До ее смерти осталось сто дней

- Малфой, тебе не стоило пить, - прошептала Гермиона, тяжело сглотнув. А что ей еще было ответить на его просьбу? Ведь правильнее было бы, конечно же, уйти. Убежать отсюда, закрыться в комнате на все засовы и возможные заклинания, только бы вновь не оказываться рядом с Драко, не терзаться мучительными сомнениями и угрызениями совести. Но мысли мыслями, а в слова их облечь у Гермионы не выходило, как будто сказать сейчас "нет" и уйти - это тоже предательство. Теперь, зная Малфоя лучше, она слишком хорошо научилась определять, когда он нуждался в ней. И даже в те моменты, когда он пытался маскировать эту потребность за грубостью или демонстративным равнодушием, Гермиона чувствовала, что на самом деле все не так. Она была необходима ему. Да, временно. Лишь эти несколько проклятых месяцев, когда у них не было выбора, когда чья-то чужая воля вынудила их находиться рядом. Потом все, конечно, вернется на круги своя, но сейчас... Разве можно уйти сейчас? - Не стоило? - Малфой хмыкнул, рассеянно погладил Гермиону по предплечью кончиками пальцев, а потом и вовсе обессиленно уронил голову ей на плечо. - Грейнджер, черт возьми, ты как моя мамочка. Мне не стоило вообще находиться здесь, знаешь ли. И тебе тоже не место здесь. Мерлин, ты могла когда-то предположить, Грейнджер, что будешь жить со мной под одной крышей? Это просто издевательство... Понимаешь? Все это... - Драко неопределенно взмахнул рукой, а потом резко отстранился. Недоуменно свел брови, будто бы и сам удивился своему порыву, запустил пальцы в разметавшиеся волосы и упал в ближайшее кресло. - Ладно, уходи, Грейнджер. У меня был паршивый вечер, не делай его еще хуже. - Помнится, минуту назад ты просил меня остаться, Малфой. - Я передумал, Грейнджер, ясно? Вот так взял и передумал, - Драко раздраженно поджал губы и принялся поправлять манжеты рубашки. Впрочем, движения получались неловкими, пальцы не слушались, и это еще сильнее разозлило Малфоя. Он чертыхнулся, вскинул лихорадочно горящий взгляд на Гермиону и прошипел: - Ты все еще здесь? - Да, я все еще здесь. И не смотри на меня так, не я заставляла тебя напиваться, - Грейнджер сейчас чувствовала себя на удивление уверенно. Вот такой Драко - неуклюжий, несчастный и растерянный - совсем не пугал. Эта была его другая грань - еще совсем мальчишки и, Мерлин свидетель, Гермионе сотни раз приходилось отчитывать Гарри и Рона, когда они тоже вели себя грубо и вызывающе, прикрывая этой показухой истинные чувства. - Посиди, я принесу тебе зелье. Не думаю, что ты сейчас в состоянии добраться до своей комнаты. - Брось, Гермиона, - тихий голос Драко нагнал ее уже на пороге, и Грейнджер вздрогнула, шумно втянув носом воздух. Он так редко говорил "Гермиона", и всякий раз это лишало самообладания. Словно переход через невидимую черту, за которой они не враги, а кто-то... Мерлин, кто же? - Не нужно мне никакое зелье. Я хочу быть пьяным. Хочу отключиться к чертям и ничего не чувствовать, понимаешь? - Драко... - Грейнджер медленно обернулась, отчаянно кусая губы. Она не хотела этого видеть. Это Драко Малфой. Слизеринец, слуга Волдеморта, человек, которого она ненавидела или должна была ненавидеть. Кому нужны эти воспоминания? Зачем им эти проклятые минуты боли, разделенные напополам? Как потом воевать друг против друга, зная, что слизеринский принц не такой уж и холодный и тоже способен испытывать человеческие эмоции? - Ничего ты, Грейнджер, не понимаешь, - Драко пьяно хмыкнул, устало потирая переносицу. - Не понимаю? Господи, да я же тоже по уши во всем этом дерьме! - Гермиона и сама не знала, почему небрежное замечание так разозлило ее. Если