Война сердец

      Данте нёсся по улице, прижимая к себе волшебный артефакт. Янгус летела следом, что-то остервенело крича, но юноша не обращал внимания. Сейчас важно добраться до Амарилис, до рецепта зелья, которое спасёт Эстеллу. Она умирает, а он потерял кучу времени, бегая по Ратуше и ведя переговоры с алькальдом.       До дома, окружённого диким шиповником, Данте добежал молниеносно. Потеребив колокольчик, он дождался, пока к калитке подойдёт Ханна. Янгус, сидя на акации, шипела и хлопала крыльями.       — Мне нужна сеньора Амарилис, — сказал Данте.       Ханна, кивнув, поманила его рукой. Данте про себя задумался: почему эта девочка не издаёт ни звука. Может, она немая?       Горничная сопроводила Данте в кабинет, вход куда располагался за колонной, увитой дикими розами. Амарилис сидела за столом, читая книгу. На звук шагов она подняла голову и смерила Данте ехидным взглядом.       — Спасибо, Ханна, можешь идти. Пусть нам никто не мешает, — распорядилась Амарилис и, служанка, кивнув, вышла.       — Она что, немая? — брякнул Данте. — Почему она не разговаривает?       — Слугам не положено разговаривать. Их дело — исполнять приказы хозяев, но слишком болтливым иногда приходится укорачивать языки, — Амарилис сделала такое лицо, будто Данте сказал ей, что небо не голубое, а красное, и он почувствовал себя дураком. — А я тебя ждала, — захлопнув книгу, Амарилис вышла Данте навстречу. Ехидно улыбнулась и, сдёрнув с него шляпу, бросила её в кресло. — Манерами ты не отличаешься. При встрече с дамой или высокопоставленной особой любого пола шляпу снимают.       — К сожалению, я гаучо, — не смолчал Данте, — и дел с высокопоставленными особами не имею. А настоящую даму знаю только одну — Эстеллу, — исподлобья сверкнул он глазами. — И она никогда не требовала, чтобы перед ней снимали шляпу. Остальных я за дам не считаю. Вас тоже. Потому что истинная дама не лицемерит. Но такие, как вы, дамы света, сеньоры, графини, маркизы — насквозь фальшивые.       Амарилис расхохоталась, демонстрируя крупные жемчужины зубов.       — Жаль, что на кабальеро ты не тянешь, деточка. Тебе, с твоей внешностью, украшать бы альков вице-королевы, а ты… Лицо принца и повадки бродяги. Тяжко тебе будет, когда ты войдёшь в другое общество. Но давай к делу. Надеюсь, ты пришёл с хорошими новостями?       — Разумеется, — сухо отозвался Данте. Эта женщина нравилась ему всё меньше и меньше. И что она имела ввиду, говоря о «другом» обществе? — Я принёс статую.       — Отли-и-ично! — по-девичьи захлопала в ладоши Амарилис. — Тебе удалось выманить артефакт у алькальда? Поздравляю!       — Спасибо. Я заключил с ним сделку.       — А ты умнее, чем я думала, — окончательно развеселилась Амарилис (Данте показалось, что она едва не прыгает). — Чудесно! Превосходно! Великолепно! Ставь же эту прелесть сюда, — она убрала со стола книгу, освобождая пространство, и Данте водрузил на её место единорога. Сбросив ткань, снял хрустальный колпак.       В лучах полуденного солнца артефакт засиял всеми цветами радуги. Амарилис обошла стол, сложив руки в замок и любуясь единорогом. Похрустела от волнения пальцами. Данте абсолютно её не понимал. Ну статуя, ну да, красивая, и рог с алмазами, но так распаляться из-за неё…       — Очаровательно! — потёрла руки Амарилис, не сводя глаз с артефакта, и обошла стол ещё раз.       — Слушайте, сеньора, — не выдержал Данте, — может, вы потом полюбуетесь на эту штуковину? Вы обещали, что научите меня варить зелье. Алькальд мне дал неделю, но не это главное. Эстелла больна и может умереть в любую минуту, — он умолк, поймав лукавый взгляд. Чайные глаза Амарилис приобрели оттенок светлого янтаря.       — Эстелла, Эстелла, — проговорила она на одной ноте, — сколько шума из-за глупой девчонки!       — Послушайте, вы, — Данте сжал кулаки, — не оскорбляйте Эстеллу! Мы заключили сделку. Я выполнил свою часть, принёс вам статую. Вы не представляете, чего мне стоило выставить себя шутом перед толпой! Народный герой, предводитель бедных и угнетённых, — Данте скрипнул зубами. — Я ненавижу людей, у меня нет с ними ничего общего. Но вы обещали лекарство для Эстеллы. Я пошёл на это ради её жизни.       — Ладно, ладно, — миролюбиво согласилась Амарилис. — Я дам рецепт зелья. Но я не уверена, что у тебя хватит духу его сварить, — она взяла в руки фолиант, который листала до появления Данте. Открыв в нужном месте, протянула его юноше. — Читай.       Страницы книги были чёрные, а буквы красные, точно написанные кровью. Данте плюхнулся на обитый золотым бархатом диван и вчитался в рецепт. «Зелье Жизни и Смерти». Пятьдесят два ингредиента; некоторые из них повергали в шок.       Чем дольше Данте читал, тем в больший ужас приходил. Амарилис внимательно наблюдала, как меняется его лицо. Когда он окончил чтение, она победно хмыкнула:       — Я же говорила, ты это не сваришь!       — С чего вы взяли? — со злостью выплюнул Данте.       — У тебя на лице всё написано.       — Вы плохо осведомлены, сеньора. Вы не знаете, на что я способен ради Эстеллы.       — О, да! — закатила глаза Амарилис. — Например, угодить в тюрьму. Какой благородный порыв — спустить два года жизни коту под хвост из-за глупой девчонки!       Данте промолчал, кусая губы в приступе жгучей ненависти.       — Так что, зелье варить будешь? — спросила Амарилис, не сумев трактовать его злое молчание.       — Ведь это Чёрная магия? — выдавил Данте глухо.       — А ты чего хотел, мальчик? Белая магия не спасёт того, кто обречён. Она спасает того, у кого есть шанс выжить. Все больные чумой умрут, и твоя великая любовь Эстельита тоже. Белая магия здесь бессильна. Но ведь тебе не привыкать пользоваться Чёрной, не так ли? — кончики губ у Амарилис дрогнули — она сдержала улыбку.       Данте впился ногтями в ладони. Какая же мерзкая дамочка! Так и хочется её придушить! Она смеётся над его горем, над болезнью Эстеллы, понимая, что он не откажется от единственного шанса на спасение любимой.       — Струсил? — не умолкала Амарилис, принимая тихую ярость Данте за замешательство. — Не изображай праведника, красавчик, ладно?! Ты убил нескольких человек, убил изощрённо. Ты выдавал себя другого человека и даже за животное; ты отправил приёмную мать в Жёлтый дом; ты выпустил в мир того, кто не должен был в нём появляться. О, ты многое натворил за последнее время! — она щёлкнула языком и расхохоталась.       — Этого ничего не было! — убеждённо воскликнул Данте. — Я такого не помню. Но вы напрасно думаете, сеньора, что я струсил. Я уже говорил, ради Эстеллы я пойду на всё. Я сварю это зелье!       — Отлично! Превосходно! Великолепно! — Амарилис похлопала себя по щекам, чтобы они разрумянились.       — Но я не совсем понял рецепт, — он опять всмотрелся в чёрные страницы фолианта. — Голова и шкура крысы. Надо убить крысу?       — Угу.       — Но ведь они разносят чуму.       — Крыса нужна здоровая, — уточнила Амарилис. — Зелье будет действовать как антидот, клин клином.       — Хорошо, ладно, — у Данте мороз пошёл по коже при воспоминании о крысах. — А вот это: шерсть из хвоста единорога. Где я возьму единорога? Они ведь существуют только в книгах!       — Я бы не стала утверждать, — повела бровью Амарилис.       — А это что? — не успокаивался Данте. — «Сердце и кровь жертвы». Что это значит?       — Закон Чёрной магии. Забыл?       — Не понимаю...       — Обмен. Дашь на дашь, — напомнила Амарилис широко улыбаясь. — Ты обращаешься к силам Тьмы, прося их вернуть человека, который стоит одной ногой в могиле. И ты должен чем-то пожертвовать. Всё элементарно: если ты просишь материальные ценности, ты отдаёшь материальное, например, какой-то артефакт. Если жизнь, ты отдаёшь другую жизнь. Либо силу.       Данте стал похож на труп, мигом вспомнив ритуал, которому научил его Салазар, спасая Янгус. Тогда он напоил птицу своей кровью.       — Значит, кровь нужна моя? — неуверенно спросил Данте.       — Нет. Ты не можешь влить в это зелье свою кровь. Если бы ты спасал от смерти, допустим, меня, ведьму, тогда да. Нужна была бы твоя кровь или кровь другого мага, кровь, содержащая волшебство. Но поить зельем с волшебной кровью немагов чревато. Этим ты их убьёшь.       — Но… но ведь однажды я спас Янгус именно так, отдав ей свою кровь, — заспорил Данте.       — Потому что Янгус — животное. Но спасти немага можно, лишь забрав жизнь другого немага.       — Я… я должен кого-то убить?! — чуть не задохнулся Данте.       — Ага, — подтвердила Амарилис издевательски. — А потом вырезать его сердце и взять кровь, и всё это добавить в зелье. Понятно?       Данте затошнило, ком подкатился к горлу, а перед глазами заплясали цветные пятна.       — Но… но… кого?       — Это решать тебе. Главное — это должен быть немаг, и он должен быть здоров, чумная кровь чумную не вылечит.       — Тут ещё сказано, что надо помешать всё волшебной палочкой, — хрипло выговорил Данте.       — О, за это не переживай! Эту штуку мы найдём, — многозначительно подмигнула Амарилис. — Пока всё, ступай. Принеси кровь и сердце.       Шокированный Данте на негнущихся ногах покинул дом. На небе сияло алое солнце, и на его фоне особняк выглядел демонически, будто охваченный кровавым огнём.       Что же делать? Что? Разве он в силах кого-то убить? Нет. Но и отступить он не может. Тогда умрёт Эстелла. Данте остановился посреди улицы, обхватил голову дрожащими руками. В ушах стоял гул.       — Какой ты тупой! Я всегда это говорил, — услышал он ненавистный голос. Салазар! Опять Салазар.       — Что тебе надо? — прошипел Данте, трясясь от ярости и сдерживаемых рыданий. — Хочешь свести меня с ума?       — Пожалуй, нет. В данный момент я пытаюсь заставить тебя принять решение, — ледяной смех Салазара всегда действовал Данте на нервы, а сейчас ему захотелось разбить голову о булыжники на мостовой, чтобы никогда больше не слышать этот смех, этот мягкий, обволакивающий голос. — Подумай, что для тебя хуже: смерть Эстеллы или убийство какого-нибудь ничтожества. И выбери. Это же просто.       — Конечно я выберу Эстеллу! — выкрикнул Данте. Несколько птиц вместе с Янгус слетели с дерева. — Но убить, убить… Кого? Первого, кто попадётся на пути? Я не могу. Не смогу убить невинного человека просто так.       — Ну-у… можно убить того, кого ненавидишь, того, кто мешает, — подсказал Салазар. — Например, Маурисио Рейеса.       — Это было бы неплохо, — согласился Данте. — Но я не хочу причинять боль Эстелле.       — Не понял, — Салазар фыркнул по-кошачьи. — И чем же его смерть причинит ей боль, позволь спросить? Вроде ты хочешь, чтобы эта женщина была с тобой. Или нет? Ты же убьёшь трёх птиц одним выстрелом: избавишься от соперника, сваришь зелье и заберёшь Эстеллу себе.       — Но она любит его, а не меня, — не согласился Данте. — А я не хочу, чтобы она переживала. Я желаю ей счастья. Если я его убью, Эстелла будет страдать.       — Подумать только, какие мы благородные! Ты неисправим! — Салазар ехидно вздохнул, намекая на отсутствие у Данте мозга. — Никак ты не поймёшь, что любить, ценить и уважать надо себя, а потом уже других. Или о тебя станут вытирать ноги. Как это и происходит всю твою никчёмную жизнь. Ты сам позволяешь над собой издеваться. Вот поэтому Эстелла предпочла того, у кого есть гордость и самолюбие. И здоровый эгоизм. Будь он на твоём месте, он бы убил тебя, не дрогнув.       — Даже не сомневаюсь, — уныло согласился Данте. — В этом и разница между нами. Он не думает о чувствах Эстеллы. А я не могу причинить ей боль, лучше сдохну сам.       — Тогда подумай, кого ты ещё ненавидишь, — сменил тактику Салазар.       — Не знаю, не знаю… — Данте обхватил голову ладонями. — Я ненавижу всех и себя. Жаль, что я не могу убить себя. Я бы отдал за Эстеллу свою жизнь.       — А-ха-ха-ха-ха-ха!!! Такого дурака, как ты, ни высший, ни низший свет ещё не видывал.       — Салазар, уйди прочь! Ты меня раздражаешь, — взмолился Данте. — Я от тебя устал, у меня голова раскалывается!       Боль и правда была дикая, словно по затылку ударили камнем.       — А-ха-ха-ха-ха! — хохотал Салазар, как антагонист на сцене театра. — А ты неблагодарный! Я хочу помочь, но воля твоя. Я могу и уйти. Совет напоследок: загляни в Жёлтый дом.       — Что?       — Да, сходи туда, навести бывшую мамочку Каролину. Она давненько поджидает тебя, чтобы вырвать глаза. Ведь это ты её упёк.       — Каролина в Жёлтом доме? Как это я её упёк? — опешил Данте.       — Упёк её туда, правда, я, а не ты. Но, думаю, она это заслужила. Ненавижу предателей! А ты можешь доделать мою работу. Бедняжка, наверное, страдает. Хорошо бы избавить её от земных мучений, отправив в царствие Тьмы. Навсегда, — Салазар опять расхохотался надрывно, жестоко.       — Салазар, что ты имеешь ввиду?       Но ответом послужило молчание.       Данте лишь сделал вид, что не понял. Намёк Салазара был ясен, как свет луны во мгле. Каролина — вот предполагаемая жертва. Но… Нет, он не сможет убить иначе, чем на какой-нибудь дуэли. А просто так…       В глазах вдруг потемнело, и Данте прижался лбом к дереву. Кончики волос заискрились, но юноша не обратил внимания. Мало-помалу тревога улеглась, и Данте овладело любопытство. Значит, Каролина в Жёлтом доме. Недоумение сменилось глухой радостью и злорадством. Он почувствовал себя отмщённым. Это Каролина отправила его в ад, в Жёлтый дом. Там его держали на цепи, как собаку, почти довели до безумия. Поделом ей!       Данте испытал отчетливое желание Каролину увидеть, насладиться её унижением. Выбежав на дорогу, он поймал экипаж.       — В Жёлтый дом! — велел он кучеру. Тот смерил Данте порицающим взглядом: у всех чума, а он тут разъезжает.       Выстроенное кольцом здание с облупившейся на стенах жёлтой краской походило на башню после войны или землетрясения. Истинный «шедевр» архитектуры — гора набросанных друг на друга камней в пять этажей высотой. Кусты примяты; вокруг — глухой забор с частоколом и крошечная калитка в нём. Данте туда стучался, пока ему не открыл дежурный санитар — невысокий коренастый мужчина, угрюмый на вид.       — Чего вам? — пробасил он сурово.       — Я хочу увидеть одного человека, — ответил Данте. — Моя… моя тётя. Она лечится здесь.       — Зачем оно вам? Они ж все безумные, с ними и говорить нельзя, они ни черта не понимают, а то и убить могли бы, ежели б их тут на цепь не сажали.       — Понимаете, сеньор, я приехал издалека и узнал, что моя тётя здесь. Возможно, я увижу её в последний раз. Пожалуйста, впустите меня, — запудрил Данте мозг санитару с видом добродетельного и очень любящего племянника.       — Ну ладно, заходите, чего уж там, — вздохнул тот, пригласив Данте за забор. — К некоторым и правда родственники ходят, к иным и нет. Может, боятся, а, может, и рады избавиться. Да их понять легко. Страшное зрелище, я вам скажу, эти безумные.       У Данте поджилки затряслись, когда он вошёл в здание, где провёл чудовищный год. Перед глазами плавал туман, сердце колотилось, а ногти вдруг стали удлиняться и искрить. Данте быстро сунул их под чуть длинные ему манжеты. Санитар открыл некую дверь, позвав Данте внутрь. Это было помещение, в котором находились стол, кресло и множество шкафов с папками. Санитар вынул с полки толстенную книжицу с вереницей безликих имён пациентов и номеров их палат.       — Как тётку-то звать вашу? — спросил он.       — Каролина Ортега, — голос Данте звучал спокойно, хотя он весь трясся от нахлынувших воспоминаний. Со свойственной ему впечатлительностью Данте мигом вообразил, как на шею опустился ошейник с цепью. Он схватился рукой за горло — цепей не было.       Полистав книгу, санитар нашёл букву «О» и теперь водил пальцем по списку людей с нередкой фамилией Ортега.       — Ортега Камила, Ортега Карлос, Ортега Каролина. Вот она. Палата №47. Это четвёртый этаж. Идёмте.       Они двинулись в путь, минуя коридоры и двери, откуда раздавались вопли, плач, смех, рёв. Поднялись по узкой лесенке на четвёртый этаж и остановились у двери с цифрой «47».       Выудив из кармана связку ключей, санитар погремел ими, выбирая нужный, — длинный с медным кольцом у основания — и вставил его в замочную скважину.       На первый взгляд палата была пуста — только стены из грубого камня и груда тряпок на полу. На них сидела женщина в рубахе до пят и с растрёпанными седыми волосами; её щиколотки, запястья и шею сковывали цепи.       — Она? — уточнил санитар.       Данте присмотрелся. Действительно Каролина, только заметно похудевшая и замученная.       — Она, — подтвердил он. — Если можно, оставьте нас наедине.       — Вообще-то она не буйная, так что можно, но если что — стучите в стену, я буду за дверью, — и санитар вышел.       Данте не собирался причинять зло Каролине — он хотел лишь на неё посмотреть. Но любопытство сменилось восторгом, а потом и чёрной дырой холодной ярости.       — Ну, тётя Каролина, узнаёшь меня?       Подняв голову, женщина уставилась на него глазами пустыми и неестественно прозрачными.       — Ты прекрасно выглядишь, тётя Каролина. Для меня величайшее наслаждение видеть агонию врага, — сказал Данте жёстко и замер.       За секунду черты его заострились, когти отросли сильнее, а раскосые глаза превратились в угольки. Каролина молча его разглядывала. Вид у Данте был взъерошенный, но зловещий, и мог напугать даже мертвеца. Когда он, наконец, пошевелился, в его взгляде полыхнул красный отблеск. Каролина на четвереньках отползла в угол.       — Дьявол… дьявол, зачем ты пришёл, убирайся! Это ад, а ты дьявол, я знаю…       — А-ха-ха-ха-ха!!! — расхохотался Данте грубо. — А мне нравится, что ты такая ммм… беспомощная, несчастная. И на цепи, как дворовая собака. Бедная, бедная Каролина, — издевался он. — Но теперь ты понимаешь, каково было мне? Тут мило, правда?       — Ты только прикидываешься хорошим, на самом деле ты — исчадие. Сатана с ангельским лицом! Я никогда не заблуждалась на твой счёт! — завопила Каролина. — Ты убил моего сына Энрике, чтобы занять его место! А теперь ты хочешь убить и меня!       — Это было бы правильным решением, — согласился Данте. — Возможно, ты даже отблагодаришь меня, если я прекращу твои мучения. Я сыграю роль палача, и ты, вместо того, чтобы подыхать тут ещё лет двадцать, сдохнешь сегодня ради благого дела. Что может быть лучше? Ведь некоторые люди ещё хотят жить и приносить пользу обществу, а ты — лишний организм.       Данте помахал рукой, наколдовав кувшин и сундучок, в каких женщины обычно хранили украшения. Завернув рукава до локтя, он ногой прижал Каролину к стене. Щёлкнул пальцами — цепь упала с её шеи. Данте выудил из-за пояса кинжал, лезвие его сверкнуло зловеще. Каролина побелела, когда Данте поднёс оружие к её горлу.       — Дьявол… дьявол, — пробормотала она. — Но Бог мне поможет.       — Всенепременно! — и Данте одним движением перерезал ей шею.       Каролина захрипела. Кровь потекла рекой. Данте приблизил мерцающие когти к ране и лентой потянул кровь за собой, наполнив кувшин до края. Каролина ещё была жива, хоть и ослабла. Выпученными глазами наблюдала она за Данте. Он, отставив кувшин, быстро разорвал на Каролине рубашку, обнажив ей грудь. Она взвизгнула — в ней проснулась природная женская стыдливость.       — Ты что делаешь, ирод?!       Хлоп! Данте размахнулся и ударил её по щеке.       — Закрой рот! Думаешь, мне нужны твои прелести? В гробу я их видал! На старушек не зарюсь, извини. Ненавижу, ненавижу таких, как ты! Сдохни! — и Данте вонзил кинжал Каролине в грудь.       — Ты сгоришь в аду, неблагодарный, — сказала Каролина, и глаза её потухли. Она была мертва.       Не теряя времени, Данте вытащил из её груди сердце — ещё живое и тёплое. Сложил его в сундучок. Закрыв сундук и кувшин и уменьшив их до микроскопического размера, он пихнул их в карман плаща. Поколдовал над телом Каролины — раны срослись, даже следов не осталось. Он усадил тело, облокотив о стену и придав ему естественное положение. Отчистил руки и одежду от крови и постучал в дверь. Санитар явился тут же.       — Уже всё?       — Да, я ухожу. Бедная тётя совсем больна, — притворно покачал головой Данте. — Она меня не узнала и заснула посреди разговора. Печальное зрелище, — он вышел из палаты, прикрыв за собой дверь.       Санитар, и не заглянув внутрь, повернул в замке ключ, и они пошли обратно.       — Ваша тётя не буйная, сидит себе в уголке, то спит, то думает о чём-то. А бывают такие, хуже животных. И на людей кидаются, и на стены, — рассуждал санитар.       Данте действовал хладнокровно, не ощущая ни ужаса, ни вины. У него нигде не дрогнуло после убийства, зато появилась новая мысль: санитар — единственный свидетель его появления здесь.       — Вы не проводите меня до выхода? — спросил Данте невинным тоном. — Я боюсь заблудиться в коридорах.       — Да мы уж почти пришли. Но можно срезать дорогу здесь, — санитар указал на неприметную лестницу в углу — чёрный вход. Они свернули туда, и Данте вдруг резко остановился, преградив мужчине путь.       — Что-то не так?       — Знаете, мне кажется, вам не надо идти дальше. Вернее, не надо ходить, говорить, дышать… Смерть — лучшее лекарство от жизни.       Санитар не успел испугаться — Данте направил на него руку. Из когтей вырвалось ледяное пламя, и мужчина тотчас обратился в прозрачную статую. Шмяк! Данте ногой спихнул статую с лестницы. Она прокатилась по пролёту, ударилась о стену и разбилась на куски. Данте спустился вниз. Распинал ледяные осколки — всё, что осталось от санитара.       Вот так. Уже не больно и не страшно. Сжигать мосты надо одним махом — чем ярче они горят за спиной, тем лучше видна дорога впереди. Он отрезал все пути. Теперь и ад нипочём. Навряд-ли он хуже, чем эта мерзкая жизнь.