Война сердец

      — Данте, — у Эстеллы, наконец, прорезался голос. — Данте, поговори со мной. Но он так и лежал на полу, свернувшись клубком и держа руки у горла. — Данте… Данте… — звала Эстелла, хотя разум её понимал, что с юношей не всё в порядке.       — Пожалуйста… хватит… — взмолился он еле слышно. — Воздух… мне нужен воздух…       Эстелла подползла к Данте и, обняв, легла с ним рядом.       — Милый, что с тобой? Успокойся. Это я, твоя Эсте. Ты помнишь меня? Иди сюда, мой Данте. Как же я скучала по тебе!       Издав некий звук (что-то вроде лисьего тявканья), Данте уткнулся Эстелле носом в грудь. Часто-часто задышал, вдыхая тонкий аромат красной орхидеи. Гладя его по спутанной гриве, девушка плакала. Вот он, её любимый Данте. Она его нашла. Но от него осталась тень.       — Данте… Данте, — прошептала Эстелла, — поговори со мной. Это я, твоя девочка, твоя Эсте. Вспомни, как мы любили друг друга, — она касалась его исхудавших щёк, губ.       Но Данте смотрел мимо. Эстелла покрыла поцелуями его лицо, и на миг ей показалось, что черты его приобрели осмысленное выражение. Но она поняла, что всё напрасно, когда он, уложив голову ей на плечо, заурчал по-звериному. Кажется, Данте не понимал, что он человек. Вёл себя, как Мио, дикий лис. Наверное, он очень долго был в его шкуре. Возможно, с момента побега из Жёлтого дома.       — Данте, всё будет хорошо, слышишь? — пролепетала Эстелла, еле сдерживая рыдания. — Я с тобой, я тебе помогу. Ты снова станешь таким, как прежде. Наша любовь никуда не делась, она жива. Я это знаю.       Они лежали на мягком ковре, прижимаясь друг к другу. Эстелла долго изучала лицо Данте. Какой он бледный и совсем-совсем юный, точно и не было этих лет. Клариса тоже не меняется с годами. Может, это свойство всех колдунов? Но как тогда объяснить, что маги бывают и старыми, да и Клариса не осталась в возрасте восемнадцати лет. Наверное, каждый из них стареет до определённого момента.       Взяв Данте за руку, Эстелла коснулась её щекой. И обручальное кольцо на его пальце завибрировало. Не снял. Не выбросил. Не забыл, значит. По наитию Эстелла дотронулась до кольца Данте своим колечком — они оба ярко вспыхнули. По телу девушки побежали мурашки, татуировки на плече и пояснице запульсировали, будто к её коже присосались тысячи пиявок. С губ Данте сорвался стон. Он перекатился на спину и выгнулся по-змеиному, когда с его волос, с когтей, с ресниц и даже с кончика языка заструился серебристый свет. Эстелла было понадеялась, что магия вернёт его к жизни — увы. Чары Любви обновились после долгой разлуки, но Данте был не в себе. Эстеллу он не узнавал и не откликался на своё имя. Зато на кличку «Мио» среагировал.       — Мио? Ну хорошо, давай ты пока будешь Мио, — сердце у девушки разрывалось, но в этой ситуации она могла лишь подыгрывать.       Когда Эстелла ехала назад в Ферре де Кастильо, она готовилась к любому повороту — даже увидеть Данте умирающим от чумы, но не таким, совсем невменяемым. Смотреть на это было больно.       — Боже мой, что они с тобой сделали, Данте? Это всё твоя мерзкая семейка виновата — Клем, Гаспар и Каролина. Ты ведь был нормальным, я видела в Книге Прошлого! Даже после башни ты был нормальным! Это они тебя погубили! — изнемогала от рыданий Эстелла.       Ненависть в её душе превысила все границы. Необузданная, жестокая, она переплюнула даже ненависть к Маурисио. Несмотря на боль, что он причинил ей, Эстелла не желала ему зла. Пусть жил бы себе да здравствовал, лишь бы подальше от неё. Но семейство Клема она мысленно отправила гореть в ад.       Эстелла сжала зубы, порываясь разгромить всю комнату, а потом забиться в уголок и рыдать, рыдать… Но нельзя впадать в истерику — Данте нуждается в ней, она должна привести его в чувства.       — Я думаю, Мио, тебе надо хорошенько подкрепиться, — заявила она бодро, хоть душа её и кровоточила. — Но сначала я тебя искупаю, — обняв Данте за талию, Эстелла помогла ему встать.       