Война сердец

      На следующий день, открыв медальон, Эстелла позвала Кларису. Та была занята и попросила несколько дней подождать. Так, Ия осталась в замке Рейес. Её появление, неопределённость с Данте, а также исчезновение Маурисио выбили Эстеллу из колеи. Да и Мисолина добавила проблем. Ию она возненавидела, хотя та даже помогала кухарке готовить, а Чоле убираться. Но Мисолина не упускала возможности ляпнуть про неё гадость. В душе Эстеллы мечты о Данте перемешивались со скукой. Из-за чумы и сходить было некуда. Ресторан, театр и казино, лавки и ярмарки — всё, всё закрыто. Новый алькальд запретил и церковные мессы. Нынче разрешалась только исповедь с падре Антонио наедине.       Эстелла затосковала по Буэнос-Айресу, по широким улицам, площадям, Бульвару Аламеда с его увеселительными заведениями и магазинами, по дворцу дяди Ламберто. Закончилась бы эта мерзкая чума побыстрее, и она убедила бы Данте и Кларису поехать в столицу.       Но эпидемия не отступала, люди умирали массово, день за днём, час за часом. Трупы уже не вывозили на окраину — сжигали прямо на городских улицах. А в сердцах живых поселился страх. Алехандро Фрейтас приказал ежедневно вывешивать у Ратуши списки мёртвых. «Стена ужаса», как её величали, у народа вызывала панику — все боялись найти в списках фамилии родственников, друзей или возлюбленных.       Эстелла давно хотела наведаться к Ратуше, но что-то беспрестанно ей мешало. О Маурисио она вспоминала редко, а на Данте обижалась. Почему он так холоден? Неужто разлюбил? Но при последней их встрече она нашла в его глазах страсть, нежность и безграничное восхищение. Тогда почему, любя и желая, он её отталкивает?       В среду Эстелла решилась на поход к Ратуше. Заодно и в дом на Бульваре Конституции наведается, а то из реальности совсем выпала. Когда она объявила это за завтраком, Мисолина решила увязаться с ней. Эстелла не придумала как отвертеться, но и слушать всю дорогу колкости не хотела. Чтобы не оставаться с Мисолиной наедине, она позвала и Ию. На возмущение сестры Эстелла брызнула ядом:       — Если тебя это не устраивает, сестричка, ты можешь остаться дома и погрызть себе локти.       После завтрака три женщины сели в экипаж и вскоре уже созерцали белоснежную и величественную Ратушу, на крыше которой развевался красно-жёлтый флаг Испанской Империи с изображением льва. Несмотря на запреты алькальда, людей здесь была уйма. Распихивая всех, Эстелла добралась до списков — Ия и Мисолина с ней не полезли. Однако прочитать списки удалось не сразу. Во-первых, впереди маячили чужие головы. Во-вторых, шрифт оказался до невозможности мелким.       — Зря ещё мельче не напечатали, вот обидно, — не удержалась от сарказма Эстелла. Кое-как она протиснулась ближе и вычитала несколько имён и фамилий, которые повергли её в шок:       Дельгадо Беренисе — жена доктора Дельгадо.       Дельгадо Кларибель — супруга покойного Диего Дельгадо.       Ничего себе! У Эстеллы затряслись поджилки. Только недавно Беренисе Дельгадо со своими подругами наведывалась к ней. Живая и здоровая, она приглашала Эстеллу работать в госпитале. Самого доктора Дельгадо в списках не было. Пока Эстелла переваривала информацию, некая грузная дама толкнула её локтем.       — Можно поаккуратнее? — возмутилась Эстелла, но женщина так напирала, что оттеснила её дальше — здесь фамилии в списках начинались на Л, М, Н, О, П.       Эстелла чуть не пнула толстуху. Она хотела добраться до букв А и Г, чтобы убедиться: родных в списках нет. Но пришлось ждать своей очереди, и Эстелла вчиталась в ближайшие списки:       Ласерда Соль-Мария — дочь умершего комиссара Ласерда и подруга Сантаны, та, с которой её связывали недвусмысленные отношения.       