До ее смерти осталось сто дней

Драко сидел в кресле, расслабленно положив руки на подлокотники и постукивая по ним длинными пальцами. Пламя в камине беспокойно металось, то слабо тлея алыми искрами, то буйно разгораясь. Отсветы огня выхватывали фигуру Драко из мрака, золотили бледную кожу, превращали светлые глаза в бездонную черноту. А еще в таком освещении была отчетливо видна метка на предплечье, словно предупреждение об опасности, призыв бежать как можно дальше, не оглядываясь. Но Гермиона наоборот подходила все ближе и ближе, пока не застыла просто перед креслом - напряженная, как готовая лопнуть струна. - Иди сюда, - тихо произнес Драко, скользя взглядом по каждому изгибу ее тела. Оценивающе и бесстыдно, словно выбирая проститутку в дешевом лондонском борделе. На Гермиону никто и никогда так не смотрел, потому что она не была такой. Не была ни грязной, ни порочной, ни развратной. Гордость факультета и всей школы, верная подруга, славная дочь, хорошая девочка - вот это Гермиона Грейнджер. И ей бы возмутиться из-за этой полупросьбы-полуприказа Малфоя, стереть с его лица наглое выражение, но даже этого она не могла. Не хотела. И уже в следующее мгновение она сделала последний шаг, склонилась над Малфоем, крепко обнимая его за шею и путая пальцы в светлых волосах на затылке. - Я ненавижу тебя, Малфой, знаешь? Я тебя ненавижу, - одними губами пробормотала Грейнджер. Тот в ответ лишь хмыкнул, - ледяной слизеринский ублюдок - и, больно сжав длинными пальцами хрупкую шею, привлек Гермиону еще ближе, вынуждая прогнуться в пояснице и едва не рухнуть к нему на колени. - Мне плевать, знаешь? - Драко еще сильнее сдавил шею, завороженно наблюдая, как дрожат Гермионины губы и влажно блестят в полумраке глаза. Такая близкая и доступная. Делай с ней что хочешь - не возразит. Одинокая слезинка все-таки сорвалась с длинных ресниц, замерцала на щеке, и Драко не сдержался - слизнул ее, провел языком по шелковистой коже, очертил контур губ, толкаясь в жаркую глубину рта. Гермиона позволила ее целовать, обмякла безвольной тряпичной куклой, и Малфой поспешил усадить ее себе на колени. Прижал к себе, надавил второй рукой между лопаток, стремясь полностью растворить ее в себе, поглотить, не оставив от прежней Гермионы ничего. Она же чувствовала теперь лишь пьяное головокружение, напоминая себе крошечную деревянную щепку, закрученную в водоворот. Темнота накатывала штормовыми волнами все чаще и чаще, сменяя алую огненную реальность, в которой было лишь пламя в камине, горький вкус чужих губ и болезненные прикосновения вражеских рук. И когда чернота поглотила ее полностью, проникла успокоительной невесомостью в каждую пору, жестокий ублюдок Малфой вырвал ее в реальность. Конечно, как же иначе? Чистокровный мальчик еще не наигрался со своей игрушкой. - Дыши, Грейнджер... Вот так... Больно, да? Терпи, Грейнджер... Гермиона... - Ненавижу-у-у, - прохрипела она, всхлипывая от жжения в измученных легких. Каждый вдох - словно глоток раскаленного железа. - Да, правильно... Ненависть - это хорошо. Мне нравится, Грейнджер... Открой глаза, ударь меня, ну же! Грязная... Послушная... Гриффиндорская принцесса... Моя... Гермиона... Миона... - и эти слова, и поцелуи в шею, по следам пальцев, которыми душил, - все это выбивало почву из-под ног похуже явной жестокости. - Посмотри на меня, слышишь? Давай! И Гермиона из последних сил все-таки подняла взгляд на Драко. Тот внимательно рассматривал ее руку, выводя по коже какие-то узоры кончиками пальцев. Первые несколько секунд Грейнджер не могла отвести глаз от лица Малфоя - радостного и восторженного, словно у мальчишки, который получил рождественский подарок раньше времени. А потом заметила, что же его так осчастливило: на ее собственном предплечье угольно-черно выделялась метка. - Чудесно... - Нет! - Гермиона дернулась, но Малфой держал крепко. Кажется, он даже не заметил ее метаний, продолжая обводить контур, иногда больно надавливая на саднящую воспаленную кожу. - Потрясающе, Грейнджер. Подружка Поттера его предала. Ты