Пошла вон, дорогая.

Und alles ist Licht Und alles wird nichtig, unwirklich und klein Und jede Bewegung wird erstickt - In deinem Kopf, In meinem Kopf Und alles ist Licht Und alles wird nichtig, unwirklich und klein Was wär' meine Welt denn ohne dich (Zeraphine - Ohne Dich)*

- Пошла вон, дорогая, я сегодня пьян. Ангелина смотрит привычно-насмешливым взглядом чужих пронзительно-синих глаз. Чёрное наглухо закрытое платье в пол издевательски шуршит, когда она с тщательно выверенной ноткой ядовитого сарказма театрально-низко кланяется и отходит к роялю, так и не произнеся ни слова. От неё (даже от уже не чёрных, а серебристо-серых прихотливых локонов, уложенных в продуманном беспорядке) за километр несёт не тонкими духами со свежим лимонно-лаймовым послевкусием, а серой и кровью. Она вся пропахла Адом... нет, Люцифером. Ах, да, духи она оставила здесь, как ненужную мелочь, как их всех. Всё ради трона, милая Айса? Но чёрная Королева не удостаивает ответом невысказанный вопрос, хотя Хис точно знает, что она услышала: ей не привыкать лазить в головах у окружающих без спроса. Но она молчит и чешет под грифом радостно подпрыгивающую зубастую виолончель, как будто чувствует свою вину. Как будто не она полтора года назад ушла в Преисподнюю без всякой тени сомнения на красивом лице. - Хреновая у вас Верховная, - произносит будто в никуда, не отрывая глаз от инструмента, и усмехается. - Какая есть, - философски пожимает плечами уже, верно, простившая всё язва Ванг, и остальная часть клана согласно кивает: мол, другой нам не надо. Зеленоватый кошачий глаз на тонкой серебряной цепочке обжигает грудь сквозь плотную ткань водолазки, но Хироши не спешит вернуть подвеску хозяйке. Он даже видеть её не хочет и с отчаянной злостью вспоминает данное ещё в прошлой - безжалостно стёртой ей! - реальности обещание про двух чудесных дочерей. Теперь он уже не хочет выполнять. Это не его женщина - совсем чужая, со своими серебристыми локонами, льдистым взглядом с искорками демонического огня, строгим платьем и крупным перстнем с чёрным опалом. Это уже не Энджи, огненный ангел с горячей кожей и ярким гордым фениксом во всю спину. Нет, это - Айса, королева Ада, хозяйка чёрного Источника, леди Смерть и леди Тьма в одном до боли знакомом лице с парой новых резких морщинок в уголках болезненно искривлённого горькой гримасой рта. Она знает, не может не знать, о том, как он её ненавидит, и не поднимает глаз, храня полное неуместного сейчас царственного высокомерного достоинства молчание. Она знает - и, видимо, не хочет заговорить и оправдать речами об общем благе своё предательское бегство. - Наши чудесные дочери никогда не будут служить Аду, - Хироши словно впечатывает в землю хрупкую фигуру уже поверженной его первой фразой женщины. - Я помню, - Ангелина усмехается ещё раз, вызывая тем самым брезгливую унизительную жалость. - Тогда сделай последнее одолжение, верни мне ту вещь, которая тебе не принадлежит, - поднимает холодный взгляд и бескомпромиссно уточняет, будто бы он сам не знает продолжения фразы: - Мою душу. - Тогда ты оставишь нас в покое? - где-то позади вспомнивший легенду о преданных партнёрами мойрах инкуб возмущённо ахает и пытается остановить Хиса, но тому уже всё равно. Он подумает об этом завтра, а пока что... - Пошла вон, дорогая, - ласковое обращение звучит, как coup de grâce**, милосердный добивающий удар в закрытую чёрной тканью шею, от жалких остатков былой невозможной любви. - Я сегодня пьян.