Парра Медина Хосе-Луис-старший; Парра Медина Клара — родители Луиса.       Пенья Брага Норберто — муж Амарилис и дядя Сантаны…       Находя знакомые фамилии, Эстелла расстраивалась всё больше. Сердце её тревожно заколотилось, когда она, наконец, протиснулась к началу алфавита.       Гальярдо де Агилар Арсиеро. Об этой смерти она уже знала, хотя до жути страшно видеть в списке свою девичью фамилию.       Альтанеро Хорхе-Эстебан…       Эстелла замерла, глотая слёзы. Дядя Эстебан тоже умер. Она знала, что это произойдёт, но мечтала о чуде: ошибочный диагноз или волшебное лекарство. Наивная, а ещё фельдшер. Ведь знает — чума никого не щадит. Надо пойти домой и расспросить обо всём Либертад. Бедняга. Она сама-то хоть жива?       Фамилии Либертад Эстелла не нашла. Не в силах больше это читать и сопротивляться напирающей толпе, она выбралась на дорогу. Мисолина и Ия стояли, отвернувшись друг от друга, но, увидев Эстеллу, рванули к ней.       — Ну, что там? — напряжённо спросила Мисолина.       — Умерла Беренисе Дельгадо, родители Луиса, муж сеньоры Амарилис, Соль, Кларибель, — перечисляла Эстелла. — И самое ужасное — дядя Эстебан. Я хочу пойти домой и всё узнать.       — Ты одурела что ли? — зашипела Мисолина, надуваясь, как рыба-ёж. — Они там все поумирали, а кто не умер, так, наверное, заразный. Я туда не пойду!       — А я пойду! — огрызнулась Эстелла, пуская глазами молнии.       — Это твоё дело, — скривилась Мисолина. — Хочешь умирать, умирай, только меня не зарази, а то я тебя убью. Кстати, мы пока тут стояли с этой женщиной, — указала она на Ию, — слышали один разговор. Говорят, будто у алькальда есть лекарство от чумы и люди не прочь штурмовать Ратушу, чтобы заставить его спасти тех, кто ещё жив.       — Бред! — нетерпеливым жестом Эстелла поправила шляпку. — Лекарства от чумы не существует. Это я как фельдшер говорю.       Но Мисолина не поверила и раскричалась на всю улицу. Тогда Эстелла убедила их с Ией вернуться в замок Рейес, а сама отправилась на Бульвар Конституции. Нервная дрожь охватила девушку, когда она оказалась у дома, где прошло её детство. Дворец, молчаливый и мрачный, выглядел нежилым. Калитка была открыта, собаки отсутствовали.       Эстелла протиснулась в калитку и прошла по тропинке, миновав сад. Вместо цветов из клумб торчали сорняки; кусты акаций и мимоз были нестрижены и разрослись как попало, напоминая ощетинившихся дикобразов. На двери висела чёрная лента.       Эстелла робко постучала, но никто не отозвался. Она забарабанила сильнее, и на пороге появилась Лупита. Домотканое платье её было залатано, на фартуке красовались пятна. Эстеллу это изумило, ведь мама никогда не позволяла прислуге выглядеть неряшливо. Но мама в Корриентесе — так говорила Либертад.       — Ой, с-сеньора Эс-стелла! — заикаясь пролепетала кухарка. — Это вы? Д-давненько мы вас не видали, от-ткуда вы взялись?       — Здравствуй, Лупита. Я войду?       Лупита впустила молодую хозяйку в дом. Когда Эстелла прошла в гостиную, она не поверила своим глазам: на мебели лежали слои пыли, а паркет, кажется, не натирали месяца три. Дом выглядел неухоженным, заброшенным, но всюду горели свечи, дымились чаши с травами и благовониями, стояли кувшины и блюдца с молоком, а окна изнутри были замазаны воском.       — Лупита, ты одна? А где Либертад? — вид гостиной навёл Эстеллу на мысль о склепе, и она заговорила шёпотом.       — Н-наверху.       — Она тоже больна? — испуганно спросила Эстелла.       — Ч-чумой нет. Но она б-больна, знаете, д-думается мне, у ней чегой-то с г-головой. Она такая с-странная, ведь с-с-сеньор Эстебан, он же того, помер. Вчера.       — Я знаю, сегодня прочла в списках у Ратуши, — глубоко вздохнув, Эстелла прошлась по гостиной. Удивительно, но она не испытывала ностальгии. Ни на секунду не возникло у неё чувства, что она дома. Будто в гости заглянула.       — Он ещё т-туточки, — Лупита перекрестилась. — Тама, наверху. П-падре сказал, что т-тело с-с-сегодня должны увезти. Хоронить в з-земле н-нельзя. Сжигать только огнём з-заразу енту. Уж как мы плакали с Либерт-тад, да как п-просили, чтоб разрешили нам с-схоронить молодого х-хозяина как п-положено, не в церкви, т-так хотя бы по нашей н-негритянской вере. Куды тама! П-падре Ант-тонио не отпевает уж ч-чумных, т-только молится за их д-души. Ох, горе-то какое, г-горюшко, — слезливо причитала Лупита. — Коды уж д-дон Арсиеро п-помер, мы ж горевали, да не так. Он не старый б-был, к-конечно, да пожил уж всё равно. А ентому ещё бы жить да жить. Это, в-видать, Б-богов мы чем-то прогневили, раз они нас к-карают.       Пока Лупита сбивчиво жаловалась, Эстелла вновь подумала о Данте. Не дай бог он заразится чумой! Если он умрёт, как дядя Эстебан, она умрёт вслед за ним.       — А Либерт-тад так т-тама и сидит, — болтала Лупита. — Уж я х-ходила вокруг ней, уговаривала, б-бесполезно в-всё. Она ж от него не от-тходила. А п-помирал он д-долго. С-сеньор Арсиеро, т-тот убрался дня за три, мы и ахнуть не успели. А с-сеньор Эстебан никак и никак. Хоть и доктур в-всё нам твердил, мол, с-с-сеньор Эстебан вот-вот п-помрёт. С чумой-то больше н-недели не живут. Дак он аж три недели п-помирал. Доктур удивлялся в-всё. «Как, — говорит, — он живой ещё? Д-да быть не могёт!». Уж и мы з-засомневались, п-подумали, что и не чума енто. А вчера с-с-сеньор Эстебан вдруг в-взял да и п-помер. В-вот ждём, коды з-за телом приедут. А Либерт-тад сидит возле него-то, глядит в одну т-точку да молчит. Ни слова не г-говорит, не ест, не п-пьет. Я уж не знай чего и делать. Вдвоём мы т-тута с нею. В-все разъехались. А мы ж не могли б-бросить с-с-сеньора Арсиеро и с-с-сеньора Эстебана. Коды выпускали в-всех из г-города, мы не уехали, ведь с собой б-больных не увезёшь. А теперь и н-надо бы рвать отсюдова, да кто ж нас в-выпустит?       Эстелла промокнула слёзы кружевным платочком.       — Как жаль, что я не пришла раньше. Но я, наверное, могу ещё попрощаться с дядей?       — Ой, не знам, с-с-сеньора, не знам. Ведь и з-заразу подцепить могёте. Т-тута в-вообще опасно, в д-доме была ч-чума, мы, конечно, в-всё окуриваем, — Лупита ткнула пальцем в горящие всюду чаши с травами. — Да толку-то? И куды от ентой з-заразы деваться, никто не з-знат.       — Я пойду наверх! — заявила Эстелла тоном, не терпящим возражений.       Пока шла до спальни дяди, она вспомнила день казни Данте. И своё состояние тогда. Бедная Либертад! Жутко это — терять любимых. Они, может, и существуют где-то в иной реальности, но в мире живых их больше нет. Никогда не взглянут они на тебя, не поцелуют, не утешат, не заключат в объятия. Страшная штука — жизнь.       Эстелла тихонько постучала в дверь, но Либертад не отозвалась. Тогда девушка, дёрнув ручку, влетела в комнату.       Спальня была просторной, с большими окнами и широкой кроватью по центру. Стены покрывал бежевый шёлк, а тёмно-вишнёвая мебель выдавала в дяде Эстебане натуру страстную, хоть и придерживающуюся стереотипов. Либертад сидела на стуле, глядя в никуда. Её чёрное шерстяное платье сливалось с кожей, а лицо так опухло от слёз, что Эстелла с трудом узнала горничную. За считанные дни она постарела лет на двадцать.       — Либертад, — окликнула её Эстелла. Та подняла заплаканные глаза и отупевшим взором смерила хозяйку. — Либертад, привет!       Служанка безмолвствовала. Подойдя к кровати, Эстелла увидела и дядю. В отличие от живой Либертад, мёртвый дядя Эстебан выглядел недурно. На покойника, тем более чумного, он не походил совсем. Вспомнив испещрённые язвами лица умирающих в госпитале, Эстелла наморщила носик. Кожа у дяди была чистая, благородные черты не утратили привлекательности, губы застыли в полуулыбке, а брови чуть приподнялись. Будто, умерев, он очень удивился.       — Точно спит, — не удержалась Эстелла от комментария, но Либертад не шелохнулась. — Я как узнала, сразу пришла. Когда же закончится эта проклятая чума?! — подобрав юбки, она плюхнулась в кресло. — А горожане болтают, что есть лекарство. А я нашла Данте. И Мисолину, она живёт у меня, а Маурисио пропал, — собирала всё в кучу Эстелла.       Но слова бессмысленны. Она знала это состояние шока, боли и отупения, она три месяца в нём находилась. И как бы окружающие не старались её вытянуть, она погружалась в болото страданий всё глубже.       Либертад упорно молчала. Она не плакала и выглядела безучастной. После часа тщетных попыток завязать разговор Эстелла решила оставить Либертад наедине с дядей и её горем. Она понимала её чувства, сама побывав в шкуре вдовы. Но в роли утешительницы никогда не выступала. Хуже всего, что помочь невозможно.       Эстелла вознамерилась уйти, но тут в дверь заскочила Лупита. И с ней трое: падре Антонио и два крупных мужчины в длинных плащах и масках, напоминающих птичьи клювы — чумные доктора. Занимались они не только «лечением» неизлечимой чумы, но и сжигали трупы.       — С-сеньора, эти люди пришли з-за телом, — прогнусавила Лупита.       Падре Антонио, который, по словам той же Лупиты, уже приходил вчера (читал отходную), теперь размахивал крестом перед клювами чумных докторов, поясняя, что молится за их души. Эстелла с Лупитой, стоя истуканами, наблюдали за священником. Чумные доктора переложили тело Эстебана на сплетённые из листьев пальмы носилки. Тогда Либертад встала. Пошатываясь, она открыла верхний ящик комода и вынула оттуда позолоченные ножницы. Эстелла и ахнуть не успела — чик! — роскошные кудри Либертад, жёсткие, густые, длинные, остались у неё в руках. Держа обрезанные волосы, она приблизилась к Эстебану и сунула их ему под рубашку. Мужчины с клювами не препятствовали. Когда же Либертад отступила, они вынесли тело из комнаты.       Лупита, Эстелла, Либертад и падре Антонио спустились в сад. Эстебана погрузили на телегу, укрыв чёрным куском бархата. Либертад хотела сопровождать его, но священник удержал её.       — Не стоит смотреть, как сжигают чумных, — предостерёг он. — Это малоприятное зрелище, дочь моя. Пусть в твоей памяти он останется живым, нежели горящим в огне.       Либертад ещё долго беседовала с падре в саду, а Эстелла с Лупитой вернулись в дом. Эстелла захотела немедленно уйти, сбежать из этой гнетущей атмосферы, из этих стен, где повсюду реет смерть. Лупита же, взяв лучину, подожгла её и стала окуривать гостиную, бродя по углам.       — А зачем Либертад волосы обрезала? — спросила Эстелла, чтобы не молчать.       — Это в знак т-траура, с-сеньора. У нас, негров, так п-принято. В-вдова умершего об-брезает волосы и хоронит их в-вместе с мужем. Они б-будут оберегать его на том с-свете. Ладно, с-сеньора Эстелла, п-пойду я и другие к-комнаты окурю. Надо выгонять д-духов смерти из этого д-дома.       