До ее смерти осталось сто дней

Мои дорогие, так как работа уже приближается к определенным главам, мне нужно ваше мнение. Когда я начинала это писать, то просто банально не решалась браться за рейтинг выше Р-ки. Он такой и стоит сейчас, поэтому мне хотелось бы знать, удовлетворитесь ли вы подобным рейтингом или же повысить его до НЦ? Сейчас я уже берусь и за тот, и за тот вариант, поэтому мне непринципиально, как описывать некоторые сцены. Просто больше буду ориентироваться на большинство из вас и ваши пожелания в этом случае. Открывать глаза не хотелось, хотя сон давно ушел, а вместе с ним и душевное спокойствие. Именно поэтому Гермиона все так же лежала не шевелясь, пытаясь отвлечься от ощущений. Получалось откровенно плохо: дыхание Драко согревало кожу шеи, а его руки лежали под грудью, не давая даже вдохнуть толком. Приходилось аккуратно сопеть носом, стискивать зубы и заставлять себя думать о чем-то другом. О полезном, важном, серьезном. Об учебе, Ордене, Роне... Нет, думать о Роне было однозначно плохой идеей. Гермиона мгновенно почувствовала, как кровь приливает к лицу и горячит щеки. Всякий раз она убеждала себя, что не делает ничего такого, что ей не за что себя винить, но с каждым днем уговоры все меньше действовали. Грейнджер не привыкла обманывать себя, поэтому неохотно признавала, что поступала и продолжала поступать неправильно. Ее отношения с Малфоем бесспорно должны были складываться не так. Вежливость, сдержанность, холодность - такова характеристика поведения, которое помогло бы ей жить здесь. Она же, наоборот, поступала импульсивно, поддавалась этим странным ощущениям, которые были такими острыми и новыми. Неоднозначными. Что она испытывала к Драко? В школе это были злость, отвращение и крупица жалости. Но теперь они были не в школе, Гермиона слишком много видела, замечала, осознавала, и это переворачивало ее былые представления с ног на голову. Раньше было просто: он на противоположной стороне - значит враг. Здесь же грани смывались, эмоций было в разы больше, а, значит, и сложностей тоже. Драко заворочался за спиной Гермионы, прижался губами к ее шее и вновь затих. Несколько секунд Грейнджер прислушивалась к его дыханию, кожа полыхала от этого невольного касания. Но вскоре она поняла, что этот жар не столько из-за ее ощущений от близости Малфоя, сколько от того, что его тело было и в самом деле невероятно горячим. Гермиона нахмурилась, открыла глаза и кое-как перевернулась в тесных объятиях. Лицо Драко оказалось совсем близко от ее, но в данный момент это не смущало. Гермиона коснулась лба Малфоя кончиками пальцев - у него действительно была высокая температура. Бледная кожа даже немного посерела, под глазами залегли глубокие темные тени, губы пересохли и покрылись сеточкой трещинок. Гермиона быстро заворочалась, скидывая с них одеяло. - Малфой! Просыпайся! Эй, слышишь? - она потрясла его за плечо. Драко глухо простонал, зарываясь лицом в подушку. Только сейчас Гермиона заметила лиловые синяки и бурые кровоподтеки, расплывшиеся по его коже. - Драко! Проснись! - Драккл тебя за задницу, Грейнджер! - сердито прошипел Малфой, когда все же открыл глаза. - Что такое? - Что такое? Это с тобой что такое? Откуда это? - Гермиона указала на синяки. Как же она не заметила вчера? Впрочем, Малфой был в рубашке, когда он ее снял, девушка не помнила. - Это? Ничего. Последствия плохого настроения Лорда, - Малфой пожал плечами и вновь опустился на подушки, прикрывая веки. Ресницы отбрасывали тени на щеки, делая его лицо еще более уставшим и изможденным. Несколько долгих минут Гермиона молчала. Просто не знала, что сказать. "Сам виноват, нечего было связываться с Волдемортом"? Слишком жестоко и несправедливо. Ведь Гермиона уже знала, что это не желание Драко. Просто необходимость. Прихоть судьбы. Можно было посочувствовать и уйти. Закрыться в ванной и сидеть там, пока Драко не уйдет. Наверное, это было правильным выбором. Правильным, но нечестным. Гермиона не хотела поступать так. Не могла. Не после того, как сама предложила ему остаться. - Круцио, да? - Угу, - сонно пробормотал Драко. - Сосуды лопаются, поэтому синяки и температура иногда. - Я принесу тебе