Слухами земля полнится... И море...

- Чтобы сотворить драуга, - вещал Олаф, - нужно раздобыть покойника. Свежего, чем свежее, тем лучше. Но колдун должен быть очень внимательным, чтобы не начать обряд над еще живым телом. Особенно осторожным надо быть, если имеешь дело с утопленниками – вроде уже и синий, и не дышит, и заледенел весь, - он поднял глаза от своих спиц, взглянул вперед, где в ночной темноте угадывался рокот моря, и смачно сплюнул в костер. – В этом море не заледенеешь, не то что у родных берегов… Он выругался, перебивая сам себя, и вновь нараспев продолжил: - В общем, мертвец-мертвецом, даже чайки клевать начали, а повезет оказаться в тепле – оживет. Так вот, если колдун начнет обряд, когда душа еще не совсем покинула тело, то… - Хрена с два получится! - Получится, - возразил Олаф, - только драуг будет слабый, непослушный, не сможет пройти сквозь стену и будет жрать человеческую пищу. - Мозги! – Выкрикнул тот же голос с другой стороны костра. - Человеческую пищу, - строго поправил Олаф. – Ты местных ниггеров-то не слушай. Мало ли какую чертову хрень они выдумают, чтобы лес не валить. Зомби… – он снова сплюнул, вложив в это движение все свое презрение к убогой рабской фантазии. Коротающие время у ночного костра были одной командой больше двух десятков лет и, казалось бы, давно должны были выучить наизусть все истории друг друга и возненавидеть их, но Олаф, сын скальда, время от времени ухитрялся припомнить и рассказать что-нибудь новенькое. Его сотоварищи подозревали, что большую часть этой «древней мудрости далекой, но не забытой родины» Олаф выдумывал сам, но ничего против не имели. Отец Йохан давно умер, а других парней с хорошо подвешенным языком в команде не было. В море они не выходили уже много лет, добрых гостей не принимали, переговоры с купцами о продаже очередной партии леса капитан Альбининус – Белоснежка вел лично, никому не доверяя. А у остальных в изобилии была еда, выпивка, покорные запуганные негритянки и многолетняя скука. Обязательные тренировочные поединки друг с другом давно опостылели. В чем радость много лет махать топором да саблей с теми же противниками, зная наизусть все их слабые места и «тайные» приемы. А полюбившееся поначалу развлечение – давать оружие молодым рабам и даже слегка их обучать для интересу, Белоснежка запретил с дюжину лет назад. До сего дня они думали, что наглый светлоглазый щенок, укравший лодку и убивший одного из них, утонул. Море тогда так бушевало, что они даже не отправились в погоню… Сегодня же их размеренную жизнь изрядно встряхнуло возвращение беглеца и его бой с капитаном. Поэтому они допоздна засиделись у вечернего костра, хотя обычно напивались и расползались по хижинам гораздо раньше. На то и ночь, чтобы спать. Да вдобавок еще и Олафу приспичило закончить вязание непременно сегодня, вот и шевелил упорно спицами, благо что мог делать это практически не глядя, и молол языком. Старая команда Альбинуса еще старалась помнить и соблюдать некоторые традиции родных земель. Это было сложно и во многом даже неудобно и не рационально – здесь была другая еда, другая погода, другие скалы, другие деревья и другое море. Им остались только все расплывающиеся с годами в памяти обрывки родных саг и сказаний, а также вязаная одежда, похожая на ту, что носили дома. В настоящей, северной они бы сварились заживо, так что невозможность раздобыть на этих презренных всеми северными богами островах толстую ворсистую колючую шерсть и вынужденная замена ее на простые нитки была даже кстати. Вязание – мужское дело для долгих холодных зимних ночей, которых под этим небом не бывало, но обучать старинным узорам рабынь они не стали. - Ночью, облачась в чистую белую рубаху, колдун раскапывает свежую могилу и выясняет, сколько лет было покойнику. - Так утопленника сначала закопать надо? - Правильно, чтоб не убежал, пока колдун за белой рубашкой ходит. Рассказчик подначки товарищей привычно проигнорировал. - Мудрый старец, превосходящий колдуна жизненным опытом и знаниями, вряд ли согласится подчиняться. - А сначала спросить, чтоб не махать лопатой зазря, нельзя? - Болван, как же он ответит-то из-под земли? - А как он вообще, разрази меня гром, ответит, если он - покойник?! - Так оживет и ответит! - Олаф говорит, надо сначала спросить, а только потом оживлять. - А может белую рубаху потом надеть, а то запачкается? - Ага, а