My baby boy.

Входная дверь громко хлопает, куртка падает на пол, рюкзак врезается в стену и смятые тетради высыпаются, пока кроссовки летят в разные углы. — Чанёль, Чанёль ты дома? Чанни? — Бэкхён кубарем вваливается в гостиную, спотыкаясь через собственную куртку, и, не останавливаясь, несется в спальню. Маленький апокалипсис так и остается в прихожей, пугая раскиданными вещами. С возрастом Бэкхён слабо изменился, если не сказать, не изменился вообще. Он все такой же хозяйственный, чистоплотный и рациональный, любящий отчитывать старшего за свинюшник, который тот неизменно разводит за письменным столом. Но все это совершенно не мешает ему самому устраивать беспорядок в порывах эмоций, сметая все на своем пути. Вот как тумбочку сейчас, за которую он зацепился, влетая в спальню. Чанёль, как и обычно это бывает, сидел за письменным столом, погруженный в бумажную работу, которой стало просто непозволительно много после того, как отец передал все бразды правления в своем скромном бизнесе сынишке. Тот и так слишком долго отлынивал, умудряясь до двадцати семи лет не принимать участия в работе отца, но теперь ему уже двадцать девять, и откладывать дальше просто некуда. Уже на самом деле прошло два долгих года, непозволительно долгих, за которые Чанёль как минимум трижды должен был поседеть. Во-первых, из-за Бэкхёна, во-вторых, из-за него же, да и в-третьих тоже. С того вечера, два года назад, когда младший пришел к нему с дорожной сумкой и улыбкой от уха до уха, жизнь Чанёля совершила кульбит вокруг своей оси и повернулась к нему жопой, став при этом на голову. Дома Бэкхёна никто больше не ждал, как бы грустно это ни было осознавать младшему, и единственным его домом стал Чанёль. Даже не его квартира, а сам старший. С того дня они успели переехать дважды, во-первых, из-за того, что соседи начали что-то подозревать и осуждающе коситься на парней; во-вторых, потому, что Бэкхён очень не хорошо поссорился с парой «милых бабулек». Он от души высказал им все, что думает об их презрительных взглядах, послав при этом далеко и надолго, гордо заявив, что: «Не вашего это ума дело, хочу с мужиками трахаться и трахаюсь, а вы сидите тут и не вякайте!». Сарафанное радио сработало быстрее, чем сеть wi-fi, и уже через пол часа половина района знала, что: «живет в 48 доме такой себе Пак Чанёль, который мальчиков любит потрахивать, которые при всем этом малолетние, да и насилует он их на самом деле, а мальчики те даже и не мальчики, а проститутки из бара, все потому что трансвеститы и, кажется, даже не азиаты, а Чанёль педофил просто». В общем, все было крайне неоднозначно, и с каждым новым слушателем подробностей становилось все больше. Собственно, так они и переехали в первый раз, да и во второй как-то так же, и только потом Бэк научился держать язык за зубами и не вякать. Но проблем меньше не стало, и младший все равно находил, куда и как влипнуть, чтоб поинтереснее было и с экшеном, так сказать. И думалось Чанёлю, что в столь эпичном появлении младшего тоже есть подвох, оттого он предусмотрительно отъехал от стола подальше, проскользив колёсиками стула по паркету, развернувшись лицом к двери, ожидая, когда же в нее влетит младший. Бэк сыпал матами при каждом столкновении с мебелью, а Чанёль внутренне надеялся, что не услышит чего-то из серии «нам срочно нужно переехать». И Бэкхён, как и ожидалось, влетел в спальню, опрокидывая стоящую у двери тумбочку на пол, чуть виновато улыбаясь. — Не вписался чутка, — он неловко хихикнул, поправляя спутанные волосы, — я потом уберу. — И что такого случилось, Бён Бэкхён, что ты за тридцать секунд нахождения дома развалил его почти весь, — Чанёль выглядел крайне серьезно, откинувшись на спинку стула, недовольно щуря глаза за тонкими линзами очков. — Тут, знаешь, дело такое есть, — Бэк развел руки в стороны, словно он и сам не ожидал, но так сложилось, — тебя в школу вызывают. Чанёль