зелье. Сейчас только... - Грейнджер, - Малфой не дал Гермионе встать. Обхватил запястье, потянул ее на себя, накинул на них толстое одеяло и только потом договорил: - просто помолчи, хорошо? Хочешь, почитай, а я еще немного посплю. Поняла? - он приоткрыл один глаз, и Грейнджер с трудом сдержала улыбку. Сейчас он не казался ни вредным мальчишкой, ни злобным Пожирателем. Он был просто человеком, который не хотел оставаться один. В тот момент Гермиона явственно осознала - что метка все-таки не то, что делает человека лучше или хуже. А в Драко Малфое еще оставалось что-то человеческое. Возможно, стоило бороться, чтобы сохранить это. - Поняла. *** Вопреки своим словам Драко проспал более трех часов, а когда проснулся, был уже полдень. Соседняя подушка пустовала, в голове все еще пульсировала боль, а во рту было сухо. Пить хотелось жутко, но вставать не было никаких сил. Малфой лениво осмотрел комнату: рубашка лежала на полу, несколько пергаментных свитков небрежно скинуты в углу. Значит, эльфы не приходили, иначе не оставили бы такой беспорядок. Это было к добру, не хотелось объяснять отцу, почему он провел ночь в кровати грязнокровки. Впрочем, в данной ситуации Люциус бы простил все, если бы Драко сказал, что это "в пользу дела". Иногда ему казалось, что отец одобрил бы даже интрижку с Грейнджер, если бы это отвлекло девчонку от ее масштабных шпионских планов. Ее вмешательство было неудобным. Темный Лорд все чаще был не в духе, что не преминул продемонстрировать вчера. Драко поморщился, вспоминая шипящую речь Волдеморта и то, как он намекал Люциусу на то, что у того плохо получается вести двойную игру. Потом он сказал, что ничего не должно мешать устранению Дамблдора и окончательной победе над Поттером. И если что-то будет слишком "отвлекать" Люциуса или Драко, то "это" придется устранить. Конечно, кроме Малфоев и Северуса Снейпа никто не догадался, что речь идет о Грейнджер. И это было плохо. Очень плохо. Ситуация изначально была тяжелой, но сейчас она становилась опасной. Для Люциуса, для Нарциссы, для самого Драко. И, естественно, для Гермионы Грейнджер, которая, видимо, не осознавала, что вся стабильность данной ситуации держится на такой шаткой основе, как "везение". Если, упаси Мерлин, Темному Лорду понадобятся какие-то сведения о Поттере, он вытащит их из его лучшей подружки. Малфой не желал подобного никому. Он слишком хорошо помнил, что испытываешь, когда катаешься по холодному мрамору, срываешь ногти до мяса под воздействием Круцио. Даже сейчас казалось, что все внутренности - сплошное месиво, а вены вспороты, из них хлещет темная кровь, но не пробивает кожу, а лишь застывает под нею уродливыми багряными пятнами кровоподтеков. Драко перевел взгляд на потолок и тяжело вздохнул. Какой толк раздумывать сейчас об этом? Ничего не изменишь. Все сложится так, как должно. Еще год назад Малфой считал, что жизнь будет такой, как захочешь. Верил, что можно выбирать, принимать решения, отстаивать свое мнение. На деле же никто не спросил, хочет ли он метку. Никого не интересовало, способен ли он убить Альбуса Дамблдора. И сейчас никто не мог избавить его от ответственности за жизнь Грейнджер, которую он не хотел на себя брать. Он не рыцарь, не герой, как Поттер. Его амплуа - равнодушие, хладнокровие и беспристрастность. Он всегда гордился, что оставался невозмутимым не только в светском обществе, но и в личных отношениях. Никогда не позволял лезть себе в душу. Всегда держался вежливо с чистокровными волшебницами, но никогда не реагировал на слезы и упреки. Сами виноваты, ни разу он не просил раздвигать ноги на второпях постеленной просто на полу мантии. Сами предлагали, словно течные суки, готовые отдать жизнь за несколько минут быстрого "перепихона", как называл это Забини. Драко лишь хмыкал тогда, пытаясь за этим скрыть досаду. Все было слишком одинаково. Конечно, они все были разные, некоторые удивляли поистине богатыми умениями для юного возраста, но никто не удивлял до секса. А потом было поздно: похоть удовлетворялась, и Драко вежливо - исключительно вежливо! - благодарил за приятное времяпрепровождение и уходил, так и оставив очередную Конечно-Же-Чистокровную-Но-Имени-Не-Помню