Багровые реки растекаются по мощеным улицам. Крики, вопли, предсмертные стоны и возгласы, порою слова давно забытых молитв, что слетают с дрожащих губ — они раздаются со всех сторон вперемешку с грохотом шагов. Сто лет. Именно столько понадобилось им для того, чтобы стать лучше. И все это время мы, загнанные в угол остатки некогда великого человечества, лелеяли хрупкую надежду на спокойную и мирную жизнь в пределах, как выяснилось, отнюдь не крепких стен.
Почему? Почему это произошло именно сейчас, когда в сердцах жителей поселилось счастье и беспечность, и они позволяли себе насмехаться над своими защитниками, а непослушных детей пугали историями о великанах-людоедах?
Этим вопросом я задавалась не раз, пока бежала со всех ног. Еще пара кварталов, и впереди предстает дорога, ведущая к дому родной сестры. «Живой. Прошу, будь живой», — вертится в опустошенной голове, а, между тем, единственно правильная догадка силится превозмочь слепой и неоправданный обман. Катастрофа, что сейчас происходит вокруг меня, весь рушащийся устрой, определявший не так давно наши судьбы заранее, смерти близких — они стали чем-то привычным за полчаса.
Наступаю на окровавленный камень, поскальзываюсь и падаю на колени. Беспомощная, какая я ничтожно беспомощная!
Все верно. Это — неизбежная дорога в никуда. Мы осознанно закрыли себя в золотой клетке, из которой есть только один выход, но ради него надо пожертвовать всем. А я еще не готова. Я слаба и от этого тошно.
Стараюсь подняться как можно быстрее. Лодыжка противно ноет при каждом шаге, но мне не до этого сейчас. Я должна знать. Нет, я обязана убедиться, что их не было дома в момент попадания туда осколка стены. Иначе они вряд ли выжили. Тогда можно умереть без упрека совести в лице ненаглядной сестры. Интересно, сколько раз она напоминала, что мои рассказы о мире, что виден со стены Мария, плохо влияют на племянника? Семьдесят, не меньше. И те разговоры на пороге дома, когда мы прощались друг с другом. «Мне надоело гадать, придешь ли ты снова», — ее голос отдаленно напоминал мамин. Я готова отдать все, лишь бы услышать его снова. «Пожалуйста, живи. Слышишь? Живи!»
Еще немного осталось до дома. Совсем чуть-чуть.
Что это за титан роется в обломках? Нет, нет, не в тех, вернее, не там, это точно соседний дом, вернее, что осталось от него. Что это он достал? Тело? Женское? Женское!
От шока я замираю и невольно раскрываю рот в попытке закричать, но из груди вырывается лишь стон. Нет. Этого не может быть. Не сейчас. Не со мной.
— Карла!
Правая рука тянется к такому родному и далекому от меня человеку, слезы оставляют после себя мокрые дорожки. Тварь переламывает ей позвоночник, и одновременно я чувствую жуткую боль. Меня оглушает собственный дикий вопль.
Это невыносимо — знать, что ты больше никому не нужен. У тебя нет дома, нет хороших знакомых, что помогут, нет родных, что подарят теплые улыбки.
Мы столько раз ссорились с тобой, сестра. Целый год ты дулась на меня по неизвестной причине, а помириться мы так и не успели. Я не успела.
— Капитан Керри! — мужчина позади с эмблемой Гарнизона на куртке обратился ко мне. Мечи у него закончились, а десятиметровый неподалеку уверенным шагом приближался к нам, и ничего хорошего это, естественно, не сулило. — Бежим! Был дан приказ отступать!
Я не ослышалась? Много лет назад на моей кадетской подготовке нам четко дали понять, насколько глупы титаны. А сейчас перед угрозой быть съеденными недоразвитыми тварями мы готовы бросить толпы людей им на растерзание. Вот и проявилось псевдомогущество скудных остатков человечества. Даже не верится, что мы настолько немощны.
Мужчина резко дернул за руку и повторил команду, проорав мне ее на ухо. Я пришла в себя. Сквозь пелену из слез в последний раз посмотрела на развалины дома и после не позволяла себе оборачиваться. Щеки пылали, в голове клеймом проносилось слово «позор», слезы текли по лицу и я то и дело вытирала их запачканным рукавом.
