"Nothing Else Matters"

«Итак, я тут узнал, что бывшие Соединенные Штаты так остро нуждаются в лекарствах, что якобы нам послали несколько больших контейнеров, груженных пшеницей и табаком. По их словам — это жест доброй воли». Дара взглянула в экран телевизора, прекратив расчесывать волосы. «Хотите знать, что я об этом думаю? Вы смотрите мою передачу, стало быть, хотите». Она закатила глаза, продолжив медленно водить расческой по длинным волосам. — Мы смотрим твою передачу лишь потому, что она на каждом чертовом канале. «По-моему, самое время показать колониям, что мы о них думаем. Пора им ответить за небольшое чаепитие, которое они устроили нам несколько веков назад. Предлагаю сегодня пойти в порт и свалить это дерьмо туда, где место всему, что извергается из Скотских Шлюх Америки! Кто со мной? Кто со мной, чертяки?» Она завязала волосы в высокий хвост, не сумев не фыркнуть от отвращения. «Вам понравилось? США — Скотские Шлюхи Америки. И что тут можно добавить? Была страна, которая имела все, абсолютно все. А сейчас, двадцать лет спустя, что это? Крупнейший в мире лепрозорий. Причина?» Один ботинок надет и зашнурован. «Безбожие — попробую выразиться иначе — безверие. Вовсе не война, которую они начали, не вызванная ею эпидемия — это божий суд». Второй ботинок присоединяется к своей паре. «Никому не сбежать от своего прошлого. Никому не избежать суда. Думаете, Его там нет? Думаете, Он не смотрит на нашу страну? А как еще объяснить это? Он испытывал нас, и мы выдержали испытание. Мы выполнили свою задачу». Она встала с кровати, застегнула ремень на своих бедрах и закрепила на нем ножны. «Я там был. Я все видел — иммигранты, мусульмане, гомосексуалисты, террористы — больные дегенераты. Туда им и дорога!» — Если бы только они могли захватить тебя с собой, — она вздохнула, спрятав острое лезвие катаны в ножны. «Сила в единстве — единство в вере! Я — богобоязненный англичанин, и чертовски горжусь этим!» Она потянулась к пульту дистанционного управления и фыркнула от отвращения. — С меня хватит, пожалуй. Спасибо большое. Священная тишина заполнила пустоту, оставленную после занудных речей Льюиса Протеро, и Дара с облегчением вздохнула. И в самом деле Голос Лондона. Но он не был голосом её Лондона. Сняв пальто с крючка на двери своей спальни, она надела его и вышла из комнаты. Длина пальто была вполне подходящей и скрывала её оружие из вида. Её квартира была небольшой, но уютной. Декорированной со вкусом, но без определенного стиля. Китайские шелка, русские иконы, французские нуар-постеры, американские и индийские картины из песка. То, что это все было в черном списке, было для неё источником некоторой гордости. Помимо произведений искусства на её стенах, была небольшая коллекция DVD-дисков, аккуратно расставленных в тумбе под телевизором. Фактически, из-за всего этого её запросто могли бы упаковать в черный мешок, если бы пальцейские вдруг нашли её квартиру. Хоть эти вещи и были простыми, для девушки они были драгоценны. Пройдя по небольшой гостиной, она положила руку на ручку входной двери, но тут раздался телефонный звонок. — Вот мудачье, — пробормотала она, уже догадываясь, кто ей звонит и зачем. Она провела долгую внутреннюю матерную дискуссию, но в конечном счете решила, что лучше ответить. За сегодняшний вечер она проигнорировала уже два звонка, и даже она не была уверена, что сможет говорить о своем отсутствии на лекциях. Вернувшись в гостиную, она подняла трубку. — Привет, Уилл… Лиз. — Где, черт возьми, ты была?! Мы звонили тебе весь день! Поморщившись от грубого, яростного голоса Уилла, Дара поднесла трубку к другому уху. — Хорошо, прошу прощения. Просто немного задержалась на работе. — Бессмыслица, — из телефонной трубки послышался женский голосок, — Ты не брала трубку потому, что не хотела слышать то, о чем мы хотим с тобой поговорить. — Я что, психолог? — возразила Дара, несмотря на правдивое обвинение, — Откуда я могу знать, о чем вы хотите со мной поговорить? — Не делай из нас идиотов, девочка моя, — отрезала Лиз, - Это, как досадно, так и неподходяще. Я хотела бы дать тебе то, чего ты так