нравишься мне такой... - Нет, нет, нет! Я не могла! Нет! - Гермиона закричала, забилась в объятиях, отчаянно замотала головой и... проснулась. Резко села, трясущейся рукой нашарила под подушкой волшебную палочку, с трудом совладав с голосом пробормотала "люмос" и только посветив на предплечье смогла выдохнуть. Ничего. Конечно, у нее нет никакой метки. Просто нелепый сон, навеяный разговором с Нарциссой. Мерлин, не стоило ее даже слушать! Необходимо было тут же уйти, как только стало ясно, к чему она клонит, и, быть может, тогда Гермионе и не приснился бы такой жуткий кошмар. Зубы все еще громко стучали, а сердце колотилось, поэтому о том, чтобы снова заснуть, не шло и речи. Да и страшно было вновь увидеть подобное сновидение. Раньше Гермионе снилась смерть. Редко, но все же снилась. И, конечно, это было страшно. Но там Грейнджер хотя бы погибала героически, всегда в бою, защищая близких и друзей. А здесь... Предательница, обладательница метки... Разве может быть что-то хуже? За окном было темно, до утра наверняка еще долго. Вчера, после разговора с миссис Малфой, Гермиона долго не могла уснуть, но ближе к обеду, измученная и обессиленная, все-таки провалилась в беспокойный сон. Грейнджер тяжело вздохнула и медленно встала с кровати, пытаясь справиться с головокружением. Зелье она так и не выпила, но жар, кажется, спал, оставив за собой только противную слабость и свинцовую тяжесть в мышцах. Усевшись на свое излюбленное место - подоконник - Гермиона несколько минут просто рассматривала темно-фиолетовое, почти черное небо, без единой звезды. И только когда сознание немного прояснилось, а страх от сновидения отступил, решила попробовать хоть как-то разобраться во всем. Сейчас, прожив в Малфой-Мэноре уже половину срока, Гермиона все больше и больше удивлялась беспечности директора Дамблдора, спокойствию Гарри и Рона. Где-то во всей этой логической цепи закралась ошибка, что-то навязчивое, не дающее покоя. Грейнджер нахмурилась, пытаясь восстановить в памяти разговор с профессором в тот далекий вечер, когда он вызвал ее в кабинет и сообщил о необходимости некоторое время пожить в доме Люциуса. Быть может, она упустила тогда что-то важное? Слишком в тот момент Грейнджер поглотили эмоции, мешая трезво оценивать ситуацию. Сейчас, во время войны, ничего не делалось просто так. В этом был какой-то смысл, помимо официального "ради безопасности". Гермиона прикусила губу, невидящим взглядом рассматривая переплетения линий на ладони. Говорят, что по ним можно определить судьбу, но лучшая ученица Хогвартса не верила в это. Все это ерунда, сказочки для доверчивых магглов... Как и нелепые предсказания Трелони, которые лишь портили жизнь, причиняли проблемы. Мерлин, больше всего Гермиона надеялась, что ее пребывание здесь - не результат глупых предположений безумной преподавательницы. "А почему, собственно, ты должна гадать? Узнай, Гермиона! Узнай правду! Пока не поздно! Если еще не поздно!" - внутренний голос прозвучал так отчетливо, что Грейнджер вздрогнула. Сжала кулак так, что костяшки побелели, глубоко вдохнула, пытаясь окончательно стряхнуть с себя все лишние предположения и фантазии. А потом все же медленно подошла к столу, села на тихо скрипнувший стул, положила перед собой белоснежный лист бумаги... "Здравствуйте, профессор Дамблдор! Я пишу Вам уже не впервые. Все это время я говорила, что в Малфой-Мэноре не происходит ничего, что могло бы заинтересовать Министерство и Орден. Я писала, что жизнь здесь размерена и спокойна, а сами Малфои не участвуют в какой-либо деятельности, направленной против Гарри, Хогвартса или мирного магического сообщества в целом. Вы знали, что я лгу. Почему Вы не узнавали правду? Она не нужна Вам? Сейчас мне необходимо знать ответы на эти вопросы и понимать, есть ли какая-либо цель в моем нахождении здесь. Кроме того, я бы хотела знать, из какого источника взята информация о грозящей мне опасности? Откуда такая конкретика? В тот вечер, когда мы говорили с Вами, больше всего меня интересовала учеба. Но ведь учеба - это