Малфою хочется играть роль великомученика, то так тому и быть. Но разве ей, Гермионе, было легко? Кому, черт бы его побрал, сейчас легко? - Может, Малфой, мне тоже напиться и жаловаться на свою жизнь? Или ты считаешь, что находиться в твоем доме - то, о чем я мечтала? Да меня тошнит от всего этого, как ты не понимаешь? Нас с тобой просто упрятали здесь, не объяснив ничего. Но это не моя вина! Я не просила защищать меня! Я не хотела этого! - Гермиона и сама не поняла, когда успела подойти к креслу, исполненная праведного гнева. Ярость, усталость, неопределенность, потаенные страхи - все это смешалось, забурлило и вырвалось наружу, сминая под своим напором и сдержанность, и рациональность. Рано или поздно это должно было случиться, но Гермиона никогда не думала, что взрыв произойдет вот так - от нескольких неприятных слов Малфоя, в самое темное время перед рассветом. И еще она не могла и предположить, что ее монолог прорвет плотину терпения Драко. Разве думала она, что может быть хуже, страшнее и опаснее, чем уже было? Но Малфой удивил новой гранью - в который раз - одним резким движением поднявшись на ноги, вынуждая Гермиону отшатнуться. Он был зол. Чертовски, безумно зол. - Грейнджер, - от преувеличенно мягкого тона захотелось закричать. Так говорил Люциус тогда, в Министерстве, сплетая воедино елейные интонации и смертельную угрозу. Как же Драко сейчас был похож на отца... - А кто же виноват, Грейнджер? Неужели ты не понимаешь, что тебя берегут, потому что ты необходимая фигура в шахматной партии? Ты же подруга Поттера, помнишь? Для тебя отведут какую-то героическую роль, позволят тебе либо тешиться в лучах славы, либо умереть страшной, мучительной смертью в бою. Ты готова умереть, Грейнджер? - Замолчи! - Гермиона изо всех сил прижала ладони к ушам, только чтобы не слышать. Хватит! Хватит, мать его, произносить вслух то, что и так пугало ее долгими, бессонными ночами! - Нет, ты меня выслушаешь! - Драко так больно дернул руки вниз, что на мгновение Гермионе показалось, что он вывихнул ей плечевые суставы. Она не смогла сдержать всхлип и несколько слезинок, сорвавшихся с ресниц. Но Драко это не остановило. Это и правда был паршивый вечер, так почему бы не превратить его в такую же ночь, утро, день, в череду отвратительных, вязких и душных недель? Пусть будет так! К черту все, и так все рушится, а держать на плечах осевшие стены собственной жизни просто больше не было сил. - Ты, Грейнджер, ведь понимаешь, что нам не удастся просто отсидеться здесь и вернуться в мирный Хогвартс. Мы будем с тобой убивать. Я буду убивать твоих друзей, снова и снова. Пока не умру сам или пока не умрет последний из вас. Такова жизнь, это наше будущее. И ты виновата, ты охренеть как виновата, потому что из-за тебя мы здесь! В этой конченной иллюзии, где так легко поверить, что война - это где-то в другом мире и что твоя грязная кровь - это тоже неважно. А это важно! Это важно, ты меня понимаешь, мать твою, Грейнджер?! - Драко склонился совсем близко, обжигая горячим дыханием дрожащие, потрескавшиеся губы Гермионы. Одну руку он запустил ей в волосы, больно оттягивая голову назад, вторую - положил на талию, привлекая к себе. Хотелось сломать ее, словно надоевшую куклу. Разорвать на куски, причинить боль. Мерлин, как же все-таки тяжело! - Я понимаю, Драко, - шепотом ответила она. И правда понимала. Никто и никогда не давал ей забыть о ее месте в магическом мире. - Потерпи, скоро мы вернемся. И там снова все будет реально. И ты, возможно, убьешь моих друзей. А, может быть, и меня. Хотя ты не убийца, Драко. Что бы ты ни говорил, но ты не убийца. Это не твоя война, - Гермиона и сама не