Кровь и сигареты

Люсьен сидел на земле у берега Гудзона. Раз за разом он судорожно вдыхал прохладный утренний воздух, позволяя тому заполнить лёгкие, позволяя прогнать из памяти случившееся. В какие-то девятнадцать лет он уже заклеймил себя убийцей. Зачем он убил Дэвида? Люсьен не знал. Не хотел знать. Но в тот момент это казалось правильным. Это было его первой мыслью. А значит, самой лучшей. Юноша достал из кармана пальто пачку дешёвых отечественных сигарет. На земле у его ног лежала точно такая же, только почти пустая и влажная от пятен свежей крови. Люсьену захотелось рассмеяться, но из горла вырвался только протяжный всхлип. Надо же, даже сигареты. А ведь когда-то Дэвид был личностью. Но чем глубже он увязал в омуте под именем Люсьена Карра, тем сильнее становилось его желание во всём тому подражать. Он потерял голову, потерял самого себя в белокуром ангеле, что заставлял его так сильно страдать, хотя и привносил какой-то свет в его мрачную жизнь. Люсьен был ядовитым. Он впивался под кожу, мешался с кровью, отпечатывался на сердце, заполнял каждую клеточку мозга. Люсьен убивал медленно, но неотвратимо. Даже если он не хотел этого. Тем более, если хотел. И от этого не было никакого спасения. Однажды отравившись Люсьеном, ты обязательно должен был пасть от него, должен был мучиться, пытаясь избавиться от него, пытаясь найти несуществующий антидот. А потом ты должен был сдаться. Сдаться и отдаться Люсьену — полностью, без остатка. Забыв обо всём на свете, забыв о самом себе. Карр зажёг сигарету и, дрожащей рукой поднеся её к губам, затянулся. Затем медленно выдохнул табачный дым, позволяя тому постепенно рассеиваться в воздухе, попутно рассеивая и воспоминания. Воспоминания, что яркими картинками продолжали вспыхивать в памяти Люсьена. Сколько лет рядом с ним был Дэвид? На что была похожа жизнь без него? Юноша уже не помнил. Он разучился жить, не цепляясь за кого-то, кто выполнял бы любую его прихоть, даже самую безумную. Да, он раз за разом отталкивал Дэвида, поливал его грязью, но, когда тот словно бы не замечал этого и возвращался, Люсьен был не против. Он не хотел полностью искоренять его из своей жизни. Просто не мог этого сделать. Дэвид был его наваждением. Он создал Люсьена, но он же и разрушил Люсьена. Дэвид был наставником и слугой Карра, его ангелом-хранителем и его безвольной игрушкой. И вот Люсьен уничтожил его. Уничтожил всё, что у них когда-либо было и всё то, что ещё могло бы быть. Жалел ли он об этом? Возможно. Возможно, нет. Но будь у него шанс вернуться в прошлое, разве он поступил бы иначе? Смерть Дэвида от рук Люсьена была неизбежной, разве не так? Карр сделал ещё одну затяжку. Курить было тяжело, дышать было тяжело, но это успокаивало. Взгляд Люсьена пал на тёмные, непроглядные воды Гудзона. Алый цвет крови уже разбавился, исчез, и ничто здесь не напоминало о произошедшем, кроме, вероятно, мёртвого тела на дне реки. И всё-таки это должно было произойти. Люсьен видел в этом единственный путь для себя, единственный путь для Дэвида. Они пали жертвами друг друга, но каждый из них наконец обрёл такую желанную свободу. Очередная затяжка. Сигарета догорала. Восходящее солнце виднелось на небосклоне, окрашивая небеса во все оттенки оранжевого. Люсьен продолжал сидеть на берегу.