Я тебя вижу

Никчемный хранитель Следующие два месяца прошли в тяжких истязаниях моей души. Увлеченность Каеном перешла все границы! Не то чтобы я не спала и не ела (с этим по-прежнему все было прекрасно), а вот с головой моей творилось что-то, я бы даже сказала, нечто. Я замучила саму себя непрерывными мечтаниями, томленьями, сомненьями и убежденьями. Я грезила о том, чтобы нескончаемый поток моих мыслей и мечтаний о Каене, о нашем с ним будущем, о детях наших и о совместном обучении в университете (я, кажется, нарушаю хронологию, ну да боги с ней!) прекратился. Чтобы я хоть на день перестала думать, мечтать и надеяться. Но нет! К тому же, Каен стал чаще обращать на меня внимание (и это не просто моя паранойя, ибо все было наяву). Он садился со мной на уроках, помогал с физикой, математикой, информатикой. Мы стали читать одни и те же книги, затем обсуждать их, советовать друг другу и тут же, по совету, спешили прочесть. Наше общение дошло до таких высот, что Дениэл начал ревновать меня к Каену, так же как и Мелани. Все трое только дразнили мои мысли о том, что мы с моим подопечным можем быть вместе. - Энри, - вдруг окликнула меня Мелани после окончания уроков. - Да, Мел, что? - Эн, я с Мироном рассталась. - А, ну, замечательно, - безучастно ответила я, собирая учебники в рюкзак. Я давно перестала бурно реагировать на изменения в отношениях Мелани и Мирона. Да и я не скрывала, что этот дуэт мне не мил. - Но это еще не все новости, - с игривой улыбкой Мел хотела все же добиться моего интереса. - Ага, – пока у нее плохо получалось. - У меня появился новый молодой человек, - все с той же игривой улыбкой щебетала моя подруга. - М, здорово. - И ты не спросишь, кто он? Я тяжело вздохнула и подняла взгляд на Мелани, - Мел, ты же знаешь, мне все равно. - Это я, - вдруг невпопад произнес Дени. - Что ты? – все так же безучастно спросила я, закидывая рюкзак на плечо. - Я «новый молодой человек», - и, будто в доказательство, Дениэл и Мелани взялись за руки. Они стояли передо мной, будто ожидая благословления. И, черт возьми, я готова была его дать! Я, обезумев от радости, кинулась обнимать моих новоиспеченных голубков. Я сжимала их в тисках любви, говорила, что благословляю их, их дом, их детей, и внуков и правнуков, соглашалась быть крестной, но для начала свидетельницей. Влюбленные лишь молили ослабить хватку. - Энри, - прозвучал голос, от которого перехватывало мое дыханье. - Каен, ты еще не ушел? - Как видишь. Энри, я хотел спросить. - Спрашивай. - Мы пойдем, ты не обидишься? – извиняясь всем видом, произнес Дени. Я умиленно взглянула на друзей, - конечно, нет, идите. - Они теперь вместе? – провожая их взглядом, спросил мой подопечный. - Да, - блаженно протянула я, но вдруг опомнилась, - только, прошу, сильно… - Я не буду об этом распространяться. Не волнуйся. Я хотел спросить: ты же пишешь стихи, могла бы ты написать для нашей группы песню? Я оторопела от такого предложения. Оно и радовало и пугало меня, и как же сильно льстило. - Я могу попробовать. - Это было бы здорово. Мы улыбнулись друг другу и простояли так некоторое время. Вообще я замечала, что с нами часто такое случалось. И порой меня пугала откровенность этих взглядов при нежелательных свидетелях. Но я не всегда могла вовремя опомниться и отвести взгляд. - Я попробую, - прервала я нашу игру в гляделки, - какой даешь срок? - Какой только тебе нужен. Я не тороплю. – После Каен взглянул на часы, - мне пора. Я не смогу сегодня тебя проводить. - Это ничего. - Не в обиде? - Нет. Только скажи, все в порядке? - В полном! До завтра. - Но завтра воскресенье. - Но это не значит, что мы не увидимся, верно? - Верно. – Знали бы вы, как грели мне эти слова душу. Как вы могли заметить, Каен вправду сильно поменял свое отношение ко мне и к моему окружению,…но больше ко мне. И это заметили не только вы. После нашего прощанья я отправилась домой пешком по той причине, что на улице была не морозная приятная погода, да и мне нужна была возможность подумать. А подумать вот над чем: я (и не только я) чувствую, когда атмосфера между людьми накалена, отклоняется от нормы, тогда сам воздух шепчет тебе «что-то не так» или «прекрати нести чушь» или «беги!». В этот