понимала, зачем говорит это. Драко пьян, его глаза даже в неверном приглушенном свете горели такой испепеляющей яростью, что Гермиону мутило от ужаса. Вряд ли ее слова были способны успокоить его. - А у меня нет выбора, Грейнджер. И у тебя нет. Чья бы это ни была война, мы слишком погрязли в ней, чтобы выбраться без последствий. Ты и сама это знаешь. - Знаю. Я знаю, Драко, - голос Гермионы дрожал, по щекам медленно текли слезы. Им обоим было слишком мало лет, чтобы умирать. Слишком рано ненавидеть. Слишком страшно принимать решения, от которых зависели чьи-то судьбы. Быть может, в другой, какой-то правильной реальности, они бы могли быть друзьями. А почему бы нет? Возможно, в идеальном мире они бы сейчас усваивали верные принципы и моральные устои, решали бы совсем невинные подростковые проблемы. Но это были лишь мечты, а реальность - она другая: мрачная, пугающая, безнадежная. И как же плохо сейчас было Гермионе от осознания, что все слова Драко - правда, что им действительно придется перепачкаться в крови - своей и чужой - с ног до головы. Никакого выбора или путей отступления - все это иллюзии, лживые утешения учителей и собственные нелепые миражи. А на самом деле - только едкий ужас и понимание, что скоро, совсем скоро наступит тот переломный момент, который определит победителей и проигравших. - Не плачь, Грейнджер, - тихо прошептал Драко, вырывая Гермиону из мутного омута болезненных мыслей. Она несколько раз моргнула, задержала взгляд на влажных губах Драко, - совсем близко, какой-то призрачный дюйм - и сделала наибольшую глупость за всю свою короткую жизнь. Зажмурилась, подалась вперед и прижалась своими дрожащими губами к теплым губам Малфоя. Одно короткое мгновение, едва ощутимое касание - такое быстрое, что можно было усомниться в его реальности. Только бы почувствовать, что они оба живы. Еще живы и в данный момент не враги. Кто угодно, но не враги. - Я... - Гермиона испугалась. Конечно же, испугалась. Мерлин, она сама поцеловала Драко Малфоя! И неважно, насколько нелеп и невинен был этот поцелуй. Какая разница, каков размер вины, если она в любом случае существует? - Поздно уже, я пойду. - Ты не умеешь целоваться, Грейнджер, - Драко как будто не услышал последней фразы. Убрал прилипшую к щеке прядь каштановых волос, невесомо обвел контур лица, положил большой палец на нижнюю губу Гермионы, вынуждая немного приоткрыть рот. - Совсем ничего не умеешь еще. Даже спустя долгие месяцы Гермиона так и не смогла бы объяснить, почему не разозлилась тогда. Господи, да она же стояла, словно каменная статуя! Она не сказала Малфою, что это не его дело, не оттолкнула руку, позволяя ему снова и снова обводить ее губы кончиками пальцев, и задыхаясь от абсолютно крамольной неприличности этого действия. И даже когда Малфой привлек ее к себе, она не сказала ни единого слова, хотя он и дал ей возможность остановиться. Возможность, которой она не воспользовалась. Гермиона только шумно, как-то обреченно всхлипнула, когда Драко поцеловал ее в уголок рта. А потом и вовсе мертвой хваткой вцепилась в его плечи, чувствуя, что падает, падает, падает... Словно Алиса в кроличью нору, погружается в свое личное Зазеркалье, где она и Драко Малфой могли позволить себе целоваться и не испытывать чувства вины. Вот так отчаянно, сминая мягкую плоть губ, переплетаясь языками и задыхаясь от нехватки воздуха. В этом их мире не было войны, разного положения в обществе и противоположных ценностей. Какие же это глупости, когда на кону стоят человеческие жизни, когда впереди алым маревом маячит вероятность погибнуть самим или потерять всех близких и любимых! А потом Драко неловко упал в кресло, стоящее