Навеянное Безысходностью

      Брюс не знал, что делать: и не потому, что было много выбора, скорее наоборот, — выбор отсутствовал целиком и полностью. Сегодня была суббота, и работа в корпорации не могла потревожить никоим образом, так что он мог спокойно просидеть дома целый день, но… Но просто он был не таким, ненависть к безделью была одной из ярко-выраженных черт его характера.       Живо выраженная природа действовать сейчас мешала ему нормально передохнуть. Мужчина встал около десяти и отправился завтракать. Дворецкий ничего не говорил и ни словом не обмолвился насчёт вчерашнего разговора, но Готэмский герой чувствовал себя виноватым перед стариком. Они вроде не ссорились, но стоило быть мягче с тем, кто вырастил его, как родного сына. Он понимал, что на Джокере свет клином не сошёлся, и не стоило затевать очередной спор из-за ненормального преступника. — Альфред, — окликнул дворецкого миллиардер, — послушай, ты был прав вчера. Прости, если обидел. — Ничего страшного, мастер Брюс, дело не в обиде, — мудро заметил Пенниуорт, — дело в том, что вы вынесли для себя. Подумайте над этим. — Хорошо.       На этом их утренний разговор исчерпал себя. Брюс совсем не хотел снова обсуждать свои поступки и поведение, поэтому поспешил дозавтракать и сбежать, сославшись на дела. Было глупо сбегать от, возможно, единственного человека, который дорожил им, но богач попытался вытеснить подобные мысли из своей головы. Проблем ему хватало. По крайней мере, так думал он.       Основной из них был Джокер. Народный мститель понять не мог, куда запропастился его «давний знакомый», имевший привычку никогда не сидеть на месте. Обычно, освободившись от пропитанных безумием и пороками стен лечебницы, псих отправлялся собирать сообщников, большинство из которых умирало в следующей же схватке с Бэтменом.       Брюс. Не. Любил. Убивать. Но приходилось. Он никогда не старался нанести удары, способные уничтожить человека за секунду, превращая его в безжизненное тело, но пособники Джокера бились так упорно и рьяно, словно с самого начала знали, на что шли. Это было странно, что клоун умудрялся находить себе союзников при каждой афере, ведь ни для кого не секрет, что их постигала печальная участь.       «Мрут, как мухи, — усмехался каждый раз сам преступник, — а ты не скупишься марать руки, о герой Готэма!»       За этим следовал залп безумного смеха, похожего на что-то вроде истерики или кашля. Бэтс не мог сдержаться, когда слышал хохот врага, он нёсся на анархиста и наносил тому удары с таким удовольствием, что сам порой пугался этих припадков. В эти моменты его противник открывался как-то слишком откровенно ему, словно кулаки героя касались вовсе не тела, а того, что находилось у мужчины внутри… Возможно, души? Только с этим злодеем драка приобретала интимно-личный оборот.       Брюс никак не мог разгадать загадку чертова психопата. Он понятия не имел, кто его враг, сколько ему лет и каким было его прошлое. Одно можно сказать точно: Джокер был эмоционально неустойчив и крайне переменчив. Он, словно ветер, менял свое направление. Только если направления ветра предугадали метеорологи, то подобные специалисты по клоуну найдены не были, а, вероятно, вообще не существовали в природе.       Причины безумства? Джокер говорил о неудачном дне. Он как-то болезненно, всего на секунду, поджимал тонкие накрашенные губы, превращая их в красную полоску, а глаза словно сливались с окружающим их чёрным гримом, но после этого выражение мимолётно, словно рябью по воде, сменялось на улыбку и широко распахнутые веки.       «У всех, Бэтси, — тянул, смотря в глаза врагу, клоун, — у всех нас был один неудачный день. Понимаешь, всего один день?! Но именно он и позволил нам сойти с ума! Иначе как объяснить безумство этого мира?»       В чём-то психопат был прав. Он умел читать сотен людей, как раскрытые книги, но видел в них только пороки. У преступника было своё, весьма своеобразное восприятие мира. Он свято верил, что лишь боль и разрушения могут помочь этому городу, и активно «спасал» Готэм.       Джокер никогда не называл Бэтмена врагом, несмотря на их многочисленные схватки и бои. Он мог шуточно сокращать псевдоним героя и коверкать его на свой лад, иногда переходить на фамильярности, говорить об их общей зеркальности, но чтобы называть Рыцаря врагом, — нет, это было чем-то за гранью для преступника, словно тот верил, что между ними нет никакой вражды.       