Данте шатало, но он пошёл на двух ногах. Это внушило оптимизм. Хоть на четвереньках не бегает, и то славно.       — Пойдём сюда, Мио, — открыв дверь в ванную, она свистнула, привлекая его внимание.       Эстелла наполнила ванну водой из бочонка, мысленно поблагодарив Чолу, что та натаскала и нагрела её. Сняв с Данте лохмотья, в которые он был одет, она усадила его в ванну. Накидала туда мыльных шариков с запахом мяты и травы, взболтав их в пену. Эстелла с трепетом касалась его кожи, намыливая её. Она вымыла Данте и волосы, но расчесать их не смогла — они были спутаны, как старая рыболовная сеть. Придётся их обрезать.       Эстелла взяла ножницы и, пока Данте плавал в ароматной воде, млея от удовольствия, она отстригла ему волосы до плеч. Когда смоляные пряди засыпали пол, Эстелла расплакалась, но Данте не заметил ни обрезанных волос, ни горя девушки. Однако она осушила слёзы, когда он вылез из ванны. Вытирая Данте полотенцем, Эстелла вся трепетала. Давно не испытывала она подобных чувств к мужчине — с того момента, как Маурисио впервые надругался над ней.       Эстелла вынула для Данте одежду из мешков, что забрала из «Маски», но он отказался одеваться, разбросав все тряпки по комнате, и лёг в кровать голым. Эстелла предусмотрительно заперла дверь на ключ. Что если Маурисио вернётся, а она тут с Данте? Когда он был лисом, спать с ним в кровати труда не составляло, но теперь-то он человек. Набросив на плечи хлопковую ночную рубашку, Эстелла легла с Данте рядом. Он мигом пристроил голову к ней на ключицу — туда же клал мордочку и Мио. Капельки с его влажных волос падали Эстелле на грудь, вызывая мурашки на коже.       Ночь она провела как в бреду — не сомкнула глаз, разрываясь между любовью и страхом, между жалостью и страстью. Данте спал, урча во сне, когда Эстелла ерошила ему волосы или водила пальцами по его обнажённой спине.       Размышляя, Эстелла надумала: это цепочка, которую она надела на его шею, спровоцировала превращение. Вспомнив картины из Книги Прошлого, Эстелла предположила — такая реакция у Данте случилась, потому что в Жёлтом доме на него надевали ошейник и цепи. И в башне, вероятно, тоже. Бедный, сколько он перенёс! Немудрено, что у него ум за разум зашёл.       Эстелла с наслаждением втянула носом аромат его волос. Тот самый запах мяты, он ассоциировался у неё лишь с Данте. Сколько раз пыталась она воссоздать этот запах! Принимала ванну с листиками мяты и мятными мыльными шариками, велела прачкам стирать простыни и одежду с добавлением в воду мяты, но это было тщетно. Запах получался приятный, но другой. Только на коже Данте мята приобретала именно ту нотку, которая сводила её с ума.       Морфей доконал Эстеллу к рассвету. Заснула она сладко и без капли страха, как не спала много лет, а проснулась от необычных ощущений. Во-первых, под рукой было нечто мягкое. Во-вторых, кто-то облизывал ей лицо. На миг Эстелла решила, что Данте снова обернулся в лиса. Отнюдь. Он был человеком, но облизывал ей подбородок языком также, как делал Мио. А мягкими оказались его волосы, которые за ночь отросли и теперь, шелковистые и блестящие, струились по спине юноши.       Данте лизнул Эстеллу в шею. С болью в сердце она приняла эту ласку. Пока он не может выразить чувства иначе. Да, рассудок у Данте помутился, но любовь его жива. Сердце подсказывает ему, что она, Эстелла, — родная, хотя голова ничего не помнит. Данте лежал на животе без одеяла и Эстелла невольно залюбовалась им. В ней горело желание, и она удивлялась своей способности до сих пор хотеть мужчину. Она-то полагала, что это чувство кануло для неё в лету, слишком много боли причинил ей Маурисио. Но с ней Данте. Без него она не чувствует себя полноценной, будто у неё отняли часть тела — руку, ногу или содрали кожу.       — Я тебя так люблю, — шепнула Эстелла ему в ухо. — Слышишь, Данте? То есть Мио… — на это имя он отозвался. — Вспомни меня, родной. Я знаю, твоё сердце помнит, значит, и голова вспомнит. Это я, Эсте, твоя Эсте.       Данте смотрел на неё внимательней, чем вчера. Что-то начало пробуждаться в нём, в ярко-синих очах затеплилась жизнь.       — Ты меня понимаешь? Я — Эсте, твоя Эсте, — повторила она.       — Эсте… — молвил он неуверенно.       — Да-да, правильно. Я Эсте. О, любовь моя! — Эстелла обвила его руками, а Данте уткнулся носом ей в шею и тихо-тихо прошептал:       — Вкусно…       — Что?       — Вкусно… пахнет… цветы… люблю цветы, — он с наслаждением вдохнул её парфюм.       Эстелла надрывно рассмеялась. Нет, он что-то соображает. Он помнит её духи и говорит связано. Значит, не всё потеряно. Она его вылечит!       Ещё немного понежившись в кровати, Эстелла встала. Надо пойти вниз и узнать, вернулся ли Маурисио. Да и Данте нужно покормить.       Приняв ванну, она напялила первое попавшееся платье — синее с красными розами по подолу — и убедила Данте вести себя тихо. Но он и не думал буянить — лежал в постели, свернувшись клубком. Расчесаться Эстелла позабыла, но дверь на ключ заперла. Мало ли, какая-нибудь Чола ворвётся в спальню и увидит в её кровати голого мужчину.       Завтрак Эстелла проспала, но ей повезло: Маурисио так и не явился, а Мисолина закрылась в комнате — вышивала себе подвенечное платье. Чола и две горничных продолжали генеральную уборку; сегодня они снимали портьеры, вытирали пыль на шкафах и выдвигали мебель. Пройдя в кухню, Эстелла разогрела еду и, ссылаясь на мигрень, унесла поднос наверх. Данте так и лежал в постели, мурлыкая себе под нос.       — Милый, Данте… Мио, — позвала его Эстелла. Он не шелохнулся, и тогда она свистнула.       Данте лениво поднял голову.       — Идём кушать.       На завтрак было рагу из овощей, эмпанадас, фрукты, ягоды и мандариновый сок. Сначала Данте вёл себя неуверенно. Вилкой он есть не стал, как и руками. Эстелле пришлось кормить его самой. Она едва не разревелась, когда он непонимающе покосился на столовые приборы, но в итоге завтрак прошёл в форме любовной игры. Намазав Данте щёки и нос клубникой, Эстелла не удержалась и расцеловала его. И пришла в восторг, когда он улыбнулся.       Сложнее всего было убедить Данте одеться — он отбросил всю одежду, которую Эстелла предложила, и снова лёг в кровать. А на неё напало безделье. Всё, всё ушло на десятый план, остался только Данте, затмивший собой даже солнечный свет. Лень Эстеллы дошла до того, что она так и не изволила расчесаться и ходила простоволосая из угла в угол. Потом села на кровать рядом с Данте. Он мгновенно уложил голову ей на колени. Эстелла заплела ему косу, но ей хотелось иного — ласки, сильных и нежных объятий любимого. Однако он был беспомощен и Эстелла злилась. Нет, не на Данте. Он не виноват — виновата семейка Клема. Наконец она обратила внимание, что Данте разглядывает свои руки — когти его зловеще поблёскивали.       — Что такое, милый? — спросила Эстелла. — Мио?       Он приподнялся и протянул ей руку.       — Что это?       — Я тебя не понимаю, Данте. Это просто твоя рука, — нежным голоском объяснила Эстелла.       — Это не я, это другой, — пробормотал он встряхиваясь. — Их много… много…       — Кого много? Я не понимаю, что ты говоришь, Данте, — Эстелла щекой легла ему на плечо.       — Их много, они все тут. Они чего-то хотят… Но меня здесь нет. Почему я такой? Кто я?       Кажется, до Данте начало доходить, что он не лис, но нечто блокировало его сознание.       — Иди сюда, я тебе кое-что покажу, — взяв за руку, Эстелла подвела Данте к зеркалу. — Смотри, это ты. Ты человек. Тебя зовут Данте. А это я, — она показала на себя зеркальную. — Я Эстелла. Я твоя жена. Вспомни, милый.       Не мигая, Данте пялился в зеркало и молчал. Эстелла отошла, оставив его наедине с собой. Он долго изучал отражение; сев на пол, провёл пальцем по стеклу.       — Но здесь ничего нет.       — Что-что? — не поняла Эстелла.       — Оно куда-то делось, — Данте потыкал когтем в зеркало.       Эстелла вернулась назад. Глянула на себя, на Данте реального и на его отражение.       — Как ничего нет? Данте, это зеркало, мы в нём отражаемся, сам посмотри.       — Сейчас есть, а когда ты там, — он неопределённо махнул рукой, — то нет.       Эстелла пожала плечами, не понимая, о чём он говорит.       — Может, ты оденешься? Ну Данте, не надо ходить голым, ты же простудишься.       Он будто не услышал, раз — и вспрыгнул на кровать.       — Ты совсем меня запутал, — призналась Эстелла. Сев рядом, она накрыла юношу одеялом, но Данте, фыркая, сбросил его. Потянулся носом к шее Эстеллы. Понюхал и облизал.       — Вкусно…       — Чего ты хочешь? Ласки? — Эстелла ладонями обняла его за щёки. Он облизал ей нос. — Нет, не так.       — Так.       — Нет, не так. А вот так, — Эстелла коснулась губами его губ. Нежно-нежно, как впервые. Она ощутила, что у Данте напряглись все мышцы, и он заурчал, но уже совсем по-человечески.       Не владея больше собой, Эстелла толкнула Данте на спину и покрыла его лицо и грудь поцелуями.       — Боже мой, как я тебя люблю! Как же я соскучилась!       Губы её спускались ниже и ниже. Данте, впав в транс, тихонько мяукал. Поцелуи становились всё жарче, и вдруг Данте затрясся — из него повалил дым. Эстелла отпрянула. Закатив глаза, Данте дёргался, как бесноватый, и искрился. Это продолжалось минут пять, а потом он застыл. Эстелла тронула его пальцем — он был холоднее льда. Испугавшись, она ринулась вниз, в кухню. Прошло не больше двух минут, как Эстелла влетела обратно, неся в руках графин с водой. Но Данте в кровати уже не было.       Она нашла его на балконе. Перегнувшись через перила, он смотрел вдаль. Простынь на бёдрах — первое, что удивило Эстеллу. Вполне человеческое, осознанное действие — нежелание идти на балкон голышом.       — Данте, — выдохнула Эстелла, — как ты меня напугал!       Он обернулся, и она вся затрепетала. Глаза его сейчас казались чёрными углями, где пылали хитрые искры. А ещё в них теплилась страсть. Да, он смотрел с желанием!       — Данте, — повторила Эстелла.       — Чёрт возьми, кого я вижу! Маркиза Рейес собственной персоной! Предательница, лицемерка и дрянь, хотя красавица, что и говорить, — выдал Данте издевательски.       Эстелла подобрала челюсть с пола. Оскорбления её не задели, она понимала, что он обижен. Она наговорила ему нечто чудовищное, хотя и извинилась в тот день, когда он принёс Мисолину из борделя. Но главным было не это. Пусть обижается, кричит, ругается, ненавидит, но он узнал её! Вне себя от радости, наплевав на все ехидства, она бросилась в его объятия.       — Данте! Данте, счастье моё! Боже мой, не могу поверить, с тобой всё хорошо!       Но он, разжав её цепкие руки, прошёл в комнату. Задыхаясь, Эстелла кинулась следом.       — Данте, любимый!       — Не ломай комедию, красавица. Не надо объясняться мне в любви, я не верю ни одному слову, — щёлкнув пальцами, он оказался одет в бархатные кюлоты, сапоги из змеиной кожи, рубашку с кружевами и шёлковый чёрный плащ, хвост которого стелился по полу. — Любопытно. Совершенно не помню, почему я оказался в твоей спальне, маркиза. Но, увы, мне пора уходить. У меня есть незаконченные дела.       — Нет-нет, не уходи! Я знаю, ты злишься, и ты прав. Я тебя обидела, но я могу всё объяснить. Умоляю, Данте, давай поговорим, — Эстелла повисла на его шее, заискивающе глядя ему в глаза.       — Нет, — односложно ответил он, хотя ресницы его дрогнули.       — Милый, не уходи! Останься со мной, ты мне нужен! В этот город я вернулась только ради тебя, — по-детски захныкала Эстелла, вцепившись ему в руку.       