Моё лекарство

Кроме окна под крышей, были и другие способы заглянуть в купальню. Ну что, убедился? Маленький домик, в котором слышались счастливый плач и счастливый смех, остался позади. Он сел на поваленное дерево у берега и стал смотреть на тёмную воду и качающиеся отблески луны. Ночные бдения вошли в привычку: прошло уже так много лет, но по-прежнему, просыпаясь утром один, он ощущал такое невыносимое отчаяние, что легче было не спать. В свете вечернего солнца, который по-прежнему казался ему слишком тяжёлым и жарким, он забывался на несколько часов, чтобы проснуться около полуночи и подумать, что Анайрэ вышла на балкон или забежала в спальню к дочери, чтобы посмотреть вышивку или рисунки. Осознание того, что одиночество — насовсем, пришло не сразу. Нолофинвэ так надеялся, что любимый старший сын найдёт себе жену, что родятся дети, что его пустят согреться к чужому очагу. В глубине души он считал, что так должен был бы поступить и его собственный отец — лишившись супруги, жить в семье сына, заботиться о внуках от Фэанаро, а ему самому никогда не следовало бы появляться на свет. Как ты мог? Как вы могли? Он своими глазами видел, как его сын надевает на шею сыну Феанора то, что считает обручальным ожерельем. Нельяфинвэ, «третий Финвэ». Хрупкая дружба, симпатия между ним, «вторым» Финвэ и «третьим» — давно рухнула. Они ведь были почти ровесниками. Майтимо сломался под волнами злобного неодобрения со стороны Фэанаро, отвернулся от Ноло. Любовь к будущей жене, брак, который был заключён почти сразу после достижения Ноло совершеннолетия, помогли ему всё забыть. Он никогда не думал, что в это время происходит в душе Майтимо, что происходит с другими сыновьями Феанора. Откуда же это всё? Неужели такое происходило у них в доме? Их научил этому Мелькор? Неужели это началось ещё там, дома, и поэтому его сын так настаивал на том, чтобы они присоединились к Исходу? … Лучше не думать. Ноло оцепенел от утреннего холода, но не мог сдвинуться с места. Он увидел, как первые розовые отблески рассвета зажгли сиреневые огни в сапфирах на его перстне; тогда он с усилием стащил с пальца подарок Фэанаро — и бросил далеко в воду. На его щеке высыхали следы слёз, и он даже не мог вспомнить, в какой момент они пролились. На всё ещё влажные щёки легли две тёплые руки. — Угадай, кто? — услышал он весёлый голос. — Не знаю, — ответил он. Ему хотелось, чтобы это был Аракано. — Это Финьо… Ты что, опять не спал? .. — Да, не спится… А ну, иди ко мне! Нолофинвэ притянул Финьо, как маленького, к себе на колени; тот обнял его за шею. Как же давно Финдекано не закрывал ему так глаза! — Tatanya… папочка, — назвал его Финьо — совсем как в детстве. Ноло увидел на его шее цепочку. И увидел, как он счастлив. Он не услышал, а скорее почувствовал шаги Майтимо на тропинке. — Ладно, мне действительно надо поспать. У меня есть дело к тебе, я тебя жду после обеда, — сказал он сыну, отпуская его. Отпустить его туда, где он счастлив… В конце концов, он не обязан согревать моё одиночество… Может быть, это пройдёт… может быть, надо просто подождать…