Держа лучину и чашу с травами, кухарка поднялась по лестнице. Эстелла проводила её взглядом и поскорее выбежала на улицу. Падре Антонио и Либертад сидели на скамейке. Либертад плакала, а священник что-то монотонно внушал ей. Эстелла не попрощалась с ними — поймав экипаж, она быстро доехала до замка Рейес.       Но там её ждал сюрприз: в гостиной, элегантно положив ногу на ногу, восседал Маурисио. На стук каблучков он поднял голову, отбросив книгу на канапе. В холодных глазах его мелькнул вызов.       — Надо же, какой сюрприз! Неужто вы изволили явиться домой? — ехидно выцедила Эстелла, пройдясь по гостиной. Фиолетовая юбка, расшитая по подолу кружевом, покачивалась в такт её шагам. — А я подумала, что вас аллигатор сожрал.       — Зря подумали, — хмыкнул Маурисио, поведя бровью. — У меня были дела. И вообще я не обязан отчитываться. Я ваш муж, а следовательно — хозяин. Это я должен слушать объяснения. К примеру, где вы сейчас были и с кем?       — Это не ваше дело! — огрызнулась Эстелла.       — Очень даже моё! — встав с канапе, Маурисио грозно скрестил руки на груди. — Я ваш муж, а вы, вместо того, чтобы ждать меня дома и согревать постель, где-то шляетесь.       — Да вы… да вы… совести у вас нет! — Эстелла мгновенно пожелала разорвать Маурисио на миллиард кусочков. — Это вы шляетесь неизвестно где! Вас не было три недели, ТРИ! А теперь вы явились и требуете отчёта? А губы закатать не желаете?       Эстелла кинулась наверх. Маурисио, побежав за ней, грубо схватил её за локоть, дёрнул, и они оба — бац! — кубарем скатились с лестницы. К счастью, падать было невысоко — всего три ступеньки.       — Да вы! Ах, вы! Да как вы смеете?! Уйдите прочь, я вас ненавижу! — завопила Эстелла, сползая с Маурисио и отряхивая платье.       Он взглянул на неё трагически.       — Ладно-ладно, так и быть, делайте что хотите. Но ночью я к вам приду, учтите. Вы обязаны исполнить супружеский долг!       — Ни за что! — больно пнув его по щиколотке, Эстелла побежала к себе.       — Я вас люблю, и вы меня тоже полюбите! — крикнул Маурисио вслед.       — Лучше сдохну! Ненавижу вас! — Эстелла добралась до площадки второго этажа, где налетела на взволнованную Ию.       — Что случилось?       — Ничего! Этот дегенерат меня достал! — и Эстелла умчалась прочь, поднимая ветер юбкой.       Перегнувшись через балюстраду, Ия взглянула на сидящего у лестницы Маурисио. Тот исподлобья покосился на неё.       — Вы кто, тётя?       — Меня зовут Ия, и я вам не тётя, — сказала Ия. — Будьте добры, не хамите.       — Я у себя дома, тётя, поэтому могу хамить сколько мне заблагорассудится.       Пожав плечами, Ия скрылась в недрах второго этажа. Маурисио почесал голову; на лбу его красовалась здоровенная шишка.       — Ну ладно, маркиза Рейес, мы ещё поглядим, как ты прибежишь и будешь умолять о любви, — сквозь зубы процедил он.       Эстелла в бешенстве мерила шагами комнату. Каков наглец! Маурисио превзошёл себя в лицемерии, а ещё про любовь заливает. Идиот! Выйдя на балкон, девушка опустила лицо в ладони и расплакалась.       — Данте, где же ты? Данте, мой Данте, ты мне так нужен, — пробормотала она.       С полчаса Эстелла простояла на балконе, подставляя себя тёплому бризу. Грудь её разрывали противоречивые чувства: глубокая тоска по Данте, по старым временам, по той семнадцатилетней Эстелле, которой больше нет; а ненависть к Маурисио зашкаливала, доводя до тошноты. Нельзя желать кому-то смерти, но сейчас она желала её Маурисио. Желала всей душой!       Эстелла вернулась в спальню и долго ходила взад-вперёд, маясь от безделья и тревоги. Пых! За спиной что-то зашипело.       — Ай! — вскрикнула Эстелла — на полу сидела чёрная кошка с глазами, похожими на лимоны. — Клариса! Как ты меня напугала!       — Прости, но три дня назад ты сама звала меня. Увы, я не могла прийти раньше. Так что случилось?       Эстелла рассказала Кларисе о Данте, подземелье и женщине, которую он там обнаружил.       — Данте не нашёл тебя и привёл её ко мне. Она здесь, в замке. Она называет себя Ия, но ничего не помнит из прошлого.       Шерсть на спине кошки встала дыбом. Она чихнула, тряся головой.       — Какой прыткий у меня племянничек! Везде успел побывать и даже открыл некоторые тайны подземелья. И её нашёл? Надо же! Не угонишься за ним.       — Данте попросил меня отвести эту женщину к тебе, — объяснила Эстелла.       — Он частенько меня удивляет и пугает. Данте непредсказуем... — Клариса не договорила — дверь открылась и в комнату ввалился Маурисио. Две пары глаз, чёрные и жёлтые, смерили его циничными взглядами.       — А я думаю, и с кем это ты… вы разговариваете, — усмехнулся он. — Оказывается, сами с собой, то есть с кошкой, что одинаково глупо.       — Я нахожусь у себя в комнате и могу говорить с кем хочу, — вспыхнула Эстелла. — А вы врываетесь без стука!       — Это мой дом, а вы устроили в нём проходной двор! Сначала притащили этот невыносимый репей, вашу сестру. А после — какую-то чужую тётку. Что за рыжая бестия ходит по моему замку? Я уже не говорю о том, что вы организовали тут зверинец! Лисы, кошки… безобразие!       Маурисио гневно покосился на кошку. Та внимательно его разглядывала, и очи её странно блестели.       — Мисолину я приютила, потому что она моя сестра, — выдавила Эстелла, сжимая кулаки. — Ия — моя гостья, она попала в беду и потеряла память. Я не выгоню их на улицу! А животных я люблю и буду заводить кого хочу. Вы же молчали, когда Матильде разводила тут гиен и леопардов. Так что не жалуйтесь и теперь. Вы даже не поинтересовались, как у меня дела. А ещё о любви заикаетесь.       — И как же у вас дела? — ядовито спросил Маурисио.       — Всё очень плохо. Умер дядя Эстебан. Вы знаете об этом? Между прочим, он был вашим приятелем.       Лицо Маурисио не дрогнуло, хоть он и изобразил огорчение. Но по его пустым глазам Эстелла поняла: дружеских чувств к дяде Эстебану он не питал.       — Мне жаль, я вам соболезную.       — Вам жаль? Вы соболезнуете? И это всё, что вы скажете? — у Эстеллы едва дым из ноздрей не пошёл. — Да, я любила дядю Эстебана! Но я думала, что вы считаете его другом, а вам всё равно. Какой же вы лицемер! А он был за вас, когда вы сватались ко мне. Знаете что, видеть вас не могу! Убирайтесь из моей комнаты, пока я не стукнула вас по голове!       — Какая вы злая! Ну ладно, злитесь, не злитесь, а ночью я к вам приду. Ждите, — Маурисио захлопнул дверь с той стороны. Ретировался он вовремя — Эстелла уже схватила хрустальный графин, что стоял на комоде.       Клариса напомнила о себе, насмешливо фыркнув.       — Забавный субъект.       — Забавный? Да он исчадие! — звякнула графином Эстелла, водрузив его на место. — Это Маурисио Рейес, мой второй муж. Знала бы ты, Клариса, как я его ненавижу!       Кошка подёргала ушами.       — Ммм… а мне не показался он плохим, скорее странным. Есть в нём и хорошее, но есть и настораживающее. А он точно человек?       — В каком смысле? — обомлела Эстелла.       — Я имею ввиду, нет ли у него сверхспособностей?       — Конечно нет, Клариса! — презрительно выплюнула Эстелла. — Маурисио не маг, если ты об этом. Нет у него никаких способностей, кроме одной — патологического лицемерия.       — Ты не обижайся, Эстелла, но я магесса и чувствую то, чего не можешь почувствовать ты. У меня возникло необычное ощущение, когда он вошёл. Сила, сила чужая, чужая магия. Я её чую. Я умею отличить колдуна от неколдуна.       — Но Маурисио не маг! — упрямо топнула ногой Эстелла. Идея о том, что Маурисио может в чём-то сравниться с Данте, казалась ей кощунственной. — Клариса, я тоже умею отличить мага от немага, я ведь жена Данте, я с детства наблюдала за ним, я чувствовала его магию в своей крови. Я бы поняла, если бы у Маурисио были какие-то способности. За шесть лет я бы уж точно их заметила. Но их нет! Тебе показалось, просто от него исходит такая агрессия, что аж с ног сбивает.       Кошка повертела хвостом — так делают обычные кошки, когда злятся. Но Клариса была волшебницей, поэтому Эстелла не поняла, что сие означает.       — Нет-нет-нет. С этим человеком что-то не так! Предположим, он не маг, но он может находиться под некими чарами. Я ощутила чужую магию, очень сильную. Хорошо бы за ним понаблюдать…       — Знаешь, Клариса, Маурисио меня не волнует, — заключила Эстелла. — Лучше скажи, ты знаешь что-нибудь о Данте? Где он сейчас?       — Пару дней назад Ищущий шар показал, что Данте в «Лас Бестиас». Но вчера он опять исчез. Это кошмар! Мой племянник с ума меня сведёт!       Эстелла тяжко вздохнула.       — С ним происходит нечто плохое, Клариса. Ах, ещё ведь та женщина! — спохватилась она. — Идём со мной, я тебе покажу её, — кошка не возразила, и они с Эстеллой покинули спальню.       Комната, где обитала Ия, располагалась в конце коридора второго этажа. Ия вышла на стук быстро, но при виде кошки улыбка её сменилась ужасом, а щёки покрылись мертвенной бледностью. Секунда, и она сползла вниз по стеночке. Клариса сориентировалась молниеносно — она обернулась в человека и дала Ие снадобье с запахом лилий, введя её в глубокий сон. Попросила Эстеллу не беспокоиться — она заберёт женщину к себе. И исчезла вместе с Ией, осыпав ту розоватым порошком фей.       От ужина Эстелла попыталась открутиться, но Маурисио язвительными подколами заставил её сесть за стол. Целый час Эстелла наблюдала, как обнаглевшая Мисолина увивается вокруг маркиза. Она откровенно строила Маурисио глазки, подкладывая ему в тарелку еду. Эстеллу это раздражало, а Маурисио наслаждался ситуацией, убеждённый, что девушка ревнует.       К полуночи Маурисио явился в её спальню. И хотя Эстелла закрылась на ключ, маркиз вломился, высадив дверь плечом. Замок отлетел в угол, а Эстелла была брошена на кровать. Ни крики, ни размахивания вазой её не спасли.       — Если будете сопротивляться, я найду вашего любовника и убью в особо жестокой форме, — пригрозил Маурисио. — Думаете, я не знаю, что вы мне изменяете? Учтите, я слежу за каждым вашим вздохом, — Маурисио откровенно издевался — Эстелла это поняла по его безжалостной ухмылке.       И она уступила. Легла на спину, закрыв лицо одеялом, чтобы не видеть наглую физиономию Маурисио. Она ожидала очередного приступа боли, омерзения и тошноты, но маркиз, побуянив и поугрожав, вдруг успокоился и сделался ласковым. Обычно от его прикосновений Эстеллу выворачивало наизнанку. И у него были жёсткие пальцы — признак натуры грубой и беспринципной.       Но сегодня всё вышло иначе. Когда Маурисио, сорвав с Эстеллы одежду, стал гладить девушку, по телу её побежала истома. Движения его сделались вкрадчивыми, пальцы мягкими и будто удлинились. И Эстеллу окатила волна наслаждения. А следом — чувство стыда и вины перед Данте. Она его предаёт. Она не специально, но ей нравятся ласки другого мужчины. И это отвратительно. Кутая лицо в одеяло, Эстелла плакала, мысленно прося у Данте извинений, но ничего не могла с собой поделать. Тело её жаждало продолжения, а сердце и разум сопротивлялись. Маурисио никогда не был нежным — был либо холоден, либо жесток. Но сейчас он покрывал Эстеллу поцелуями, хотя раньше уверял, что терпеть не может целоваться.       