Данте задрал бровь так, что она перерезала половину лба. Эстелла и узнавала, и не узнавала его. Столь жёстким и властным она Данте видела давно, в волшебном подземелье, где с яростью он бросался на Кларису, угрожая ей расправой. Тот же взгляд, манеры, достойные инфанта, но несвойственные Данте-охотнику на лошадей. Что же с ним происходит?       — Я люблю тебя, Данте, люблю, — еле выговорила девушка и устало облокотилась о шкаф.       — Не знаю, что за игру ты затеяла, маркиза лжи, но мне всё равно, любишь ты меня или нет. Я-то тебя не люблю, — на лице Данте досада боролась с гневом, но Эстелле показалось, что он больше злится на себя, чем на неё. Она невинно похлопала ресницами. — А чего ты хотела? — ответил он на её немое отчаяние. — Ты думала, я буду страдать, рвать на себе волосы? Может быть, Данте так и делал. Но того Данте больше нет. А я другой. Ты для меня — прошлое, которое я хочу забыть. Ты не нужна мне, красавица. Я ухожу! — и он направился к двери.       Однако Эстелла упрямо вцепилась ногтями ему в плащ, дёрнула и вырвала кусок. Данте фыркнув, взмахнул рукой — дыра мигом исчезла.       — А я не знал, что ты безумная. Где твоя гордость, маркиза? Кстати, да, я забыл, верни мне волшебный перстень. Данте по глупости отдал его тебе, но мне он нужен, он мой.       Эстелла молча кивнула. Руки и ноги её не слушались. Кое-как добрела она до туалетного столика, порылась в шкатулке с драгоценностями и нашла перстень. Хотела его отдать, как вдруг её осенила идея, и она пихнула артефакт назад в шкатулку.       — Ну, давай мне перстень, я жду, — поторопил Данте.       — Нет.       — Что значит «нет»?       — Я не отдам, пока мы не поговорим.       — Это шантаж? — рассмеялся Данте, встряхнув головой.       — Да, это шантаж! — яростно выпалила Эстелла. Нет, она его не отпустит! Слишком долго она ждала этой встречи. — Сейчас ты сядешь тут, — она властно указала пальцем на кресло, — и выслушаешь меня, а потом, если захочешь уйти, я отдам тебе перстень, и ты уйдёшь. Но ты останешься со мной, я знаю.       В глазах Данте полыхнуло пламя, скрытое за циничной насмешкой.       — Такой ты мне нравишься больше, — цокнул он языком, садясь в кресло. — Я люблю отчаянных женщин. Что ж, красавица, так и быть, я тебя послушаю. Выкладывай.       Закинув ногу на ногу, он наколдовал два бокала с кровавого цвета напитком и протянул один Эстелле. Второй взял себе.       — Что это? — спросила она, понюхав содержимое.       — Вино, просто вино. Расслабься, красавица.       Эстелла залпом осушила бокал, не ощутив вкуса напитка. Сев на пол у кресла Данте, она уложила голову на его колени.       — Не прогоняй меня, умоляю, Данте. Всё, что я тогда наговорила, это ложь. Маурисио меня заставил, он угрожал убить тебя. А для меня твоя жизнь дороже всего на свете. Но я люблю только тебя, всегда любила, ты для меня всё… — Эстелла по-кошачьи потёрлась щекой о его колено. — Погладь меня, милый, приласкай меня. Я так соскучилась, я тосковала по тебе. Давай начнём всё с чистого листа.       Грудь у Данте вздымалась. Отставив недопитое вино, он запустил пальцы в волосы девушки. Они тотчас подёрнулись золотом, и жаркая страсть разлилась по телу Эстеллы.       — Может, мы перейдём сразу к делу, м? — вкрадчиво молвил Данте. Из когтей он продолжал выпускать лучи, что ложились на локоны Эстеллы сверкающими нитями.       — В смысле?       — Я знаю, чего ты хочешь, красавица. Ты хочешь меня. И я тебя прекрасно понимаю. Этот твой хвалёный маркиз, может, и богат, и титулован, но в сравнении со мной он — ничто, — Данте надменно выпятил подбородок. — В постели он дуб, даже не сомневаюсь. Эти аристократы, воспитанные в строгих правилах морали и нравственности, в большинстве своём не могут доставить женщине удовольствие, ибо падре не велит ублажать супругу чаще раза в год и исключительно для рождения потомства.       Эстелла и ойкнуть не успела, как Данте, схватив её в охапку, бросил на кровать и рывками стал снимать с себя и с неё одежду.       — Данте, погоди… — от неожиданности она впала в ступор. То он безумен, то груб, то ласков, то вот такой, как сейчас, нетерпеливый и страстный. Эти перепады настроения Эстеллу запутали.       — Разве ты не этого хочешь, красавица? — гибкие пальцы, скользнув Эстелле под корсаж, расшнуровали его и побежали по позвонкам, будто юноша играл на арфе. И у Эстеллы в мозгу что-то задымилось, щёки её покрылись румянцем. Но это был не стыд — то была страсть влюблённой женщины.       — Я… я… Данте… о, Данте…       — Я знаю, ты хочешь меня. Это написано на тебе крупными буквами, — он рассмеялся нагло, явно осознавая свою власть над ней. — Поди изголодалась по удовольствиям, бедняжка. Этот твой чванливый маркиз небось пылинки сам с себя сдувает, а любовью занимается строго в темноте и в ночной рубашке. Бьюсь об заклад, ему на тебя плевать. Но со мной ты будешь пищать от наслаждения и просить ещё и ещё.       Он поцеловал её губы жадно, чуть не с рыком, и в рот девушке хлынул поток света. Эстелла ослабла под таким натиском, обратившись в расплавленный воск. Данте как безвольную куклу раздел её, приподнял и усадил к себе на бедра. Эстелла и забыла уже что это такое. Без принуждения, без глупых условностей: надень рубашку, сними рубашку, лежи только на спине и не шевелись, ибо остальное грех, а что не так — удар по лицу или привязывание к кровати. Все пережитые кошмары, боль и страх исчезли в небытие. Данте был ласков и дерзок одновременно. Руки его и губы спускались по телу девушки, как капли воды по стеклу. Иногда он, теряя контроль, прикусывал ей кожу зубами. Но Эстелле не было больно, по венам струилась магия — знакомое и давно желаемое ощущение. Она вцепилась ногтями Данте в спину, расцарапав её в кровь. В голове не осталось мыслей, зато от блаженства, у неё ручьями потекли слёзы.       — Тебе хорошо, красавица?       — Д-да… Люблю… люблю…       Он рассмеялся. Укусил её за подбородок, и вдруг стал серьёзным.       — Ты знаешь, что сделала невозможное, красавица? — шепнул Данте как-то грустно. — Ты свела с ума человека, который не может любить.       Эстелла плохо соображала и не поняла его слов, от наслаждения у неё голова отключилась. В конце концов, обессилев, она повалилась к Данте на грудь. Кожа горела огнём, а по венам вместе с кровью струилась магия. Эстелла поцеловала Данте в обе щёки, в губы — они были солёные и мокрые.       — Данте, ты плачешь? — удивилась она, хотя минуту назад сама рыдала от счастья. — Что случилось?       — Ничего, всё чудесно, — он крепко прижал её к себе. — Прости меня.       — За что?       Он не ответил, запустил руку ей в волосы — они подёрнулись дымкой. В глазах у Эстеллы потемнело. Ещё миг, и она отключилась, впав в забытьё.       Солнце сияло в вышине небес, играя тёплыми лучиками на оперении птиц, что облюбовали козырёк соседнего окна. Часы пробили полдень. Данте глянул на потолок, где жужжала муха. Перевёл взгляд на Эстеллу. На лице девушки застыло блаженно-ошарашенное выражение, словно она находилась под гипнозом. Он накрутил на указательный палец её локон, поцеловал чуть приоткрытые алые губы.       — Ты красивая, ты ласковая, ты божество, — молвил он с отчаяньем. — Но я не вправе тебя любить. Чёрный маг не может никого любить. Тебя любил Данте, а я не пойду по его стопам. Любовь причиняет боль, однажды она чуть не сломала меня. Я не хочу больше. Прости, красавица, ты прекрасна, но я ухожу. Завтра ты проснёшься, и жизнь пойдёт своим чередом. Так должно быть и так будет! — Данте аккуратно приподнял Эстеллу, сняв со своей груди, и подложил ей под голову подушку. Она спала так крепко, что сейчас её не разбудило бы даже наводнение.       Данте оделся взмахом руки, порылся в шкатулке с драгоценностями, нашёл изумрудный перстень. Глубоким взглядом изучив спящую Эстеллу, он щёлкнул пальцами и растворился в воздухе.