ждал чего-то подобного еще в тот момент, как рюкзак младшего влетел в стенку коридора, Ёль готовился к чему-то ужасному, но все равно не смог сдержать удивления, широко распахивая глаза. Напускная серьезность тут же растворилась в щенячьем удивлении и даже какой-то беспомощности в глазах. — Меня? — он удивленно выдохнул, указывая пальцем себе в грудь. — Зачем? — Мне сказали привести родителя, и из всех кандидатов ты — единственный, — Бэкхён неловко улыбнулся, пожимая плечами. — Я там типу одному немного вмазал по наглой роже; ты представляешь, он мне сказал, что я педик, ну и я как психанул, — младший распалялся, вспоминая подробности инцидента, возвращая себе взвинченное состояние и повышая голос. — А ты, значит, не педик? — Чанёль скептически выгнул бровь. Нет, он, конечно, понимал, что звучит оно не очень… приятно, но не обязательно же человеку сразу по роже бить, особенно если отчасти он все же прав. — Я бы попросил, — недовольно воскликнул младший, вытягивая руку ладонью вперед, словно прося помолчать. — Я — гей, это другое, я ему влепил, а он на меня кинулся, я заверещал, Сэхун его от меня оттащил, но виноватым все равно остался я, и тебе нужно сходить в школу! — закончил Бэк свой душещипательный рассказ, с любопытством смотря на старшего. Идиотизм в его жизни все не прекращался, и Чанёль не был уверен, что прекратится хоть когда-нибудь. Бэкхён и спокойная жизнь так же далеки друг от друга, как Земля от Марса. Но он сам выбрал себе такую жизнь. Бежать в любом случае уже поздно. — И как ты себе это представляешь? — Ёль тяжело вздохнул, наблюдая, как успокаивается младший. — На твоего отца я не тяну даже при большом желании, брат твой сам учился в той школе, кем мне представиться? — Скажем, что ты мой отчим, — предложил Бэк, подходя чуть ближе к Чанёлю. — Там знают, что мама второй раз вышла замуж, но не знают за кого, — он осторожно положил ладошки на плечи старшего, мило улыбаясь. — Исключено, я не пойду в твою школу даже как твой отчим, нет. Ни за что! — Ёль недовольно покачал головой из стороны в сторону, прикрывая глаза. — Неужели ты откажешься побыть моим папочкой, всего один разок, ну пожалуйста, — жалобно протянул Бэк, слезливо смотря на старшего, аккуратно усаживаясь на его бедра, упираясь коленями в мягкий стул. Чанёль по привычке положил руки на ягодицы младшего, придвигая того ближе к себе, чтобы он случайно не упал. Это казалось ему крайне неправильным — вот так врать другим, учитывая, что актер он так себе, и наверняка от волнения может запороть весь этот спектакль, да и слишком молодо он выглядит даже как для отчима. Но с другой стороны, больше-то пойти и некому: родители благополучно забылись за те два года, и даже мать, которая первое время еще пыталась поддерживать общение с сыном, стала напоминать о себе только по праздникам, и то — скромным телефонным звонком. Чанёль обреченно выдохнул, собираясь с мыслями и открывая глаза. Бэкхён придвинулся к нему совсем близко, находясь буквально в паре сантиметров от его лица. Захотелось поддаться вперед и поцеловать свою персональную язвочку, но нет, Бэкхён теперь наказан за плохое поведение, оттого никаких поцелуев и никакого секса, пока Чанёль не отойдет от стресса из-за похода в школу, что случится недели через две, и то как минимум. — Папочка ведь не злится на меня? — томно протянул Бэк, обжигая горячим дыханием губы старшего, ловя на себе его удивленный взгляд, пытаясь выглядеть при этом как можно более невинно. — Бэк? — чуть сконфуженно выдавил из себя Ёль, понимая, что фраза младшего имела более глубокий подтекст, чем хотелось. Куда больше пугало то, что его тело отзывалось на сладкий голосок младшего и в особенности на его слова. Ужасно пошло из его уст звучало это «папочка», и жутко не хотелось признавать, что он — редкого сорта извращенец, который получает удовольствие от столь фривольного обращения. — Я был непослушным мальчиком, и