раз он шептал мне «что-то не так». Каен врал мне. Ой, какое не звучное слово «врал», давайте скажем: «утаивал правду». Обычно Каен, если не мог проводить меня, то всегда называл причину, сейчас же она не прозвучала. И это насторожило меня. Впрочем, я решила довериться своему подопечному, а не моей сомнительной дедукции. Вечером того же дня я позвонила Мелани. Удивленная тем, что она взяла трубку, я вначале оторопела, забыв, о чем хотела спросить. - Ты разве не с Дени? - Он недавно ушел. Что у тебя там шумит? - Окно закрываю, ветер бушует, - прижав ухом телефон к плечу, и подперев коленом балконную дверь, я с усилием закрыла ее, и гул ветра затих. - Декабрь месяц на дворе, а ты окна открываешь. - Давай не об этом? - А о чем? - Как так у вас получилось? - Что получилось? - Как вы стали встречаться с Дени? Как ты вообще начинаешь встречаться с юношами? Ты же знаешь, для меня это непостижимо. – Для меня это действительно было непостижимо. Мои взаимоотношения с юношами никогда так далеко не заходили, хотя, с кем бы я ни общалась, в итоге, оказывается, желал встречаться со мной или хотя бы думал об этом. От чего же они не доводили дело до конца – я не имела понятия. Ну, а когда же я спрашивала, как происходит действие создание пары у простых смертных, никто не мог мне ответить ничего внятного, будто бы в тот момент они были безбожно пьяны (и в тот, когда создавали пару, и в тот, когда пытались описать сей процесс мне). На этот раз ничего не изменилось. Мелани промямлила мне несколько фраз, которые можно было бы объединить в одну фразу – «а черт знает». - Ты пьяна? – невольно вырвалось у меня. После чего я обернулась, вздрогнула, схватилась за сердце и готова была, что говориться, отбросить коньки. Мне показалось, что в окне я увидела кого-то. Убедившись, что это окоченевшее полотенце на моем балконе неумело танцует под порывами ветра, я опустила шторы и, выдохнув, села на диван. - Что-то случилось? – послышалось в трубке. - Да нет, просто полотенце напугало. Мелани начала рассказывать мне все нужные, но, конечно, в основном не нужные подробности их романа с Дени. Я слушала до поры до времени, но после, ее голос стал звучать все глуше и глуше. В конце концов, я прервала ее, - сколько сейчас времени? - Где-то девять часов, а что? Я невольно задумалась, опомнившись, попыталась придать своему голосу как можно больше непринужденности и ответила, - да, наверное, давай «пока», еще в душ сходить нужно. - А, ну, хорошо, пока. Я тогда завтра все расскажу. Я отключила трубку и повернула кулон. *** Через несколько минут я была недалеко от железнодорожной станции. Черт знает, что привело меня сюда. Была вьюга. Колкие мелкие снежинки не дали бы мне покоя, не будь я обращена в ангела, а ветер не дал бы пройти и пару шагов. Из-за тьмы и метели нельзя было увидеть ничего дальше вытянутой руки. Конечно, в такую погоду на дороге было безлюдно, вагоны стояли твердо на рельсах, подпираемые, чтобы бы их статичность не колебалась, и из живых и буйных здесь был лишь ветер. И все же я искала что-то в этом маленькой кусочке под властью стихии. И меня одолевали дурные, если не сказать ужасные предчувствия. Сейчас бы я хотела, чтобы те не сбылись. Но вселенная в который раз доказывала и наглядно демонстрировала мне, что чихала она на мои желания. Бродя среди вьюги, я увидела чье-то тело, лежащее на рельсах. Я бросилась к нему и вскрикнула, увидев перед собой Каена. Я хотела поднять его, но руки мои прошли сквозь его тело. Он что-то невнятно стонал, будто был в бреду. Был бы он без сознания, и я не раздумывая обернулась человеком и смогла бы помочь ему. Но сейчас, обращаться было нельзя, а отводить от него беду было слишком поздно. Я оказалась никчемным хранителем. Как он оказался здесь? Для чего отправился сюда и как довел себя до такого состояния? Он не был пьян, что не могло не радовать, хотя ни капли радости не упало в чащу, наполненную волнением и страхом. Пренебрегая правилами, я обратилась человеком. Тут же ветер ударил меня охапкой колких снежинок. Я будто бы окунулась в февральский водоем. Все мое тело вмиг озябло (на мне не было верхней одежды). Я оттащила Каена от рельсов. Дрожа, достала из его куртки мобильный телефон