на полу. В прошлом году все эти чистокровные слизеринки так приелись, что Малфой решился на настоящее сумасшествие. Он считал это чем-то омерзительным и в ужасе морщил нос, но еще и испытывал какую-то животную, дикую похоть, скручивающуюся в паху. Тогда он трахнул полукровку. Он ожидал от этого какой-то феерии, чего-то острого, как от самой извращенной девиации. Ведь она была наполовину магглом! В ней была грязь. В ее венах текло что-то черное, свойственное этим людям-отбросам. На деле же это оказалось жутким разочарованием. Девчонка довольно заворчала, когда поняла, что хочет от нее Драко и улыбнулась, как последняя блядь. Ну просто как чистокровка, ей-богу! Единственное, что он помнил - так это потрясающий минет, который виртуозно сделала его "экспериментальная" любовница. Все. В остальном не было никакой разницы: ни морали, ни принципов, ни ограничений. Все это было пустым звуком для нее, все забылось, как только она оказалась на полу с разведенными в стороны ногами. Грейнджер была другой. Драко знал, что она хочет сильнее, чем, наверное, кто-либо из всех, с кем он был прежде. Но как же она сопротивлялась! Кричала, огрызалась, пряталась за всеми табу общества, вгрызалась зубами в эти псевдоотношения с Уизли, цеплялась за каждый повод, чтобы только не признаваться в этом даже самой себе. Это было забавным. Грейнджер путала секс с любовью. Считала, что невозможно просто примитивно трахаться, не испытывая светлых чувств. Драко мог с точностью предсказать ее будущее: порядочная жена, лидер в семье, мать двоих, возможно, троих детей. Скучная, правильная, такая вся из себя... Грейнджер. Драко нравилось наблюдать за ее метаниями. А еще хотелось повалить на кровать и перепачкаться. Оттрахать ее до севшего голоса, до дрожащих коленей и искусанных губ. Она же вся из этой грязной крови - такой абсолютный порок, в котором можно захлебнуться, если только разбудить его, прорвать им кокон из морали и принципов. А еще Малфой понимал, что она уже интересна. Иногда ловил себя на мысли, что испытывает... восторг? Только сейчас он понял, что она не только заучка, но еще и безрассудная, храбрая, живая... Не похожая на кого-либо. Вот это пугало. Одно дело желание, совсем другое - интерес. - Малфой! Малфой! - только сейчас Драко понял, что его уже несколько раз окликнули. Гермиона стояла возле кровати, недоуменно приподняв бровь. - Ты о чем так задумался? Казалось, что убить кого-то планируешь. "Знала бы ты, что именно я планировал", - с досадой подумал Драко, представляя перед глазами картинки одна откровеннее другой. - Просто так, - он пожал плечами и настолько быстро, насколько это позволяло его состояние, встал с кровати. Набросил на плечи рубашку, пригладил растрепанные волосы, с каким-то отвращением подумал, что Грейнджер первая девушка, которая видит его в столь неприглядном виде. Да уж, великолепно! Впрочем, наверное, она реагировала на это значительно более спокойно, чем это сделала бы чистокровная волшебница. - Выпей зелье, Малфой. Должно помочь, - Гермиона протянула руку с зажатым стеклянным флаконом. Зеленая жидкость переливалась и ярко сверкала, когда на стекло попадал свет. Но Драко смотрел не на зелье, а на руку Грейнджер - на тонкое запястье, испещренное линиями голубоватых вен. Хотелось схватить за ладонь, прижаться губами к местечку, где бился пульс, прикусить бледную кожу, оставив на ней свою алую метку. Фантазии были такими навязчивыми, что Драко поспешил пробормотать уже на ходу: - У меня есть. Оставь себе. Сегодня можешь выходить, куда вздумается, - с этими словами он вышел, оставил недоуменную Гермиону в одиночестве. Еще спустя пару часов Драко с остервенением тер кожу, стоя под горячей водой в душе. Увы, помочь выветрить все более острое желание, испытываемое им к Грейнджер, это не помогало. А Гермиона, тем временем, задумчиво смотрела на зеленоватые язычки пламени в камине, которые жадно поедали тонкий пергамент, на котором была написана вся правда про семью Малфоев. Если Люциуса она не хотела покрывать, то Драко, возможно, заслуживал шанс. Быть может, Гермионе стоило за него бороться. Ведь так правильно. Это человеколюбие, и никак иначе.