папочка должен меня наказать, — выражение лица ангела и недвусмысленные покачивания бедрами — точно демон искуситель. Время шло, и было глупо не признать, что Бэкхён становился все лучше, краше, желаннее. Фигурка стала более плавной, пропала юношеская угловатость, хоть он и остался тем невысоким стройным мальчишкой. Движения стали на зависть отточенными и изящными, хватало только одного чувственного прогиба в пояснице, как возбуждение у старшего чуть ли не из ушей лезло. Этим и пользовался Бэк, помыкая Чанёлем в своих скромных желаниях. Порой одного взгляда из-под опущенных ресниц хватало, чтобы Ёль с позором капитулировал и сдался в любимые лапы Бэкхёна. И сейчас он пользовался тем же принципом, своим любимым: ритмично покачивая бедрами, потираясь своим возбуждением о пах старшего, заглядывая своими до безобразия невинными глазками в глаза Чанёлю. Пальцы старшего судорожно сжались на упругих ягодицах, прижимая того ближе к себе, сковывая его движения. Губы Бэка влажно прижались к чужой шее, а острые зубки сомкнулись на нежной коже, оставляя слабое розовое пятнышко. В конце концов, не пристало владельцу сети ресторанов расхаживать с боевым раскрасом на шее. Тонкие пальчики с силой сжимали широкие плечи, а движения бедрами становились все более настойчивыми. Бэкхён любил дразнить старшего, доводя его до исступления, заставляя терять контроль над собой, мучить его тягучими поцелуями в шею, сладко постанывая на ушко, жалобно скуля от нетерпения. Чувствовать его сильные руки, так отчаянно прижимающие к себе хрупкое тело, словно младший может передумать и уйти. Вот и сейчас Чанёль терял связь с реальностью, весь его мир сузился до одного безумно желанного тела, так сладко извивающегося в его руках. Кресло тяжело проскользило по паркету, ударяясь спинкой о край стола. Бумаги полетели на пол, и пустая чашка, кажется, разбилась о батарею. Бэк лишь усмехнулся, когда его подхватили под ягодицы и опустили на пустующий стол, неприятно ударяя копчиком о твердую поверхность и в конце концов опрокидывая на спину. Чанёль по привычке умостился между призывно разведенных ног, скованных совсем не сексуальными брюками. Школьная форма — это зло, и, возможно, будь это короткая юбчонка и милые чулочки, все было бы по другому, но сейчас не тот случай, да и запихнуть Бэкхёна в женские тряпки — не такая уж и простая задача, которая может дорого обойтись уж слишком креативному Ёлю. — Кажется, папочка и правда зол на меня, — жалобно мяукает Бэк, сцепляя стройные ноги за спиной старшего, прижимая его ближе к себе. Юркий язычок плавно огибает пухлые губки, а тяжелый взгляд из-под опущенных ресниц вызывает дикий резонанс. Если закрыть глаза, может показаться, что перед тобой провинившийся маленький ребенок, который просто не хочет быть наказанным. Но картинка, которая предстала перед старшим, не дает усомниться в том, что это — искусная ролевая игра, подкрепленная актерским талантом его мальчика. И отказаться от этой игры кажется просто невозможным. — Да, папочка очень зол, — Ёль тягуче шепчет на ушко младшему, прихватывая нежную кожу за ушком зубами, выбивая из легких Бэка жалобный скулеж, больше походящий на стон. — Тебя стоит отшлепать за непослушание! В глубине темного зрачка младшего пляшут пьяные черти, и не спасают даже попытки сделать взгляд более жалобным. Губы изгибаются в самодовольной ухмылке, а сцепленные за спиной старшего ноги медленно опускаются на пол, заставляя Бэка прогнуться в спине, и, довольно резко оттолкнув от себя старшего, выпрямиться. Чанёль хотел было поинтересоваться, что происходит, и не ляпнул ли он лишнего, но не успевает. Изящные пальчики Бэка подцепляют бляшку ремня на его школьных брючках, торопливо расстегивая и резким движением спуская к щиколоткам на пару с темными боксерами. Как провинившийся ребенок Бэк провалился: дети не бывают такими пошлыми, дерзкими и немного шлюхами (шлюхами для