позади, увлекая за собой Гермиону. Ее испуганный вскрик потонул в поцелуе, а спустя мгновение она уже снова забыла, где находится и что ей-то совсем не пристало вести себя так распущенно. Это ведь Малфой был пьян, это его губы терпкие от вина. И, наверное, именно поэтому он сейчас не думал о чистоте крови, о том, что держит в объятиях магглорожденную. Но ведь она, Гермиона, помнила обо всем и, несмотря на это, продолжала гладить твердые плечи и неуклюже отвечать на поцелуи, и вжиматься каждым изгибом в тело Малфоя, как будто вся жизнь их зависела от степени близости. Стыдно будет через несколько часов, когда наступит новый день - такой же, как череда предыдущих. А сейчас ей было все равно. - Грейнджер, - выдохнул Драко, целуя ее в шею, прикусывая тонкую кожу. Он как будто пытался напомнить сам себе, что это Гермиона, гриффиндорская заучка и подруга Поттера, но это не помогало. Он хотел ее до ломоты в суставах, до шума крови в ушах, и вряд ли что-то могло бы сейчас оторвать его от нее. Даже если весь мир обрушится в преисподнюю. Драко как раз увлек Гермиону в очередной поцелуй, выводя замысловатые узоры на ее дрожащей спине, когда в камине послышался приглушенный треск. Грейнджер резко дернулась, неуклюже вскочила с коленей Малфоя и, за мгновения до появления Нарциссы и Люциуса, одернула свитер и пригладила взъерошенные волосы. Сердце ее отбивало безумный ритм, а щеки залило румянцем, но она все-таки нашла в себе силы выдержать недоуменные взгляды. Впрочем, стоило отдать должное чете Малфоев - они быстро нацепили на лица привычные равнодушные маски, а еще через мгновение Люциус растянул губы в неестественной улыбке и преувеличенно вежливо произнес: - Мисс Грейнджер, какой сюрприз! Не думал, что увижу вас в такой час. - Да, я здесь... - Гермиона запнулась, скосив взгляд на довольного, словно сытый кот, Малфоя. Тот сидел в кресле, спиной к камину, скрытый от взглядов родителей, и, кажется, по-настоящему наслаждался двусмысленностью ситуации. Такую беспечность Гермиона списывала на алкоголь, который еще явно не выветрился из его головы, но, черт возьми, он думал хоть как-то ей посодействовать и дать знать о своем присутствии? - Я... - Мы с мисс Грейнджер обсуждаем прием, папа, - Драко вклинился в разговор, медленно поднимаясь и становясь возле Гермионы. Второй раз за ночь Малфои на короткое мгновение утратили самоконтроль. Винить их за это, конечно, было нельзя: такая странная компания глубокой ночью и правда производила шокирующее впечатление. Гермиона едва сдержала истеричный смешок, представив, что бы произошло, если бы они с Драко не успели прервать поцелуй. Мерлин, чем только думали? - О, понимаю. Мне, правда, казалось, что ты, Драко, хотел сразу лечь, - протянул Люциус, - но раз мисс Грейнджер так удачно оказалась здесь... - Да, очень удачно, - Драко улыбнулся и добавил: - Впрочем, я уже действительно иду спать. Доброй ночи, мама, отец, - Малфой коротко кивнул родителям, повернулся к Гермионе и сухо произнес: - Спокойной ночи, мисс Грейнджер. - Спокойной ночи, - на грани слышимости пробормотала девушка. Она не смотрела, как Драко вышел из комнаты. Просто знала, что шел он медленно, старательно пытаясь не шататься и сохранять гордую осанку. Чертов холодный принц, мгновенно надевший маску хладнокровного чистокровного слизеринца. Ей бы тоже хотелось так - мгновенно переключаться, словно щелкнув каким-то магическим выключателем. Но у нее не выходило. Никогда не выходило. Уже сейчас Гермиона знала, что так и не уснет, потому что всего этого было слишком много для нее. Слишком много перемен, осмыслить которые она просто не успевала или, скорее, не решалась.