Бэтмену был безразличен Джокер, зато Брюсу Уэйну было за что ненавидеть психопата. Ведь он убил Рейчел, а после свёл с ума Харви Дента, и даже сейчас, будь на то возможность, Брюс бы убил ненормального своими руками. Да, Брюс Уэйн смог бы сделать это. Бэтмен не смог. Это противоречило понятиям о справедливости и нарушало его собственное единственное правило. Убить Джокера значит уступить ему, поддаться игре больного разума.       Брюс любил маленькую кукольно-красивую Доуз при жизни, чувства не отпускали и после её смерти. Он желал лишь одного: чтобы убийца почувствовал когда-нибудь такую же боль и отчаяние, какие ощущал он, стоя на том пепелище. Джокер заслужил это.       Но что-то останавливало Бэтса каждый раз, когда он избивал этого худого мужчину. В клоуне всегда мелькало что-то безумно человеческое, словно бы он резко оживал в такие минуты. Преступник смотрел на Брюса так, как будто просил о некой помощи, но после и этот взгляд сменялся вспышкой безумия.       Безумство Джокера было его даром и его проклятием. Оно давало ему силы и подпитывало физически, но в то же время морально истощало. Порой Бэтмен даже испытывал что-то наподобие жалости к психопату.       Между размышлениями о Джокере Брюс заснул.

***

      Джокер смотрел на кровь, образующую небольшую лужицу на полу. Он не находил её примечательной или пугающей, нет, уж слишком часто приходилось ему её видеть в своей жизни. Она словно сливалась с буднями, была везде, где бы ни был он сам, будто бы преследовала его, оставляя грязные следы.       Чувства по отношению к крови были у психопата смешанные и неясные: он находил её привлекательной, но чересчур интимной, порой даже заезженной и скучной, но всегда эстетично-красивой. Кровь была почти неотъемлемой частью его преступлений, его жизни и схваток. Совсем родная и знакомая, похожая одна на другую.       Совсем другим делом были взрывы. О, да, клоун любил их всей душой. Они всегда были эффектными, неповторимыми и просто сногсшибательными, такими же безумными, как и он сам. Взрывы невольно стали его фишкой, чем-то вроде криминального почерка. И преступник вовсе не был против. Он собирался было заложить бомбу под больницей или санаторием, но сейчас скорее бы сам лёг в одно из перечисленных мест.       Самочувствие подводило всё больше, а кровохаркание заставляло задуматься о том, что болен он явно не простудой. Голова кружилась и болела, а под лопатками всё сводило от неприятных ощущений.       Следовало навестить врача. Джокер знал это точно. Чай в его чашке остыл целую вечность назад, но это вовсе не было важно. Было действительно поздно, прошло около трёх часов после того, как из его рта впервые пошла кровь, и в полости теперь был неприятный металлический привкус.       Сначала он даже подумал, что виной всему привычная красная краска, использующаяся им для губ, но затем вспомнил, что у него сейчас даже нет ничего, что он мог бы использовать для клоунского грима. А то, что было на его лице, настолько потерялось и напоминало некий шедевр абстракционизма, что преступник смыл своё творение на следующий день после побега из Аркхэма. Тем более, клоунский грим был ложным другом маскировки.       Следующей мыслью было то, что шрамы снова разошлись. Это не происходило слишком часто, но раз в три-четыре месяца обязательно случалось. Анархист не особенно заботился о своём здоровье, так что и эти увечья становились хоть чуть-чуть значимыми, когда кровоточили. Нет, он любил свои шрамы, считал их неотъемлемой частью себя самого, но ухаживать за ними не хотел.       Приступ кашля с кровью ввёл преступника в непонятное смятение и ступор. Он сидел, смотря в телевизор, где картинки и изображения сменялись друг другом, но совершенно не вникал в суть всей этой цветной кутерьмы. И если бы его спросили, что происходит на экране, он бы навряд ли ответил. Казалось, что прошло несчётное количество времени с этих пор, время усыпляло и приводило всё тело в состояние приятно-тягучей истомы, когда стоит двинуться — и всего пробивает словно волной энергии.       В таком состоянии Джокер и задремал. Он словно проваливался в сон, кутался в его непонятном уюте, словно в пуховом одеяле. Приятное спокойствие разливалось по телу, будто это не ему было так плохо десяток минут назад. Несмотря на безделье, он смертельно устал.       