Когда Маурисио взял её, Эстелла едва удержалась, дабы не погладить его по спине. Вцепилась ногтями в простынь и сжала зубы. Проклятье! Почему ей так хорошо? Ведь это не Данте! Маурисио обычно не уделял ей больше пятнадцати минут, получал свою порцию удовольствия и уходил, наплевав на её ощущения. Сегодня всё было долго, и впервые рядом с ним Эстелла почувствовала себя любимой. Он даже снял с её лица одеяло и поцеловал. Губы его были мягкие и солёные, в рот Эстелле попали слезинки, и тогда Маурисио скатился с кровати.       — Нет, это уж слишком, ну сколько можно? — пробормотал он. Вскочил и убежал.       Свернувшись в клубок, Эстелла зарыдала в голос. Ей было стыдно. Хотелось отмыться, содрать с себя кожу, а потом найти Данте, упасть на колени и вымаливать прощение.       — Прости меня, Данте, прости, я не хотела… Я люблю только тебя, я не знаю, почему так вышло… — она плакала и рвала на себе волосы. Как она могла получить удовольствие от близости с Маурисио? Ведь этот ужасный человек шесть лет над ней издевался! Она предала Данте, предала их любовь. Если он узнает, он её не простит.       Эстелла ещё долго билась лицом об подушку, затем, убежав в ванную, натёрла кожу до покраснения. Она и в зеркало не могла смотреть — так была себе омерзительна. И ей пришло в голову себя наказать, чтобы искупить вину перед Данте.       Поутру Эстелла натолкала в туфли битого стекла. Ходила она в них до вечера, пока Чола не заметила, что с ног хозяйки капает кровь. Служанка мигом доложила Маурисио, и тот, ругаясь, заставил Эстеллу туфли снять.       — Вы совсем идиотка?! — скандалил он, вытрясая из шёлковых туфелек окровавленные стекляшки. — Как вам в голову это пришло?!       Эстелла безэмоционально пожала плечами. Чола до ночи выковыривала из её израненных ножек стекло. Забинтовала ей стопы, и три дня Эстелла лежала в кровати. Но она сочла наказание недостаточным. Поэтому всю следующую неделю морила себя голодом — пила только воду, пока не упала в обморок.       Зато Маурисио теперь не приставал с супружеским долгом. Эстелла решила: когда он явится, она не поддастся. Пусть лучше он её изнасилует, пусть ей будет больно, но так она не предаст Данте. Маурисио же избрал тактику игнорирования, заявив, что ляжет с ней, когда она сама попросит.       — Вы думаете, я буду вас об этом просить? — истерически расхохоталась Эстелла. — Да я скорее проглочу горящий факел! Добровольно я с вами не лягу. Вам придётся взять меня силой.       — Не пойму я, чего вам надо, — почесал Маурисио переносицу. — Иногда мне кажется, что вы не в себе. Вы хотите, чтобы я вас изнасиловал? Но я хочу, чтобы вы меня полюбили.       — И не мечтайте! — злобно сверкнула глазами Эстелла. — Лучше я съем живого паука!       — Это мы ещё посмотрим, — пообещал Маурисио, закрывая за собой дверь.       Эстелла в ярости запустила ему вслед фарфоровой вазой, пузатой и низкой, украшенной птицами. Та разбилась об архитрав, и осколки дождём посыпались на пол. Эстелла растерянно глянула на остатки вазы. По ним скакал солнечный зайчик. Надо срочно найти Данте и убежать, убежать подальше. Можно попробовать выбраться из Ферре де Кастильо, минуя городские ворота. Она должна действовать! Нельзя сидеть сложа руки. Она не может оставаться в замке Рейес! Для неё есть только два выхода — побег или смерть.