Сегодня мы позволили страху взять верх над собой. Но если бы его не существовало? Если бы ни титаны, ни стены никогда не появились?
Идея насильно заставляет повернуть голову в сторону зияющей дыры, через которую виднеются бесконечные просторы. Что-то внутри меня тихо шепчет. Вспоминаются слова матери об реках, горах и морях, о существовании мест, где царствуют вечная мерзлота или жаркое лето. И везде жили люди. Почему все это внезапно ограничилось в миллионы раз? Разве можно сказать, что мы в безопасности? Думаю, после сегодняшнего дня мало кто посмеет. Счастливы? Понятие относительное. Свободны? Нет. У нас существует выдуманная, а настоящую волю, ту, что у меня за спиной и от которой мы уносим ноги, поджав хвосты, человечество воспринимает как угрозу. Есть лишь небольшая горстка, способная смотреть правде в глаза. И после произошедшего я не намерена отсиживаться в своей каморке капитана. Мне нечего терять. Вступлю в Разведку обычной рядовой — на большее рассчитывать не стоит, к тому же тогда не придется думать про жизни подчиненных. На свою стало как-то все равно.
Алая жидкость звучно хлюпает под ногами. Впереди видна группа из шести человек с запряженными лошадьми. Приметив нас двоих, члены Гарнизона оживились и замахали руками. Я запрыгнула в седло, хотела уже пришпорить гнедого скакуна, как вдруг за ногу кто-то крепко ухватился длинными пальцами. Мать с ребенком.
— Прошу, возьмите ее! — взмолилась женщина. Девчонка лет девяти сжимала запыленный подол маминого платья.
— Мисс, пожалуйста, отойдите, — вежливо попросил Лоуренс, спасший мою задницу. Незнакомка вцепилась в мой сапог сильнее:
— Вы же защитники! Нам не выжить вдвоем. Прошу.
— Мы не можем, — настаивал солдат. — Подумайте сами, капитан: меньше ртов — меньше шансов на голодную смерть.
Меня всю передернуло. Запасы продовольствия и правда ничтожно малы. В первую очередь пища попадет на столы чиновников, затем к нам и лишь потом разбредется по рукам обычных жителей. Голода не избежать, ненависти со стороны гражданских тоже, однако винить себя в смерти ребенка только из-за собственного эгоизма я не намерена. Хлопаю по седлу и стараюсь улыбнуться как можно располагающе, мол, не хочет ли малышка прокатиться. Мама быстро усадила ее позади меня. Солдаты молча наблюдали.
— Мы не знаем, переживет ли она зиму или погибнет. Лишних рук не бывает. — они кивнули в ответ, и мы помчались до реки.
Благо, посадить малышку удалось, причем в последнюю спасительную лодку. Как только она отчалила, за нашими спинами Бронированный пробил стену Мария…
***
Утренний ветерок приятно обволакивал тело и колко щекотал легкие внутри. Прежде чем зайти в штаб, жадно втягиваю воздух. Главнокомандующий Легиона. Говорят, он весьма сносный начальник и хороший человек, но доверять слухам никогда не входило в список моих привычек. Я успела заучить строчки из своей характеристики для перевода, пока шла к его кабинету. Командир Пиксис изложил все как есть: случился Пролом, я покинула свой отряд в личных интересах, что доказало мою неспособность занимать должность капитана. В критической ситуации я проявила безрасудство и потеряла самоконтроль.
Останавливаюсь у дверей и дергаю ручку.
— Командор Эрвин Смит?
— Керри Вуд, — молодой мужчина жестом приглашает меня войти и сесть напротив, что я незамедлительно и делаю. Кладу бумаги с печатями ему на стол, он некоторое время внимательно изучает полученную информацию, задумчиво поглаживает подбородок, пару раз отрывается от чтения и переводит взгляд на меня, затем шустро принимается за те же документы. Чувствую себя немного неловко, напряженно: вздохнуть полноценно не удается из-за мысли, что я сделаю это слишком громко.
— В принципе, все понятно, — заметил он, отложив бумаги в сторону и соединив кончики пальцев так, что получился треугольник. — Разве что смысл вашего перевода к нам мне не до конца ясен.
