"Nothing Else Matters"

Осторожно прячась в тени, Дара шагала по рано опустевшим улицам Лондона. Однажды эти улицы будут наполнены жизнью, даже в столь поздний час. И однажды, Лондон станет другим, и в нем будут действовать совершенно иные законы. Норсфайер управляет страной уже на протяжении двадцати лет. Двадцать лет ушло на создание режима, который сейчас процветает и разрастается. И за все эти годы она узнала о человеческой природе намного больше, чем хотела. Она была в самом центре шоу, взрослела и наблюдала, как одна из величайших цивилизаций падала в пропасть, а на её месте рождались чудовищность, ненависть и корысть. Из-за пальцейских она потеряла соседей, друзей и — самое главное — свою семью. С тех пор, как её родители были схвачены, прошло семнадцать лет, и эта потеря побудила в Даре желание идти по их стопам. Они были преданы смерти за участие в сопротивлении властям — наследство, которое Дара искренне приняла. Её родители умерли за благое дело, и Дара потратила все свое детство, готовясь стать борцом за свободу, коим она сейчас и являлась. Норсфайер убили её родителей, и она дала себе обещание, что больше никто не повторит подобную судьбу — она приложит все силы, чтобы спасти невинных. И это стало причиной, по которой она выходит каждую ночь, шагая в тени Лондонских улиц. Она помогала, чем могла, и сражалась, когда приходилось. Это лишь капля в большом море…, но это все, что у неё было. Звук шагов мигом вернул её из мыслей, и она остановилась, когда из-за угла на дорогу, освещенную лишь одним уличным фонарем, вышел мужчина. — Так-так, что у нас тут? Её рука медленно скользнула под пальто, пальцы рефлекторно обхватили рукоятку катаны. Опыт давно научил её быть готовой в любом случае, даже если перед ней предстанет обычный невинный человек в гражданском. Не все государственные агенты выставляли на показ свою форму. Тем не менее, конкретно эту ситуацию можно было легко прочесть. Сейчас, как Уилл любезно отметил, был комендантский час Желтой Степени — дома нужно быть к десяти, а сейчас уже почти одиннадцать ночи. Выходит, мужчина перед ней или дурак, или пальцейский. Высокомерие в его голосе и важная поступь говорили, скорее, о втором варианте. Мышцы напряглись в подготовке, и Дара принялась сопровождать незнакомца, пока тот ходил вокруг неё. Очевидно неудовлетворенный её молчанием, мужчина прищурился и пристально взглянул на неё. — Ты оглохла, девочка? Я с тобой разговариваю! Приподняв бровь, Дара наблюдала, как он медленно перебирает пальцами. — Разве? Прошу прощения… Я задумалась и совсем не обратила внимания. — Ооо, ты у нас дерзкая, как я вижу. Не очень сообразительно, милая… Совсем не сообразительно. Сейчас комендантский час, знаешь ли. Расправив плечи, Дара наконец повернулась к нему лицом, аккуратно принимая боевую позицию. — Я задумаюсь над этим, и да, я слышала что-то подобное. — спокойно ответила она, не показывая в голосе ни капли волнения, - Но, снова, это не совсем меня беспокоит. Мужчина издал тихий смешок. — Все лучше и лучше. — пробормотал он, — Что же ты гуляешь по улице так поздно, девочка? — Просто решила прогуляться. — ответила Дара, пожимая плечами, — Захотелось немного подышать свежим воздухом. — Решила прогуляться? — мужчина снова посмеялся, медленно обойдя вокруг неё, — Что скажешь, Вилли? — Чушь - вот, что я скажу. — второй голос, более низкий и грубый, послышался прямо за ней, — Полная чушь. Дара инстинктивно обернулась, чтобы видеть обоих мужчин. Все еще поддерживая позицию, она быстро составляла план атаки в своей голове. Борьба с двоими совсем отличается от борьбы с одним противником, и она не была уверена, что сможет быстро и эффективно их обезвредить. — Да. — согласился первый