Моё лекарство

Вестей от Финьо не было уже несколько месяцев. Последнее, что Майтимо слышал о нём — Финдекано, Фингон, теперь Верховный король нолдор, удалился от двора, чтобы оплакать своего отца Финголфина, погибшего в поединке с Врагом. Маэдрос, глядя в окно, откинул тяжёлые рыжие локоны; несмотря на холод, под ними его шее было жарко. Их последние встречи с Финдекано были такими быстрыми и мучительными; на второй раз он позволил себе выпить лишнего и не помнил, как заснул. Хотя они уже так долго были вместе, его охватил стыд, когда он проснулся в королевской постели, и он сорвался, обозлился на Финьо; они наговорили друг другу много неприятного. Для всех вокруг они остались союзниками и друзьями, но теперь ему казалось, что когда он, закрывая за собой дверь, сказал: «Всё!», то этим всё он завершил их отношения. Иногда он думал, что Финдекано, быть может, винит его в гибели отца, но что он мог сделать? Держать Финголфина за руки? Отнять меч? Разве он что-то мог приказывать дяде Финголфину? Все эти месяцы он мучительно тосковал по Финьо, но в последние недели, когда он узнал, что Финдекано ушёл из Эйтель Сириона один, тоска сменилась страхом. Маэдрос готов был примириться с тем, что никогда не увидит его, но только бы знать, что он жив, не попал в плен, не потерял окончательно рассудок от горя. Он мечтал лишь прикоснуться к его руке, снова незаметно провести пальцами по тому самому шраму на запястье (ты же любишь меня, правда?), расплести косы, почувствовать тёплый запах волос. — Господин, — один из дружинников стоял в дверях; он не решался войти, понимая, что сын Феанора в дурном расположении духа, — я принёс вам добрые вести. От Верховного короля. Маэдрос замер. — Верховный король сообщает нам, что у него родился сын, которому он дал имя Эрейнион и который унаследует его трон. — Это поистине добрая весть, — выдавил Маэдрос, продолжая смотреть в окно. — Напишите ему от моего имени и передайте… Нет, лучше я сам. Позже… Вестник поклонился и вышел. О, если бы у Финдекано оставались хоть малейшие сомнения в его любви! Они рухнули бы, если бы он увидел, как мучается Майтимо от ревности и боли, как врезаются ногти на левой руке в ладонь, и как он по-прежнему, хотя прошло уже столько лет, пытается в гневе сжать кулак на правой руке. «За что? .. — шептал Майтимо, словно надеясь, что тот сможет его услышать. — За что? Я был верен тебе всё это время, ты знал, что ты мой единственный избранник; за что? Нам столько плохого, страшного пришлось пережить в последнее время, так зачем же ты сейчас меня оттолкнул? .. Ты же готов был для меня на всё… готов был всем пожертвовать…». И когда первая волна боли схлынула, он понял: Финдекано снова, точно так же жертвует собой, только теперь уже не для него — он считает своей обязанностью оставить своему народу наследника.

***

Они увиделись ещё не скоро. Маэдрос приехал один, обогнав своих спутников; ему сказали, что Верховный король в саду за домом. Финдекано сидел на земле, играя с маленьким Эрейнионом; он распустил волосы, и малыш то дёргал его за тёмные локоны, то пытался повязать на них одно из украшений. Финьо, исхудавший и бледный, выглядел совсем юным; косы стали заметно короче. — Финьо, — сказал Маэдрос; он потянулся к кузену, и они сомкнули руки; ребёнок испуганно придвинулся к отцу, во все глаза глядя на высокого незнакомца. — Не бойся, — Финдекано положил руку Маэдроса на темноволосую головку сына, — это твой дядя Майтимо… Маэдрос погладил его по мягким, каштановым с пепельным отливом волосам. Если Финьо был просто похож на Финвэ, то Эрейнион был просто его маленькой копией. — Я сейчас был так счастлив… он, мой Эрейнион, мой Гил-Галад, мой Звёздный Свет и ты… мне больше ничего не нужно… — сказал Финьо. Майтимо видел, что он с трудом сдерживает слёзы. — Пожалуйста… когда меня не станет, позаботься… — Не надо так говорить, Финьо. Лицо Финдекано потемнело; он смотрел куда-то в сторону. — Нет… не позаботься. Просто обещай мне одну вещь. — Что? — Если мой сын встанет на пути твоей Клятвы, я требую, чтобы ты пощадил его. Обещай мне это. Маэдрос оцепенел. — Я не могу этого обещать. — Можешь. — Такого никогда не случится… — Ты должен мне обещать, Майтимо. — Я… — Майтимо посмотрел на свою искалеченную руку и прикусил губу. — Хорошо, я обещаю. Но неприязнь к ребёнку, которую он всеми силами подавлял с тех пор, как узнал о его существовании, вспыхнула с новой силой. Финдекано пристально посмотрел ему в глаза, словно отражая от сына его злобный взгляд и тихо сказал: — Мой отец перед тем, как погибнуть, взял с меня клятву, что я произведу на свет наследника. Я ничего не мог с этим сделать. К ним подошёл один из дворцовых служителей, Финьо кивнул ему и сказал: — Малышу пора поесть. Я должен побеседовать с братом наедине, оставьте нас. Служитель протянул руки и Майтимо передал ему ребёнка; когда он взял его на руки, его сердце мучительно заныло. Он понял, что не может испытывать ревности, неприязни к сыну Финдекано — только беспредельную любовь. — Я чувствую… — начал Финдекано, — я… хочу отослать моего Эрейниона отсюда подальше, на остров Балар, где он будет в безопасности… У меня сердце разрывается, но я понимаю, что дольше нельзя тянуть… Я очень за него боюсь. — Но ведь, по крайней мере, его мать сможет поехать с ним? — спросил Майтимо. — Нет… — покачал головой Финдекано. — Нет… её… её нет. Он опустил голову и, отвернувшись, сказал: — Нельо… этот ребёнок был самой большой жертвой в моей жизни. Но теперь… теперь всё позади… я не знаю, как много ещё осталось… пожалуйста, не злись на меня больше… Давай просто будем вместе — столько, сколько это возможно. — Финьо, — тихо сказал Майтимо, — ты же знаешь… я… я знаю, что ты… что ты всегда был готов на всё для меня… И я, что бы ни было, остаюсь твоим, я предан тебе полностью; я тебе верен… всегда, и любую твою жертву и страдание я готов разделить, как некогда ты – мои. Они обнялись и поцеловались, уже не думая о том, что их могут увидеть.