— Год назад, когда Колоссальный пробил стену, я оказалась неподалеку. Брешь, давшая возможность титанам попасть на нашу землю, дала и мне шанс увидеть то, что сто лет таила за собой. Командор Эрвин, — мои пальцы сжались в кулаки, — меня ничего не связывает с этим миром. Близкие мне люди погибли, и теперь я готова отдать жизнь за внесение весомого вклада в борьбу с гигантами. Только предоставьте мне возможность побывать за пределами стен. Я… — голос предательски задрожал. — … хочу почувствовать себя свободной.
Повисло звонкое молчание, в течение которого я боялась посмотреть ему в глаза, и, уж тем более, услышать отказ. Как бы глупо ни прозвучала моя просьба, я была честна.
— Хорошо, — согласился он, заставляя меня резко выпрямиться и просиять. Командующийпродолжил: — Ты послужишь некоторое время рядовой, а дальше я посмотрю, что будем делать. Пиксис не только плохое отметил в тебе. Он все же считает, что из тебя получится офицер. Униформу получишь завтра.
— Спасибо, командор!
На следующий день меня ввели в курс дела, выдали все необходимое снаряжение и отправили заселяться. По дороге умудрилась обронить бумаги с собственными заметками и стала собирать их. Внезапно перед носом возникла чья-то рука с одним из обрывков.
— Держи, — женщина в очках помахала листом перед глазами. — Новенькая?
— Ага.
— Меня Ханджи Зое зовут.
— Я Керри, — пожала протянутую ладонь. Вдруг поняла, что надо мной кто-то стоит и буквально пробует воздух на вкус. Шарахнулась в сторону. Моя новая знакомая залилась хохотом.
— Не волнуйся, это Майк. Он всех так обнюхивает. Странная привычка, — мужчина распрямился и одобрительно кивнул. — Ты ему понравилась, — подытожила Ханджи.
— Чего вы тут собрались? — мрачный голос заставил нас троих обернуться и посмотреть на низкого брюнета в конце коридора. Крайне редко мне встречались люди примерно моего роста, так что откровенное изумление скрыть не удалось. На ум пришли слухи и вроде я видела его в рядах новобранцев несколько лет назад, когда разведчики шли в очередную вылазку.
— Леви, познакомься, — майор указала на меня. — Это Керри Вуд, рядовая.
— День добрый, капитан.
Леви промолчал, но смерил меня оценивающе. Я фыркнула. Еще бы — хоть я теперь и рядовая, но терпеть к себе подобное отношение не стану. Новоиспеченные знакомые изумленно посмотрели на меня, затем на бесстрастного коллегу. Тот только хмыкнул, прежде чем исчезнуть за дверью Смита.
***
С самого утра жутко нервничаю. Подобным беспокойством не страдала лет пять, не меньше, когда меня принимали в ряды Гарнизона. Но сейчас, находясь в строю Разведотряда, чувствую нечто иное, не похожее ни на радость, ни на страх. Конь подо мной переминается с ноги на ногу и отмахивается от назойливых мошек подстриженным хвостом, недовольно фыркает, шумно втягивает спертый воздух ноздрями. Пытаюсь разглядеть командора в начале нашей колоны, что занес руку для отдачи приказа. Еще мгновение, и ворота приветливо открывают дорогу в мир по ту сторону стены.
Лошади срываются с места, подвластные желанию вырваться из каменного заточения. Они проносятся по туннелю, на выходе которого солнечный свет поначалу ослепляет меня. Но затем я широко распахиваю глаза и улыбаюсь. Бескрайние луга, леса, горы вдалеке — я таю от одного только взгляда на зеленые просторы и заостренные вершины, на светло-голубое небо, по которому плывут рваные белоснежные облака, на дневное светило. Все мои представления настолько меркнут по сравнению с красочной реальностью. Набираю побольше свежего воздуха, запрокидываю голову и кричу как очумелая, опьяненная бесконечностью. На меня косятся и приказывают замолчать, а я смеюсь.
— Идиотка, — бурчит хмурый капрал, крепче сжимая поводья и пришпоривая скакуна. — Так нас титаны сразу найдут.
— Оставь ее, Леви, — отвечает командор. — Будто не помнишь, что испытывал в свою первую вылазку.
— Я не орал, как умалишенный, — успел возразить тот перед тем, как отряды разделились по своим направлениям.