мужчина, подарив ей хитрую усмешку, — Что скажешь, милая? Подумай, может, ты немножко увадишь нас прежде, чем уйдешь? Видишь ли, мой друг тоже болен… — Еще как. Жуткий спермотоксикоз. — перебил второй мужчина и шагнул вперед, схватив руку Дары и приложив её к своему паху, — Чувствуешь? Одернув руку, Дара отошла на несколько шагов назад и приняла боевую позицию, не в силах больше сдерживать свой гнев. — Тронешь меня еще раз, и я сломаю каждую хренову кость в твоей руке, приятель. — Вилли… У киски есть когти. Вилли покачал головой. — Я думаю, она нам угрожает, Том. — В самом деле угрожает. А чем чревата её дерзость? Тем, что мы сами можем придумать ей наказание. — он вытащил небольшой черный бумажник и открыл его, показав эмблему Безопасности. — И тебе придется проглотить это. — добавил Вилли, размахивая собственной эмблемой. Дара закатила глаза, не пытаясь скрыть свое пренебрежение. — Жаль вас разочаровывать, — сказала она с намеком на сарказм, — Но я знала, что вы из Безопасности. И, откровенно говоря, мне на это насрать. Итак, продолжай… Тронь меня. Смелее. Оба мужчины громко засмеялись. — Ты это слышал? — Вилли подошел чуть ближе, — Совсем не боится. — И вправду, — согласился Том, пройдя вслед за товарищем, — Посмотрим, что мы можем с этим сделать. Я обещаю тебе, девочка… К рассвету ты будешь жалеть себя бедняжку изо всех сил. — он вытащил нож, намеренно показывая его, — А еще ты жутко устанешь. Хорошо. Вот оно. — Видите ли, я и правда думаю, что у вас есть шанс. Одна её рука нанесла Тому немедленный удар, который заставил его упасть на тротуар, хоть удар и не был слишком сильным. Обернувшись к Вилли, она снова приняла боевую позицию и нахально ухмыльнулась. — Если вы, конечно, доживете до рассвета. На вашем месте, я бы на этом закончила. — Жестокие слова, котенок. — Вилли взглянул на своего товарища, а затем достал свой нож, все ближе шагая к Даре. Он достаточно самоуверенный, чтобы игнорировать тонкие предупреждения языка тела, которые любой борец давно распознал бы, — Иди сюда, милая, сделай мне приятно. — Хорошо. — Дара вздохнула, — Но я тебя предупредила. В один момент её нога коснулась челюсти Вилли, отбросив его к стене. Удар катаной последовал незамедлительно, оставив беднягу с дырой в груди, и он медленно сполз по стене, умерев прежде, чем упал на землю. Повернувшись к своему главному антагонисту, она оскалилась в улыбке. — А ты, Том? Ты тоже хочешь, чтобы я сделала тебе приятно? — Черт возьми, — теперь пораженный пальцейский тяжело дышал, пытаясь достать пистолет из кобуры, закрепленной на его поясе, - Джо! Нужна маленькая помощь… Дара слишком быстро поняла, кто такой Джо, когда почувствовала сильный удар дубинкой по ребрам. Она упала на колени, хрюкнув от боли, и обхватила грудь руками, будто защищаясь. Нужно было быть внимательнее. Сердитые и расстроенные слова звучали в её голове. Быть застанной врасплох — очень плохо, в общих чертах. Но быть застанной врасплох одним из непрофессиональных уличных громил — это непростительно. У неё едва хватило времени, чтобы проклясть свою собственную глупость прежде, чем следующий удар поразил её живот, выбивая воздух из легких. Она оперлась на кирпичную стену, задыхаясь в попытке вернуть украденный у неё воздух. Она смутно услышала лаяние собак, а потом дубинка прижалась к её горлу, напрочь лишая возможности дышать. — «Все мыслимые мерзости природы вокруг него роятся, словно пчелы…» — Что за нахрен? — Том обернулся, — Отойди, приятель… Это личное дело Безопасности… — «Судьбе бросает вызов бранной сталью дымящийся возмездием клинок…» Этот голос порхал в её сознании, но она была слишком занята попытками вдохнуть хоть немного воздуха. Но нельзя было сказать то же самое об её обидчике. Он