и вызвала скорую. Девушка-диспетчер с пониманием отнеслась к моему волнению, бурану на заднем плане и месте назначения. В тот миг, когда я набирала номер скорой помощи, мною овладело чувство, сравнимое с болевым шоком. В тот момент я была полностью во власти разума. Получив отчет о том, что наряд выехал и скоро прибудет на место, я вернула телефон Каену, застегнула его куртку, надела его капюшон на голову и попыталась согреть ему руки, растирая их и выдыхая теплый воздух. Не подоспей помощь вовремя, меня бы нашли лежащей рядом с Каеном. Когда машина скорой приехала, врачи долго не могли среди бурана отыскать пострадавшего. Они долго бродили с фонарем. В итоге я не выдержала и закричала, - сюда! – среди завывания ветра мой истошный крик был тих, но его все же услышали. Когда помощь нашла Каена, меня уже не было рядом. И вы должны понять почему. Убедившись, что мой подопечный в надежных руках, я поспешила вернуться домой и залезть под горячий душ. Как только я опустила ноги в воду, я еле сдержалась от того, чтобы не вскрикнуть. Было ужасно больно, но вскоре стало многим легче, конечности и все тело начало согреваться. И только после того, как оттаяло мое тело, я осознала, что произошло. Я вспомнила синие губы и белое, бледное лицо Каена, его онемевшее тело. Меня охватило волнение и страх, и я заплакала, повторяя, словно в бреду, - почему? *** Я стояла напротив больничной койки Каена. Он спал. Всего в палате находилось еще пять больных. Четверо из них, люди рабочие лет пятидесяти, играли в карты; пятый, молодой человек лет двадцати пяти лежал и читал книгу. Я опустила взгляд и смотрела куда-то в пустоту. Сначала я корила себя, а после мои мысли покинули меня, и я просто стояла, теряясь в пространстве и времени. Тем не менее, это не помешало мне заметить прибытие учителя. Он встал рядом, скрестил руки на груди, взглянул на меня, а после на моего подопечного, но ничего не говорил. С минуту мы молчали, а после, учитель, так ничего и не сказав, ушел. Под давлением совести на глаза мои начали наворачиваться слезы, и я снова заплакала. Я часто навещала Каена. Правда, он об этом и не догадывался. На свидание с больным попасть было сложнее, чем с заключенным. Потому я являлась к нему лишь в обличии хранителя. Родители, Мелани и Дениэл всю неделю находили меня в подавленном состоянии. Друзья, зная причину, пытались всячески меня подбодрить и поддержать. Но это была не та ситуация, в которой спасало мороженное. Впрочем, Каену становилось лучше, и настроение мое приподнималось. Слим, Рик и Хенк, так же обозленные строгой пропускной системой в больнице нашли со мной общую тему для рассуждений. Это положило начало нашим дружеским отношениям. Вскоре они нашли во мне доброго и интересного товарища, согласившись с мнением Каена, который, как я узнала, лестно отзывался обо мне друзьям. Мы сговорились по окончанию больничного отметить счастливое возвращение и выздоровление Каена. Вот только пока не знали как. Хенк, по простоте душевной, предлагал проверенное средство - хорошенько выпить. Но на этот раз от этого отказались даже ребята: Слим и Рик. Мы продолжили раздумья. Наконец, эврика! Мы пришли к единогласному решению. Оно было таковым: к тексту написанной мною песни сочинить музыку и преподнести как дар. Что ж, нужно было браться за дело. Для начала я попыталась выведать у ребят тему, на которую стоило бы писать песню. Но все как один отвечали: «ну, не знаю, как хочешь». Ох уж мне эта свобода выбора! Будь она не ладна! Я пыталась найти помощи у Мелани и Дени, но их ответы оригинальностью так же не отличились. Я хотела ринуться к учителю, но вовремя опомнилась. Просить, и даже обращаться к нему, после случившегося, я не смела. Меня продолжал мучить вопрос, из-за кого Каен попал в больницу? Оказалось, что Рик, Слим и Хенк знали ответ. Пусть и не сразу, но мой подопечный обо всем сообщил друзьям. Ему была назначена встреча на станции. Встреча, влекущая за собой соответственные разговоры и рукоприкладство, как следственно. А виновен во всем был новоиспеченный кавалер Сьюзен, видимо, все это время таивший обиду. В свою очередь моя обида на него возросла, и не будь я до стыда слабохарактерна, недруг оказался бы