богато заслуживаешь, но, боюсь, у нас нет такой роскоши. Дара напряглась, распознав срочность в тоне Лиз. — Что случилось? — Пока ничего, — сказал Уилл, тут же продемонстрировав осторожность в своем голосе, — И мы по-прежнему встречаемся в то же время и в том же месте, но ты должна идти именно туда. Никаких путешествий сегодня, Дара, и все будет в порядке. — Вы суетитесь на пустом месте. У меня для этого был целый день, так что я не планировала бродить вечером по городу. Лгать было так легко, что она почти почувствовала себя виноватой. Не то чтобы она испытывала неприязнь к вранью — она была хороша в этом —, но она ненавидела врать именно им. — Не грузи меня этим вздором! — Уилл сорвался, — Ты бродишь по улицам везде, куда поведут тебя твои чертовы ноги, Дара Тёрнер, и не смей возражать! Ты отключаешь телефон и делаешь то, что тебе вздумается, ты всегда так делаешь. Даже не знаю, зачем мы пытаемся не позволять тебе переходить границы дозволенного! Это утверждение сожгло последние остатки терпения Дары. — Не позволять переходить границы дозволенного? В каком, мать твою, смысле, не позволять переходить границы дозволенного? Я не ребенок и я знаю эту игру! И я борюсь со всем этим дольше, чем кто-либо из вас, не правда ли? — Мы это знаем, Дара… — Да неужели? — перебила Дара, окончательно разозлившись, — Потому что мне так не кажется! Да к черту вас обоих… Кто-то должен выйти на улицы и продолжить наблюдение. — А ты не учла, какой сегодня день, милая? — голос Уилла был остр, — Сегодня комендантский час Желтой Степени, а это значит, что пальцейские начали патрулировать еще в половину девятого вечера. — Ну и? — «Ну и»? Господи, Дара… Ты хочешь, чтобы на тебя надели черный мешок? — Да… Хочу посмотреть на то, как они попытаются это сделать. — Дара посмеялась, закатив глаза. — Ладно, проехали, — ответила Лиз, — И подобные разговоры доставляют мне чрезвычайное неудобство, Дара. Ты слишком уверена в себе, и это опасно. Не имеет значения, насколько ты хороша и сильна — это может случиться с каждым из нас. — Ты думаешь, я не знаю этого? — сорвалась Дара, — Ты действительно думаешь, я не знаю, что каждая ночь может быть для меня последней? Так позволь сказать тебе, что я это прекрасно знаю. Я знаю, что могу быть схвачена. Но это ничего не изменит. Это не изменит причину, по которой я все это делаю. И это не изменит того, что я буду сегодня там, и сделаю то, что должна. Сожалею, это не то, что вы хотели услышать, но так оно и есть. Итак, вы можете сколько угодно пытаться убедить меня в обратном, если хотите. Ни Уилл, ни Лиз не сомневались в её уверенности — девушка имела железную силу воли и была уперта, как баран. Но сейчас они не могли винить её за упрямство и безрассудство. Её упорный отказ понимать понятие стратегического отступления давно стал её величайшей слабостью. — Дара, — Уилл умышленно сделал свой голос тихим и нежным, надеясь, что это поможет свести грубость этого разговора на «нет», — Милая… Ты должна понять — мы хотим, чтобы ты была в безопасности. Ты знаешь это лучше нас, и мы не можем позволить тебе подвергнуться необязательному риску. — Если я не подвергну себя «необязательному» риску — лучше не станет. И если вы не планируете обойти все это стороной и тянуть меня вниз, Уилл, вам придется смириться с этим. — Это не только из-за комендантского часа, и не из-за того, что мы не хотим, чтобы ты попалась на глаза патрульным, Дара, — быстро сказала Лиз, подозревая, что девица вот-вот может бросить трубку, — Что-то случится сегодня — что-то серьезное. Мы слышали слухи… — Мне все равно, что случится сегодня, даже если это будет Второе Пришествие Христа, — нетерпеливо перебила Дара, вдоволь насытившись этим разговором, — Я буду бродить по улицам и на этом все. Довольно откровений, этот разговор — лишь трата моего времени. Скоро увидимся, в то же время, в том же месте. — Дара… — До свидания. — сказала она и с непоколебимой решительностью нажала кнопку, прерывающую связь. Она бросила трубку телефона на её законное место и направилась к входной двери. Когда снова раздался звонок, она была уже на полпути к лифту.