменилась. Когда у человека нет мозгов, это навсегда, — она развернулась и ушла в библиотеку.       Как только за ней захлопнулась дверь, Мисолина, хныча и прижимая руку к щеке, подошла к Маурисио.       — Она меня ударила, представьте себе. Она с детства меня бьёт. Маурисио, вы такой милый, — заискивала Мисолина. — Вы мне поможете?       Он взглянул на неё с нескрываемым раздражением.       — Это каким же образом?       — Подуйте мне на щёку! — потребовала Мисолина капризно. — А лучше поцелуйте её.       — По-моему вам надо лечиться! — взорвался Маурисио. — Оставьте меня в покое! Что вы ко мне привязались? Я женат на вашей сестре!       — Но разве я вам не нравлюсь? — Мисолина недоуменно похлопала ресницами. — О, я намного лучше её, поверьте мне! Если бы вы захотели, то забыли бы эту курицу навсегда.       — Не смейте так говорить об Эстелле! — рыкнул маркиз. — Вы мне не нужны! Я люблю Эстеллу! Поймите и примите этот факт.       — Это вам так кажется, — уверенным тоном сообщила Мисолина. — Но вы её разлюбите и полюбите меня, ведь я очень красивая. Такой, как я, в мире больше нет. Я вам это докажу! — и она стянула платье с плеч, обнажив всю грудь.       — Ты что дура?! — Маурисио шарахнулся от неё, но споткнулся о ковёр и брякнулся на пол.       — Вот видите, моя красота вас так ослепила, что вы упали, — не собираясь отступать, Мисолина подошла ближе, но Маурисио зажмурился.       — А ну-ка прикройтесь сейчас же!       — Я же говорила, что я красивая. А вы зажмурились, потому что я свожу вас с ума и вы боитесь не устоять. Не бойтесь, если Эстелла будет нам мешать, я обварю её кипятком, и она сдохнет, — присев на корточки с Маурисио рядом, Мисолина схватила его руку и положила к себе на грудь.       Маркиз оттолкнул её, вскочил на ноги и попятился к лестнице.       — Иди к чёрту, дура! Ещё одна такая выходка, и ты вылетишь из этого дома! Я тебя здесь терплю только из-за Эстеллы. Но в сравнении с ней ты — облезлая мышь. Хочешь знать у кого грудь красивее? — выдал Маурисио с несвойственным ему мальчишеским запалом. — Я тебе скажу — у неё. У Эстеллы грудь, как апельсины, а у тебя, как чеснок. Так что не позорься, тебе нечего показывать! — и он убежал наверх, оставив Мисолину одну.       — Ты всё равно будешь мой, котик, — Мисолина натянула корсаж на грудь обратно. — Я знаю, ты любишь меня, но не признаёшься в этом. Чола! Чола! — позвала она служанку. — Немедленно помоги мне встать!       Выйдя из кухни, Чола подхватила Мисолину под локти и поставила её на ноги.       — Замечательно. А теперь приготовь мне сок из манго, я хочу пить! И побыстрее, служанка, а то я тебя выгоню.       — Вообще-то мои хозяева — сеньора Эстелла и сеньор Маурисио, а не вы, и только они могут меня уволить, — буркнула Чола недовольно.       — Ошибаешься, служанка. Я — будущая маркиза Рейес! — Мисолина топнула ногой для пущей убедительности. — Моя сестра скоро покинет этот дом навсегда, а я выйду замуж за Маурисио. Это уже решено. Поэтому не зли меня, служанка, делай что я велю, пока я не отлупила тебя кочергой. И помой полы, здесь грязно, я испачкала свои туфельки.       Злобно выпятив нижнюю челюсть, Чола ушла в кухню, а Эстелла, которой из библиотеки было всё слышно, икала от смеха. Да, Мисолина явно больна. Вот кому надо в Жёлтый дом!