Ему снилось, что он лежит на огромной пуховой перине, которая настолько огромна, что кажется бесконечной. Ну, или это он просто не видит конца. Не важно. Лежать так невероятно уютно. На нём около десяти одеял, но в то же время ему вовсе не жарко. Преступник словно спит во сне. Это странно и непривычно, но отдаёт чем-то домашним и приятно-знакомым.       Как неожиданно перина и одеяла исчезают, и всё тело пронзает резкий поток холода. Джокер издаёт полустон от неожиданности и просыпается. В комнате и правда не тепло, видимо, он забыл закрыть окно перед сном. Тело болит уже меньше, и, смотря на часы, анархист с удивлением замечает, что уже девять утра. Он проспал достаточно много, хотя казалось, что задремал всего на пару минут.       Он поднялся на ноги, потягиваясь, и отправился в ванную. Там всё ещё шла холодная вода, но это было именно то, в чём он нуждался сейчас. Подойдя к умывальнику, он наклонился и включил воду, после чего стал без особого энтузиазма тереть лицо руками с водой, приводя себя в более-менее вменяемое состояние.       Затем Джокер отправился на кухню, где поставил чайник кипятиться и заодно вытер мокрое лицо полотенцем, на котором спал. Утро было пасмурным, и выходить наружу вовсе не хотелось. Он бы провел целую вечность в кровати, но сегодня в срочном порядке надо было забежать в поликлинику.       Ближайшая находилась как раз неподалеку. Главное было замаскироваться, чтобы не возникло лишних проблем. Вообще мало кто решился бы вызвать полицию в таком районе, но лучше было перестраховаться. Так что клоун, прихватив тюбик с тональником и банку с основой под макияж, отправился в ванную к зеркалу.       Сначала он нанёс основу, делая шрамы менее рельефными, а сами черты лица более нечёткими и мягкими. Затем он стал работать с тональным кремом. Тот оказался недостаточно бледным для его тона лица, отчего пришлось намазать ещё и шею, чтобы лицо не казалось неестественным. Затем натянул пальто, шляпу и ботинки.       Уже идя к клинике, он вспомнил о чайнике. Но это не очень-то и волновало его. Здание, к которому он направлялся, представляло собой двухэтажную постройку серого, возможно бывшего когда-то белым, цвета. Сейчас ещё не было особенной очереди, да и никаких документов не надо было предъявлять, что значительно ускоряло дело.       Он быстрым шагом прошёл в конец коридора и зашёл в кабинет терапевта. Это был мужчина лет сорока, немного полнотелый и с залысиной, носящий очки. У него был крупный нос картошкой и трёхдневная щетина. В общем, с виду было сложно сказать, что этот человек разбирался в медицине. Джокер сел на стул рядом, смотря куда-то под ноги, и бросил короткое приветствие врачу. — На что жалуетесь? — поинтересовался тот, отвлекаясь от какого-то журнала и устремляя свой взгляд на посетителя. — Частый кашель, температура, слабость, боль под лопатками и кровохаркание, — сжато ответил преступник. — Хм… — задумался доктор, — замечали ли вы за собой резкую смену настроения? Или же повышенную чувствительность? — Да, — кивнул клоун. — Потеря аппетита? Обмороки? — Было. — У меня есть только одно предположение, мистер?.. — Джо Керр. — Так вот, мистер Керр, я думаю у вас туберкулез. Не хочу давать ложного диагноза, но у меня в семье так умерла жена. Я бы предложил сделать анализы, но у нас нет достаточно точных приборов и работников. — Я верю вам и так, — пробормотал анархист. — Не поймите меня неправильно, мистер… кхм, Керр, но тут медицина бессильна, — хитро сощурился врач, — боюсь, что вам осталось пару месяцев, не больше. — Вы уверены, док? Не думаю, что это совершенно неизлечимо, — нахмурился посетитель, заламывая длинные, тонкие пальцы. — Вы правы, — вздохнул доктор, протирая между разговором стёкла своих очков, — но я просто не хотел давать напрасной надежды. Не подумайте плохого, но навряд ли человек, посещающий бесплатного врача, сможет оплатить стоимость лечения. Это очень дорого. — Спасибо, — упавшим голосом откликнулся пациент, вставая со стула и направляясь в сторону двери. — Всё же у вас интересное имя, сэр: Джо Керр… Никогда не слышали о психопате с похожим именем, только он предпочитает слитное написание? Его зовут Джокер, знаете, о ком я? — Не имею никакого понятия.