повернулся на голос, опустив дубинку. Дара обрушилась на землю, прижимаясь к стене, и наслаждалась тем, как благословенно воздух снова наполняет её легкие. Её глаза упорно смотрели на Джо, который все еще сжимал дубинку в руках. Ярость окрасила все в темно-красный цвет, придавая ей сил, чтобы подняться на ноги. Краем глаза она видела, как Том был отброшен в сторону, будто тряпичная кукла, но не придала этому значения. Все её внимание было сфокусировано на человеке, который сейчас стоял перед ней. Она снова достала катану, вибрация холодной стали напевом пронеслась сквозь ночь, когда оружие покинуло ножны. — Эй! Джо! Мужчина обернулся, его глаза были наполнены ужасом. Руки, хватающие дубинку, тряслись почти бесконтрольно. Дара редко видела что-то, что доставляло ей больше удовольствия, чем это. Удовлетворенная ухмылка сопроводила кружение лезвия, которое выбило оружие из рук мужчины и отбросило его в сторону. Она двигалась быстро, с безошибочной точностью вонзив катану в грудь мужчины. Глядя в глаза Джо, Дара склонила его к себе, коснувшись губами его уха. — Ничего личного, Джо, — шептала она, — Ничего личного. Упершись ногой в его бедро, она оттолкнула его от себя и вытащила лезвие из его груди. Когда его тело повалилось на тротуар, он был мертв, кровь текла из раны в уже остановившемся сердце. Она посмотрела вниз на человека, которого только что убила. Её дыхание все еще было прерывистым, но, передохнув, Дара поняла, что она на аллее не одна. Медленно поднимая взгляд, она быстро и осторожно отметила присутствие человека, которому она теперь обязана жизнью. Он, как и она, был одет в черное. Но на этом их сходства заканчивались. Её одежда состояла из черных джинсов и простого хлопкового джемпера под этой длинной кожаной тряпкой, называемой пальто. Человек, стоящий перед ней, напротив, выглядел так, будто только что вышел из магазина. От ботинок и брюк, до жилета, шляпы и плаща, наряд её спасителя походил на одежду семнадцатого века… хоть сейчас и двадцать первый. А затем было его лицо. Её взгляд устремился в его глаза - или, если быть точными, в пустые черные глаза белой и вечно ухмыляющейся маски Гая Фокса, которую он носил. Она была англичанкой, и для неё было проще простого узнать это лицо; даже Норсфайер не смогут полностью стереть традиции Ночи Гая Фокса из памяти народа. Маска смотрела на неё так же неподвижно, как и человек, лицо которого она скрывала. После продолжительного момента тишины, подбородок маски немного опустился, и только когда локоны парика слегка упали в сторону, она смогла заметить острую линию его челюсти, но потом маска отвернулась в сторону. — Удар, — он шагнул вперед и в один момент оказался перед ней. Усмехающаяся маска склонилась к ней, и Дара могла поклясться, что почувствовала улыбку под этими фальшивыми губами, — Весьма осязаемый удар. Её губы сложились в призрачной улыбке, когда она достала из кармана небольшой лоскуток ткани и принялась вытирать окровавленное лезвие. Завершив эту приятную процедуру, она убрала оружие обратно в ножны. — Англичанин, который знает Шекспира, — она кивнула, — Как освежающе. Она снова почувствовала, что он улыбается. — Жестока как руками, так и разумом, — странно, но его тон больше походил на приветствующий, казалось, будто он что-то цитирует, — Приветствую тебя. Взгляд упал на убитого им человека. Дара переступила труп и опустилась на колено, извлекая из его шеи нож. Изучая лезвие и оценивая его строгую красоту, она встала. — Великолепно, — прокомментировала она, возвращая оружие его владельцу, — И вполне сбалансировано. Спасибо за помощь — Ваш расчет времени просто безупречен. Человек в маске принял нож из её рук и убрал его обратно в пояс. — Не стоит, — возразил