прикованным к больничной койке на более долгий срок, чем мой подопечный, уж власть у меня на то была. Как же Каен – юноша крепкий и способный постоять не за одного себя, оказался побежденным, этого он не поведал никому. Но мы с ребятами как один была за то, что свое слово сказала нечестная игра. Впрочем, не думаю, что у кого-то, глядя на противников, могло возникнуть другое мнение. Наконец, после вечера усердия, песня была написана. Я триумфально внесла ее в квартиру – репетиционную, в которой до сих пор легально не была замечена. Ребята приняли песню с восторгом. Была ли это неприкрытая лесть или же чистая правда – мне было все равно, под их хвальбой я медленно, но верно растекалась в довольную лужицу. Мое творческое эго было удовлетворено. Теперь дело оставалось за малым. Хотя, кого я обманываю, за большим. Если я, взявшись за дело, окончила его в один вечер, то ребятам потребовался для этого день, и не один. После уроков мы приходили на квартиру и пытались вместе придумать мелодию. Не могу сказать, что следующее мешало делу, но, по крайне мере, оно оттягивало результат. Ребята часто откровенно отлынивали от мыслительных процессов и погружались в активное безделье. Что есть такое активное веселье? Надо признать, занятье не из скучных. Это явление, при котором не происходит ничего полезного, но рушиться мебель, приобретаются синяки и исчезает провизия из холодильника. Порой я бездельничала с ребятами, порой всячески пыталась поторопить их с написанием музыки. Я привлекала разные методы: от мольбы до угроз и провокаций. Но разве же это помогало? Никоим образом! Ну а я, за отсутствием музыкального образования, фантазии до разнообразия мелодий и со знанием двенадцати аккордов (блатные входили в их число), в одиночку была бессильна. Уж не знаю, с помощью каких высших, низших, средних али не существующих вовсе сил они это сделали. Одним прекрасным днем в школе ребята накинулись на меня с исписанными нотными листами, ярыми криками «Мы это сделали!» и счастливившими лицами. Египетские иероглифы, писания древних майя и загадочные круги на полях были мне куда более ясны и понятны, чем нотная грамота. Потому я похвалила ребят, но заявила, что ничего не смогу оценить, пока не услышу. Но Хенк, Рик и Слим вмиг затихли и посмотрели на меня с укором. – Мы что ж, без ударника должны это сыграть? – с видом глубоко задетого достоинства, вскинул голову Хенк. - Да мне хотя бы мелодию услышать. - Услышишь, - малообещающе утешил Рик, похлопав меня по плечу. - Не волнуйся, это шедевр! – прокричал Слим, для пущей убедительности возведя руки к небу. - Ты вчера так о бутерброде отзывался. - И? - О хлебе с майонезом. Вид оскорбленный клеймом отпечатался на всем его естестве и он гордо ушел в закат. Но очень скоро вернулся, - вы идете? - Идем. *** Наконец, мы узнали, что Каена выписывают из больницы. Новость эта застала нас на уроке английского языка, и мы не сдерживали эмоций! Даже Дени и Мелани искренне и буйно радовались скорому возвращению нашего одноклассника. Я не удержалась и, нарушая все заветы моей совести, сыграв перед учителем больную и изнемогающую, вылетела прочь из школы. В несколько минут я была у Каена. Я не видела его всего два дня, так как часто навещала его, но уже неимоверно скучала. Я влетела в его комнату. Он лежал на кровати, в руках был телефон, с которого он до сих пор слал сообщения одному из ребят. Слал одному – читали и отвечали, конечно же, все. Каен выглядел совсем здоровым и был в хорошем расположении духа, о чем говорила его улыбка. Та настолько желанная для меня улыбка. – Наконец-то ты улыбаешься. Я так скучала, - не боясь, что подопечный мой услышит меня, я могла высказать все, что было на душе. Но вдруг Каен обернулся на меня, пристально посмотрел, отложил телефон, поднялся и направился ко мне. Я отступила на шаг назад, схватилась за кулон – он был повернут, обернулась на крылья – они были при мне, взглянула на одежду – я была все в том же синим платье. Каен подходил все ближе, я отступала, смотря на него с испугом и не веря происходящему. Пятясь, я наткнулась на ударную установку, задела тарелки, и по комнате прошелся звон. Каен заглушил вибрации и в упор смотрел на меня. – Я тебя вижу.