одного), ведь в его взгляде нет ничего от маленького мальчика, а вот от работника постельной индустрии есть все, даже соблазнительно прикушенная нижняя губа. Брюки летят под кровать одним резким движением ноги, и Чанёль тянется к тонкой талии, желая прижать хрупкое тело к себе и, черт бы его побрал этого Бэка, трахнуть на столе, да так, чтоб на пол жизни пропало желание ввязываться в глупые драки, но не успевает. Бэкхён поворачивается к нему спиной, прижимаясь грудью к столу, оттопыривая округлую попку, наблюдая вполоборота за реакцией старшего, у которого уже, должно быть, полностью поплыло сознание. — Папочка, накажи меня, — томно тянет Бэк, не отводя от старшего тяжелого взгляда расширенных зрачков. И Чанёль срывается, сжимая рукой тонкую талию, а вторую заводя чуть вверх, звонко ударяя ладонью по нежной коже ягодицы. Та тут же вспыхивает нежным розовым оттенком, а тишину комнаты пронзает громкий, надрывный стон. Бэкхёну нравится такая контролируемая, осторожная жестокость, когда от Чанёля веет решимостью с легким окрасом злобы, когда он скалится, с нескрываемым удовольствием наблюдая, как молочная кожа становится красноватой и чрезмерно чувствительной. Младший упирается лбом в крышку стола и стонет, содрогаясь от каждого болезненного шлепка о ягодицы, но не прекращает оттопыривать воспаленную попку, словно прося еще. Край школьной рубашки соскальзывает с поясницы, прикрывая ягодицы младшего, заставляя Чанёля чуть приподнять ее, чтобы не мешала «наказывать» младшего, но отчего-то взгляд цепляется за столь стыдливо прикрытую кожу, словно это было намеренно. В воспоминаниях мелькают картинки далекого прошлого, когда Бэкхён, еще такой чужой, но уже слишком желанный, щеголял по квартире в одной рубашке старшего, приподнимался на носочки, заглядывая в кухонные шкафчики и оголяя нежную кожу ягодичек, сводя Ёля с ума. Сейчас он готов поверить, что это — его личный фетиш, ведь выглядывающая из-под подола рубашки гладкая кожа заставляет терять рассудок. Пятый шлепок перетекает в чуть надрывный крик, и Ёль понимает, что достаточно, ведь это было не наказанием, это должно было лишь разогреть их тела, подмешивая в кровь адреналин. Он аккуратно оглаживает покрасневшую кожу, наклоняясь чуть ниже, оставляет легкий поцелуй влажных губ. Бэкхён вздрагивает от такого контраста обжигающей боли и нежности, срываясь на жалобный скулеж, не замечая сам, как начинает призывно вилять попкой. Два пальца проскальзывают во все еще влажный после утренних развлечений проход, отточенным движением проезжая по простате. Бэкхён сладко стонет, выгибая поясницу и насаживаясь на пальцы глубже. Растягивать смысла нет, так решает Чанёль, снимая, наконец, ставшие слишком узкими домашние штаны и откидывая надоевшую футболку на пол. Он жмется грудью к спине младшего, скользя членом между его ягодиц, зарываясь пальцами во взъерошенные волосы. Раскрасневшаяся головка проскальзывает в Бэка под звук тяжелого дыхания обоих и нетерпеливый скулёж младшего. Знай Ёль, что когда-нибудь будет трахаться как кролик при первом же удобном и не очень случае, в самых неприспособленных для этого местах и при этом всегда хотеть еще — не поверил бы, но Бэкхён на корню рушит его представления о счастливой жизни. Да и если учитывать до абсурда ревнивую натуру старшего, куда проще не волноваться, когда твой парень лежит рядом затраханный до полусмерти. Вжимая младшего одной рукой в стол, а второй придерживая за талию, Чанёль размашисто двигается, с силой вбиваясь в напряженное тело под аккомпанемент из звонких шлепков о воспаленную кожу ягодиц, отчаянных стонов младшего, своего тяжелого дыхания и низких приглушенных стонов. — Папоч… — с придыханием тянет Бэк, теряя последний слог в очередном стоне и прикрывая глаза, когда сильная рука, чуть оттягивая светлые волосы на затылке, заставляет его запрокинуть голову. Движения становятся более жесткими, отдавая тягучей