он, — Любой истинный английский джентльмен поступил бы так же. Приподняв уголки губ, Дара взглянула на мертвого мужчину, которого только что убила своей катаной, а затем снова обернулась к своему спасителю. — Да… Верно. Все английские джентльмены, которых я знаю, умчались бы отсюда, будь такая возможность, не желая быть упакованными в черный мешок. Короткий смешок послышался из-под всегда улыбающейся маски Гая Фокса. — Неудачное завещание пародии на нашу реальность, — пустые черные глаза посмотрели на неё снова, — Англия теперь не та, что была раньше, как и Её джентльмены —, но я надеюсь, что в один прекрасный день оба восстановят свое достоинство, которое делало их одним целым. — День, который не может прийти достаточно скоро, — согласилась Дара. Снова наступила тишина, давая девушке преимущество, ведь в этот момент она могла тщательнее и с большим любопытством изучить мужчину перед ней. — Так, кто Вы такой? — Кто? — человек в маске говорил поэтичным тоном, но с неким развлечением, — Счастье в том, чтобы казаться и быть одним и тем же. Я тот, кем кажусь — человек в маске. Дара подняла бровь. — Ладно, — признала она, — Я это вижу. Человек в маске опустил подбородок в согласии. — Конечно же видите, — сказал он, — Я не ставлю под сомнение Вашу наблюдательность. Я лишь отмечаю, как парадоксально звучит вопрос «кто Вы», адресованный человеку в маске. — Ну да, верно, — она засмеялась, — Но это не то, что я имела в виду, и Вы это знаете. Как Вас зовут? — Что есть имя? — размышлял он, отходя на несколько шагов назад, — Ни в коем случае не выдержка и не значение человека. Но в этот славный вечер, вместо того, чтобы просто назвать имя, позвольте описать характер персонажа. — он остановился, опустив голову, и сложил руки перед собой. Недоумевая, Дара скрестила руки на груди. — Что… — Вуаля! Её перебили так неожиданно, что она изумленно сделала несколько шагов назад. Он отбросил плащ за спину и развел руками. — Пред Вами водевильный ветеран, которому всевластная Судьба давала роли извергов и жертв. Сей образ не высокомерием выдуман. Он — смутное воспоминание — vox populi, что в нынешнее время выжжено, мертво. Приняв великолепный внешний вид, молвой навеки выдворенный обличитель возвратился… — его голос стал выше, громче и сердитее, — … поклявшись выводить все проявления скверны своей корыстной, жестокой, невежественной власти! Повернувшись к стене, к старому плакату Норсфайер, который, вероятно, был приклеен туда уже давно, он вырезал идеальную «V» искусным взмахом лезвия своего ножа. Он остановился, убрав оружие в пояс. Вся аллея, даже ночь, кажется, погрязли в мертвой тишине. Немного позже, медленный и глубокий вздох разрушил тишину. Мужчина повернулся к ней, показывая профиль своей маски, освещенной тусклым светом уличного фонаря. — Он вынес ей единственно возможный вердикт… — сказал он низким рыком, от которого по спине Дары пробежал холодок, — … — Вендетта, и клятвенно заверил вершить его, и рвение вознаградится, ведь верность, нравственность, отвага, всегда одерживают верх. Еще одна пауза, а затем он засмеялся; звук странной смеси восхищения и самолюбия. — Воистину, я, выше всякой меры, витиеват и выспрен, — он снял шляпу, галантно кланяясь, — Весьма доволен знакомством с Вами. Меня ж зовите просто - V. Тишина. Почти целая минута тишины, и почти целую минуту Дара пыталась решить, что сказать. Не важно, как странно это было, она чувствовала, что такая красивая, подготовленная речь заслуживает ответа, и ответ должен быть сформулирован и подан так же страстно. К сожалению, она не чувствовала себя ни страстной, ни умной. — Верно, — она остановилась, обдумывая последующие слова, — Милая… аллитерация. — Благодарю, — сказал он, и Дара