Стихотворение к работе:
Высь-город – столица-икона, «Царьград» во владеньях Земли, Славяно-Арийским задором Рулит на просторах Руси… Широко шагающим ходом, С размахом крещёной Души Идёт размножение Рода Четы православной страны… Высоко вздымающим взором Ведутся молитвы снутри… Поётся молебен народом Всевышнему – с просьбой: Спаси!!! Мой город – царица Европы… Там – Рюрика сокол в степи Парит молодцом небосвода На крыльях славянской любви…
...
Ночь тихо опускалась над величайшим, прекраснейшим градом первого тысячелетия после Рождества Христова, столицей огромной и влиятельной империи – Византии. Узкие улочки радовали глаз относительной ухоженностью, как, впрочем, и многое другое, всюду виднелись следы бойкой торговли, оставшиеся после очередного бойкого дня. Здесь, в этом городе, собирались люди самых разных национальностей, ума и богатства, дабы иметь возможность лично лицезреть хвалёную прелесть Второго Рима. Глубочайшая набожность и низменные пороки удивительным образом переплетались здесь, будто причудливый орнамент. И каждый день здесь больше, чем где бы то ни было, кипела жизнь. Художники, мастера, скульпторы, строители, поэты – все съезжались сюда, демонстрируя своё творчество во всей красе. Благодаря этому Византия, и, прежде всего, её столица – Константинополь, стала едва ли не культурным центром мира. Но самым примечательным в Царьграде, конечно, были соборы. С высоты небольшой террасы одной из комнат третьего этажа императорского дворца можно было увидеть сияющий, аки отполированный бриллиант на солнце, храм Святой Софии, возвышающийся над всем городом. «Я превзошёл тебя, Соломон!» - Так сказал византийский император, замысливший сие чудо архитектуры. И хоть она, Анна, не могла видеть легендарного храма Соломона, была уверена: император не кривил душой. Просто потому, что прекраснее быть не может. Чуть обхватив тонкими пальцами перила, на террасе стояла юная девушка лет шестнадцати. Не смотря на довольно небольшой рост, была в ней, во всей её хрупкой фигуре, стать и величественность, присущая особам королевской крови. Вопреки моде того времени, девушка не была пухлой и не обладала пышными формами, однако её тоненькая, поистине девичья фигурка не была лишена женственности. Довольно безыскусное белое платье из дорогого шёлка удивительно шло ей и смотрелось очень изящно. Длиною в пол, с небольшим шлейфом, почти совсем без выреза, с длинными рукавами из лёгкой полупрозрачной белой ткани, расшитыми золотой нитью и металлический золотой пояс в форме скреплённых кругов, подчёркивающий тонкую талию. Длинные белокурые волосы девушки с явным рыжеватым оттенком были собраны в простую косу, спускающуюся ниже пояса. На голове девушки красовался тяжёлый диковинный венец, достойный её высокого положения, в ушах – длинные увесистые золотые серьги, на руках – дорогие браслеты и кольца. Весь её вид как бы говорил об очень высоком происхождении, начиная с украшений и заканчивая царственной осанкой, которая вкупе с горделивым взором ясных голубых очей смотрелась довольно-таки внушительно, и вызывала невольное желание поклониться. Ухоженные белые руки и бледная фарфоровая кожа так же подтверждали это. Лишь мечтательная улыбка с милыми ямочками на щеках и россыпь веснушек на прямом, истинно греческом носике делали её земной девушкой, а не каким-нибудь ангелом, сошедшим с небес. То была царевна Анна, сестра правящих братьев-императоров Василия II и Константина VIII, внучка знаменитого византийского императора Константина VII Багрянородного. Современники дали ей прозвище Руфа (рыжая) за рыжеватый оттенок волос, и она, Анна, уже долгое время была одной из самых завидных невест мира. Однако о последнем царевна предпочитала думать как можно меньше. Последние алые всполохи затухающего вдали заката терялись в её белоснежном одеянии, тёплый влажный ветер, дующий ей в лицо, оставлял солёный морской привкус на губах. Она любила в беззаботные вечера наблюдать со своей террасы закат, разглядывать любимый ею родной город, вглядываться в совершенные очертания храма Святой Софии, перед которым она, как и многие другие, благоговела, не в силах оторвать глаз. Преисполненное Верой сердце девушки не давало ей, несмотря на старательно прививаемые ей с детства смирение и покорность, принять мысль о том, что когда-нибудь, а, вернее, уже совсем скоро, ей придётся выйти замуж за человека иной веры и, скорее всего, принять веру мужа. Безусловно, она всегда знала, что так будет, и не проявляла непокорности ни разу в те моменты, когда братьев навещали сваты по её душу. Но всё же, что-то не давало ей никак не реагировать на осознание того факта, что это произойдёт – она уедет. Далеко-далеко. И больше никогда не вернётся в столь любимый ею город. Эти мысли неизменно причиняли боль, поэтому девушка всегда старательно гнала их от себя. Но каждый такой вечер, выйдя на высокую террасу и обозревая город, она всё явственней ощущала себя наивной в своей чистоте, мечтаниях и взглядах горлинкой, запертой в золотую клетку, покорной чужой воле. Может, не мысль, но тень этой мысли раз за разом рождалась в её душе с дуновением тёплого ветра, с очередным взглядом на величественный храм – тогда, когда вновь в бесчисленное множество раз умирал уходящий день. Многие втайне считали Анну излишне высокомерной, полной спеси, все, кроме братьев в какой-то степени. Даже оставшимся родным людям царевна не всегда могла полностью открыть то, что чувствует – отца никогда не знала, мать вершила перевороты и мало интересовалась дочерью, да и братья тоже, хотя они, в свою очередь, по-своему любили её. К тому же, женщины для большинства мужчин были лишь роскошной утварью и матерью детей, не более. Вне зависимости от того, принцесса ты или рабыня, ни одна из них не принадлежала себе. Другого они и не знали, в их понимании по-другому просто не могло быть. Об ином можно было лишь мечтать вот такими тихими и прекрасными вечерами, позволяя так долго сдерживаемой слезинке скатиться-таки по щеке… Стерев непрошеную слезу, Анна улыбалась вполне искренне. Девушка не знала, что те самые изменения в жизни, о которых она всегда знала, и которых тайно опасалась, произойдут скорее, чем она ожидала, и уж тем более скорее, чем хотелось бы…