не главное, ведь так, профессор? По крайней мере, не сейчас. Нам необходимо победить. И я хочу в этом помочь. Здесь или в стенах Хогвартса - неважно. Поэтому я прошу Вас об искренности, иначе я буду считать, что мое присутствие в Малфой-Мэноре не имеет смысла, и воспользуюсь первой же возможностью, чтобы покинуть это место. С уважением, Гермиона Грейнджер". Перечитав письмо и сложив его вдвое, Гермиона тяжело вздохнула. Мерлин, откуда только взялась смелость написать такое крамольное послание? Она всегда искренне считала, что авторитет школьных преподавателей, а в особенности директора, непререкаем. Она даже помыслить не могла требовать ответы полтора месяца назад, считая, что беспрекословное подчинение - правильное решение. Но стоило немного пожить здесь, каждый день общаясь с Драко, и роль марионетки перестала ее удовлетворять. Впрочем, Малфой тоже марионетка, просто в руках другого кукловода. Но отступать было поздно и попросту трусливо. У каждой фигуры в шахматной партии есть четкая иерархия и правила, которые они не могут нарушить. И Гермионе необходимо было знать - пешка она, брошенная под удар в качестве пушечного мяса, или все же фигура, играющая более важную роль. *** - Входи, - рассеянно крикнул Драко, услышав стук в дверь. Так стучала мама - деликатно и ненавязчиво. Он услышал мягкую поступь, но отрываться от задания по Зельеварению не спешил. Неизвестно, зачем пришла Нарцисса. Быть может, ругать из-за неподобающего поведения на приеме или же обсудить школьные предметы. А может... - Я бы хотела поговорить с тобой о Гермионе Грейнджер, дорогой, - вот это было неожиданно. Рука Драко дрогнула и на бумагу капнули чернила. Придется переписывать, устало подумал он, потому что Снейп был еще тем педантом - в любом случае снимет баллы, если не за кляксу, так за использование очищающего заклинания. - Не понимаю, о чем ты, мама. Ничего интересного о Гермионе Грейнджер я тебе сообщить не могу, - отложив перо, спокойно произнес Драко. Нарцисса опустилась на край его кровати, тщательно расправила юбку, улыбнулась снисходительно и произнесла: - А тебе и не надо. Я буду говорить, а ты внимательно послушай. Ты оказался дома по счастливому стечению обстоятельств. Если бы этого не произошло, то тебе бы пришлось выполнять приказ Темного Лорда. Помнишь, какой? - Драко кивнул нехотя, и только после этого Нарцисса продолжила: - Я хочу, чтобы ты не ссорился с ней. Все не так ясно, как тебе кажется, сын. Тот, кто был врагом, может оказаться другом, и наоборот. Но в то же время мне не очень нравится характер ваших отношений. Помни, кто ты, Драко. Гермиона Грейнджер может быть полезна. Я хочу, чтобы ты держал это в памяти и строил отношения с ней, исходя из этого, а не из каких-то... - Нарцисса замялась и неловко закончила: - своеобразных желаний. Подумай об этом, Драко. Мы ждем тебя внизу через три часа. Нарцисса больше ничего не сказала. Вышла, тихо прикрыв за собой дверь. Малфой же устало уронил голову на колени и запустил пальцы в волосы. Мерлин, да знал он! Чудесно знал, как ему стоит себя вести! Но знать и делать - совершенно разные вещи. А Драко устал, чертовски устал постоянно бояться, оглядываться назад, корчиться от "круцио" Лорда, еще и отвечать за Грейнджер. Впрочем, жалеть себя - тоже не выход. Через три часа прибудет Темный Лорд и Пожиратели, и неизвестно еще, чем закончится эта ночь. По позвоночнику пробежал холодок, поэтому Малфой поспешил отвлечься на домашнее задание. Нет причин так нервничать, ведь это же не первое собрание Драко и вряд ли что-то сможет его удивить или слишком испугать. Но плохое предчувствие все не покидало, словно несильный, но очень навязчивый зуд. И когда спустя три часа, надев длинную черную мантию, Драко проходил мимо комнаты Гермионы, он замер на несколько секунд в нерешительности. Он не видел ее сегодня, не имел возможности предупредить. Может, стоило убедиться, что она спит? Малфой даже положил руку на дверную ручку, но потом отдернул пальцы. Нет, не стоит. Она спит, уже за полночь. Все с ней будет хорошо.