почувствовала, что он точно смеется над ней, — И теперь, моя дорогая, я должен спросить Вас… с кем имею честь беседовать? — Дара, — ответила она, предлагая ему улыбку, — Дара Тёрнер. Он кивнул, заостренный подбородок опустился в почтении и благодарности. — Дара... — выдохнул он, — Красивое имя. — черные глаза маски смотрели на ушибы, уже проявившиеся на её шее, — Скажите мне, Дара, Вы пострадали? Она подняла руку, застенчиво потирая нежную кожу своей шеи, под его пристальным взглядом. — У меня все прекрасно. Небольшой синяк, но все хорошо — благодаря Вам. — Я просто сыграл свою роль. Скажите-ка, дорогая… Вы любите музыку? Вопрос, заданный вовсе не по теме, выбил её из колеи. Нахмурившись немного, она кивнула. — Да… А что? — Видите ли, я, в некотором роде, музыкант. И сейчас направляюсь на своеобразный концерт, ради особого случая, и буду польщен, если Вы ко мне присоединитесь. — Музыкант? — она посмотрела на него сверху вниз, немного разочаровавшись. Она подумала, что он такой же, как и она — член какой-нибудь группы сопротивления, с драматическими способностями, о которых она не слышала, — Ну и на чем Вы играете? Это причина, по которой Вы надели этот костюм? Снова, та самая непоколебимая уверенность, что его улыбка даже шире, чем улыбка маски на его лице. — Ну конечно, — ответил он, — Это так, и, как я сказал ранее, сегодня особенный день. Играю я, обычно, на ударных… Но сегодня я собираюсь управлять целым оркестром! В нем было что-то неотразимое —, но это не отменяло того факта, что он был самым странным человеком из всех, кого она когда-либо встречала. Но это было не так уж и важно. Улыбнувшись и кивнув, она согласилась составить ему компанию в этот вечер, следуя за его манящей фигурой на крышу офисного здания, и вскоре, пристально смотрела на горизонт вечернего Лондона, стоя рядом с ним. — Вот мы и здесь. — он снял шляпу, положив её к своим ногам. — Как прекрасно. — прокомментировала Дара, рассеянно осматривая вечерний пейзаж. — О лучшей сцене и мечтать нельзя. Думаю, Вы найдете здешнюю акустику неповторимой. Часто моргая, будучи немного озадаченной, как ситуацией, так и самим человеком, Дара осмотрелась вокруг, все больше недоумевая. — Но я не вижу инструментов. — Моя милая Дара, Ваша наблюдательность продолжает верно служить Вам. В самом деле их не видно… Но они здесь. Ох, уверяю Вас, оркестр собран, он ждет лишь подходящего момента, чтобы начать. Склонив голову и изучая его профиль, Дара задрожала от странного тона его голоса. — Подходящего момента? — Да, — сказал он, — Моего момента, — подняв глаза в небо, он указал рукой на золотую статую здания Олд Бейли, — Этот концерт я посвящаю Богине Правосудия и славному празднику. Хотя, судя по всему, сама Богиня покинула эти края, и место её занял лицемерный самозванец, — медленно, его маска повернулась к ней, — Знаете ли Вы, какой сегодня день, Дара? Еще один странный, неуместный вопрос —, но Дара все же ответила на него. — Четвертое ноября. После этого, послышался бой Биг Бена, который своим звонким, древним голосом сообщал о наступлении полночи. V шагнул в сторону звука. — Уже нет. — прошептал он, вздохнув. — «Помню не зря Пятый день ноября И заговор пороховой. Проходят века, но грусть и тоска Всегда остаются со мной». Не зная, что сказать… или даже не пытаясь сказать хоть что-нибудь, Дара плотно сомкнула губы и наблюдала, как V достал палочку дирижера из кармана своего жилета. Постучав по трубе, будто привлекая внимание невидимых музыкантов, он поднял руки вверх. — Начнем с Увертюры, — пробормотал он, начиная ритмично опускать и поднимать руки, — Да… Да, конечно, струнные… Напрягая свой слух, Дара еще больше нахмурилась. — Я ничего не сл… — Внимание, Вы слышите?! Теперь