на кладбище заявиться аки мать родила. - Меня мать в рубашке родила. Я ее до сих пор засушенную храню, вернейший амулет, чтобы не утонуть в море. - Так ночью же темно… - А ты же с факелом, пьяный дурак! - Олаф не говорил про факел… - Как ты ночью без факела до кладбища дойдешь и могилу найдешь, свиная башка? - А можно еще засветло… - Голышом?! Олаф размеренно шевелил спицами, дожидаясь, пока фантазия остальных не иссякнет. - Однако важны не только лета покойника. Восставши, он будет вдвое сильнее себя прежнего, поэтому иметь дело с крепким и сильным мужчиной тоже опасно. Поэтому колдуны стараются выбрать не вошедших в рост юношей или хиляков-замухрышек. Произнеся тайные слова… Кто-то опять попытался влезть с вопросом, но на него зашикали, знай, мол, меру, а то Олаф обидится и замолчит. Понятно же, на то слова и тайные, что их нельзя произносить во всеуслышание у костра. - Колдун должен облизать мертвецу лицо, вылизать землю, грязь и слизь, проглотить всю слюну - сплюнуть нельзя ни разу ни в коем случае - и тогда драуг вскочит и попытается его убить… - Провалиться мне на этом месте, если бы я очнулся от того, что какой-то колдун полез меня слюнявить, я бы тоже вскочил и попытался его убить! Остальные поддержали товарища согласным гудением. - Или наоборот, - вдруг засомневался рассказчик, - сначала нужно драуга побороть, а потом облизать, чтобы он окончательно подчинился… - Так ведь у нас нет ни одной новой белой рубашки! – вырвался из общего гула голос. - Так вот, Олаф и вяжет-торопится. - Сидящий напротив прищурился, пытаясь разглядеть сквозь огонь цвет вязания - Черт побери, она хотя бы будет очень новая. - А ведь он еще дышал, когда мы закапывали яму, - раздался еще голос, - значит для драуга не годится… Олаф с удивлением понял, что запутался в собственном рассказе. - Что за хрень Вы несете! Причем здесь мое вязание и… Все недоуменно замолкли, но было уже поздно. За оживленным разговором никто из них не заметил смутную тень, приближающуюся к костру, хотя двигалась она неловко и далеко не бесшумно. И когда Белоснежка рухнул замертво под внезапным ударом, они так и остались сидеть на месте, пораженные ужасом. Пришелец стоял, пошатываясь, каждый вдох давался ему с трудом. Он был гол, избит и невероятно грязен, весь в земле, припорошившей подсыхающую кровь. Он был один, а их много. Справиться с ним было бы очень легко, хватило б одного доброго удара… если бы перед ними стоял просто человек. Но как отправить назад восставшего из могилы? Они же перебили, не дослушали историю… - Я не хочу его облизывать, - раздался чей-то хриплый от ужаса голос. Драуг медленно обвел их взглядом единственного глаза – второй совсем заплыл от удара, убедился, что никто не в состоянии шевельнуться, вырвал из рук Олафа злосчастную рубаху и натянул на себя. Выдранные спицы полетели в сторону костра. К рассвету осиротевшая команда кое-как уверилась, что ночное явление было все-таки более живым, чем мертвым, но при этом еще и успела осознать, что никто из них совершенно не представляет себе самостоятельную жизнь без Белоснежки. У пришельца же было для них интересное предложение, сулящее конец тихой и спокойной осточертевшей жизни и возможность и дальше оставаться одной командой, подчиняться капитану и не загадывать далеко вперед. Все утро они сами, не поручая это рабам, таскали самые лучшие, самые драгоценные и душистые, и самые сухие бревна к выбранной лодке, дабы отправить Белоснежку в последний путь по старому обычаю предков. Новый капитан же разлегся в тенечке, глаза прикрыты, изображает, что дремлет, что не боится и доверяет. Или и впрямь спит? Помятым ребрам нужен покой… Когда они наконец присели передохнуть и подкрепиться, Олаф припомнил вчерашнюю историю. - Ожившие мертвецы не всегда творят дурные дела и приносят вред. Вот, сказывают, что жила некогда ведунья по имени Торгунна, и когда пришло ей время умирать, она попросила отвезти ее тело в место под названием Скаульхольт и похоронить именно там. Этот путь занял много дней, и каждый вечер, когда обоз останавливался на ночлег, Торгунна вставала из гроба, готовила на всех еду и укладывалась обратно. – Он впился зубами в изрядно подгоревший кус мяса. – И, сказывают, эта еда была всем на пользу, никто в долгой дороге не заболел, а еще она была необычайно вкусной. - Не дождетесь, - приоткрыл глаза новый капитан. Все-таки не спал…