болью при мощных толчках, и неестественный изгиб позвоночника лишь добавляет ощущений, когда крупная головка проходится по воспаленной простате. Рот приоткрывается в немом стоне, а по подбородку стекает прозрачная капелька слюны. Налитый кровью член неприятно трется о поверхность стола, отдавая тупой болью, и наконец этот коктейль ощущений сводит с ума, доводя до предела. Бэкхён кончает, громко выстанывая прерывистое «папочка», чувствуя, как теплая жидкость орошает плоский животик и крышку стола, неприятно прилипая к коже. Рука, сжимающая до этого волосы на затылке, отпускает, заставляя Бэка обессиленно упереться лбом в стол. Широкие ладони ложатся на бедра младшего, подтягивая вверх, заставляя еще больше прогнуться в пояснице и оттопырить порядком измученную задницу. Размашисто, глубоко — он фактически натягивает Бэка на свой пульсирующий член, изо всех сил вжимаясь в мягкие ягодицы, и кончает в растраханный проход. Сперма неприятно вытекает, пачкая бедра, когда Чанёль выходит и, подвигая к себе стул, грузно опускается на него. Легкие сводит и чуть покалывает, а ноги дрожат, отказываясь стоять вертикально от накрывших эмоций. Бэк медленно сползает со стола, потеряв точку опоры в виде Чанёля, но тот успевает подхватить его и усадить себе на колени, прижимая покрепче. — Теперь ты обязан пойти в школу, — тяжело выдыхает Бэк чуть охрипшим голосом, — папочка. — Я тебя ненавижу, — Ёль утыкается лбом в плечо младшего, слыша, как тот издевательски посмеивается. — Ты обожаешь меня.

***

Чанёль стоит в просторном кабинете перед темным широким столом. Мужчина средних лет пристально оглядывает его с головы до ног, что заставляет сжиматься все внутренние системы, но Ёль стоически терпит, гордо расправив широкие плечи, с уверенностью глядя на мужчину. — Бэкхён, ты наконец привел кого-то из родителей? — директор вопросительно смотрит на чересчур довольного Бэка, что жмется к своему предполагаемому родителю плечом. Тот абсолютно не волнуется, что этот цирк могут раскусить, да и его улыбка от уха до уха кажется крайне неуместной, особенно когда стоишь со своим, предположительно, родителем в кабинете директора школы. — Да, господин Ким, познакомьтесь, это Пак Чанёль — мой отчим. Папочка, это мистер Ким — директор школы, — улыбка Бэкхёна становится еще более широкой, а сам «папочка» горит диким желанием убить себя о ближайшую стену, но все еще терпит, вежливо склоняя голову, возвращая беспристрастный взгляд на директора. — Рад, что вы пришли, но, откровенно говоря, думал, что вы будете чуть старше, — мужчина выжимает из себя дежурную улыбку, все еще пристально оглядывая стоящего перед ним родителя. — Просто мама любит помоложе, — как бы между делом говорит Бэк, ловя на себе свирепый взгляд Ёля, ведь, бог свидетель, еще одна подобная фразочка, и тому не избежать смачного подзатыльника. Директор чуть меняется в лице, удивленно вскидывая брови вверх, и тут же отводит взгляд, пока Ёль обреченно проводит ладонью по лицу. В конце концов, он знал, на что подписался, должен был знать, ну хотя бы догадываться. С Бэкхёном ничего не бывает легко и просто, и даже элементарный поход по магазинам превращается в нечто сродни «добраться домой живым, не убить Бэка, проследить, чтобы он никого не убил, и ни за что не подпускать его к бабулькам у подъезда». — Мальчик мой, — сквозь зубы выдыхает Ёль, смотря на невероятно счастливого Бэка, — подожди меня в коридоре. — Да, папочка, — Бэк елейно тянет, звонко чмокая «папочку» в щечку, и вылетает из кабинета директора, оставляя после себя удивленно-гнетущую тишину и тяжелое молчание обоих мужчин. — Очень ласковый мальчик, — чуть сконфуженно выдает мистер Ким, наблюдая за выражением полной безысходности на лице Ёля. — Просто безумно, — Чанёль прикрывает глаза собираясь с мыслями. Это будет тяжелый день, очень тяжелый, и если он его переживет, у Бэкхёна будет тяжелая ночь, очень тяжелая.