духовые… И вдруг, изумленно, она услышала. Это была Увертюра Чайковского 1812 года, которую она прекрасно знала. Вдохнув холодного воздуха, Дара шагнула вперед, опираясь руками на ограждение крыши. — Я слышу! — она изумленно вздохнула, пытаясь найти источник музыки. И когда она нашла — звук исходил из громкоговорителей, развешанных на каждом углу — она пристально посмотрела на человека в маске, двигающего руками в такт музыке, — V… Как? — Тише, моя дорогая, тише. Сейчас мы ожидаем самую лучшую часть. Обернитесь, Дара, обернитесь… Несомненно, Вы не захотите пропустить это. Она сделала, как он сказал, вернув свое внимание ночному Лондону. — Пропустить что? — Подождите, — V повысил голос, — Сейчас будет… КРЕЩЕНДО! И это случилось. Как только музыка взорвалась знакомыми нотами увертюры, взорвалась Олд Бейли. Бомбы разрывались в такт музыке по всей высоте здания, заставляя его распадаться на кирпичики и рушиться на землю. Затем последовали фейерверки, разрывая небо различными цветами — зрелище, которого она никогда прежде не видела. Дара наблюдала за этим действом ошеломленными, широко открытыми глазами. Это было немного странное ощущение, V восторженно смеялся за её спиной, а прямо перед ней творился настоящий хаос. Только когда раздался последний взрыв фейерверка, образовавшего в небе символ V в красном кругу, Дара обернулась к нему. V стоял за ней, разведя руки в сторону и замерев, будто пытаясь почувствовать и охватить все это пламя, которым пылали остатки здания. Дара долго наблюдала за ним прежде, чем наконец заговорить. — Вы сделали это… Её голос прервал его мечтательность, и его руки наконец опустились, положив палочку дирижера обратно в карман жилета. — Да, я сделал это. — гордо и спокойно ответил он. — Зачем? Этот вопрос удивил его. Не потому, что она потребовала объяснений — как он и предполагал —, а потому, что вместо обвинения в её голосе, он услышал любопытство. — Поскольку, моя дорогая, так нужно было. — Нужно было... — повторила она, изучая взглядом загадочного человека перед ней, — А зачем это нужно? — Для народа, — ответил V, — И для Англии. Поскольку этот режим вызывает отвращение, и нельзя позволить этому продолжиться. Значит она была права. Он такой же, как и она. — Революция, — пробормотала она, возбуждаясь, — Вы говорите о революции, которая свергнет Норсфайер, — она повернулась, чтобы посмотреть на руины Олд Бейли, а затем снова вернула свое внимание к собеседнику, — И о тех чертовых отличных временах, о которых мы говорили ранее! — сказала она с уверенностью и жутким удовлетворением. Он слегка склонил голову к ней, показывая, что её слова порадовали его. — В самом деле, — пробормотал он, показывая удовлетворение в голосе, — Смею надеяться, что Вы разделяете мои взгляды. — Ох, еще бы, — Дара слегка ухмыльнулась, — Если Ваши взгляды подразумевают освобождение Англии от Норсфайер, тогда да, я действительно их разделяю. V молчал, но Дара могла чувствовать на себе его изучающий взгляд. — Я, как и Господь, не бросаю кости и не верю в случайные совпадения, — наконец сказал он, — И потому, я думаю, судьба благосклонна ко мне, раз я удостоился чести встретить Вас, моя дорогая. Но, все же, скажите мне, Вы не нашли меня слегка… сумасшедшим? То, что его слова звучали немного застенчиво, почти заставило её засмеяться и смягчило все её сомнения. Истинно сумасшедшие люди даже не знают, что они таковы. — «Если это безумие, то в нем есть система» — процитировала она, широко улыбаясь, — Все думали, что Гамлет был безумцем, — продолжила она, — Но лишь потому, что они не видели всего масштаба картины, не так ли? — И Вы можете видеть масштаб всей картины, да? Она ухмыльнулась. — Нет, я просто дала Вам преимущество перед сомнением. Это будет ужасно грубо с моей стороны, если я скажу Вам что-то подобное, когда Вы только что спасли мою жизнь, разве нет? Он засмеялся, и в этот раз, более искренне. — Ох, моя дорогая, — V вздохнул, его слова были наполнены искренним восхищением, — Вы — случайность, которую я никогда не мог себе даже представить. Думаю, я должен благодарить высшие силы за то, что в эту ночь именно Вы ступили на тротуар этой темной аллеи. Она не хотела, чтобы так случилось, но его слова напомнили ей об обязанностях, которые заставили её выйти из дома, и её улыбка дрогнула. Нахмурив брови, она взглянула на свои часы, отмечая, что сейчас уже пятнадцать минут после полуночи. У неё было собрание почти в другом конце города — и до него оставалось меньше часа. — Вас что-то беспокоит? Любопытство в его голосе согревало её изнутри, и она поражалась силе сходства, которое она нашла в этом человеке. Это было из-за новой и все еще тонкой связи, в паре с его громко объявленной страстью к революции, и она действительно считала, что стоит сказать ему правду. Тем не менее, желание поведать причину её внезапной встревоженности было подавлено. Она совершенно не сомневалась, что этот человек может стать для неё сильным союзником…, но она не могла предпринять что-либо, не обсудив это с группой. Таким образом, она слегка пожала плечами и пристально посмотрела на него, светло улыбаясь. — Ничего особенного. Просто поняла, что уже довольно поздно, только и всего. Я должна идти домой. Где-то недалеко завопила сирена. — Особенно после того, что случилось. Улицы теперь просто кишат патрульными. — Да, — согласился V, вздохнув, — Полагаю, что так, — он шагнул вперед, встав рядом с ней, и наблюдал за колонной черных государственных машин, спешащих на соседнюю улицу. После нескольких мгновений молчания, он обернулся к ней, — Не хочу показаться Вам навязчивым, но… Позволите ли Вы, Дара Тёрнер, проводить Вас до дома? Чувствую, это самое наименьшее, что я могу дать Вам за удовольствие, полученное от Вашей компании в этот вечер. Оба были расстроены и, одновременно, приведены в восторг его предложением. Перспектива того, что она может еще немного насладиться его компанией, рождала восхищение…, но помеха была в том, что эта самая компания отвлечет её от истинной цели, и это расстраивало. И все же, заманчивость его предложения победила все неудобства, и Дара подарила ему яркую улыбку. — Было бы замечательно. В конце концов, будет намного проще передвигаться в тени, когда он проводит её до дома. — Итак, моя дорогая, — он остановился, поднимая с земли свою шляпу, и надел её, с галантностью и обаянием подав Даре руку, — Можем идти? Патруль наверняка обыскивает этот район, и я возненавижу себя, если, вытащив Вас из одной опасности, доставлю к другой. Её пальцы легли на его сильное плечо прежде, чем она смогла это осознать. Дара подошла ближе и заглянула в черные глаза маски. — Не знаю, почему, — тихо сказала она, — Но я верю Вам. И не думаю, что Вы позволите этому случиться. В мгновение ока, он застыл под её прикосновением. И это был единственный намек на то, что под всем этим черным одеянием был живой человек, дрожащий и тяжело дышащий. Спустя несколько неловких моментов, он вернулся к жизни, мышцы под её пальцами содрогались от её прикосновения. Маска слегка опустилась к ней, и Дара загорелась желанием увидеть эти глаза, которые в этот момент обжигали её своим пристальным взглядом. — В самом деле не позволю, Дара, — его голос был низким, тяжелым, и наполненным чем-то, что она не могла опознать, — В самом деле не позволю. Не промолвив больше ни слова, он повел её к двери, через которую они вошли на крышу, и Дара снова позволила ему вести её сквозь здания и полуночный мрак улиц.